***
В первые секунды встречи Кинн подумал, что у него на фоне хронической усталости и литров выпитого кофе приключились галлюцинации. Голубоглазая светлокожая худенькая девочка лет семи-восьми с россыпью длинных, почти по пояс, белокурых, вьющихся крупными волнами локонов гордо восседала на Бадди верхом. Пес вел себя прилично и покорно работал лошадкой, пока девочка сжимала его густую волнистую шерсть в горстях и что-то довольно мурчала себе под нос. Кинн потряс головой, прогоняя глюк, но тот уходить не пожелал. Более того, Бадди, степенно вышагивая, добрался до мужчины, встал рядом, и небесное создание, больше похожее на куклу, чем на живого человека, сделало в сторону Кинна кривоватый неумелый вай и трогательно улыбнулось, произнеся ломаные приветствия на тайском с сильнейшим акцентом. Голос у феи оказался высокий, но глубокий и размеренный, ей под стать. Кинн по инерции кивнул на приветствие и помог девочке слезть с собаки. Она оказалась совсем невесомой, едва ли больше двадцати килограмм. Нежно-голубое платьице с яркими бабочками по подолу доходило до колен, на шее красовалось явно самодельное простенькое ожерелье из нанизанных на нитку крупных синих бусинок. Кинн заметил, что на незнакомке не было одной туфли, только белый носочек, поэтому наклонился и подхватил ее на руки, решив разбираться с проблемами по мере их поступления. Девочка возражать и не подумала, наоборот, мягко обхватила его ручкой за шею и на прощание помахала ладошкой тявкнувшей собаке. Кинн заметил на правой руке малышки эластичный бинт в районе предплечья, такие часто носили телохранители во время растяжений. На левой руке красовался широкий тканевый браслет, закрывающий сантиметров пять кожи. — Привет, малышка, а ты кто? Девочка забавно свела светлые полукруглые бровки к носику с благородной горбинкой, явно не понимая, о чем он говорит. Кинн ради интереса повторил вопрос на английском. Кроха сразу ожила, заулыбалась и на чистейшем английском с идеальным британским акцентом выдала: — Меня зовут Эдит Фултон, я из Лондона. Вик и Энджел забрали меня к себе. Теперь я буду жить с ними. В голове Кинна красной строкой побежало непрерывное слово «ебать». Ким и Порче всего две с лишним недели назад вернулись из тура по европейским странам, Лондон как раз был одним из первых в списке городов, куда они должны были заглянуть. И если Порче в роли попечителя для ребенка Кинн еще с трудом, но представлял, то связать образ лощеного, самоуверенного, свободолюбивого трудоголика-Кима со словом «отец» или хотя бы «опекун» никак не выходило. А еще он мгновенно взбесился от того, что младший брат и словом не обмолвился о пополнении в семье, но ему хватило ума и такта не показывать этого при девочке, чтобы та не приняла на свой счет. — И давно ты с ними живешь? — Мы в Лондоне познакомились, четыре месяца назад. Я их большая фанатка, пробралась в комнату, где красят, чтобы чуть-чуть поговорить, — Эдит мягко улыбнулась, явно вспоминая что-то хорошее и теплое. — Энджел очень удивился, а Вик смешно рот открывал, как рыбка. Они забрали меня у тети Оливии. Я пожила у Элли немножко, а потом они за мной вернулись и сюда привезли. Сказали, теперь я буду жить тут, с ними. — Какая необычная история, — светским тоном заметил Кинн, направляясь в общие гостиные тремя этажами ниже. — А тетя Оливия не против, что тебя у нее забрали? — Она всегда говорила, что я дочка шлюхи и что должна много работать по дому, чтобы отплатить ее семье за постель и еду. Наверное, она сильно злится, что я ушла от нее, но с Виком и Энджелом мне интереснее и веселее. А ты кто, дядя? — Я старший брат Вика, меня зовут Кинн. — Ой, как здорово! А это правда, что Вик с самого детства играл на гитаре? — Да, малышка. — Вик сказал, ты на скрипке играть умеешь, дядя самоед, ты мне покажешь? Пожалуйста, пожалуйста! Я очень хочу послушать, я так скучаю по своей скрипке… — Девочка съежилась и загрустила. Кинн успокаивающе погладил ее по спинке и спросил, стараясь не сосредотачиваться на странном прозвище, которому кроху со сто процентной гарантией научил все еще мелко мстящий за инцидент со свадьбой Порче: — Почему не попросишь у Ки… Вика купить тебе скрипку? В таком желании он тебе точно не откажет. Эдит продемонстрировала руку, на которой красовался широкий браслет. — Тетя Оливия сломала мамину скрипку, я слишком часто на ней играла, и тетя злилась. А еще она меня ударила и сильно толкнула. Я сломала руку и больше не могу играть, рука вот тут не поворачивается как нужно. — Ким и Порче не показывали тебя врачам? — Еще нет. Они не знают, я… не хотела их расстраивать. Вик хочет научить меня играть на гитаре. Может, у меня хотя бы на ней получится? — Я поговорю с ним об этом, хочешь? — Да. Поговори. Так ты поиграешь для меня? — Малышка, я уже года три не играл, почти все забыл. Давай я потренируюсь сначала сам, а потом устрою тебе мини-концерт? — Да! — Девочка обрадованно захлопала в ладошки и крепко обняла Кинна за