***
Катастрофа. Другим словом происходящее в жизни Чарльза Ксавьера назвать было нельзя. Впоследствии Чарльз осознавал, что все могло быть еще хуже, и чокнутый Эрик мог публично опозорить его при гостях, но не сделал этого. Не сделал, потому что понимал, что тем самым признает и себя замешанным в склонении добропорядочного мужчины к порочному адюльтеру. Тем временем, добропорядочный мужчина переживал не лучшие мгновения своей жизни: после ухода гостей, его жена закатила такой скандал, что Чарльз всерьёз опасался за свою жизнь. Мойра была в ужасе и бешенстве, выплескивая на мужа все то, что накопилось у неё за годы супружества, будто ей только и нужен был подходящий повод. Чарльз, насколько возможно справившись с шоком от действий любовника, залепил жене пощёчину в успокоительных целях и начал орать сам. Чарльз крайне редко позволял себе повышать голос на жену и уже не мог остановиться, оскорбляя её снова и снова, пока не получил кулаком в глаз. Удар был не настолько сильный, насколько бы хотелось Мойре, но он ощутимо охладил пыл слетевшего с катушек Чарльза. Не говоря ни слова, мужчина ушёл наверх, и под аккомпанемент женских рыданий собрал наскоро сумку и вышел из дома, швырнув ключи на пол. Больше он возвращаться к жене не был намерен. Чарльз боролся с желанием отправиться в дом к Эрику и задушить его там голыми руками. Вот же сукин сын! Ублюдок! По всей видимости, он все продумал заранее! По мере того, как Чарльз подъезжал к своей городской квартире, в его мозгу созрел план более коварный, чем банальное убийство. Эрик должен был ответить за то, что разрушил его жизнь так по-скотски. Чарльзу было бы недостаточно простых извинений или компенсации. Он хотел унизить Эрика так, чтобы он запомнил это надолго.***
Спать с Эриком в одной постели тактильный и ласковый Питер любил ничуть не меньше, чем неистовый секс с ним. Эрик щедро обнимал его сзади, тесно прижимал к себе и во сне горячо посапывал ему в кудрявую макушку, так что парень чувствовал себя рядом с ним как никогда уютно и защищенно. Тем ужаснее и неожиданнее для Питера оказалось ощущение свалившегося на него сверху тяжелого тела с явным намерением причинить ему вред. — Нас грабят! — с перепугу заорал он, пытаясь приподняться и разглядеть преступника, — папа, проснись, ограбление! Получив тяжелую оплеуху по лицу, Питер осекся и, щурясь от слез, навернувшихся от резкой боли, дотянулся до ночника и с ужасом уставился на постороннего мужика в отцовской постели. Незнакомец был полностью одет во все черное: черные кожаные штаны тесно обнимали его задницу и ляжки, кожаная куртка ладно облегала его фигуру; лицо полностью скрывала черная балаклава. Мужчина сидел верхом на его отце, целенаправленно его душа. В опасной близости с лицом Эрика валялась пушка. Леншерр с багровым лицом сосредоточенно сопел и, как мог, сопротивлялся, пытаясь отцепить скрюченные пальцы в кожаных перчатках от своего горла. — Ты ебнулся, в три часа ночи устраивать мокруху, — наконец, с трудом подал голос Эрик, и тяжело закашлялся, — хотя, признаться, выглядишь сексуально… развод явно пошел тебе на пользу… таким я тебя еще не еб… Преступник не стал дослушивать — засадил ему по скуле и приставил пушку ко лбу, продолжая душить одной рукой. — Па… мамочки! — заскулил Питер, невольно сжавшись в комок и осознавая, что на этот раз отцу с его полукриминальными делишками действительно пришел самый настоящий конец, — не зли его лишний раз, умоляю! — Ну, что ты визжишь, как поросенок перед забоем? — сварливым голосом Чарльза отозвался грабитель, действительно при внимательном разглядывании оказавшийся Чарльзом. Выдавали зыркнувшие на него синие глаза. Очень злые, лишенные радужек и совсем неадекватные. Чарльз рывком сдернул с головы балаклаву и швырнул ее в Питера, — сильнее всего злишь меня ты сейчас… зайка! Пусть он свалит отсюда, Леншерр, а