Львенок

      Почти неделю Кинн подхватывался в любое время дня и ночи от звонков младшего брата — Порче уехал на пару дней в провинцию по делам альма-матер, и с Луной Ким остался наедине. Каждый раз поводы для беспокойства были разными: то у девочки обнаружилась незначительная аллергия на местную пыльцу, проявляющаяся сильным насморком и красными глазами, то она скромно попросила купить ей пару нарядов на смену, чтобы можно было ходить по дому и не бояться запачкать красивую одежду, а советоваться по поводу одежды Киму было не с кем. Он на эмоциях накупил Луне полмагазина, а потом долго не мог понять, что не так и почему приемная дочь смотрит на него с грустью и сожалением и молча гладит одежду, отказываясь ее носить. Примчавшийся на отчаянный зов Кима Тэ, как наиболее свободный от семейных дел человек, спокойно взял ребенка за руку и отвел в ближайший детский магазин, прикупив пару простых хлопковых костюмчиков и невзрачных легких платьев, которые было бы не жаль испачкать или порвать.       Последний раз Ким в панике позвонил Кинну среди ночи, потому что Луна в который раз хотела ночевать с ними, а певец ужасно соскучился по мужу и хотел получить свою порцию ласки не в ванной и второпях, а на нормальном матрасе и лежа. Кинн каждый раз закатывал глаза, толкал язык за щеку, напоказ цокал, медленно вздыхал, напоминал себе мысленно, что он все-таки старший брат, и послушно помогал решать возникающие проблемы. Например, предложил переехать на время в комплекс, благо места было полно, и одна из комнат на этаже с гостевыми спальнями была пригодна для того, чтобы сделать из нее мини-студию, как в пентхаусе Кима. Да и девочке вместе с другими детьми было бы не так скучно. Затея организовывалась не так уж быстро и с большими денежными затратами, но Тирапаньякулы не бедствовали, да и сам Ким изрядно раскрутился за это время — деньги в прямом смысле были последней из их проблем.       Кимхан взял паузу на раздумья, заперся в рабочей студии почти на сутки, питаясь спортивными напитками, сладкими батончиками, кофе и алкоголем, но до чего-то все-таки додумался, потому что, отмывшись и отоспавшись после спонтанного затворничества, собрал вещи на скорую руку и перевез домочадцев в комплекс.       Че переменам искренне обрадовался — теперь он мог чаще видеть брата, по которому, как ни крути, сильно скучал. Ким кривился и морщился, но ради любимых людей засунул свое ценное мнение о родном доме подальше и молчал. Луна же с любопытством осмотрела свою спальню, которую сообща обставляли Танкхун, Саммер и Тэ, и попросила, чтобы ей дали ключ.       — Зачем тебе, милая? Мы всегда будем стучать перед тем, как войти. Ты можешь запретить кому угодно входить в свою комнату, и мы не будем, обещаю, если только не будет угрозы для жизни. — Порче нежно погладил девочку по голове, заправив за тонкое розовое ушко выбившуюся прядь.       — Нужно иметь место, где можно прятаться, — призналась Луна, опустив потемневший взгляд в пол.       Порче вздрогнул, заверил девочку, что ей нечего бояться, но ключ выдал и даже прицепил на него один из своих самодельных брелоков в виде темно-красной вишенки. Луна расцвела на глазах, чмокнула наклонившегося к ней мужчину в щеку и убежала осваивать новые просторы и хвастаться новой комнатой остальной компании детей. Порче — подавленного, выбитого из колеи и непривычно меланхоличного — Тирапаньякулы полвечера сообща отпаивали виски.       Кинн искренне любил Кима, несмотря на все попытки Корна этого не допустить, и пытался быть ответственным старшим для него, но настолько поздний звонок уже не шел ни в какие ворота. Маленькая семья всего три дня назад переехала в комплекс, а Ким снова настойчиво трезвонил Кинну среди ночи. Рядом сонно заворочался Порш, просыпаясь из-за дребезжащего на тумбочке смартфона. Кинн прижался к фениксу на плече мужа поцелуем, извиняясь за беспокойство, нащупал гудящий телефон и уронил его на пол, так как в дверь спальни начали ломиться с силой, достойной лучшего применения. Порш мгновенно насторожился, стряхнул остатки сна и потянулся за оружием, спрятанным в специальном тайнике в тумбочке. Кинн тоже достал свой верный Глок, приблизился к двери, распахнул ее и выругался вслух — стоящий на пороге Ким казался испуганным и смертельно бледным. Кинн в последний раз видел своего брата настолько разбитым лет в тринадцать, когда Танкхуна после предпоследнего похищения безрезультатно искали четыре дня.       — Луна… пропала, — прохрипел Ким, цепляясь за косяк так, что побелели пальцы.       Порш отработанным до автоматизма движением поставил оружие на предохранитель, отложил на тумбочку и схватился за рацию, поднимая охрану по тревоге. Параллельно он пытался отыскать для себя хоть какую-то одежду, чтобы не носиться по коридорам в одних трусах.       — Я зашел в ее комнату, просто убедиться, что все в порядке. Мне не спалось, не хотел тревожить Че. А ее нет! И постель не примята, будто она там и не ночевала, — голос Кима, низкий, уверенный и густой, сейчас жалко срывался, будто мужчина находился на грани сильнейшей истерики.       — Камеры что?       — Там еще не успели установить последнюю, видно только начало коридора, — Кима натурально колотило. — Нам не стоило так быстро приезжать. Мне нужно было сначала убедиться, что все в порядке. Это моя вина…       Порш наконец отыскал и накинул темно-синий шелковый халат Кинна, встал рядом с Кимом, схватился за его плечи и хорошенько тряхнул, строго глядя в затуманенные тревогой глаза.       — Мы ее найдем. Ты ни в чем не виноват. Сейчас нужно понять, где искать и кто мог это сделать.       — Вы чего кричите? — заслышав шум в коридоре, в родительское крыло заглянули близнецы.       — Луна потерялась, — пояснил Кинн, быстро одеваясь в первую попавшуюся пижаму.       — Я знаю, где она, идем.       