Пантерка и Котенок».
— Ты говорил нам только об одном ребенке, Кинн, — беззлобно пожурила мужчину присоединившаяся к семье госпожа Чон, чьи выразительные глаза в полной мере отражали бессильную злость и волнение за пусть непутевого и глупого, но родного ребенка. — Это дети Порша. Кровные, — тихо ответил Кинн, прикрывая мерзко зудящие глаза. В виски снова заколотила проклятая мигрень, унаследованная от матери вместе с благородной внешностью. Заметив его затруднения, Порш достал из внутреннего кармана своего нежно-голубого пиджака пластинку обезболивающего, которую всегда таскал с собой на встречи специально для таких случаев. Забирая упаковку, Кинн на несколько секунд соприкоснулся с влажными от волнения пальцами мужа, умудрившись потереться о них, чтобы утешить и поддержать. Губы Порша дрогнули в слабой, едва заметной улыбке. Кинн, доставая из блистера таблетку, мимоходом подумал, что снова влюбился в этого мужчину еще сильнее, чем был влюблен вчера. — Но девочка позвонила тебе. И именно тебя назвала папой, — мягко заметил Минхо из своего угла. — Да. Я… я больше сблизился с дочкой, а Порш — с сыном, — нехотя пояснил Кинн, после недолгих колебаний взял телефон супруга и, промахиваясь мимо клавиш, набрал короткое: «Мы все решим и серьезно поговорим с вами о том, что случилось. Не лезьте в опасные места и сидите тихо. Помощь уже близко.Любимый папа и красивый папа».
— Вот именно в этом и заключается сложность с приемными детьми, — усмехнулся Кинн, с неприкрытой иронией глядя в сторону все такого же измучанного и бледного, несмотря на принятое лекарство, Ёнджуна. — Я уже понял, — так же криво улыбнулся в ответ тот. — Но тебя до сих пор зовут отцом, а ты считаешь, что у тебя трое детей. Еще не все потеряно, и мне есть на кого равняться. — Кхун Кинн, получилось, я установил канал связи с… — Кинн Анакинн Тирапаньякул! — Грохнул во всю мощь яростный голос Танкхуна из динамиков ноутбука Чон Минхо, за которым устроился взволнованный и взъерошенный Арм. — Какого хуя ты тут устроил?! Кинна с головой затопила бурная, искрящаяся радость, даже мерзкая надоедливая мигрень отпустила куда раньше, чем подействовала таблетка. Порш рядом с ним откинулся на спинку своего кресла, медленно выдыхая, Вегас же напряженно вслушивался, рассчитывая услышать новости о супруге. — Кхун, у вас все нормально? Где остальные? — Мы все уже разрулили, остынь. Особняк под нашим полным контролем, нападающие в клетке, с ними очень злой Пит без единой царапины. Зато я, блять, чуть полностью не поседел, пока детей искал — маленькие ниндзя, спрятались на крыше так, что пришлось буквально каждый угол обшаривать. — Все целы? — срывающимся голосом уточнил Порш, невольно прижимаясь к руке Кинна. Тот, подумав, и вовсе обнял мужа, крепко притискивая к своему боку и обнимая поперек лопаток. — Бен ранен в плечо — прикрывал Чана и подставился. Пуля прошла навылет, костей и артерий не задела, его уже латают в медпункте. Ким в рукопашной сцепился с парой нападавших, все как он любит, трещины в ребрах, ну и по лицу хорошо приложили, ходит, сверкает опухшей рожей. У Пола легкая контузия, эти твари светошумовую в дежурку закинули, но все обошлось. Че, Тэ, Чан и Нампын без крупных травм, так, царапины. У детей обширная истерика, их погрузили в медикаментозный сон. Тор, Ыа, Льюис и Син мертвы, мне очень жаль. — Как ты? — спросил Вегас, заметно расслабившись после утешительных известий о муже, Тэ и Бене, которых давным-давно считал членами своей семьи. — Пока держусь. Чай уже едет сюда, так что предвкушаю, как вдоволь наревусь на сильном плече своего мужика, — фыркнул Танкхун незло, но устало. — Всю эту хуйню на блюде завертел младший сын Чона, наши его уже ищут по всем каналам. Порш, теперь я понимаю, почему папа и дядя Кан до уссачки боялись твою мать. В гневе ее лучше не видеть, мне кажется, проняло бы даже Вегаса. То, что мы смогли так быстро и скоординировано выбраться из этой жопы — только ее заслуга. — Не преуменьшай, племянник, ты тоже немало сделал, — из динамиков успокаивающим потоком полился спокойный, твердый голос Нампын. — Ребенок, сын, племянник, все дети в порядке. Перенервничали, испугались, но в порядке. Поскорее