то в первую очередь отстрелю тебе твой хер, который ты так любишь пихать в чужие дырки, и затолкаю ему в горло. — Вы ч-чего? — Питер от стресса даже икать начал. Перевел взгляд на высокие шипованные берцы, которые преступник (то есть, проклятый Чарльз), не потрудился сбросить перед своим злодейством на чужих дорогих простынях. — Ч-чего д-делаете? — Питер, выйди, — глухим голосом прохрипел Эрик. Все еще живой, хвала небесам. — Пап, он же убьет тебя! — Зайка, выйди, нахрен, я тебе сказал! — хрипло рявкнул Эрик и снова надсадно закашлялся, — папочка со всем разберется. Чарльз не стал церемониться — цапнул Питера за холку, стащил с кровати и грубо вытолкал голым из отцовской спальни. Щелкнул изнутри замок, совсем отрезая его от происходящего пиздеца. Питер всей душой ненавидел, когда Чарльз и его отец неожиданно, не сговариваясь, объединялись против него. В такие моменты он остро чувствовал себя бесцеремонно выброшенным на помойку, бесполезным и никому не нужным дерьмом. — Ну и пошли вы оба! — заорал он в запертую дверь и двинул по ней ладонью. — Я уматываю из этого сумасшедшего дома! Слышите! Навсегда! Уебки! Хуесосы! Ненавижу вас! В относительно мирное сосуществование двух любовников его дерзкое заявление и хамство не остались бы незамеченными, возмездие настигло бы Питера с обоих сторон. Сейчас его истерика оказалась проигнорирована.***
Заперев дверь изнутри, Чарльз снова оказался верхом на Эрике с приставленной ко лбу пушкой. ― Встать! Эрик осторожно протянул к нему руки, сжимая бедра, тесно обтянутые кожей. ― Слушай, почему ты раньше так не одевался ко мне на работу? Я бы сделал исключение для тебя в своих правилах дресс-кода, я бы не оставлял твою сладкую задницу в покое, я бы трахал тебя раком на своем столе каждый день в перерывах вместо обеда… Не отвечая ему, Ксавьер приставил дуло к соседней подушке и выстрелил. ― Господи боже, Чарльз! ― Эрику показалось, будто он оглох на одно ухо. За дверью то ли вскрикнул, то ли охнул Питер. ― Что у вас там происходит, папа?! ― Встать! ― заорал Чарльз не своим голосом и в упор выстрелил по другую сторону от лица Леншерра. Пуля прошила подушку Питера, простынь и матрас, точно взбитые сливки. ― Хорошо, хорошо, я тебя понял! ― раздраженно отозвался Эрик, отнимая руки от задницы любовника, ― убери чертову пушку, слезь с меня, и я сделаю, как ты просишь! И, ради бога, заканчивай дырявить мое белье! ― Па-ап?! Я ломаю дверь! — надрывался снаружи Питер. ― Все живы! ― слегка осипшим голосом отозвался Эрик, потирая шею и выполняя приказ под дулом беретты мрачно стоящего над ним Чарльза. ― Ты-то хоть не порть мое имущество! Иди спать, зайка, и персонал заодно успокой. ― «Иди спать, зайка, успокой персонал», ― проворчал порядком обосравшийся Питер, направляясь к лестнице и думая о Нутелле в холодильнике, которой собирался обжираться остаток этой безумной ночи, ― психованные ублюдки! ― На колени. Чарльз стащил надоевшие до зуда перчатки и сел на кровать, закуривая и наблюдая, как голый любовник опускается перед ним на колени и выжидающе на него смотрит. Пустил дым в лицо любовнику и поставил ногу в берце ему на бедро. ― Сними это с меня. ― С наслаждением, любимый, ― мурлыкающим голосом произнес Эрик обнимая, наглаживая чужую ногу. Ладони с нажимом скользнули от икр до крепких бедер и обратно. ― Любимый? ― Чарльз вновь выдохнул струю дыма ему в лицо. ― Так любишь, что сломал мне жизнь? ― Занятно отвечать на твой вопрос под пушкой, ― Эрик усмехнулся, принимаясь за шнуровку. ― Разумеется, я люблю тебя, Чарли. Я могу сломать жизни только тех, кого люблю, или тех, кого хочу уничтожить. Тебе повезло, детка, тебя я люблю. ― Чушь, ― отрезал Чарльз, ― жалкая имитация! Психопатам не дано любить. ― Считаешь меня психопатом? — Эрик улыбнулся. ― Классическим ублюдком. Я изучал в университете психологию и судебную психиатрию. Ты