Винтер повернулся и без колебаний припустил на приличной скорости в сторону спален Арма, Пола и Фаер, находившихся дальше по коридору от комнат Кима, Че и Луны. Мужчины бросились следом, по дороге перебудив весь этаж. Винтер тихо открыл дверь и зашел в спальню Фаер, где горел маленький ночник в виде кораблика неподалеку от кроватки.       Луна мирно спала, сидя на пушистом овальном прикроватном коврике и положив голову на сложенные на кровати Фаер руки. Длинные распущенные волосы укрывали ее спину плащом и в свете ночника мерцали серебристым холодным светом, как у настоящей феи. Услышав шум, девочка вскинулась, шатаясь, вскочила на ноги и заслонила собой кроватку крепко спящей Фаер.       — Дядя Джордж, не бей ее! — заговорила она на английском, спросонок плохо понимая, кто перед ней.       Порче дернулся, как от удара. Глаза Порша распахнулись во всю ширь, у Кинна сами собой сжались кулаки, а Ким рухнул на колени, упирая ладони в пол и низко склоняя темноволосую голову. Первым, как ни странно, от прострации очнулся Арм и медленно, как к пугливому дикому животному, подошел к Луне, дополнительно включая гирлянду на стене. Девочка сонно поморгала на вторженцев, привыкая к освещению, увидела коленопреклоненного Кима и бросилась к нему, обнимая за шею и встревоженно заглядывая в лицо:       — Вик, что случилось? Вик, ответь! — она произвольно мешала тайский и английский, страшно волнуясь, но Ким был не в силах ее успокоить, так как сам в этом нуждался не меньше. Вскочив на ноги, он передал девочку Кинну и сбежал в сторону спортзала, не оглядываясь. Луна всхлипнула, переводя взгляд огромных влажных голубых глаз с Кинна на Порче: — Я не так?.. Почему он ушел? Он злится на меня?       — Все хорошо, Луна. С ним все будет хорошо, — Порче гулко сглотнул, но смог взять себя в руки и забрал у Кинна девочку, надежно обнимая и даже чуть покачивая, как маленькую. — Ты нас очень напугала, малышка. Мы тебя потеряли. Зачем ты пришла к Фаер?       — Я привыкла так. Мне нужно, чтобы рядом кто-то был. Дядя Джордж иногда приходил домой пьяный, ругался, кричал, Никки много плакала, когда просыпалась, поэтому я спала с ней.       — Луна, а у тебя раньше была своя кровать? — спросил Арм подозрительно ровным голосом, хотя его глаза за линзами привычных очков горели огнем неприкрытой ненависти, направленной на прошлых опекунов малышки.       — Да, тетя Оливия поставила для меня складную кровать на пружинках. Но от нее спина много болела, и я не хотела, чтобы Никки плакала из-за темноты, поэтому спала с ней.       — На полу?       — Пока на улице было тепло, да, — кивнула Луна, явно не видя в этом большой проблемы. — Мне сложно спать одной. Все время кажется, что придет дядя Джордж и начнет кричать. Я не могла тут заснуть, а Вик и Энджел снова хотели быть только вдвоем, поэтому я пришла к Фаер. Вчера и сегодня тоже. Это плохо? Так нельзя?       — Луна?.. — Фаер, разбуженная громкими голосами взрослых, села на кроватке, потерла глаза и протянула пухлые ручки к девочке. Луна попросила Че спустить ее на землю, подошла к кроватке, села и без труда затащила кроху к себе на колени.       — Все хорошо, спи. Мы сейчас уйдем.       — Папа Ам, папа Пол, не кличите на Луну, она холосая!* — вступилась за старшую подругу Фаер, требовательно глядя на обоих отцов.       — Мы и не собирались, огонек, — ласково прогудел Пол. Арм согласно кивнул и поправил очки.       — Дайте мне десять минут. Я уложу ее обратно и выйду, — предложила Луна тихо, продолжая баюкать клюющую носом Фаер на руках.       Мужчины согласились и гуськом вышли за неплотно прикрытую дверь, из-за которой почти сразу раздалась нежная напевная мелодия, звенящая в тишине, словно чистый хрусталь. Луна вышла даже меньше, чем через десять минут, на этот раз плотно, тщательно прикрыла дверь в спальню Фаер и поманила мужчин за собой на этаж ниже в одну из небольших внутренних гостиных. Сидячих мест на всех не хватило, поэтому Кинн занял одно из трех кресел и без колебаний усадил Порша к себе на колени, черпая силу и спокойствие в родной тяжести. Арм, Пол и Саммер втиснулись на продолговатый низкий диван, Порче занял второе кресло, а Луна — третье. Винтер по-простому присел на ее подлокотник, молчаливо поддерживая одним своим присутствием.       — Куда ушел Вик? Он на меня очень злится?       — Он злится не на тебя, милая, — заверил Порче мягким голосом, благо Кинн и Порш успели посвятить его во все подробности произошедшего, пока топтались в коридоре и ждали девочку. — Он очень испугался, когда не нашел тебя в постели. И ему было трудно слышать о твоем прошлом. Нам всем было, на самом деле.       — Спасибо, что убаюкала Фаер, она обычно засыпает через полчаса минимум, а с тобой за десять минут улеглась, — поблагодарил девочку Арм с теплой и добродушной улыбкой дяди, которую часто дарил всем детям комплекса.       — Это несложно, она милая и послушная, — пожала плечами Луна. — Так мне нельзя к ней приходить?       — Можно. Конечно, можно, фея, — включился в разговор Пол. — Только на полу спать неправильно — это вредно для твоей спинки и шеи.       — Я привычная. Но я так больше не буду, — Луна на глазах погрустнела.       — Мы можем поставить в комнату Фаер еще одну кроватку для тебя, — сдался Порче, обменявшись долгими говорящими взглядами с Армом и Полом.       — Фаер от тебя в восторге, не думаю, что она будет против. И ты не будешь спать одна, — дополнил мысль Порче Арм.       — Правда можно? А Вик не будет ругаться? — Луна сначала загорелась новой идеей, а затем сникла, теребя в пальцах короткий локон.       — Не будет, — Ким встал в дверях — насквозь мокрый, с налипшей на лоб длинной челкой и кругами от пота на спальной тонкой майке. Он, шаркая, прошел к креслу Луны и сел перед ней на колени. — Прости, фея. Я не хотел сбегать от тебя. Ты ни в чем не виновата. Я был неправ.       Луна несмело улыбнулась и тут же вскинулась, со страхом глядя на окровавленные, рассаженные костяшки обеих рук старшего опекуна.       — Кто это сделал? Вик, тебя тут обижают? Дядя самоед, сделай что-нибудь!       — Нет, малышка. Никто меня не обижает. Я дрался… со своими демонами.       Взгляд девочки секунд на десять стал глубоким и мрачным, как воды Темзы.       — Ты победил?       — С переменным успехом, — криво улыбнулся Ким. Луна кивнула и стальным голосом попросила взрослых принести аптечку. Сбитые руки опекуна она обрабатывала сама, аккуратно и тщательно, как маленькая медсестра, усадив того в свое кресло и присев перед ним на корточки.       — Откуда ты все это умеешь, Луна? — полюбопытствовал Кинн, наблюдая за тем, как ловко и привычно девочка обращается с бинтами и перекисью.       — Когда те… когда я руку сломала, меня отправили в больницу на две недели. Там была хорошая молодая медсестра, она меня не прогоняла, если я не могла заснуть, наоборот, показывала, как делать перевязки или лечить, по ночам, когда было скучно.       — Ты молодец, спасибо, — Ким безо всякого стеснения поймал руки и девочки и по очереди поцеловал каждую.       — Борись с демонами с помощью музыки, Вик.       — С этими демонами лучше по старинке, кулаками, — усмехнулся Ким, снова упрямо меняясь местами с Луной. Он удобно уселся на полу, упираясь спиной в кресло, девочка поерзала и запустила пальцы в его прическу, вороша мокрые пряди и ласково поглаживая недавно сделанный ради сценического образа аккуратный андеркат. Ким устало прикрыл глаза, Порче перебрался к ним поближе, опускаясь на подлокотник кресла и прижимаясь губами к виску супруга. Остальные мужчины потихоньку начали расходиться по комнатам, оставляя маленькую семью наедине. Кинн по пути поблагодарил Винтера за помощь, помог засыпающему на ходу Поршу дойти до спальни и раздеться и предоставил свою грудь для сна, накрывая широкое плечо ладонью и про себя радуясь, что очередного кризиса удалось избежать. Слова Винтера и Вегаса о том, что с девочкой им точно будет весело, сбывались на глазах.       

***

      — Тайм? Какими судьбами? — меньше всего Кинн ожидал увидеть в фойе комплекса старого бывшего друга, с которым не общался уже лет семь-восемь. При виде него Тайм встал, улыбнулся своей хулиганистой улыбкой, ничуть за эти годы не изменившейся, и развел длинными крепкими руками, показывая, что он тут ни при чем.       — Я тоже рад тебя видеть, но вообще я здесь в качестве водителя.       — В смысле? — не понял Кинн и подошел ближе, окидывая гостя настороженным взглядом.       — Детку… Дайкуня привез. Они с твоей дочерью о чем-то договариваются.       — Добрый день, кхун Тайм, — из лифта вышли довольная Саммер и Лю Дайкунь, поклонившийся Кинну по тайским обычаям. Парень, облаченный в светлый джинсовый комбинезон и темно-синюю футболку, с легким макияжем и затейливой прической с кучей длинных косичек снова выглядел сногсшибательно, будто только сошел с модного подиума. Видимо, привычка тщательно за собой следить и в любой момент быть готовым к съемке и фотографиям фанатов въелась в него слишком крепко.       — Кхун Кинн, рад, что мы смогли пересечься вживую. Я бы хотел попросить у вас разрешения провести частную фотосъемку для близнецов в эти выходные в студии моего друга. Для моего будущего портфолио.       Кинн пару секунд раздумывал, но, видя горящие энтузиазмом глаза дочери и ее особую просительную мордочку, согласился, попросив переслать ему финальный сет на личную почту.       — Спасибо, папа! — Саммер крепко обняла Кинна за талию, прижимаясь щекой к солнечному сплетению; близнецы ростом пошли в мать и были довольно низкими для двенадцати лет. — Мы возьмем с собой Бадди, хорошо?       — И охрану.       — И охрану. У Лю-гэ и своя будет, они между собой свяжутся за пару дней до фотосессии.       — Хорошо, принцесса. А Бена вы не берете?       — Нет, он сейчас занят с Венисом, — хихикнула Саммер, с намеком приподняв бровь.       — Рассказывай, — тут же насторожился Кинн, понимая, что смех дочери в сторону брата был отнюдь неспроста.       Ссоры Вениса и Бена были хоть и крайне редкими, но каждый раз носили разрушительный, стихийный характер и долгим эхом отдавались в остальных делах семьи, так как Венис начинал психовать и злиться, а Бен не вылезал из спортзала или на неделю сваливал в пригород с Чаем и палатками, перевесив дела на старших. Чуйка Кинна не подвела: со слов Саммер выходило, что тот самый спасенный из чужих застенков чужой помощник, ровесник Бена, начал занимать слишком много места в жизни нового друга, так как тоже увлекался активным отдыхом на природе и любил байки. Что, естественно, жутко раздражало Вениса, привыкшего, что львиная доля внимания Бена уходит к нему. И сейчас неразлучная парочка переживала очередной кризис отношений, так как Венис, несмотря на все предпринимаемые им самим усилия, плохо переносил разлуку и отчуждение сводного кузена, особенно теперь, когда Пит загремел в больничное крыло.       — Ясно, я поговорю с ним, принцесса, спасибо, что рассказала, — Кинн поцеловал дочь в макушку и дождался ответного поцелуя в подбородок — выше из такого положения девочка не дотягивалась.       Лю Дайкунь вкрадчивым голосом пообещал как-нибудь после организовать фотосессию и для Бена с Венисом, тепло попрощался с Саммер, снова поклонился Кинну и ушел в сторону гаража под руку с довольным Таймом.       — Как думаешь, у них получится? — сам не зная зачем, спросил у дочери Кинн, провожая серьезным взглядом сладкую парочку. Рука Тайма переместилась на талию Дайкуня поверх комбинезона, на что модель лишь плечом повел, но скидывать чужую шаловливую конечность не стал.       — Не знаю. Если кхун Тайм сможет держать свой член в штанах, то да, получится. Лю-гэ с характером, конечно, но заслуживает хороших отношений и верного партнера. И он достаточно сильный и осознанный, чтобы их себе обеспечить.       Саммер рассуждала совсем как взрослая. Кинн улыбнулся ее недетской мудрости, снова поцеловал в щеку и отправился по своим делам, сделав мысленную пометку поговорить по душам с сыном и младшим кузеном.