возвращайтесь домой. — Да, кхун мэ. Спасибо вам… за все. В ответ послышался лишь нежный смех Нампын и недовольное фырканье Танкхуна. Связь прервалась. — Малыш, выдыхай, они в порядке, — Кинн накрыл поясницу Порша ладонью, нежно поглаживая. Нервозность Киттисавата ощущалась даже на расстоянии, а его сильные руки едва ощутимо дрожали. Кинн, как хороший муж, попытался его немного заземлить и успокоить, но ему и самому требовалась подобная помощь. Он старался держаться, но сохранять трезвую голову после всех этих эмоциональных качелей было невыносимо сложно. Его сын пострадал от рук инициативного идиота, его дом подвергся нападению, его детей нагло использовали в своих играх. Его близким угрожали. Кинн очень хотел казаться невозмутимым и собранным, но на деле его нешуточно трясло, и только железная выдержка и долгие годы в кровавом и жестоком бизнесе помогали не сорваться на том же месте в приступе безудержного гнева и агрессии. — Я их кишки на клетку намотаю, — рассерженной коброй шипел Порш, тоже из последних сил сдерживая себя. — Мой личный джет будет готов к вылету через час, я полечу с вами, если не возражаете, — миролюбивым тоном попросил Чон Минхо, выглядящий расстроенным и подавленным. Получив от Пита и Тета фото и имена нападавших, он сходу признал в половине из них людей своего сына. Еще четверть была местными ассимилировавшимися корейцами, долгое время служащими двойными шпионами, оставшиеся — местное пушечное мясо, наркоманы и ублюдки, готовые на все ради дозы или денег, большинство из которых полегло в неравной схватке с куда более подготовленными и тренированными людьми Тирапаньякулов. Минхо почти сразу отпустил из кабинета всю свою охрану, признавая вину за проступок сына, и как можно более непринужденно держался так, чтобы жена все время находилась за его плечом, что одновременно и бесило, и забавляло Кинна. На его месте, после такого масштабного прокола партнеров, Корн обязательно выстрелил бы, скорее всего, не в женщину, а в наследника, но Анакинн из принципа не собирался копировать отца, поэтому демонстративно не касался кобуры и пальцем. — Милый, возьми, — его плеча коснулась женская рука с идеальным бесцветным маникюром. Госпожа Чон храбро выступила из-за спины напрягшегося супруга и протянула гостю прозрачный стакан с каким-то насыщенно зеленым травяным чаем. — Не переживай, если хочешь, я отсюда отопью при тебе. Это просто травы, народная медицина. Мне обычно помогает успокоиться, когда мальчики выкидывают что-то неординарное. Кинн покосился на бледного Чан Минхо и все еще совершенно белого, как мука, Ёнджуна. Молча взял стакан и залпом выпил до дна, едва не подавившись кубиком льда, скользнувшим в горло. Порш и Арм осушили такие же стаканы, Вегас вежливо отказался. — Мне очень жаль, что Джун-а на это пошел. Кинн, Порш, я не имею права просить о таком, но позвольте нам самим его наказать, — тихо попросила женщина, и в ее глазах Кинн увидел живую, яркую боль, не менее сильную, чем ту, что терзала его самого, когда он увидел ДНК-тест близнецов и не мог пристроить новые знания в свою картину мира. Решение далось совсем не просто — все же открутить голову малолетнему придурку хотелось лично, но Кинн тоже был родителем и понимал чувства госпожи Чон. — Да, Ким Соён-ним, я передам его в ваши руки. — They didn't act on their own*. Семьи Сомпрасонг и Сувванарат тоже причастны, — отвлекся от своего телефона Вегас, неприязненно щурясь на Минхо и Ёнджуна. — Пит применил мои знания на практике, these bastards started singing quickly**. — Твою мать, — бессильно выругался Кинн, сжимая кулаки на столешнице до отчетливого скрипа древесины. Зато теперь становилось кристально ясно, как были проведены все медицинские манипуляции с Поршем. Сувванараты уже три поколения занималась нелегальной медициной и сотрудничали почти со всеми частными клиниками города, официально поставляя им материалы и помогая утилизировать медицинские отходы, а неофициально торгуя наркотой и используя помещения и специалистов для нелегальных операций по смене пола, абортов, пластической хирургии и прочего. В одной из таких больниц, вероятно, и нашли подходящую мать для близнецов — более-менее