отмороженный психопат, Леншерр! ― Даже если и так, ― Эрик невозмутимо дернул плечом, — почему ты оставался со мной? ― Потому что… да потому что был уверен, что дальше сумасшедшей ебли с тобой не зайду! Меня никогда так не трахали, ты знаешь! Я подсел на тебя, мы любовники, ради этого я был готов закрывать глаза на твою потребность периодически решать проблемы кулаками, но это все… В мои планы на жизнь не входили отношения и сожительство с тобой! Я даже не могу себе представить, чтобы я жил с тобой, Эрик! Ты же… блять, ты псих, ты чудовищно невыносим! — голос Чарльза сорвался на отчаяние, и он в который раз нервно затянулся. ― Если тебе так легче, давай оттолкнемся от того, что я невыносимый, конченный психопат, ― Эрик наконец справился со шнуровкой, бережно стащил ботинок с чужой ноги, стянул носок и принялся растирать, массировать ступню любовника, держа ее на своем бедре, — я не против, поскольку трезво, как и ты, оцениваю происходящее между нами. А ты не задавался вопросом — может, я даю тебе лучший в мире трах именно потому, что имитирую любовь? ― Чего? ― Чарльз нахмурился, ― что ты несёшь? Хочешь сказать, те, кто хоть что-то чувствуют ― не умеют трахаться? ― Вот именно! Они тратят свое время и силы на всю эту эфемерную романтическую хрень, доказывая свою любовь, в то время, когда я заставляю тебя снова и снова подо мной кончать, и ты ко мне снова и снова возвращаешься, хотя все, что я делаю ― это хорошо работаю своим членом и языком. Зато… я вкладываюсь в это всем своим существом, отдаю все силы, все мое время — твое, делаю всё, чтобы ты ушел от меня довольный и снова вернулся к моему члену! Ты хоть раз видел, чтобы я отвлекался на телефонные звонки, когда трахаю тебя? Я, нахуй, вырубаю все свои телефоны, чтобы принадлежать только тебе! ― И меня вынуждаешь это делать, ― мрачно добавил Чарльз. ― Сколько важных звонков я пропустил из-за тебя долбоеба? ― Я хочу сказать, ― Эрик надавил на чувствительную стопу подушечками пальцев слишком сильно, Чарльз шумно втянул в себя воздух, чувствуя одновременно удовольствие и боль, ― нет ничего более настоящего, простого и реального, Чарли, чем классный трах. Твоя жена тебя, похоже, любила, и что из этого вышло? Ты бегал от нее ко мне. Не за тем, чтобы я тебя любил и всячески доказывал это романтическими жестами и признаниями. Да ты же за все семь лет не поздравил меня ни с одной годовщиной нашего знакомства! Ты настолько мной поглощен, а я поглощен тобой, что не замечаешь, как много лет мы провели вместе. Задайся вопросом, возможно, тебе самому не нужно больше ничего от отношений, кроме траха со мной? Потому что он даёт тебе все, что тебе нужно. Мое внимание, общение со мной, мой неослабевающий интерес к тебе, мое выносливое тело, мой классный член… ― Твою классную жопу, ― Чарльз вновь обдал Эрика облаком дыма и стряхнул пепел в стоящую на прикроватном столике пепельницу. ― А вот это еще большой вопрос, ― Эрик с ухмылкой погрозил ему пальцем, понимая, к чему он ведет. Чарльз молча приставил беретту к его лбу. ― Второй. Эрик в последний раз обнял лодыжку горячими ладонями, звонко чмокнул и поставил к себе на бедро вторую ногу в ботинке. ― Это ты сделал из меня давалку, даже не пожелав узнать, что я тоже люблю трахать в жопу. Может, ты не такой уж и первоклассный любовник, раз слушаешь только себя, Эрик? ― Я был уверен, что ты получаешь от этого самый острый кайф, ― с легким удивлением отозвался Эрик. ― Я настолько склонен скучать и уставать от жизни, что люблю разнообразие, кретин, ― Чарльз щелкнул его по носу и закопался пальцами в волосы Эрика, больно прихватывая, ― второй, я тебе сказал! Эрик принялся за работу, расшнуровывая второй ботинок. Пальцы задумчиво порхали по шнуркам, он словно нарочно медлил, хотя оказаться в постели с Чарльзом и задобрить его хотелось как можно скорее. ― Что ты копаешься? ― Чарльз