***

      За спиной Бена неловко топтался парень лет двадцати пяти — черный, застегнутый на все пуговицы костюм-тройка, идеально сидящий по атлетически сложенной худощавой фигуре, черная же рубашка с расстегнутой верхней пуговицей, каштановые уложенные по двум сторонам от лица волосы, острый, длинный нос с горбинкой, тайский разрез карих глаз и розовые, удивительно яркие для мужчины полные губы — парень действительно был красив, теперь Кинн лучше понимал усилившиеся приступы ревности Вениса.       — Пап, познакомься, это Син, я тебе о нем рассказывал. А это мой отец, кхун Кинн.       Син сложил руки в традиционный вай, на мужчину он смотрел заинтересованно и спокойно, без пиетета перед должностью и положением, скорее, с уважением и дружелюбием.       — Помощник кхуна Тома, если не ошибаюсь, — Кинн поднапряг память и таки раскопал немногие сведенья о том, где мог видеть это миловидное лицо ранее.       — Верно, кхун Кинн. Помощник и племянник его второй жены, — голос у Сина оказался низковатым и приятным, почти таким же, как у Макао.       — О, вот как. Рад знакомству, — Кинн прояснил у Бена еще пару мелких деталей и оставил парней наедине в той самой беседке, где когда-то Венис и Бен сладко спали, обнимаясь на жесткой неудобной лавочке. Однако уже через полчаса поприветствовал сына в своем кабинете, кивнув на гостевое кресло.       — Я с ним не сплю, — сразу взял быка за рога Бен, удобно располагаясь на предложенном месте и беря в руки карандаш и лист бумаги — во время обсуждения не особо важных или сугубо семейных дел он предпочитал рисовать, совмещая разговор и давнее хобби. Кинн даже специально ради него везде держал простые карандаши, ластики и точилки с целыми пачками бумаги. Ему всегда нравилось наблюдать за рисующими Нампын и Беном –чужое творчество служило бальзамом для его расшатанной большим бизнесом нервной системы.       — А хочешь? Мне-то ничего, главное, чтобы не тварь был, это уже проверяют, кстати, но меня беспокоит Венис.       — Я знаю. И я тоже тщательно проверял Сина, но ничего опасного не нашел. Мы… много говорили с Венисом об этом в последнее время. Я знаю, что ему тяжело. Мне, если честно, тоже. Но вы оба должны знать, что никто никогда не займет места Вениса в моем сердце. С Сином мне просто удобно и комфортно проводить время. Он тоже тащится по отдыху на природе и палаткам, Вениса же туда за шкирку не затащишь, всегда ходил только ради меня. Не хочу быть для него ограничителем.       — Он для тебя тоже, — согласился Кинн, с легким содроганием вспомнив, как его племянник раздирал ногтями кожу на запястьях, пытаясь «наказать» свое тело за то, что оно все еще было слишком юным и неподготовленным к физическим проявлениям любви. — Мне до сих пор дико и странно смотреть на ваши отношения со стороны. Я даже представить себе не могу, как вы оба вывозите.       — Я тоже, если честно, — мрачно усмехнулся Бен, не отрывая взгляд от листа на своих коленях. — Я на все готов, чтобы он был счастлив, пап, но и забивать на свою жизнь не могу, он же первый мне за это и втащит.       — Осталось немного, Бен, — попытался подбодрить сына Кинн, отчетливо слыша, как хрустит под ногами метафорический лед, на который он так отважно ступил, начав этот непростой разговор.       — Знаю. Спасибо. Ты мне лучше скажи, куда это котята намылились в выходные? Саммер так и светится.       — Фотосессия с парнем Тайма. Не знаю, что из этого получится, но пока вроде у нас все тихо, да и они возьмут с собой охрану.       — Хорошо, потом покажешь результат?       — Конечно, я уже стребовал финальный вариант на почту.       Они переключились на обсуждение мелких рабочих дел и планов на ближайший месяц — Кинн пересказал состояние дел по гостиницам, Бен напомнил, что через выходные наступал день рождения Люци, а еще через пару дней Фаер, и неплохо было бы задуматься над подарками. Под конец расслабленного диалога парень встал и положил перед Кинном готовый рисунок — на листе был изображен мечтательный, задумчивый Венис с руками за головой и травинкой в зубах, валяющийся посреди схематично изображенного поля с цветами.       — Я люблю его, пап. Что бы ни случилось между нами, я люблю. И знаю, что он любит меня в ответ.       — Будь осторожен, львенок, — пожелал Кинн напоследок, бережно пряча рисунок сына в отдельный файл в папку, которую держал в столе специально для таких случаев.       Невольно пролистав получившийся альбом, Кинн всерьез задумался — треть рисунков была портретами семьи, причем особенно хорошо Бену удавались дети, Чан и сам Кинн. Меньше всего было изображений Вениса, но Кинн не без оснований предполагал, что у Бена есть свой альбом, а то и не один, посвященный исключительно наглому и хитрому мальчишке. Вторую треть занимали загородные пейзажи и улицы Бангкока. Оставшееся место приходилось на цветы и комнаты комплекса и дома побочной семьи. Кинн бездумно полистал альбом, в котором почти закончились свободные места, огладил кончиками пальцев улыбающееся лицо Порша сквозь тонкий прозрачный пластик и набрал номер мужа, как раз возящегося с Люци и Питом в палате последнего.       — Да, кот? Что-то случилось? — судя по чуть охрипшему голосу, Порш совсем недавно долго и звонко смеялся — за столько совместно прожитых лет Кинн научился сходу отличать оттенки его настроения.       — Я тебя люблю.       Порш помолчал секунд пять, затем удобнее перехватил телефон и мягко попросил:       — Отвлекись от своих бумажек на полчасика и приходи. Здесь весело.       — Ладно, сейчас буду, — улыбнулся в ответ Кинн, педантично пряча альбом в стол.       — Кот?       — Да?       — Я тоже тебя очень люблю.       