здоровую и неприметную сироту, чтобы не вызывать лишних вопросов с беременностью и последующей пропажей у ее семьи. А поводом напасть на Тирапаньякулов, видимо, стало то, что в последние годы Вегас и Кинн неплохо подняли качество товара, оставив более мелких партнеров далеко позади. — Арм, — глухо обронил Порш, глядя перед собой заледеневшим взглядом. — Из-под земли достану, — отозвался Арм, сосредоточенно выстукивая по клавишам. Его глаза сияли азартом и неукротимой энергией, и в этот момент он жутко напоминал Бена, когда тот чем-то всерьез увлекался. При одной мысли о ребенке внутри Кинна снова свернулся огненный змей злости и гнусного, липкого страха. А что, если бы пуля прошла выше и раздробила кость или разорвала артерию? А что, если бы прошла ниже и попала в сердце? А что, если бы Бен не успел вмешаться, и пуля попала в Чана? — Пошли, — Ким Соён властным жестом остановила дернувшегося наперерез мужа и решительно потянула Кинна за рукав пиджака, прося встать на ноги. Кинн, как сомнамбула, встал и пошел за ней в сопровождении Порша и двух своих телохранителей, воспитанных Чаном практически с подросткового возраста — для Кореи они отобрали лучших из лучших, из-за чего домашние и оказались в настолько сложном положении, что оружие пришлось брать в руки им самим, за что Кинн себя тоже постфактум казнил. Госпожа Чон затолкала их всех в стеклянный лифт и спустила из стеклянного ухоженного и чистого офиса в подвал, на этаж ниже подземной парковки. Глазам гостей предстал длинный коридор с белыми стенами, освещенный ярким, режущим глаза светом энергосберегающей лампы, с двумя дверями — слева и справа. Женщина толкнула левую, за которой обнаружился обычный тир: черные стены, наверняка с идеальной звукоизоляцией, три мишени в рост человека с белыми разметками, несколько уже использованных досок для дартс с воткнутыми в них дротиками, пара столов с разнообразным холодным оружием. Один из местных охранников по взмаху руки своей госпожи принес несколько пистолетов и магазинов к ним. Местные банды, как оказалось, предпочитали использовать 14-зарядный «Colt». Кинн с усмешкой протянул госпоже свой «Glock 34» на предохранителе. Охрана с обеих сторон резко напряглась, но Ким Соён лишь тонко улыбнулась и с легким поклоном приняла оружие, становясь у крайней левой мишени. Кинн занял центральную, Порш — правую. После трех обойм и расстрелянных в труху и щепки мишеней Кинна немного отпустило. Пистолет ощущался инородным, он был намного тяжелее привычного оружия и давал большую отдачу, но само его наличие в руках в принципе неплохо успокаивало детей мафии, а стоило представить вместо мишени головы идиотов, покусившихся на Бена, и стало совсем хорошо. — Ну что, легче вам? — Все с той же понимающей, мудрой улыбкой спросила Ким Соён, в чьих холеных руках аккуратный и минималистичный «Glock 34» смотрелся на редкость уместно и правильно. — Да, Ким Соён-ним, нам правда стало лучше, — чуть более приветливо и искренне улыбнулся женщине Кинн, откладывая нагревшееся оружие на специальный столик. — Спасибо, — низко поклонился позади него Порш, тоже немного успокоившийся и спустивший пар. Кинн поймал мужа под скулы, прислонился своим влажным лбом к не менее влажному лбу, дыша одним воздухом и не обращая внимания на хозяйку, предусмотрительно отведшую взгляд. Каждым касанием, каждым жестом он пытался убедить мужа, а заодно и себя, что они в порядке, что дети в норме, что ситуация дома и здесь снова под контролем. И, судя по выровнявшемуся дыханию и короткому благодарному поцелую в шею, у Кинна все получилось. Джет корейских партнеров уже ждал их в аэропорту — мужчины не стали заезжать за вещами, уговорившись с Ким Соён, что их перешлют другим самолетом чуть позже. Перед отправкой Ёнджун до боли стиснул руку Кинна в благодарном жесте. — Спасибо, что не разорвали контракт, Кинн-хён. И прости за брата. Мы исправим ошибку, клянусь. — Ты точно в порядке? — Насторожился Кинн, когда машинально обратил внимание на то, что руки молодого человека ледяные на ощупь, а сам он едва стоит на ногах. — Нет, Кинн-хён. Но моим об этом знать не обязательно. Я буду в порядке, просто чуть позже. Передавай привет сыну. — Чон Ёнджун отступил, пожал руки Поршу и Вегасу и вернулся «в строй» провожающих, ничем больше не выдавая своего удручающего состояния.***