сжал в кулаке его волосы, заставив зашипеть и ускориться. ― Честно говоря, я думал, ты меня прямо в койке и пришьешь, — напряженно хохотнул Эрик. ― Пока садился в тачку, тоже так думал, ― Чарльз усмехнулся, ― но по мере того, как подъезжал к твоему дому, остывал и трезвел. ― Ты что, Чарли, трезвый? ― недоверчиво переспросил Эрик. ― Абсолютно. Не считая того, что выпил на ебучей вечеринке. Но и там шампанское в горло не лезло, все тебя говнюка высматривал! ― Выпьем? ― подорвался Эрик. ― Или кокса? Я сделаю нам дорожку. Или…. ― он замер, потому что в лоб снова ткнулась беретта, Чарльз нетерпеливо дернул ногой. ― Второй, я сказал, ― почему-то тихо возразил он, покачав головой, ― я хочу, чтобы ты помнил в деталях все, когда я тебя выебу. ― Я всё-таки сгоняю за шампанским, — Эрик стянул с любовника второй ботинок и подорвался с пола, натягивая первые попавшиеся джинсы, ― Cristal, детка. Лучшее из моей коллекции! Не откажи. Такое событие… Чарльз с недоброй улыбкой целился между его голых лопаток, пока Леншерр не скрылся за дверью. Когда он вернулся, Чарльз уже успел стянуть с себя куртку и футболку. Эрик встал над ним, слегка расставив ноги, второй рукой перехватив бутылку за горлышко на уровне паха, и с пошлой ухмылкой потянул. Пробка поддалась с сочным хлопком, позволяя белой пене и игристому выплеснуться на обнаженную грудь любовника… Они вцепились друг в друга одновременно, причиняя боль. Ксавье впился в чужое бедро мертвой хваткой, Эрик упал на Ксавьера, обливая его шампанским и похотливо вылизывая горячим языком. ― Не могу поверить, что ты сделал это… ― в бессильной ярости шипел Ксавье, с его помощью выбираясь из тесных штанов и белья, ― просто не могу, сука, поверить! Ублюдок грёбаный! Беретта беспорядочно тыкалась в висок, в кадык, в живот, в член, заводя Леншерра все больше. ― Ненавидишь меня? ― Эрик рычал, не жалея, щедро поливая любовника шампанским, и вновь ласкал, покусывая шею и напряженные соски Ксавьера. Глотнул, пустил струю на лицо Чарльзу, любуясь, как он подставляет свой мокрый, жадный язык. ― Не передать... как… ― Хорошо, хорошо, мне нужны твои эмоции… ― Спустишь мне в рот? — Чарльз смотрел на него пристально и с липкой страстью, огромные глаза горели злым синим огнем. По телу Эрика прошлась сладкая судорога, он весь дрожал, нетерпеливо избавляясь от джинсов, и громко застонал, когда Чарльз сжал в кулаке его возбужденный член, грубо подрачивая. Эрик взял его кулак в свой, двумя пальцами собирая собственную смазку и так же грубо запихивая в рот любовника: ― Ты конченная шлюха, Чарли, когда ебешься со мной, как бы сильно я тебя не вывел из себя. Я могу… — Эрик возбужденно хохотнул, приходя в восторг, — о, знаешь, даже смешать тебя с дерьмом, и ты все равно приползешь ко мне, чтобы я тебя выебал в рот и жопу! Не представляешь, как у меня стоит от одной только мысли об этом… Чарльз сглотнул, облизнулся, быстро приподнимаясь и меняясь с Эриком местами. ― Блять, давай… ― Эрик несдержанно застонал, выгибаясь дугой, ― как я люблю, нон-стопом, и дотрахай меня горлом… а потом второй раунд! Я обкончаю сегодня все твои сладкие дырки… теперь-то я буду в них кончать, сколько захочу, как долго я этого ждал… Эрик упал на подушки, бездумно играясь с забытой любовником пушкой. Чарльз, устроившись, между его ног, навис над членом, и сделал глоток шампанского… Эрик слишком поздно осознал, что что-то не так. Все продолжалось слишком долго для стремительной, бурной страсти. Эрик успел забыться, поглощенный жадным умелым ртом любовника. Чарльз будто и не собирался доводить его до «второго раунда» — не спеша заглатывал, дразнил, лизал головку, словно мороженое. ― Малолетки, и те берут в рот старательнее! Да что с тобой, красавчик? Отымей меня, как следует! — недовольно окликнул его Эрик, попытавшись схватить его за волосы и как следует натянуть строптивый