шею, выражая признательность. — Ты такой хороший, дядя самоед! Ты мне очень нравишься. — Спасибо. Ты мне тоже нравишься, милая, — сдержанно отозвался Кинн, пытаясь представить себе масштабы подколок и громкость смеха родственников, если Эдит назовет его так при побочной семье. — Дядя, Вик сказал, у тебя есть дети. — Есть. Два сына и дочка. — Ты их любишь? — Конечно. — А почему? Они послушные и всегда все делают, как ты хочешь? — Не совсем, — Кинн вспомнил, как чуть не поседел месяц назад, увидев двенадцатилетнего Винтера, уверенно ведущего байк на трассе у Сайфы. Или как пару дней назад Саммер пришла домой со сбитыми кулаками, снова вступившись за кого-то в школе. Или как Бен сунулся без спроса в одно очень опасное место, только чтобы добыть для них нужную информацию о конкурентах. В итоге не только добыл, но еще и вытащил из местных застенков чьего-то помощника, с которым потом крепко сдружился, но осадочек у семьи все равно остался. — Тогда почему ты их любишь? — Потому что они мои дети. Это в моей голове и в моем сердце, –объяснил Кинн, всей душой чувствуя, что девочке очень не хватает безусловной любви, тепла и поддержки, и истово молясь, чтобы у Кима хватило сил, совести и терпения показать Эдит, что такое настоящий отец и нормальная семья. — Что бы они ни сделали, я буду их любить. — Но ведь они не твои. Их сделали другие люди, мне Вик сказал. — И что с того? Во-первых, Винтер и Саммер — родные дети моего мужа. А мой старший сын, как многие говорят, перенял мои манеры и привычки и теперь похож на меня. И вообще, почему это я не должен их любить, если у нас нет общей крови? Я очень люблю всех детей в моей семье и буду защищать их, как своих. — Даже меня? — Даже тебя, малышка, — чистосердечно пообещал Кинн. За разговорами они пересекли пустую большую гостиную и подошли к двери малой, из-за которой слышались напряженные и громкие мужские голоса. — Пи’Ким, ты ебнулся вконец, папа Кинн с тебя шкуру спустит и правильно сделает. Четыре месяца от него дочку прятать! Да и хер бы с ним от него прятал, мы-то тут при чем? Неужели ты думаешь, что мы бы ее обижали? — Винтер был очень зол и совершенно не стеснялся в выражениях, подцепив не самую лучшую привычку Вегаса и Пакина, с которыми проводил много времени как в мастерской, так и вне ее. — Конечно прятал, она же маленькая еще. А вы — куча здоровых диких лбов, которые еще и на непонятном языке пиздят, — не менее раздраженно огрызнулся Ким, живо напомнив Кинну свою подростковую вечно всем недовольную версию. — Охуеть ты о нас хорошего мнения, конечно. Молодец, пи’Ким, спасибо за доверие! — Хуле вы сретесь? — лениво вмешался в перепалку Вегас. — She's here, we can meet her very soon. If she wasn't scared of Kim, she won't be scared of us either*. — Вряд ли пи’Ким при ней свое реальное лицо показывал, — фыркнул Винтер непримиримо. — Наверняка ведь разыгрывал из себя добренького. — Я тебе шею сейчас намылю, пиздюк наглый, — с отчетливой угрозой рявкнул Ким, и Эдит, заслышав властные нотки в голосе опекуна, ловко соскочила с рук Кинна и вбежала в комнату, с разбега обнимая Кима за ногу, чтобы не натворил глупостей. — Вик, не злись! Не ругайся из-за меня с близкими, пожалуйста. — Конечно, фея, — мужчина моментально сменил гнев на милость и присел рядом с Эдит на колено, неловко поправляя белые оборочки на платье. — Wow, she's so beautiful, like a doll. Is she for real?** — уточнил Винтер у такого же впечатленного Вегаса, сидящего в кресле нога на ногу с кружкой кофе в руке. — Меня зовут Эдит Фултон, — произнесла девочка на тайском, повернувшись всем телом к Винтеру, и сделала вай. Затем еще один в сторону очухавшегося Вегаса. — Ты очень похожа на Луну Лавгуд из «Гарри Поттера». Можно я буду звать тебя Луной? — выпалил Винтер на английском, восторженно разглядывая Эдит с головы до ног. — Да. Можно, — согласилась Эдит и повернулась к Киму, спрашивая уже у него: — Можно ведь? — Все что хочешь, фея, — пообещал поплывший от одного взгляда крохи Ким. Кинн еще раз посмотрел на брата, выглядящего так, будто только-только выиграл в лотерее огромный приз, и признал, что просчитался в предположениях, и из Кима может выйти заботливый, даже малость гиперопекающий отец. Особенно когда Эдит исполнится шестнадцать, и на нее начнут всерьез заглядываться окружающие ребята. Тем более, что здесь, в Таиланде, ее красота казалась еще более яркой и экзотической, сходу привлекая внимание и цепляя взгляд. — А как тебя зовут? — поинтересовалась меж тем Эдит у Винтера. — Винтер. Я младший сын того мужчины, с которым ты сюда зашла. А это мой дядя Вегас. — Как Лас-Вегас? — восхищенно уточнила девочка, разглядывая приосанившегося Вегаса во все глаза. — Точно. У них вся семья — города. В Тае есть обычай давать детям домашнее имя, помимо того, что в документах. Я вот Винтер, моя близняшка — Саммер, а наш старший брат Бен. А по документам мы Атхит, Сурия и Киантисак. — А что это значит? — Солнце. Мы с сестрой — солнце, а хиа’ — слава. — Красиво. А мое имя значит «богатая». — Тебя и правда наградили красотой при рождении, — отвесил Винтер щедрый, несвойственный скупому характеру комплимент. Эдит тут же сжалась, обнимая себя руками, и закаменела, уязвимая и хрупкая. И без того большие светлые глаза стали совсем огромными и пустыми. Прямо на глазах у мужчин невесомая летняя фея превратилась в ледяное изваяние, крохотную Снежную королеву из сказки Андерсена. — Эй? Что я не так сказал? — тут же насторожился Винтер, и испуганно отшатнулся, когда по бледному лицу девочки скатились две крупные прозрачные слезы. — Вам тоже нужна моя красота? Я ей должна платить за любовь? –глухим, мертвым голосом уточнила девочка, медленно повернувшись к Киму, словно кукла на шарнирах. — О чем ты, фея? — спросил Кинн нервно, не отрывая взгляда от Кима, такого же ушедшего в себя, как и Эдит. — Тетя Оливия как-то сказала, что продаст мою красоту и девственность, когда мне будет четырнадцать. Вам это тоже нужно? Я не знаю, что такое девственность, она у меня и правда есть? — Есть, — хрипло ответил Винтер, пока взрослые пытались собрать слова в предложение так, чтобы в них не было площадной брани в адрес неадекватных родственников Эдит. Мальчик смело подошел вплотную к девочке, опустился на колени, чтобы смотреть глаза в глаза, осторожно взял Эдит за руку и произнес, твердо и жестко: — Я тебе обещаю, тебя здесь никто не обидит и ничего не заберет. В моей семье много хороших людей, ты больше никогда не будешь одна. Тебя будут защищать, Эдит, и ты отдашь себя и свою красоту только тому, кому сама посчитаешь нужным. Я прослежу за этим, клянусь. — Луна. Зови меня Луна, мне так нравится больше. Девочка несильно сжала пальчиками руку Винтера, контрастно темную на фоне ее чистой молочной кожи. Робко улыбнулась, оттаивая, и тоже присела на колени, чтобы обнять мальчишку. Винтер, заметив отсутствие одной туфельки, стянул с себя рубашку, оставшись в одной футболке, повязал ткань на поясе девочки, прикрывая коленки, и невозмутимо подхватил ее на руки, благо выматывающие физические тренировки с Эппл и Чаном позволяли ему свободно таскать на руках такую же тренированную Саммер, не то что невесомую Эдит. Носить немногочисленных женщин семьи на руках вообще вошло у Тирапаньякулов в плотную привычку, во многом благодаря Чану. Тот, не стесняясь внимания и дружеских подколок подопечных, часто носил Нампын на руках после муторных и долгих медицинских процедур, как разнеженную домашнюю кошку. Деймон и Саймон обращались подобным образом с Саммер. Чоко и Венис не спускали с рук Фаер, и даже Сомсак все чаще задумчиво поглядывал на Чансуду, прикидывая, как посподручнее проделать похожий трюк. Теперь и у Винтера появился особенный субъект для проявления такого рода внимания, на что Вегас только понимающе усмехнулся в свою чашку, а Ким попросил племянника хотя бы раз в пару часов отчитываться, где они и с кем. Мальчик заверил, что все сделает в лучшем виде, сообщил, что пойдет знакомить новенькую с остальными детьми, и вышел, ловко открыв дверь ногой и уже по пути начиная что-то объяснять внимательно слушающей Луне. Кинн проследил за ними удовлетворенным взглядом, подобрался к мини-бару в углу помещения, плеснул себе виски на палец и занял кресло напротив Вегаса, прожигая младшего брата строгим взглядом. Ким смирился, щедрой рукой налил алкоголь и себе и плюхнулся на диван, рассказывая о том, как у него появилась такая необычная подопечная. По его словам выходило, что Эдит случайно услышала их с Че пение в школе, на одном из фанатских youtube-каналов, который просматривал ее одноклассник. Отца Эдит никто не знал, а мать бесследно пропала пять лет назад, бросив «нагулянную» дочь на свою старшую сестру. Эдит жила с теткой, ее мужем и тремя дочерями, выполняя мелкую работу по дому и присматривая за самой младшей двухлетней кузиной вместо няньки. В качестве подарка на восьмой день рождения она упросила тетю купить ей билет на концерт «WIK`S ANGEL». Находчивая малышка тайком пробралась в гримерку к мужчинам, чтобы получить автограф, застав их врасплох за горячими поцелуями сразу после концерта. Ким с нервной улыбкой признался, что пропал моментально, стоило взгляду натолкнуться на крохотную светловолосую фею, робко прижимающую к груди потасканный и в трех местах порванный рюкзачок со специальным блокнотиком для желанных автографов. Оливия даже не подумала искать пропавшую девочку или объявлять о ее пропаже через громкоговоритель, лишь порадовавшись тому, что удачно сбагрила приживалку. Заметив красные и поврежденные от тяжелой работы и периодических избиений руки Эдит, Порче потребовал у стаффа принести аптечку и угощения, вкусно накормил гостью, помог обработать раны и написал Кхуну с просьбой о помощи. Объединенными усилиями Форта и Кхуна малышку устроили на время к Элли, пока не закончился четырехмесячный европейский тур Кима и Че. За это время адвокат Кима и пара местных друзей