Декрещендо

— Привет, Мих. Как ты тут? Ты прости, что я опять тебя ночью беспокою… не хочу с кем-то столкнуться, понимаешь? Андрей слишком сильно сдавливает рукой стебли цветов и тихо ругается, натыкаясь на шипы. — Я вот тебе принёс. Знаю, что любишь. Теперь точно достаточно по-панковски. Прохладный августовский ветер шуршит опавшими листьями. Андрей развязывает ленту на розах и раскладывает их поверх других цветов. Взгляд Андрея зависает на колышущейся ленточке на венке. «От дочерей» — гласит надпись. Андрей прерывисто втягивает воздух. — Собаки по тебе скучают. И коты, Мих. Я тоже скучаю, но я хотя бы знаю. А они не понимают, ищут тебя, — Андрей запинается, но не хочет замолкать, чтобы не слушать тишину. — Девчонки твои приезжали вот. У нас нормально всё, справляемся, Миш, правда. Не волнуйся за нас. Сам Миша наверняка как-то так и хотел. Он очень боялся, что его сожрёт деменция. Что потеряет себя. А Андрей сильнее всего боялся, что однажды Миша перестанет его узнавать. Андрей часто рассказывал Мише о том, что миров много, и жизнь точно не одна. Что родственные души найдут друг друга в каждом из перерождений. Сначала Миша ещё спорил, а с годами перестал. Наверное, Андрею стоит благодарить судьбу, что всё сложилось так. Миша столько раз мог уйти от него ещё до того, как они со всем разобрались и, наконец, стало правильно. Поэтому каждый новый день Андрей научился принимать как подарок. Иногда было сложно. Особенно, когда Миша сразу после постановки диагноза много капризничал и не хотел лечиться. Но они через это прошли. Последние годы были настолько спокойными, как будто происходили не с ними. Андрей смотрит на даты: «07.08.1973 — 20.07.2027». Почему-то Миша всегда боялся умереть зимой. Всем неудобно будет, холодно. Хотел летом. Ну, вот. Нелепо так. Только успели отпраздновать девятнадцатое. Миша ложился спать очень счастливым. Пристроился на груди у Андрея и нёс какую-то бессмыслицу про то, что им непременно нужно написать песню про сны. Утром Андрей Мишу разбудить не смог. Врачи потом сказали, что что-то случилось с кардиостимулятором. Не сработал. Долго угасать Миша тоже очень боялся. А здесь вроде уснул и не проснулся. Всё, выходит, как он и хотел. И ему не было больно, но этого уже хотел Андрей. Если подумать, расставаться было грустно, но сожалеть не о чем. Всё у них было: и концерты, и музыка, и их любовь. Они всё успели, всё друг другу сказали. Не сразу, но со временем вырастили что-то такое, чего даже по юности не было. Андрей не чувствовал потери. Такое, как у них с Мишей, не может ограничиться какой-то одной земной жизнью. Миша всегда будет рядом, просто по-другому. А потом они встретятся опять. Смешно, но они так и не начали говорить «я тебя люблю» не как-то в шутку, а серьёзно. Тысячей других способов выражали любовь, а самым простым не пользовались. Как будто и не надо было говорить, и так всё видно. А вот сейчас Андрей Мишу не видит, и долго ещё не увидит. Тот, как назло, и не снится даже. Может, рано ещё. Отчего-то Андрею кажется, что не начать ему сниться Миша не может. — Люблю тебя, Миш. Спи спокойно.