рот на член, но Ксавье взбрыкнул и увернулся, Эрик отчётливо увидел, как любовник показал ему язык с чем-то плоским на кончике, и продолжил лениво сосать. В ту же секунду Эрик осознал, как его тело становится ватным, а мозг неприятно тяжелеет. ― Чарли… Остановись! Чарльз! Блять, что за хуйня? ― Не понимаю, о чем ты говоришь… — неразборчиво пробормотал Ксавье, не отрываясь от своего занятия. ― Тварь, ах ты твар-рь, ― губы слушаться не хотели, соображалось все хуже и хуже. Эрик дернулся, собираясь вскочить и кулаком выбить из Чарльза признание, но у него вышло лишь жалкое, безвольное трепыхание, ― что за дрянь, а, что ты мне дал… Он изучил вдоль и поперек эффект от кокса, который лишь подстегивал мозговую деятельность, и мгновенно подбрасывал. Это никак не мог быть кокс. Чарльз грубовато-чувственно пригладил его бока ладонями от сосков до шерсти паха, наблюдая, как Леншерра пробивает сильной дрожью от накатывающей волнами эйфории, и усмехнулся: ― Ну почему же дрянь, по-моему, тебе очень хорошо... ― Хорошо… Да мне хуево, как никогда! Что это за синтетическое говно, что ты мне дал, а… ― Эрик прикрыл глаза, чувствуя, как его невольно выкручивает от кайфа, а тут еще горячие ладони голого, мокрого Чарльза, и его член, касающийся его собственного… Ты знаешь, как я это дешевое дерьмо не выношу… ― Марка, дружок, ― Чарльз оскалился, приподнялся, и навис над ним, целуя. Эрик попытался увернуться, но Чарльз влепил ему пощечину. ― Отвали, сучка! — Эрик под ним дернулся, глаза блестели диким огнем. ― Да ты же кончаешь от насилия! — рассмеялся Чарльз. — Ах, извини, забыл, ты кончаешь, когда сам кого-то пиздишь. Чарльз надавил пальцами на его челюсть, проталкивая языком почти растаявшую пластинку, а после прополоскал рот шампанским и сплюнул, собираясь оставаться относительно трезвым. Обильно выдавливая из флакона на ладонь смазку, Чарльз предвкушал, как будет, не торопясь, остаток этой гребаной ночи наслаждаться унижением вечно командующего в постели любовника. На деле же получилось совсем иначе, вышло из-под контроля и вскружило голову обоим. Его скользкие пальцы Эрик принял, все еще рыча от бессильной злости и отказываясь целоваться. Тело глупо плавилось от сладостной эйфории, как у обдолбанного подростка; ритмично трахая его, вспотевший и чертовски горячий Чарльз приятно придавливал его своим боком, уткнувшись губами куда-то в шею, жадно облизывал, прикусывая кожу. Яростно шептал, чтобы он расслабил жопу, потому что слишком давно хочет выебать его, и сделает это, хочет того Эрик или нет, и почему-то в его голосе не было ни капли мстительности — лишь оголенная, нервная страсть дорвавшегося любовника. А может, Эрик был просто обдолбанный, воспринимая происходящее обостренно. Обостренно хорошо. Забывшись, он обнял Чарльза одной рукой, пригладил его от влажных волос и загривка, по мокрой спине, до дрожащей от возбуждения задницы; потянулся другой рукой — сначала к его члену, несколько раз проведя по нему кулаком, уделил внимание головке, а затем к своему, подстроился и начал дрочить себе в ритме любовника, сосредоточившись на блядских пальцах господина адвоката. Жадно боднул, потерся щекой об щетину присосавшегося к его шее любовника, и тот понял его без слов, подставив мокрые губы. — Твою мать, Чарли… — выдохнул в чужой рот Эрик, когда Чарльз добрался до простаты, не убирая пальцы, сосредоточенно долбя его где-то внутри, и это ощущалось как грубое и болезненно-приятное вмешательство в его тело, ужасно злило и обезоруживало, — я не буду тебя просить меня выебать! Чарльз засмеялся в расслабленный поцелуй, улыбаясь до того паскудно, вытащив на мгновение и всадив пальцы глубже, что Эрик в изнеможении откинулся на подушки, чувствуя, как по ресницам течет пот, заливая глаза. — Ты будешь умолять меня, как сука, — мурлыкнул Чарльз, и сполз куда-то вниз, под член