Форта и Элли за щедрое вознаграждение помогли оформить все нужные для переезда документы, и мужчины вернулись домой на частном самолете уже с белокурой любопытной подопечной на борту. — Прикиньте, она от Элли все это время не отлипала, — Ким снова душевно приложился к бокалу, сбрасывая тяжелые эмоции через обжигающий глотку алкоголь, благо теперь у них с Че был заслуженный месяц отпуска, и он мог пить все что угодно, без угрозы для голоса. — Просила научить тайскому, чуть ли не целыми днями занималась, чтобы нам угодить. И все время пыталась что-то по дому делать, Элли за голову хваталась, из-за Эдит горничной практически нечего было делать. — Она очень красивая, — заметил Вегас расслаблено, покачивая в руке чашку и изучая скопившуюся на дне гущу, будто погадать на ней пытался. — И, если все, что она говорит про тетку — правда, с ней будут большие проблемы. Ты уверен, что готов к такому отцовству? — Более чем, — на удивление, Ким не стал ершиться или рычать на кузена, лишь залпом допил виски и с глухим стуком поставил на столик пустой бокал. — Она иногда так странно смотрит, будто прямо в душу. Улыбается, когда видит животных, даже стремных, мы как-то в океанариум в Лондоне сходили, так она от стекол не отлипала, пищала от восторга, что ламантины такие красивые. Сложно все, пиздец, но Че ее уже любит, да и я… Кинн без колебаний пересел на подлокотник кресла и прижал Кима к себе, совсем как в раннем детстве, когда ершистый и язвительный младший братишка еще не отрастил свои метровые ядовитые колючки и подпускал старших братьев к себе. Волосы Кима пахли дорогим кондиционером и немного деревом, а сам он на целых полминуты превратился в изваяние, позволяя Кинну себя тискать и поглаживать по голове и задней стороне шеи. Справа мелькнула долговязая бежевая тень, и на лопатки Кинна легла теплая сухая ладонь старшего брата, которую он бы узнал из тысячи. Кхун, тонко чувствуя меланхоличное настроение младших, молча обнял Кима с другой стороны, завершая редчайший, бесценный семейный клубок. А затем, будто все еще немного сомневаясь в том, что делает, дотянулся до Кинна и Кима и оставил ласковые поцелуи на уже седеющих волосах братьев, повторяя маленький ритуал Кинна и котят. Кинн управлял мафиозным кланом больше десяти лет. Провел бесчисленное количество бизнес-сделок, переговоров, захватов, пытал и убивал людей, врал партнерам в глаза, блефовал и вроде как успешно растил сразу трех детей. Но в момент, когда губы брата коснулись его головы в нежном, приязненном, семейном жесте, он почувствовал, как в груди разорвался огненный шар, причиняя мучительную, сладкую боль и заставляя слезы подступить к глазам. Кхун, снова уловив все без слов, ласково потрепал младших по волосам и отступил, со всем возможным удобством и грацией устраиваясь на диванчике напротив Вегаса. — Ну что, кто-нибудь объяснит мне, почему все такие смурные? Кинн сглотнул комок в горле, очень быстро вытер одной-единственную слезу в уголке правого глаза, успешно сделав вид, что туда попала соринка, и заговорил, пересказывая последние новости, старательно удерживая голос твердым, пока Ким рядом с ним неумело копошился, скрывая от братьев и довольно жмурящегося кузена красное смущенное лицо. Как-то очень неудачно ему вспомнился тотализатор, который они устроили всей семьей на год, когда у Кима и Че появятся свои дети.***
Порш, широко улыбаясь и весело насвистывая, наспех скидывал в зев огромного чемодана свои рубашки, белье и памятные мелочи. Кинн, сидящий на кровати и созерцающий приготовления, отчаянно задыхался, не в силах остановить любимого мужа. Наконец у него прорезался хриплый, словно чужой, голос, и он взмолился, хватая Порша за запястье в попытке удержать. — Малыш, останься! — Прости, Кинн, нам было хорошо вместе, но я так больше не хочу, –Порш закусил губу и аккуратно выпутался из цепкой хватки, забирая с собой тепло и нежность. — Мне надоело вечно играть при тебе роль второй скрипки. И я смертельно устал от всего твоего мафиозного дерьма. — Котята… — прохрипел Кинн, машинально растирая грудь, где обиженно ныло все еще горячо любящее сердце. — Я уже снял квартиру в центре, заберу их с собой. Котята очень счастливы, мы с Тимом уже все решили: сейчас поживем вместе, немного притремся друг к другу, а летом переедем в Лиссабон, как он всегда мечтал, — Порш мечтательно прищурился и легкомысленно улыбнулся, разрезая сердце Кинна без ножа. Потерять мужа было мучительно больно, но лишиться заодно и детей — невыносимо. — Малыш, Порш, пожалуйста… Они же и мои дети тоже, — тихо попросил Кинн, борясь с глупым желанием упасть на колени и вцепиться в ноги мужа, не позволяя вот так уйти и сломать все, что между ними успело выстроиться за эти годы. Глаза Порша после этих слов опасно сверкнули, а голос стал холодным и равнодушным: — Нет, Кинн, это только мои дети. В них моя кровь, а ты им никто. Они быстро привыкнут к Тиму, может, даже будут называть его