Пять часов перелета Кинн метался по салону, как тигр по клетке, Вегас что-то вполголоса обсуждал с Минхо, а Порш застыл памятником самому себе, невидящим взглядом прожигая впечатляющие пейзажи за окном. В аэропорту все за рекордно короткий срок перегрузились в несколько бронированных машин и на полной скорости, кое-где открыто нарушая ПДД, рванули к комплексу. Милый и родной дом встретил Кинна двухчасовым разрывом во времени, духотой и повышенной влажностью воздуха после утреннего обильного дождя, вооруженной до зубов серьезной и хмурой охраной, злым, как предводитель ракшасов, Питом и уже успевшим проораться в плечо Чая почти спокойным и нормальным Кхуном с глубокой кровавой царапиной на всю щеку. — Пап, вы рано, — оценил Бен, спустившийся в фойе на первый этаж, чтобы встретить мужчин. Заметив непредвиденного гостя за спиной родителей, парень подобрался, отработанным до автоматизма жестом кладя руку на поясную кобуру, но Вегас издалека махнул рукой, и Бен расслабился, уважительно кланяясь по корейскому обычаю. Порш первым подлетел к сыну, невесомо ощупывая и осматривая со всех сторон, чтобы не причинить боли. Помимо левой руки, закованной в черную эластичную лангету, у Бена имелись нехилый лиловый синяк на скуле и кровоподтек в уголке губ. Но в целом старший ребенок был бодр, свеж, восхитительно зол и готов к активным действиям по поиску и устранению врагов. Крепко обнял Порша, затем Кинна, и тот только теперь смог нормально выдохнуть, ощутив тепло родного тела и уловив запах любимого одеколона сына с агрессивными нотками цитрусов. — Все хорошо, отец, близнецы в полном порядке. — Ты не в порядке, львенок, — возразил Кинн, пытаясь справиться с горьким комком, образовавшимся в горле при виде сына, так похожего на Бига с лангетой девять лет тому назад. Только теперь в полной мере накрыло осознанием: он мог его потерять. На этот раз не влюбленного в него и верного до мозга костей парня из охраны, а собственного горячо любимого ребенка с такими же глазами, волосами, бровями и голосом. После первой потери он пил весь вечер в компании дрожащего от пережитых негативных эмоций Порша. Сейчас же благодарил всех известных богов за то, что сохранили Бену жизнь. — Ерунда, правда. Я же уже большой и подготовленный. Вы с папой и дядей Чаном сами меня тренировали, помнишь? Не злись на них сильно, я могу их понять, — Бен, несмотря на очевидное неудобство и боль от полученной раны, первым делом принялся заверять отца в лояльности близнецов. Впрочем, иного Кинн от него и не ждал. — Я постараюсь, львенок, — тяжело вздохнув, пообещал мужчина, но никакой уверенности в своих словах не испытывал. Снова вежливо поклонившись Чон Минхо, Бен расплылся в типично «сервисной» улыбке опытного швейцара и повел всех к лифту, по пути развлекая гостя непринужденной беседой о пустяках. Тесно-серые металлические двери лифта плавно раздвинулись в стороны и выставили на всеобщее обозрение Кима, который самым бесстыдным образом пытался трахнуть языком рот ничуть не возражающего Порче, прижав парня к боковой зеркальной стенке своим телом. — Оу, извините, давайте воспользуемся вторым, — Бен с нервной улыбкой загородил их от свидетелей этого спонтанного легкого порно собственной широкой спиной, и на ощупь треснул по кнопке, отправляя похотливую родню вверх. Слегка покраснел под удивленным взглядом Минхо и вызвал соседний лифт. — Простите наших братьев, Чон Минхо-ним, у них выдался нервный денек, — медово улыбнулся Танкхун, отвлекая внимание гостя от представления. — Постойте, певец WIK ваш брат? — Вы его знаете? — Хором удивились Порш и Бен. Чон Минхо не походил на человека, знакомого с творчеством современных поп-исполнителей, тем более, тайских. — Подруга Ёнджуна очень его любит. Так он правда… — Мой младший брат, — кивнул Кинн, не видя смысла утаивать правду. — А его партнер — младший брат Порша. — Удивительно, как при таком… авторитарном отце могли вырасти настолько чудесные и разносторонне талантливые сыновья, — Чон Минхо пораженно покачал головой и зашел в открывшийся