Эрика, нырнул носом в медно-рыжую шерсть, сходя с ума от невыносимо возбуждающего запаха любовника; мощно вылизал яйца и коснулся языком мокрой от смазки, горячей разработанной дырки. Обычно брезгливый Чарльз презирал химический вкус лубриканта, даже из разряда съедобных, и старался с ним лишний раз не соприкасаться, но в этот раз не обратил на него ровно никакого внимания — дурея, припал к дырке, вылизывая широкими мазками, стремясь протолкнуть твердый язык как можно дальше внутрь. Где-то на задворках разума мелькнула озорная мысль, что все-таки марка зацепила и его, всё-таки обдолбался за компанию. Эрик с бархатным протяжным стоном тут же подставился под его язык — рывком перевернулся на живот, развел бедра шире, чуть согнув одну ногу в колене, рукой дотянулся и сгреб его за затылок, притискивая ближе к заднице, пытаясь жестче оттрахать себя языком любовника. Эрик обожал, когда ему отлизывали, во время этого любил дрочить и кончать, пока Чарльз умело забавлялся с его дыркой, но дальше ебли языком заходить категорически не позволял. Вот и сейчас он все еще собирался кончить так, как привык, но у Чарльза были другие планы на задницу любовника. Вообще в моменты неистового секса с Эриком Чарльз внутри себя много раз обреченно признавал, что готов терпеть и огребать от него многое, пока между ними ебашит безумная страсть. Он отлично понимал, что на крючке, довольно жестоком и авторитарном крючке, но поделать ничего с собой не мог — Эрик Леншерр был слабостью всей его жизни, и год за годом продолжал сводить с ума. Обнаженный Эрик в постели был вынослив и демонски хорош — поджарая, приятно рельефная фигура, сильные, удивительно для садистичного ублюдка, чуткие и отлично понимающие партнера руки; мускулистые, тренированные регулярными пробежками длинные ноги; член стоял даже на рыжие волосы по всему телу. Потрясающий вид на любовника сзади, его всегда подтянутая, подкаченная задница, гибкая спина, покрытая испариной, окончательно убедили Чарльза действовать. Эрик продолжал яростно дрочить себе, когда Чарльз выпутал волосы из его жадных пальцев и, взяв в руку изнывающий член, обильно прошелся по нему смазкой и сходу засадил любовнику наполовину. Эрик уткнулся лбом в подушку, загнанно дыша сквозь зубы и забыв о дрочке. К этому моменту оба подошли в том состоянии, когда похуй решительно на все, кроме собственного удовольствия и удовольствия такого же увлеченно спятившего партнёра. Эрик был весь мокрый от пота и горячий настолько, что Чарльз, на следующем рывке взяв его по самые яйца, лег сверху, тесно прижимаясь к нему пахом, остро чувствуя любовника сразу всем телом. Уткнувшись носом во влажную шею, он жадными порциями вдыхал его запах, вгрызался зубами в шею, ставя засосы там, где не скроет воротничок дорогой рубашки, и коротко стонал такому же оглушенному ощущениями Эрику в ухо, пока тот под ним красноречиво не задвигал задницей, поощряя более глубокое проникновение. Довольно отметив про себя, что обычно болтливый любовник как-то непривычно молчалив, лишь шипит сквозь зубы или стонет развязно и громко, Чарльз сорвался, трахаясь с Эриком в приятном для обоих, интенсивном, но не самом бешеном темпе. Он категорически не хотел слезать с любовника, снова и снова упругими толчками врубаясь в тугую влажную задницу; не хотел отстраняться от тела, которое считал самым притягательным и сексуальным в своей жизни, и ставить его раком, и Эрика, это, похоже, устроило — он охотно принимал член, поймав ритм Чарльза и подаваясь навстречу, одну руку закинув любовнику на затылок и не переставая подставлять ему свою шею под игривые укусы или терзать чужие губы. Впервые за очень долгое время Чарльзу показалось, что между ними нет никакой скандальной, изматывающей ебанутой игры, лишь бесконечно наслаждение друг другом двух свободных любовников. Оказывается, он мог больше не прятаться