папой. — Порш, нет, котенок, постой… — Кинн все же упал на колени рядом с чемоданом, мешая его закрыть. — Перестань заниматься всей этой херней, Кинн, ты же лидер клана, — в голосе Киттисавата прорезалось колючее, резкое раздражение, а узкие кошачьи глаза полыхнули, как два маленьких костерка. — На мне свет клином не сошелся, найдешь себе другого любовника. — Ты мой муж! — А, да, точно, — Порш легко снял с пальца кольцо, с которым не расставался даже в душе, и положил на тумбочку, рядом с закрытым медальоном Анет. — Я подам заявление на развод уже завтра. Не унижайся, Кинн, не делай ничего, о чем пожалеешь. Я все равно уйду, потому что больше тебя не люблю. Будь счастлив. — Порш! Нет, стой, Порш! — Кинн попытался схватиться за руку уворачивающегося мужа, но нащупал только пустоту. Потолок спальни был темным и ровным, нависал над дрожащим от кошмара мужчиной могильной плитой. Кинн поморгал, привыкая к темноте и одиночеству — вторая половина кровати была вопиюще холодна и пуста, так как Порш вместе с Беном и Вегасом уехал на полторы недели в Корею к Чонам. А Кинну уже четвертую ночь подряд снились подобные сны, выматывающие душу и тело. Он нехотя поднялся с постели, душной, липкой, пропитанной потом и слезами. Перестелил белье, добрел до ванной, сполоснулся под душем, смывая мерзкие остатки заевшего в сознании сна. Кое-как вытершись, влез в первую попавшуюся пижаму и отправился к детям, чтобы взглянуть на них хоть одним глазком и успокоить подсознание, которое все еще испытывало нешуточную боль от пренебрежения вымышленного Порша. В спальне близнецов, по сложившейся традиции, в дальнем от кроватей углу горел небольшой желтый ночник в виде рыбки специально для Саммер, так что Кинн легко различил под легкими одеялами очертания детских тел. Бадди чутко вскинулся на звук открывшейся двери, опознал Кинна и вернул тяжелую голову на одеяло Винтера, прикрывая умные глаза. Кинн призраком проскользнул в спальню, впитывая картину перед собой, чтобы отпечаталась под веками и успокоила смутную боль в груди. — Папа? — комок справа заворочался, и из-под одеяла вынырнула сонная Саммер с распущенными волосами. Так она была еще больше похожа на Порша, и у Кинна защемило сердце от нежности и сладкой боли — он всей душой любил мужа и этих детей, но дурной сон не отпускал, острыми костлявыми пальцами сжимая и холодя внутренности. — Спи, принцесса, я сейчас уйду, — пообещал Кинн тихо, но девочка уже села, стряхивая одеяло. Как-то странно свистнула, и Винтер тут же вскинулся, хлопая на сестру и отца заспанными глазами. — Что такое?.. — Папе плохо, — лаконично отозвалась Саммер на сиплый вопрос брата и встала с кровати, вдевая ноги в пушистые фиолетовые тапки — уменьшенную копию любимых тапочек Танкхуна. — Нет, котята, все хорошо, я просто… — Кинн вскинул руки вверх и попытался оправдаться, но напоролся на нехороший прищур Саммер и затих. — Ты просто что? Посреди ночи пришел посмотреть, как мы спим? Хочешь сказать, так все родители делают? — девочка подошла ближе, маня за собой брата и пса. — Пошли в вашу спальню, мы поспим сегодня с тобой. Бадди послушно спрыгнул с кровати, гулко ударившись лапами о пол, Винтер, душераздирающе зевая, поплелся следом, оставив кровать расстеленной. — Саммер, все хорошо, правда. Это обычный кошмар, такое бывает, я в порядке, оставайтесь тут, — попытался Кинн урезонить дочь, но повторно напоролся на стальной взгляд исподлобья и сдался, вместе с детьми и псом возвращаясь в их с Поршем спальню, теперь насквозь пропитанную тоской. Девочка, не мешкая, залезла на кровать, ее брат и собака последовали за ней, оставив по центру место для Кинна. Мужчина скинул шелковый халат, оставшись в одном нижнем белье, и, испытывая сильнейшее смущение, улегся в получившемся гнезде. Саммер поерзала, ласково погладила Кинна по волосам и села, недовольно сверкая глазами: — Папа! Ты какого хрена под кондеями с мокрой головой шаришься?! Заболеть хочешь? — Не злись, милая, я недолго, — искренне улыбнулся Кинн, ловя ладони дочери, чтобы благодарно поцеловать. Злая Саммер была безумно похожа на родного отца, и этот факт причинял Кинну одновременно и сильную боль, и неземное блаженство. — Все равно! Папа, тебе почти сорок, а ведешь себя как ребенок, — отчитала его Саммер и снова прижалась к боку, обнимая за руку. — Что тебе такого снилось, что так накрыло? — Что Порш ушел к другому и забрал вас с собой, — сглотнув густую слюну, признался Кинн, не видя смысла скрывать кошмары от своих проницательных и мудрых детей. — Ты же знаешь, что мы тебя любим? И что даже если вы с папой разведетесь, ты все равно останешься нашим лучший папой? — уточнила Саммер с предельной серьезностью. — Знаю, пантерка. Но этот страх выше меня. Я очень люблю вас и вашего отца, и так же сильно боюсь вас потерять. Тем более, с нашим образом жизни все возможно. — Папа, ты отлично справляешься. Вы с папой Поршем — классные родители, перестань загоняться из-за ерунды, — попросила девочка