пустой лифт вслед за Поршем. — Ким не спрашивал, Чон Минхо-ним, он выгрызал у папы свою свободу потом и кровью, и будьте уверены, ради благополучия Че он легко пойдет по трупам, — отозвался Танкхун светским тоном, но терпкая нотка угрозы повисла в воздухе, и Чон-старший тут же кивнул, сигнализируя Тирапаньякулам, что вредить их семье не собирается. Им предстояло много работы — найти-таки неуловимого Чон Джуна, разобраться с толпой незнакомых личностей в подвале, устроить гостя на ночь и без лишних криков, скандалов и ругани поговорить с провинившимися детьми, чего Кинн, по правде говоря, опасался больше всего остального, вместе взятого.***
Кинн стоял столбом у двери палаты и не знал, как туда зайти и что говорить. Последние пару часов вся семья потратила на то, чтобы выяснить все, даже мельчайшие детали покушения, наладить систему безопасности и даже частично наказать виновных. Оставалось, по мнению Кинна, самое сложное — поговорить с близнецами, хотя почему это должен был делать именно он, а не Порш, мужчина так и не понял, но Нампын с Танкхуном были весьма убедительны, подталкивая его в сторону детской палаты в медицинском крыле. Наконец, с трудом найдя в себе силы поднять руку и постучать, он толкнул полупрозрачные двери и вошел, едва переставляя ноги, словно двигался к эшафоту. Дети обнаружились в одном клубке на комфортабельной двуспальной кровати; при виде Кинна оба вскочили на ноги и вытянулись в струнку, скромно опустив глаза в пол. Оба были одеты не в мягкую и светлую больничную одежду, а в те вещи, в которых их привели к Йок месяц назад, разве что хвостики у Саммер чуть отросли и перекосились, явно сделанные самостоятельно и на скорую руку. Дети молчали. Кинн тоже. Саммер дернулась поймать съезжающую под тяжестью собственного веса резиночку, но сразу же испуганно замерла, как будто Кинн мог среагировать криками или стрельбой на любое движение. Кинн с мученическим вздохом шагнул вперед и опустился перед ними на корточки. Винтер шарахнулся назад, рывком завел сестру к себе за спину и прикрылся рукой. Отработанным, четким жестом, который Кинн узнал с первого взгляда — как и любой старший брат в тронутой напрочь семейке Тирапаньякул. В детстве его точно так же прикрывал от отца Танкхун. Вегас, несмотря на сложный характер, всегда защищал Макао, осознанно подставляясь под удары Кана вместо младшего. Кинн и сам пару раз делал так для шкодливого и непоседливого маленького Кима, покрывая его шалости перед скорым на расправу отцом. Вспышкой мелькнуло осознание в и без того гудящей от волнений и мыслей голове: близнецов все-таки били в подставной семье, но так, чтобы следов не осталось, слишком уж автоматическим вышел у Винтера этот жест. На таком фоне и правда сделаешь все, лишь бы только мучения закончились и вам вернули нормальных любящих родителей. Остатки гнева потихоньку растворились среди сожаления и нежности. Кинн очень медленно, держа руки на виду, поймал за запястья обоих детей и потянул на себя, заставляя приблизиться. Окинул внимательным взглядом осунувшиеся бледные лица с опухшими и покрасневшими от слез глазами и носами, попытался выдать ободряющую улыбку. — Я очень рад, что вы в порядке, малыши, — хрипло произнес он, мимоходом огладив хрупкие детские плечи. — Не надо, кхун Кинн. Мы все понимаем, не глупые, — отстранился Винтер и оттащил за собой сестру, чьи выразительные глаза уже успели наполниться новыми солеными капельками. — Нас теперь в детдом отправят? Кинна неожиданно сильно и неприятно царапнуло отстраненное и вежливое обращение ребенка. Он уже привык к ласковому и домашнему «папа» или «отец», и теперь не мог разобраться, называли ли его так дети из необходимости побыстрее влиться в их семью или потому что действительно приняли в свой круг. Мальчик перед ним и сам едва сдерживал слезы, но ради сестры старался выглядеть храбрее и сильнее, чем чувствовал себя на самом деле, и это внушало Кинну неподдельное уважение. Винтер действительно был родным сыном Порша — упрямого, настойчивого, храброго, готового до последнего защищать то, что считал для себя важным. — Какой детдом, Винтер? Об этом между ним, Поршем и Беном даже речи не шло. Старший ребенок на