от жены, не нервничать из-за того, что постоянно должен к ней возвращаться, и главное, не злить этим Эрика и вертеть им так, как он хочет. Очередной стон Эрика вышел каким-то особенно развязным и громким, Эрик под ним прогнулся, тесно прижавшись ягодицами к любовнику, и Чарльза насквозь прошила сладостная судорога, он долго кончал Эрику глубоко в задницу, осторожно вышел и затих на нем, смутно осознавая, как Эрик, просунув руку под живот, ожесточенно додрачивает себе, чтобы догнаться. Он так и уснул, полулежа на разгоряченном любовнике, а у Эрика не было сил, чтобы спихнуть его с себя. Да и не очень-то хотелось. Чарльз теперь был абсолютно его, и этот охуенный момент хотелось выпить до дна.***
Вымотанный адским вечером и бурной ночью, Чарльз просыпался долго и неохотно. Было уже далеко после полудня, около четырех дня, когда он наконец продрал глаза и обнаружил себя валяющимся голым в одиночестве на смятой постели любовника. Постель была в ужасном беспорядке: простыни измяты и в засохшей сперме, матрац зиял аккуратными дырками, вокруг перья от подушек, изуродованных его же стрельбой. Чарльз чихнул, раздраженно отгоняя от себя надоедливые перья. В следующее мгновение он вспомнил, что разводится, и похмелье дало о себе знать с удвоенной силой. Происходящее казалось настолько нереальным, что он зажмурился и стиснул пальцами ноющие виски, надеясь проснуться от кошмара. Предательски защипало в глазах и в носу, а сознание затопила черная, беспросветная тоска. Вот уж не думал, что уйти от нелюбимой жены, с легкой руки сволочного любовника разрушив привычный уклад жизни, окажется настолько… болезненным? Было и еще кое-что… Он выебал Эрика. Обезвредил и выебал. И ему было чертовски хорошо. Чарльз с мученическим стоном уткнулся в свои ладони, с нажимом растирая лицо. Казалось, скандала с дракой еще и от любовника, люто презирающего любые проявления власти над собой, он точно не переживет. Дверь распахнулась и в спальню шагнул хозяин дома с подносом, с которого долетали соблазнительные ароматы кофе и позднего завтрака. Глаза Чарльза поползли на лоб от изумления — посвежевшее, гладко выбритое лицо без признаков похмелья, одетый строго по офисному, стильно и с иголочки, дорого пахнущий — его любовник явно намеревался заехать на работу. Эрик присел рядом с ним, осторожно ставя поднос на прикроватный столик. — Выглядишь ужасно, Чарли, — хохотнул он, подавая Ксавье прохладный стакан с чем-то шипучим и антипохмельным, — держи-ка, взбодрись. — Да как тебе удается выглядеть сногсшибательно после такого марафона, — сварливо проворчал Чарльз, все больше злясь на самодовольную рожу непредсказуемого Леншерра. То, что скандал ему явно закатывать не собирались, почему-то мгновенно вывело его из себя. Эрик задумчиво снял с подушки одно из перьев, покрутил в пальцах и пощекотал им нос Чарльза. Больно получив по руке, снова хохотнул и порывисто чмокнул любовника в горячий висок. — Потому что ты теперь полностью принадлежишь мне, красавчик, — жарко, почти агрессивно шепнул он Чарльзу, — считай, что меня это вдохновляет не выглядеть пережеванным дерьмом даже после того, как ты меня поимел. А ты отдыхай, любимый, на сегодня у тебя отгул! — Пошел ты нахер, позер, — едко выплюнул из себя Чарльз, которому стало так плохо, что он едва не швырнул поднос со всем содержимым в этого до тошноты безупречного, холеного Леншерра. Единственным несовершенством в любовнике было то, что Эрик щеголял пошлыми засосами его авторства, и воротничок рубашки действительно скрыть этого не смог, но даже за это Леншерр ему сегодня не высказал. Чарльза замутило от этого аттракциона невиданной щедрости. Он еле дождался, пока Эрик выйдет и с протяжным стоном откинулся на продырявленных подушках, поглубже закапываясь в одеяло. Просыхать и сползать с постели следующие сутки он абсолютно точно не собирался.