мягко, параллельно поглаживая Кинна по солнечному сплетению. — Мы трое тебя очень любим. Ты наш лучший папа, помни об этом всегда, ладно? — Ладно, малышка, — Кинн погладил обоих детей по голове, дыша свежим запахом грейпфрута и тем особенным ароматом кожи, что сохранялся у детей лет до тринадцати. — Спасибо, что остались сегодня со мной. — Не за что, мы же семья, — буркнул сквозь дрему Винтер, внося в разговор свою небольшую, но важную лепту. Перекатился головой по плечу Кинна, несильно попинал устроившегося в ногах Бадди, потерся щекой о ключицу мужчины и попросил, едва слышно: — Спой нам колыбельную. Кинн послушно замурлыкал под нос старую песенку Анет, борясь с желанием сжать детей в руках как можно крепче, чтобы убедиться, что они рядом и состоят из плоти и крови. Саммер, тонко чувствуя его настроение, прижалась к нему ближе, а затем положила ладонь на губы, впервые за все те разы, что Кинн им пел, перебивая мелодию. Мужчина осекся, не понимая, что не так, а Саммер выпрямилась, ласково потянула задремавшего брата за ухо и погладила отца по щеке, следом целуя в лоб. Мелодия продолжилась, только на этот раз ее напевала сама Саммер, баюкая в волнах нежности и безусловной любви и брата, и отца, и даже пса. Кинн прикрыл слезящиеся глаза, и сам не заметил, как уплыл в царство снов, на этот раз, к счастью, без кошмаров и болезненных воспоминаний.***
Все шесть дней, оставшиеся до возвращения Порша из Кореи, младшие дети ночевали с Кинном, охраняя его от кошмаров получше любого ловца снов. Кинн каждый день утром и вечером звонил супругу по видеосвязи, любовался выдержанной, зрелой красотой и довольной, хоть и усталой улыбкой, а по ночам засыпал под колыбельные Саммер, к которой изредка присоединялся и Винтер. В последнюю ночь, когда дети остались с запланированной ночевкой в доме Пита и Вегаса чтобы помочь Чоко с каким-то школьным проектом, в дверь спальни Кинна тихо постучали. На пороге обнаружилась простоволосая Луна в лиловой пижаме с пятикилограммовым Милком*** на руках. — Что случилось, фея? — Кинн присел на колено, обеспокоенно заглядывая малышке в лицо. Та похлопала на него своими огромными голубыми глазами и медленно, подбирая слова и продираясь сквозь сильный акцент, заговорила на тайском: — Вик и Энджел хотят сегодня спать сами. Принцесса сказала, тебе одиноко. Я буду тут. Можно? Девочка упорно называла Саммер «princess», а Винтера «leopard», что во время разговора звучало очень забавно. Кинн снова подивился проницательности своих младших детей, про себя послал много ласковых слов в адрес ушлого младшего брата, задумавшего уединиться с мужем на всю ночь под благовидным предлогом, и широко распахнул дверь спальни, впуская гостью внутрь. Луна — теперь все в семье называли ее только так — с любопытством оглянулась по сторонам, прошлепала к кровати, забралась под одеяло со стороны Порша, устроила пассивного и сонного Милка на запасной, третьей подушке и забавно поманила Кинна к себе. Мужчина хмыкнул, запер дверь и улегся на свое привычное место, ощущая, как мостится к нему поближе хрупкое маленькое тело. — Включить тебе ночник? — Нет, не надо. Я не люблю ярко, — пояснила Луна тихо, очень стараясь подбирать правильные слова на тайском. — Почему? — удивился Кинн, и девочка страдальчески заломила изогнутые бровки, не зная, как это объяснить на чужом языке. — Говори на английском, фея, — сжалился мужчина, но малышка упрямо мотнула головой, расплескав по подушке белокурые локоны. — Энджел говорит, нужно учиться. Я буду. — Ты большая молодец, но тема очень сложная. Давай сейчас все-таки попробуем английский? — Кинн тепло улыбнулся, поддерживая отважную девочку, и та, после недолгих колебаний кивнула и заговорила на родном: — Ночью в прежнем доме меня не трогали, и я могла думать о своем. Мечтала о том, как встречу Вика и Энджела вживую. Ночь — мое время, когда темно, не видно слез и уродства. — Но ты очень красивая, Луна, — тоже перешел на английский Кинн, ощущая, как сжимается сердце от одиночества, которым было пропитано каждое слово не по годам взрослой и печальной девочки. — Я подслушала тетю. Она как-то сказала соседке, что, когда мне будет четырнадцать, меня можно будет выгодно продать. Девственность и красота — ценный товар, — размеренно повторила Луна чужие слова, твердо выговаривая, почти печатая согласные. — Я думала, что, когда мне будет двенадцать, придется себя испортить. Я так и не поняла, что такое девственность, но красоту я могла бы убрать кипятком или ножом. — Нет, милая. Нет. Не думай больше об этом, — попросил Кинн, прижимая девочку поближе к себе. От того, с какой недетской, обреченной расчетливостью и спокойствием Луна говорила о своих возможных увечьях, у него — взрослого самодостаточного мужчины, главы мощного и процветающего мафиозного клана — кровь стыла в жилах. А ведь будь у Кана и Корна дочери, а не сыновья, именно таким образом они могли бы рассуждать, так как тот же Кан в свое время не стеснялся