предложение Чана отправить детей куда подальше в другую приемную семью посмотрел так, что умудренный годами и пережитыми схватками мужчина моментально поднял руки вверх, сдаваясь без возражений. Порш тихо попросил Кинна простить детей, дать им шанс реабилитироваться в глазах семьи, и Кинн, утопая в его взгляде, невольно подумал: кто он вообще такой, чтобы перечить любимому мужу. — Не притворяйтесь идиотом, кхун Кинн. Мы вас предали, а вы не прощаете ошибок, — в голосе ребенка слышались усталость и хоть и легкий, но совсем не детский сарказм, будто до этого он много общался с Кхуном и Тэ. — Или вы все-таки нас убьете? Можно тогда попрощаться с от… кхун Поршем? — И хиа’… то есть кхун Беном, — тихо вставила Саммер, и по ее мягким персиковым щечкам все-таки скользнули две слезинки. — И дядей Тэ… И пи’Венисом тоже!.. Она отчаянно цеплялась за предплечье брата, скорее всего, оставляя на коже лунки от ногтей и даже не пыталась вытереть слезы, пока Кинн вытаскивал сам себя из глубокого ахуя чуть ли не за шкирку. — Нам очень жаль, что мы устроили здесь все это, — несмело продолжил Винтер, не видя адекватной реакции от самого старшего в помещении. — Простите нас еще раз. Спасибо, что приютили. Мы пойдем. Винтер взял сестру за руку и попытался увести за собой, но Кинн наконец выпал из ступора и перехватил обоих малышей, не давая двинуться с места. — Глупые котята! Сначала мы с Поршем ужасно на вас разозлились, это правда. Вы умудрились крупно нас подставить, наши близкие могли пострадать, конечно, мы были подавлены, злы и очень расстроены! Но мы понимаем, почему вы это сделали. И ни в какой детдом вас никто отдавать не будет, — скороговоркой выпалил мужчина, улавливая, как дергается под его ладонью еще секунду назад гордо выпрямленная спинка Винтера и как сгибается, словно от сильной боли в животе, маленькая Саммер. Девочка заплакала еще горше, вскинула голову и порывисто бросилась Кинну на шею, обнимая двумя руками так сильно, будто задушить пыталась. Винтер, наоборот, отшатнулся, в его глазах отразился неприкрытый страх: — Что вы с нами сделаете? — Для начала, я переплету Саммер хвостик. Потом мы сходим в вашу комнату переодеться в нормальную одежду и пойдем на семейный ужин. Ну же, пантерка, не реви, запачкаешь мне рубашку, — Кинн все еще не умел взаимодействовать с такими маленькими и хрупкими девочками, но старался изо всех сил. Хотя от его скромных попыток пошутить и разрядить обстановку легче не стало — малышка завелась сильнее, все время сбито и невнятно извинялась, влажно всхлипывала и размазывала по миловидному, но сильно покрасневшему личику слезы. Кинн достал из кармана пачку салфеток, которые ему сунул полчаса назад предусмотрительный Танкхун, и промокнул ребенку глаза, а затем невозмутимо помог очистить забитый нос, вспомнив мытарства с семилетним болеющим Венисом, когда такие же «красивые и сопливые» Пит и Вегас остро нуждались в помощи всей семьи, и Тирапаньякулы устроили с температурящим ребенком настоящее дежурство по строгому расписанию. — Ну, не плачь, принцесса, все же хорошо. Все живы и здоровы. И ты иди сюда, хватит дуться, маленький кактус, — вспомнил Кинн безобидные дразнилки своей матери, лихо управляющейся с тремя взбалмошными, упрямыми и дерзкими мальчишками. — Отец сильно злится? — Сухо уточнил Винтер, пока не приближаясь, но и не убегая. На сестру он смотрел осуждающе, на Кинна — настороженно, как маленький хищный зверек, готовый броситься в бой, чуть что не так. — Немного. Но он отходчивый, котенок. Через месяц уже и не вспомнит об этом. — А хиа’… кхун Бен? — Вообще не злится, — честно ответил Кинн, и сам удивляясь про себя тому, сколько душевного тепла, света и заботы было спрятано в душе его приемного сына. — А остальные? Нас сильно накажут? — Может, Венис чем-нибудь пропишет, он у нас бурно реагирует обычно, — пожал плечами Кинн, искреннее забавляясь реакции детей и тому, что они ему совсем не поверили. — Ну и пи’Чан тоже злится, но про себя. — Ты же уже нашел нашу маму, верно? — Глаза Винтера сверкнули сталью и обреченным пониманием. Кинн замялся, не зная, как правильно подать детям тяжелую правду — их мать никогда к ним больше не вернется. На