Я буду твоим пламенем

      Они ругаются настолько сильно, что во дворе крепости стоит крик. Но Келегорм всё равно не берёт её с собой. Он непреклонен. Ей только и остаётся, что провожать его с отрядом из ворот. А потом ждать. И это ожидание подобно смерти. Оно выбивает из легких воздух, заставляет выть по ночам в подушку, а днём сохранять лицо. Подданные не должны видеть эмоций. Это их не касается.       Вскоре Охотник возвращается. И Арэдель бросается стрелой к воротам, а спустя миг феаноринг сжимает её в объятиях, утыкается носом в волосы. Соскучился. Только забыл или нет про ссору, вечер покажет.       И ответ на свой вопрос эльфийка действительно получает, когда почти ночью входит в комнату и видит стоящего у изголовья кровати Охотника. Полуобнажённого, с почти высохшими после купания волосами. Её глаза пробегают по торсу, ища раны, любуются подтянутым телом. Ириссэ собирается сократить расстояние первой, но Келегорм тихо произносит: — Раздевайся и ложись на живот.       Нет, он не забыл о ссоре. Иначе бы вел себя по-другому. Сейчас он её заставит гореть, и ей это нравится. Нравится его способ просить прощения за грубость.       Ириссэ подчиняется и ложится на кровать. Ткань щекочет обнажённую кожу. Эльф не заставляет себя долго ждать. Пальцы касаются плеч, по комнате мгновенно растекается аромат трав. Руки начинают массировать, разминать, и вскоре эльфийка расслабляется. Подчиняется умелым прикосновениям, разжигающим под кожей пожар. Тихо стонет, чувствуя, как твердеют и ноют от соприкосновения с тканью соски. Тьелко умеет играть на нервах, и это только начало.       Без внимания не остаётся ни один сантиметр кожи. Руки мнут, массируют, ласкают. А на пояснице к ним присоединяются губы, заставляя ахнуть, дёрнуться, ощутить, как усиливается пожар. Теперь уже в животе и между ног. Барлог твою налево! Но Тьелко не прекращает пыток. Его руки перемещаются на ягодицы, и Ириссэ сдавленно стонет и впивается пальцами в подушку. Каждое движение отдается импульсом внутри, распаляя, сводя с ума, заставляя ощущать нехватку.       — Тьелко... — она хрипит почти, когда он с ягодиц перемещается чуть ниже. Ведёт кончиками пальцев по разгорячённой коже.       — Тьелко... — хрип превращается в жалобный стон. Она вся горит от его рук и ласк. Это невыносимо и хорошо одновременно.       — Да? — эльф словно издевается, снова лаская ягодицы, но уже слишком близко к границе. Ириссэ ахает, дёргается. А потом переворачивается. И Охотник сжимает зубы, потому что открывшийся вид заставляет плоть встать практически колом. Она слишком возбуждённая, слишком горячая. И, безусловно, желающая его. А ещё покорная. И смирная сейчас. И от его взгляда горит ещё сильнее. Задыхается. В безмолвной мольбе тянет руки к нему.       И Охотник сдаётся. Почти рвёт на себе штаны, нависает над ней, раздвигая ноги и входит. Сразу до предела. Она ахает, тут же стонет от наслаждения, обвивает ногами и впивается ноготками в спину...       ... Ей не нравится с ним ругаться, хотя его стремление оградить её от опасности переходит все границы. Но ей нравится гореть с ним. Вот так. Практически дотла. Нравится ощущать его член внутри себя, упиваться толчками и стонами одними на двоих. И ему это тоже нравится. Покорная жена очень заводит.