подкладывать Вегаса и даже Макао под своих бизнес-партнеров ради компромата и выгодных сделок. — Ты в безопасности с нами. Поверь, я знаю своего брата всю его жизнь– он маниакально следит за безопасностью Порче и точно так же будет следить за твоей. Тебя больше никто не обидит и не унизит. Ты здесь в безопасности, Луна. Помнишь, что тебе пообещал Винтер? — Я знаю, дядя самоед, — согласилась девочка и свернулась клубочком вокруг руки Кинна, как делала под настроение Саммер. — Но в темноте мне все равно лучше. Спокойнее. — Я могу… рассказать тебе сказку, чтобы лучше спалось, — попробовал Кинн снова наладить мосты, постаравшись не зацикливаться на все еще обидном «дяде самоеде». — Принцесса сказала, тебе самому нужна сказка, чтобы заснуть. Хочешь, я расскажу тебе? — Взрослые должны усыплять детей сказками, а не наоборот. — Почему? — спросила Луна тихо, и Кинн, после недолгих колебаний, признал, что и сам не знает почему. Легко согласившись на сказку, он ожидал чего-то простого, но девочка, удобнее усевшись у изголовья, стала рассказывать незнакомую ему сказку «Кэт-Щелкунчик»*. Луна иногда сбивалась и путала слова и очередность событий, но рассказывала очень старательно, чем еще больше расположила Кинна к себе. — Почему ты выбрала именно эту сказку, фея? — Она не похожа на другие. Кэт умная, храбрая, добрая и любит сестру, несмотря на то, что их родители — нет, — пояснила девочка, задумчиво тиская белое большое ухо громко мурчащего кота. — Я бы хотела, чтобы меня так же любили мои старшие сестры. — Теперь у тебя новая семья, — Кинн погладил Луну по голове, поражаясь ее волосам, похожим на ощупь на качественный тяжелый и гладкий шелк. — И тебя здесь быстро все полюбят, ты же такая замечательная и милая. — Принцесса, леопард, сладость, щенок, лев, шторм и рыцарь** часто говорят мне то же самое. Но я же… я вам чужая. — Кэт и Энн тоже не были друг другу родными, но ведь любили и заботились друг о друге. Почему тебе так нельзя? — апеллировал Кинн к недавней сказке, все еще не в силах выпустить из рук роскошные волосы Луны. — Почему вам всем так нравятся мои волосы? Это потому, что они светлые? — спросила девочка, внимательно глядя на Кинна сверху вниз. — У представителей разных стран есть свои особенности. Потрогай мои волосы, видишь, какие жесткие? А твои гладкие, мягкие и тяжелые, вот и вызывают повышенный интерес у местных жителей. Тебе не трудно так ходить? — Нет, я привыкла, — задумчиво ответила Луна, потрогав волосы Кинна в ответ. — И правда жесткие. — Ага. Спи, малышка. День был долгим. — Ладно. Ой, я еще хотела спросить: как часто взрослым надо заниматься сексом? Кинн подавился слюной и закашлялся, перегнувшись через край кровати. Невесомый кулачок Луны постучал по его спине, и Кинн, жадно отпив из ночного стакана с чистой водой, часто спасающего от обезвоживания после кошмаров, все же смог прокашляться. — А зачем тебе это знать, фея? — Вик и Энджел говорят об этом, когда думают, что я не слышу. И иногда прячутся от меня в ванной. Для взрослых это правда так важно? Кинн обреченно выругался про себя, окончательно смирившись с ролью главного семейного секс-просветителя. Ладно Бен, в свое время спросивший лишь о том, как часто можно заниматься анальным сексом, как к нему подготовить себя или партнера и какие презервативы лучше брать. Ладно Винтер, на полном серьезе уточняющий о языке любви в паре. Ладно Венис, который благодаря разгульным игрищам Вегаса и Пита все прекрасно видел, но долгое время не мог соотнести со своим телом. Да даже с Саммер говорить о сексе было сложно, но терпимо. Но Луна уже ни в какие ворота не лезла и сильно выбивалась из ряда детей хотя бы тем, что Кинн знал ее всего пару месяцев. Однако, стоило представить ушедшего в астрал Кима после подобного невинного вопроса, и Кинн, скрепя сердце, все же открыл рот и заговорил, тщательно подбирая слова. — Когда люди становятся взрослыми, у них появляются взрослые желания. Хочется не только обнимать и целовать любимого человека, но и зайти дальше, соединиться с ним физически. Это и называется секс. Но вот как часто им стоит заниматься, зависит от конкретной пары. Кому-то хватает одного раза в неделю, кому-то — в месяц. А кто-то хочет каждый день. Но заниматься сексом надо обязательно после шестнадцати, со специальной защитой и только с тем человеком, которому ты полностью доверяешь. — Ладно, — Луна легко приняла объяснения, снова укладываясь на подушку. — То есть, когда Вик и Энджел сбегают вместе в ванную, они занимаются там сексом? — Не знаю, я же не могу к ним заглянуть. Но вполне возможно, что да, — подтвердил Кинн, уже прикидывая, что именно стрясет с Кима в благодарность за этот разговор. — Луна, дело в том, что женатым взрослым иногда нужно уединяться. Секс — очень интимный и, пожалуй, важный процесс, уж точно не для детских глаз. — То есть, когда я вырасту, я смогу на них смотреть? — Нет, — сбился Кинн, прикидывая, где в прошлой жизни так