ее могилу они с Поршем и Беном ездили втроем — девушку убили сразу после родов и по-тихому похоронили за счет больницы. Специально нанятый за большую сумму криминалист по пробам из зубов и волос определил несовместимую с жизнью концентрацию некоторых солей в организме. Время смерти приблизительно совпадало с той неделей, когда по документам родились близнецы. Им нужно было рассказать детям раньше, показать документы, все объяснить, но Порш с Кинном не решались разбить детские мечты, и их малодушие едва не привело к потере близких. — Котенок, я… — Скажи правду. — Она умерла. Давно. Шесть лет назад. Скорее всего, еще в тот день, когда вы появились на свет. Мне очень жаль, — зажмурившись, выпалил Кинн, стараясь освободиться от правды, больно жгущей горло, как крохотный уголек. Он ожидал услышать усилившиеся всхлипы и уже приготовился позвать врачей с успокоительным, однако в палате повисла тяжелая, гнетущая тишина. Саммер все еще подрагивала в его руках, цеплялась пальцами за воротник черной рубашки, но и только. Снова совершив над собой волевое усилие, Кинн медленно открыл глаза и натолкнулся на бледное и отрешенное лицо Винтера. Видеть столько смирения, понимания и недетской, разбитой надежды на симпатичном личике было физически неприятно. Царапало душу фантомным чувством вины и искренним сожалением, хотя к смерти матери малышей Кинн имел весьма косвенное отношение. — Это точно? — Винтер ощутимо поник, но нашел в себе силы заглянуть мужчине в глаза, разыскивая следы лжи. — Да. Мы провели эксгумацию… ну, то есть, нашли тело и исследовали его. Зубная формула показала, что это ваша мать, ДНК тоже совпала. Если хотите, я покажу вам бумаги и позову врача, чтобы он все объяснил. — Саммер? — Он не врет, — девочка громко шмыгнула снова забитым напрочь носом и отняла ладонь от шеи Кинна. Только теперь до мужчины дошло, что все это время она чутко вслушивалась в его пульс. — Мы все это зря сделали, Вин. Винтер опустился на пол, уязвимо, сжался в клубочек и начал методично раскачиваться вперед-назад. Кинн удобнее перехватил дочь и присел рядом с ним, пригребая поближе и силой останавливая монотонные движения. — Тихо, малыш, тихо. Я здесь, рядом. Порш скоро подойдет. И Че, и Бен. Ну же, не плачьте, котята. Мне очень жаль, что с вами такое случилось, и мы обязательно найдем и накажем тех, кто убил вашу маму. Я обещаю. — Папа, они сказали, что вы не пострадаете, если мы это сделаем. А потом много людей с пистолетами… И мы в последний момент рассказали дяде Чану и хиа’Бену, — залепетала Саммер, снова обнимая Кинна до легкой боли в сдавленной детскими ручками шее. Она наконец сдалась, позволив себе быть той, кем являлась на самом деле — напуганной маленькой шестилетней девочкой, пережившей предательство и нападение вооруженных людей. К счастью, теперь у этих детей была семья, пусть и немного странная. И был Кинн, уже успевший проникнуться к ним отцовскими чувствами, иначе и быть не могло — дети являлись почти точной копией его мужа, а Порша Кинн любил до умопомрачения, и с каждым прожитым вместе годом эти чувства только укреплялись и разрастались в его душе. — Тихо, пантерка, не переживай, все уже закончилось. Они вас больше не достанут. Не плачь только, хорошо? А то глазки болеть будут, и носик опухнет. Кинн поцеловал в щеки сначала девочку, потом тихо плачущего мальчика, и пересел на кровать, с легкостью затаскивая их за собой. — Малыши, вы как? — В дверной проем просунул голову жизнерадостный Бен, и детский слезопад начался по второму кругу. Успокоить расстроенную, подавленную новостями и собственным предательством Саммер удалось только после того, как Ким, оторвавшийся наконец от Порче в самом низменном смысле, пришел вместе с ним в палату. Рядом с детьми, особенно, такими маленькими, он все еще чувствовал себя скованно, неловко и некомфортно, но подчинился пылающему взгляду своего парня и максимально правдоподобно заверил обоих детей в том, что никто на них не злится, а раны быстро заживут. То же самое с широкой, ясной улыбкой повторил Бен, здоровой рукой тиская то сестру, то брата. — Твой отец бы не оставил это вот так. Гнилые ветви нужно рубить сразу, — ровным тоном заметил Чан практически на ухо Кинну, отошедшему поближе к дверям. Оба мужчины могли в деталях наблюдать, как Саммер обнимает Бена за шею, а тот придерживает ее за талию и что-то с энтузиазмом рассказывает. — Предательство есть предательство, Кинн. Кинн в красках представил на своем месте Корна и его безжалостные, жестокие и бескомпромиссные приказы. Он бы и правда мог их убить, возможно, не на месте, а через время, чтобы усыпить бдительность второй половины. Вот только решимость Кинна не повторять за Корном после скверной ситуации с детьми окрепла еще на сотню пунктов. Кинн вернулся в реальность и подметил пусть и слабую, но искреннюю улыбку Саммер и то, как Винтер отчаянно цеплялся за руку Порша, будто думал, что тот сейчас оттолкнет его и уйдет. Внимательно посмотрел на самого Порша, язык тела которого твердил: «Я знаю, что ты не тронешь наших детей. Я люблю тебя так же сильно, как ты любишь меня». От безграничного доверия со стороны мужа под кожей Кинна разлилось медовое тепло, и сбитый ритм дыхания сам по себе вернулся в норму. — Я знаю. Для него мы все были гнилыми ветвями, не так ли? Иначе он не стал бы нас пытать и истязать. И я — не он, ифу, пожалуйста, больше никогда при мне не называй эту старую тварь моим отцом. — Не боишься, что они снова тебя предадут? — Боюсь. Корн тоже боялся. И дядя Кан. Поэтому они сделали все это с семьей кхун мэ. Поэтому дядя Кан убил жену, соврав Вегасу и Макао, что она сбежала. Поэтому нас всю жизнь запугивали и стравливали между собой. Пусть лучше цену этого страха заплачу я один, чем буду, как он, насиловать всех вокруг своей паранойей до самого конца. — Я так понимаю, решение далось нелегко? — Теплая ладонь Чана с мозолями от турника и пистолета легла на запястье Кинна в успокаивающем, поддерживающем жесте, на которые всегда скупился Корн. Кинн очень ценил у своего воспитателя эту черту — уважать чужие решения и с максимальной выгодой перекраивать ситуацию под них; сейчас она была как никогда кстати. — Весьма нелегко, ифу. Но даже если меня наизнанку вывернет, пока они в порядке — я готов платить, — после непростого разговора с детьми и увиденного в их глазах чистосердечного раскаянья, Кинну и правда стало легче, почти как после волшебного успокаивающего чая Ким Соён и расстрелянной мишени в тире корейской семьи. — Дурной ребенок, — Чан аккуратно взъерошил Кинну волосы, как иногда под настроение делала Анет. — Ты должен с ними серьезно поговорить и упредить повторение этого дерьма. — Они не предадут больше. — Все равно поговори. И пусть и условно, но наказать их нужно. Говорю тебе как человек, воспитавший вас троих. — Я подумаю над этим, ифу. — Вообще они молодцы, — Чан немного расслабился и тоже окинул успокоившихся детей внимательным и даже одобрительны взглядом. — Пусть и сказали впритык, но я успел среагировать и основные системы уцелели. Порче вообще легко ушел через пожарный выход еще в самом начале. — Он сильно испугался? — Разве что за Кима. — Как сказал бы Вегас — «лебеди сраные». — На себя посмотри, — хмыкнул Чан. — Бешеная семья, не знаю, как я с вами еще не свихнулся. Еле смог остановить от мести Нампын, она, оказывается, меткий стрелок и навыков не растеряла. — Она воспитывалась с Корном и Каном, конечно, она меткий стрелок. — Отец, иди сюда, — позвал Бен, и Кинн, взглядом извинившись перед Чаном, подошел к кровати, присаживаясь на край. С двух сторон к нему тут же прильнули младшие дети, а к спине привалился спиной довольный Бен. Порш уселся в позе лотоса напротив, глядя на них влажными глазами. — Ты очень красивый, мой феникс, — признался Кинн спонтанно, поглаживая две пушистые детские головки, охотно льнущие к его рукам. — Ты тоже, Кинн. Спасибо. «Спасибо, что не тронул моих детей. Спасибо, что все еще принимаешь их. Спасибо, что ты такой», — услышал Кинн так ясно, будто Порш сказал это вслух. Поймав взгляд любимых глаз, Кинн как мог широко и мягко улыбнулся, безмолвно заверяя Порша, что он рядом, и они сообща со всем справятся. Задача воспитания детей переросла в «задачку со звездочкой», но Кинн не привык сдаваться. Тем более, когда на него с надеждой смотрели уже три пары раскосых фениксовых глаз и одни колючие и темные.