нагрешил, что в этой пришлось отдуваться за троих с интимными и сложными вопросами от детей и племянников. — Нет, я имел в виду что… секс — это только для двоих, понимаешь? И детям нельзя смотреть на секс родителей, это неправильно. — Они не мои родители. — Но ведь хотят ими стать, разве нет? У Саммер была энциклопедия про половое созревание, правда, на тайском. Хочешь, я попрошу ее одолжить или куплю тебе похожую на английском? — сдался Кинн, обливаясь потом и про себя умоляя девочку прекратить расспросы на настолько щепетильные темы. — Хорошо. Спасибо, — Луна, словно мысли его прочитав, напоследок погладила муркнувшего в ответ на ласку Милка и свернулась в клубочек, позволяя Кинну аккуратно сжать в руке прядь ее волос. Стерев со лба и висков пот, мужчина немного расслабился и погладил очаровательную соседку по голове, делая зарубку в памяти перепроверить ее охранников. Что бы ни случилось, эта малышка с глазами цвета неба не должна была пострадать от их разборок.***
Кинн непонимающе смотрел на коробочку, которую ему с ангельской улыбкой протягивала Луна. Вернувшийся из командировки Порш вместо того, чтобы нормально выспаться и восстановиться с дороги, не слезал с мужа сутки, требуя секса в ванной, на кровати, на столе, у окна, на полу и даже в коридоре между комнатами. После шести раундов в произвольных и не всегда удобных с точки зрения механики процесса местах, мышцы во всем теле Кинна приятно ныли и гудели, напоминая о полученном колоссальном удовольствии, а мысли текли размеренно и плавно. Анакинн с приятным предвкушением принял песочного цвета продолговатый плоский футляр, раскрыл и во все глаза уставился на широкий темно-синий кожаный браслет, украшенный посредине туго сплетенной тонкой косичкой почти белого цвета, заботливо закатанной в эпоксидную смолу, чтобы не испортилась. — Что это, фея? — Тебе же они так понравились, дядя самоед, — лукаво улыбнулась Луна, теребя в пальчиках прядь из прически, в которой передние локоны были убраны назад и закреплены заколочкой с переливчатыми камнями, которую малышке на новоселье подарил надувшийся от важности своей миссии Чоко. До Кинна рывком дошло, о чем ему пытались сказать, и он пулей вылетел из-за обеденного стола, опускаясь перед крохой на колени. — Луна, это твои волосы? Ты сплела для меня браслет из своих волос? — Ну да, — Луна как ни в чем не бывало пожала покатыми плечиками. — Лев помог сделать браслетик, я отрезала волосы и сплела косичку, а шторм помог обработать, чтобы не портилась. Но все равно лишний раз не мочи. — Малышка, но ведь это твои волосы, они такие красивые, неужели не жалко? — Кинн провел по ее голове рукой, и Луна, догадавшись о том, что он ищет, сняла заколку и показала отрезанную у самого затылка неширокую прядь. — Нет. Они же потом снова отрастут. А тебе нравится. Если потеряешь или испортится, я сделаю тебе еще. Смотри, их много, — в доказательство она скользящим жестом провела рукой, пропуская пряди сквозь пальцы. — Луна, ты сделала для Кинна браслет из своих волос? — переспросил удивленный Порче, пока Ким за его спиной силился что-то сказать, то краснея, то бледнея. — Ну да. А что такого? У вас так нельзя? — Нет, можно, просто… Луна, это немного странно. — Но дяде самоеду нравятся мои волосы, и мне совсем не жалко, — пояснила девочка меланхоличным тоном. — Энджел, это волосы, они растут. — Ладно. Ладно, но больше так не… блять. Хорошо, окей, твоя голова — твои правила, — Порче быстро смирился с тем, что ему достался настолько своевольный и необычный ребенок, и даже смог изобразить нечто похожее на ободрительную улыбку. — Мы не злимся, милая, только помни, пожалуйста, мы с Виком очень любим твои волосы. — Я знаю, — негромко рассмеялась Луна и жестом фокусника достала из своего рюкзачка еще два футляра, подтолкнув в сторону приемных родителей. — Твою ж мать, — просипел Ким и открыл свой, в котором красовался точно такой же браслет, что и у Кинна, только на черной коже. Его близнец покоился в футляре для Че. — Луна… — Похожу с другой прической немного, не переживайте так, — девочка ловко влезла на колени Порче, обняла обоих мужчин за шеи и даже помогла Киму застегнуть подарок на руке. — Так я всегда буду с вами, разве не круто? — Круто, конечно, — подтвердил Че, чмокнув девочку в лоб. — Ты умеешь удивлять, фея. Но в следующий раз спроси у нас сначала, хорошо? Мы поможем сделать все красиво и правильно. — Ладно, — Луна доверчиво прижалась к Че всем телом, и тот обнял ее рукой за талию, переплетая пальцы свободной руки со все еще порядком выбитым из колеи Кимом. Кинн хмыкнул себе под нос, вернулся на свое место за столом и вытянул руку в сторону, чтобы Порш закрепил на нем подарок. Он уже предчувствовал множество веселых открытий, которые могли их подстерегать благодаря непосредственной и по-хорошему странной Луне, и с нетерпением их ждал. В конце концов, не часто его самоуверенный и хищный младший брат выглядел настолько ошарашенным и потерянным.