От слов мужа и его теплой, уверенной интонации у Кинна сжалось сердце в остром приступе нежности и желания поскорее обнять роскошного мужчину, решившего однажды разделить с ним жизнь. Кинн в самые кратчайшие сроки добрался до палаты Пита, где обнаружил мужчин смеющимися, а Чоко — смущенным и красным. Старший ребенок хмурился, явно не понимая, что не так и почему взрослым так весело. Пит улыбался своей прежней мягкой и светлой улыбкой с ямочками. Люци радостно галдел и хлопал в ладошки, сидя на коленях Порша. Кинн приветственно кивнул Питу, достал телефон и сделал несколько снимков Порша, Люци и все еще надувшегося Чоко. Чмокнул растянутые в улыбке губы мужа, прихватил пластиковый стул и уселся рядом, забирая Люци к себе.       — Чего смеетесь? Я тоже так хочу.       — У Чоко закончились сказки в его книжке, он попросил совета у Пакина, и тот подкинул ему книгу анекдотов, — пояснил Порш, перемигиваясь с Питом — несмотря на то, что у каждого из них уже давно была своя семья, дружеские отношения они поддерживали исправно. Порш даже, когда хотел отдохнуть от Кинна во время редких ссор, обычно приезжал в дом побочной семьи, где его ждали уютные посиделки во дворе с пивом и креветками и компания мудрого и понимающего Пита. К их дружбе даже Вегас уже не ревновал, а это — учитывая собственническую тирапаньякульскую жилку — о многом говорило.       — В его стиле, — фыркнул Кинн, трепля по голове оттаявшего Чоко. — Ты большой молодец, зайчонок, иногда смех — лучшее лекарство, если принимать его в меру.       Чоко расцвел от искренней похвалы и с превосходством посмотрел на Порша. Тот ребячливо показал мальчику язык под еще более звонкий смех Люци, повторившего понравившийся жест в сторону Пита.       — Я никогда не думал, что все будет так, — говорить длинные фразы Питу все еще было сложно, но он не сдавался, упорно тренируясь, чтобы поскорее встать на ноги и снять часть нагрузки с семьи, хотя все ее члены без устали уверяли, что будут делать все возможное столько, сколько потребуется.       — Как, Пит? — переспросил Кинн, вытирая влажными салфетками, найденными на прикроватной тумбочке, липкие ладошки Люци, совсем недавно поевшего не то магазинную пюрешку, не то перетертые свежие фрукты.       — Ты сидишь в моей палате… держишь на руках моего сына, пока ребенок… Макао и Тэ пересказывает мне анекдоты из книги… главного организатора подпольных гонок… А мой лучший друг смеется рядом.       — Ты счастлив? — в упор посмотрев на Пита, спросил Порш.       — Как никогда, — закивал тот в ответ, с любовью глядя на сына, притихшего на руках Кинна. — Спасибо вам.       Из коридора раздалось настойчивое мяуканье. Чоко встал, отложил на постель Пита тоненькую книжку в простой черной обложке, которую до этого сжимал в ладошках, и открыл дверь палаты, куда просочился пожилой, но не теряющий своей доброжелательности Чэнс. Кот внимательно оглядел мужчин, величественно запрыгнул на кровать Пита и свернулся клубком у него под боком, так, чтобы рука мужчины могла свободно дотянуться до короткой шерсти.       — Привет, малыш, — Пит ласково погладил замурчавшего кота кончиками пальцев.       Танкхун, наблюдающий за этим зрелищем каждый день, обычно начинал причитать, что Пит нагло отобрал у них с Чаем питомца. Пит и Чэнс в ответ на показушные, преувеличенные восклицания Тирапаньякула только щурились, совершенно одинаково, и молча улыбались. Вот и теперь Пит принял кота без возражений, поглаживая чуткие большие уши и заодно разминая запястья и пальцы. Кинн устроился на стуле поудобнее, чмокнул пуховую макушку Люци, пахнущую молоком и клубникой из-за детского шампуня, и попросил Чоко читать дальше — ему тоже ужасно хотелось ненадолго расслабиться и с головой нырнуть в теплый и уютный мир семейного благополучия.

***

      Кинн выпроводил из переговорной очередных надоедливых и нежеланных гостей — адвокатов семьи Сомрит, желающих расширить территории сбыта оружия с помощью влияния и марки Тирапаньякулов. Кинну это сотрудничество не было выгодно ни с какой стороны, поэтому последние полтора часа он только и делал, что пытался вежливо отказаться. Разговор с двумя представительными, цепкими и въедливыми мужчинами настолько его утомил, что под конец он даже позволил себе выпить немного виски и покурить прямо в кабинете, благо его секретарь Так, сидящий за дверью в небольшой приемной, был и не к такому привычен.       Телефон завибрировал на столе, оторвав Кинна от рассредоточенного любования готовящимся к ночи городом за панорамным окном. Звонил Ким, и Кинн, с тяжелым вздохом отставив полупустой бокал, из которого сделал едва ли пару глотков, глубоко затянулся сигаретой и принял вызов.       — Луна…       — Что случилось? Снова аллергия? Ей не нравится одежда? Слишком много внимания в школе? — с легким раздражением завалил брата вопросами Кинн, повторно затягиваясь.       — Она остригла волосы.       Кинн поперхнулся дымом, с трудом откашлялся, раздирая горло, спешно запил горечь виски, сделав только хуже, затушил сигарету в пепельнице и выскочил в коридор, на ходу бросая подскочившему с места Таку, что срочно едет домой, а все дела автоматически переносятся на завтра.       — Почему? Что случилось? Она сама или кто-то?       — Просто приезжай. Я не смогу рассказать дважды, — попросил Ким глухим, будто и не своим вовсе голосом.       Кинн вылетел на парковку бизнес-центра, двое телохранителей по его команде запрыгнули в машину, водитель вдавил педаль газа, спешно возвращаясь в комплекс. К счастью, они успели пропустить час пик и застряли в пробках всего пару раз и то ненадолго. Кинн хотел позвонить Поршу, но затем решил дождаться пояснений Кима, хотя тревога захлестывала с головой.       Едва шины скрипнули по бетону заезда в гараж, Кинн выскочил из машины, не дав ей толком остановиться, и рванул к лифтам. Возле комнаты Луны, которую ей изначально выделили Тирапаньякулы, собралась небольшая толпа — Арм и Пол в растерянности обнимались и держали на руках хнычущую Фаер, не понимающую, почему ей нельзя к любимой старшей подруге. Порш что-то быстро и эмоционально обсуждал с Кхуном, Макао поддерживал мужа за талию, у их ног суетились Чоко и Люци. Серьезный Вегас — что было весьма неожиданно — держал в объятиях плачущего Порче, размеренно поглаживая по подрагивающим широким плечам. Ким молча пялился в дверной косяк спальни Луны, замерев посреди коридора соляным столпом.       — Что случилось?       — Она заперлась в комнате и не выходит, — Порш оторвался от разговора с Танкхуном и указал на дверь. — Подперла изнутри чем-то, говорит, что она теперь уродливая и Ким ее будет ненавидеть.       — Так, стоп. По порядку. Ким сказал, она сама волосы отрезала.       — Не совсем. Ее новые… одноклассники залили ей волосы зеленкой. Именно поэтому она отрезала испорченные пряди.       — Блять, — Кинн сжал кулаки, сожалея о том, что пришлось пережить маленькой девочке, едва-едва успевшей перейти в новый коллектив. Две недели все было в порядке, и вот теперь они здесь.       — Ким зашел к ней в спальню, а она ножницами все откромсала выше плеч. Потом выгнала его и заперлась, — дополнил Порче, размазав по красному лицу выступившие слезы. — Я не хочу ломать дверь, пи’Кинн. Она должна нам доверять, мы гарантировали ей безопасность и неприкосновенность. Но и просто уйти не могу. Что теперь делать?       — Тише, малыш, тише, — Кинн шагнул вплотную и крепко обнял Порче, забирая из рук Вегаса, на чьей шелковой алой рубашке остались некрасивые пятна от слез в районе плеча. — Мы со всем разберемся, не плачь. Волосы быстро отрастут, Че. Вы уже выяснили, почему они это сделали?       — В процессе, — криво улыбнулся Танкхун. Он тоже, судя по виду, принял близко к сердцу все, что произошло с девочкой, и теперь придумывал тысячи сценариев, как с огоньком и творческим подходом отомстить обидчикам, да так, чтобы и сам Будда не подкопался. — Чай, Бен, пи’Сом и Чан уже поехали по адресам.       — Так, разошлись, — Саммер распихала сильных и рослых мужчин, как кегли. Приникла к двери, прислушалась к полнейшей тишине с той стороны и уверенно произнесла: — Луна, выйдешь, когда захочешь, я тебе обещаю. Сейчас я их отсюда уведу подальше, и Чоко или Сай принесут тебе покушать. Пожалуйста, поешь. Ладно?       С той стороны раздалось ритмичное перестукивание. Саммер удовлетворенно кивнула, повернулась к мужчинам и строгим голосом приказала всем спуститься в столовую. Появившийся вслед за девочкой хмурый Деймон остался сторожить дверь, как каменный рыцарь из английских сказок. В столовой Саммер махнула мужчинам на столики, которые те быстро перетащили в центр, располагая практически квадратом — по три на одну сторону. Саймон нагрузил полный поднос, попросив взволнованных поваров положить по половине порции каких-то легких и сытных блюд, крекеры, нежно любимый Луной цитрусовый мармелад и свежий горячий чай в маленьком термосе. Чоко отважно перехватил две литровые запечатанные бутылки воды, обнимая их руками, словно любимых плюшевых игрушек. Дети гуськом удалились, а Саммер переглянулась с Винтером и уселась на первое попавшееся свободное место, о чем-то глубоко задумавшись.       — Слушай, а почему Ким такой спокойный? — Кинн наклонился к уху Тэ, благо тот сел справа от него, пока левое место занимал Порш, пытающийся кое-как утешить все еще плачущего Порче.       — Кхун ему успокоительное всадил, конской дозой, — так же тихо отозвался Тэ, неодобрительно поглядывая на сонно моргающего, заторможенного Кима. — Иначе он бы уже разнес дома ее обидчиков на щепки.       — Справедливо, — признал Кинн предусмотрительность брата и тут же вскочил, чтобы придержать дверь для Пита, въехавшего в помещение на инвалидной коляске, которую терпеть не мог и никогда не садился в нее без крайней необходимости.       — Простите, кхун Кинн, он меня заставил! — юный медбрат, катящий это самое кресло, был бледен, перепуган и очень старался не смотреть нанимателям в глаза, опасаясь получить по шапке за то, что позволил пациенту заниматься самодеятельностью и встать с кровати в неположенное время.       — Свободен, — бросил Кинн, отлично зная, что против обаяния, убедительности и харизмы Пита не устоял бы и сам. Для новоприбывшего раздвинули столы, заодно расширив квадрат на лишний стол с каждой стороны. Расторопные повара заварили на всех вкусного ягодного чая, а для Тэ и Вегаса — кофе. Порче Кхун лично приготовил успокаивающий чай с ромашкой, мелиссой и пустырником.       — Пи’Макао, отведешь Бадди к комнате Луны? Не стучи, просто оставь его в коридоре, — попросила Саммер, устало потирая виски.       — Конечно, принцесса. — Макао с готовностью подхватился на ноги и скрылся, напоследок легко поцеловав Тэ в плечо — с годами его желание окутывать мужа теплом и нежностью только росло.       Саммер терпеливо дождалась, пока все угомонятся, Саймон, Макао и Чоко вернутся в столовую, а Че возьмет себя в руки, и встала, прося тишины.       — Я знаю, что она вам этого не сказала, но тетя Луны била ее из-за ее увлечений музыкой. Не разрешала петь, разве только во время убаюкивания младшей сестры, запрещала играть на материнской скрипке, а после и вовсе расколотила инструмент и сломала Луне руку, толкнув в стену.       Че после этих слов смертельно побледнел, Ким закаменел, остальные настороженно затихли.       — Луна больше не могла играть, так как перелом сросся неправильно. Вряд ли вы это заметили, но от природы она правша.       — Стой, она же всегда все делала левой, и писала, и ела, — возразил внимательный и дотошный Кхун.       — Да. Потому что ее правая рука плохо работает. Ее дразнили в школе там. И продолжили делать это здесь. Потому что иностранка, потому что необычная, потому что не могла играть в этот ебаный волейбол и прыгать через скакалку, — Саммер выглядела и звучала очень устало и расстроенно, Кинн едва подавил инстинктивное желание подойти и обнять дочь.       — Подожди, принцесса, почему она никому об этом не сказала? — уточнил Порш, и Кинн получил микроудар вины куда-то в сердце — Луна еще в первый день знакомства сказала ему о том, что у нее повреждена рука, но он, замотавшись с делами, просто-напросто забыл сообщить об этом Киму или Порче, так что часть вины за случившееся — и немалая — лежала и на нем.       — Ким мечтал научить ее играть на гитаре. Она очень боялась его разочаровать, поэтому молчала.       — Ей было больно? — резко ожил Ким, в его глазах потихоньку начинала клубиться опасная, ядовитая тьма.       — Да. Не так, как на скрипке, все же на деку можно опереться, это легче, но да, пи’Ким, ей было больно, — не стала скрывать Саммер, на чьем личике большими буквами проступило сочувствие в адрес Кима.       — Выходит, я хуевый отец. Так и знал, что мне нельзя было этого делать, — усмехнулся тот невесело. Тьма в глазах стала еще плотнее и страшнее. Ким всем телом повернулся к Че и попросил обманчиво мягким, почти мурлыкающим голосом: — Прости, ангел. Мне очень жаль, что я оказался недостойным тебя и ее.       Звонкая, смачная пощечина мгновенно заставила его замолчать. Че потер красную от силы удара ладонь второй рукой и обжег мужа суровым, злым взглядом.       — Заткни свой рот, пи’Ким, пока я не разозлился всерьез. Ты уже один раз сбежал от ответственности, посмеешь сделать так еще раз, и я тебе колено, блять, прострелю, чтобы точно наверняка.       — Прости, ангел, был неправ. Мы все исправим, вместе, я обещаю, — Ким моментально пошел на попятный, стер кровь из разбитой одним хлестким ударом губы и поймал ладонь Че, прикладывая к ней свою, чтобы снять неприятный зуд.       — Почему она не жаловалась на одноклассников? — светским тоном уточнил Пит, технично перетягивая на себя внимание притихшей общественности.       — Боялась. Тетя и дядя приучили ее не жаловаться, да и буллинг был ей уже привычен, — ответила Саммер и благодарно погладила Саймона по руке, когда тот придвинул поближе теплый лимонад, чтобы она могла смочить горло после долгой речи.       — Что будем делать? — задал самый, пожалуй, животрепещущий вопрос Порш, теснее вжимаясь в левый бок Кинна.       — Говорить с родителями зачинщиков и дирекцией — раз. И оставим Луну в покое — это два.       — Но!..       — Нет, пи’Порче, просто дай ей время. Хотя бы до завтра, — Саммер выглядела так спокойно, будто и правда верила всей душой, что поступает правильно. — С ней останутся Бадди и Фаер, при них она себе ничего не сделает, это я могу гарантировать.       — Кхун Саммер! — в столовую заглянул один из врачей. — Кхун Луна попросила принести ей зеленку и хирургические ножницы и оставить под дверью.       — Вы выполнили просьбу?       — Да.       — Спасибо, — Саммер благодарно склонила голову, и мужчина удалился.       — Зачем ей зеленка? — подозрительно уточнил Пол.       — Я догадываюсь, но не хочу портить вам сюрприз, — хмыкнул Кхун, получив оповещение на телефон. — Фея пустила к себе Нампын, а еще с ними Фаер и Чоко. Можете расслабить булки, родственнички, все трое под присмотром.       — Зачем ей кхун мэ? — недоумевая, спросил Ким.       — Потому что бабушка умеет рисовать, — расцвела Саммер типично кошачьей хитрой полуулыбкой.       Кинн понял, что ничего не понял, но настаивать на продолжении разговора не решился. Им все еще требовалось уличить обидчиков девочки, до конца выяснить, что именно произошло, успокоить и поддержать Кима с Порче, переживающих не самое лучшее время.       Дети остались ночевать в спальных мешках в коридоре, преданно охраняя Луну от посягательств нетерпеливых взрослых. Кинн только головой удивленно покачал, по камерам в дежурке Арма наблюдая за тем, как Бен и Венис устраиваются клубком на одном матрасе в начале коридора, а Винтер и Саммер — возле пожарной лестницы на другом. Нампын осталась ночевать с девочками в комнате Луны, как и пес.       К утру все немного успокоились, переспали со своими мыслями, а Ким и Че даже успели сбросить накопившееся напряжение самым низменным и действенным способом — судя по тому, какими опухшими были губы обоих, как морщился Ким от соприкосновения футболки с качественно расцарапанной спиной и как Че аккуратно садился даже на мягкое. Мужчины снова расположились в столовой — заспанные, мрачные, усталые. К утренним бдениям над кофе присоединились Бен, Чан и Чай, в двух словах объяснившие, что старшие девочки приревновали Луну к первому красавчику младшей школы, который начал оказывать фее знаки внимания. Три подружки сговорились, зажали Луну возле шкафчиков после физкультуры и опрокинули ей на волосы полный бутылек зеленки, стащенный одной из обидчиц из медпункта. Дирекция школы и весь педагогический состав приносили свои извинения опекунам, но волосы было уже не вернуть. Расстроенная Луна сбежала из школы, заперлась в своей комнате и криво обрезала пряди по плечи, тогда как раньше они достигали талии. Родители провинившихся девочек многословно извинялись, обещали примерно наказать дочерей и больше такого не допускать. Кинн рычал в трубку, как настоящий лев, играя плохого полицейского, в то время как Бен и Порш пытались играть хороших, но получалось средне — Луну в семье полюбили все и спустить на тормозах подобное оскорбление было нелегко.       Рабочие дела не ждали, Кинн как раз закончил обсуждать с Тэ последние бумаги, за которые был в ответе снова покрасивший волосы в платиновый блонд мужчина, как в столовой установилась тишина, глубокая и задумчивая. Кинн обернулся, проследив за стеклянными взглядами осекшихся мужчин. На пороге столовой замерла Луна в одном из своих миленьких пышных платьев салатового цвета. Волосы девочки едва достигали открытых плеч и были более-менее ровно подстрижены ножницами — явно работа кого-то взрослого и умеющего обращаться с пропорциями. Луна вышла в центр комнаты и медленно покрутилась на месте, позволяя детально рассмотреть нарисованных прямо на волосах бабочек. Искусно нарисованных, рукой мастера. Все они были разных размеров и даже форм, но одного цвета. Зеленого.       — Вик, Энджел, вам нравится? Я подумала, что они все равно испортились, а так будет миленько. Попросила бабушку Нампын помочь, это все я, не ругайте ее, если не нравится.       Ким первым вышел из-за стола, опустился перед дочкой на колени, поднял ее правую руку и убрал широкий эластичный бинт, который та никогда не снимала. Луна замерла, как олень в свете фар, не пытаясь вырваться или убежать. Ким наклонился и коснулся губами поврежденной кожи с бугристым темным шрамом открытого перелома.       — Твоя боль — моя боль, это правда. И я хочу ее чувствовать, Луна. Я хочу знать, когда тебе плохо, страшно, больно или тоскливо. Позволь мне разделить с тобой эти моменты, малышка. Я прошу тебя, я хочу помочь.       Луна беспомощно дернулась, скривилась, готовясь заплакать, но руки не отняла. Ким повернул ее ладонь и прижал к своей щеке, накрывая своей, большой и с напрочь сбитыми костяшками — сильный стресс все Тирапаньякулы, даже женского пола, скидывали одинаково нещадно по отношению к организму. Луна открыла рот. Закрыла, сомневаясь. Оглянулась на Пита и Кинна, сидящих рядом, болезненно заломила тонкие светлые бровки, сжала вторую руку в кулак и все же переломила себя, запев чистым и высоким голосом. Кинн уже после первой строфы узнал ту самую песню, которую Ким написал, когда пытался помириться с Порче — тогда еще Киттисават показывал ее всем желающим на одной из семейных пьянок.       За спиной Луны Порче, только вошедший в столовую и услышавший девочку, сложился пополам, как от сильной боли. Ким и сам выглядел не лучше — Кинн впервые за много лет стал свидетелем плача своего младшего брата, молчаливого, открытого и жуткого. Луна закончила петь припев «Why don`t you stay?», трогательно улыбнулась Киму, услышала всхлип Порче, обернулась и замотала головой туда-сюда в нерешительности, кого из приемных отцов ей утешать первым. Светлые волнистые пряди, украшенные зелеными бабочками, заплескались из стороны в сторону, наталкиваясь друг на друга и путаясь. Ким шатко поднялся на ноги, добрел до Порче, ведя девочку за руку, упал на пол уже рядом с ним и без колебаний затащил на свои колени, пряча сжавшегося в клубок мужа в объятиях. Луна присела на колени рядом, и мужчины с двух сторон обняли ее, принимая в семейный круг.       — Вот точно знал, что она выкинет нечто подобное, а все равно пиздец, — Кхун подкрался к Кинну и встал рядом, заворачиваясь в тепло мужа, как в плед. Паначай на этот раз не протестовал, наоборот, с готовностью укрыл Кхуна руками, тесно прислоняя спиной к своей груди, и оставил скользящий поцелуй на полупрозрачном виске.       — С ней мы точно успеем охуеть, выхуеть и еще раз охуеть, — поддержал дядю Винтер, перемигиваясь с остальными детьми.       — Кхун Кинн, там ребенок в приемной, просится к кхун Луне, — дежурный телохранитель натолкнулся на живую инсталляцию в дверях и чуть не упал на пол, в последний момент уцепившись двумя руками за дверной косяк. Молодой парень, ровесник Бена, восстановил равновесие, достал из кармана пачку носовых платков, сунул в руку Луне, как самой спокойной из ревущей троицы, и бросил вопросительный взгляд на Кинна, ожидая распоряжений.       — Как его зовут? — уточнил Кхун, опередив брата на долю секунды.       — Тхи Сонтхи Сириван.       — Это тот мальчик, из-за которого заварилась вся каша, — пояснил для остальных Кхун. Повернулся к телохранителю и приказал: — Проведите в одну из гостиных, предложите напитки и угощение. Мы подойдем минут через десять.       Парень поклонился и исчез, Порш и Тэ направились развлекать гостей, а Кинн и Кхун — успокаивать все еще плачущих супругов.       Придя спустя двадцать минут умываний и утешений в гостевую на втором этаже, Кинн бросил короткий взгляд на причину некрасивой ситуации и признал, что мальчик и правда обещал вырасти невероятно привлекательным. Довольно высокий для девяти с половиной лет, с тонкими, изящными чертами лица, густыми черными бровями вразлет, медовой кожей и светло-карими ореховыми глазами. Крепкая фигура являлась результатом регулярных и серьезных занятий спортом, аккуратная, выглаженная и чистая одежда была подобрана со вкусом. Мальчик, завидев Кинна и Кхуна, вежливо встал, сделал вай и переменился в лице, когда в помещение вошла и Луна, тоже умытая и заново причесанная.       — Луна! — Тхи сорвался было к ней, но затормозил, когда Ким выступил вперед и задвинул дочь за спину, защищая собой.       Девочка успокоила приемного отца парой мягких касаний, обошла его по дуге и ободряюще улыбнулась Тхи своей привычной мечтательной и отстраненной улыбкой недостижимой неземной феи. Тот нерешительно поднял руку, коснулся белокурых прядей, как раз на маленькой зеленоватой бабочке. Луна, как и в столовой, охотно покрутилась, показывая новый имидж. Тхи стер кулаками выступившие слезы.       — Прости! Прости меня, Луна, прости, прости, — мальчик и не думал скрывать срывающийся голос и влажные дорожки на лице. Кинн машинально отметил, что он говорил на английском, видимо, чтобы Луна понимала его лучше и быстрее. — Я не хотел, Луна, ты просто такая красивая, я не хотел ничего такого, прости...       Мать мальчика, ухоженная и стройная женщина лет сорока пяти, в строгой белой блузке и юбке-карандаше неодобрительно косилась на сына с гостевого дивана, но пока молчала.       — Не плачь, Тхи. Все хорошо. Не плачь. Это всего лишь волосы.       — Они же такие красивые!.. И ты красивая, мне правда стыдно, я не хотел!       — Я знаю, я не злюсь на тебя, Тхи, ну все, не реви, — Луна мягко стерла слезы мальчика пальцами, как делала полчаса назад для приемных родителей или каждый день для капризничающих Люци или Фаер. Тхи поймал ее за руку, немного покачал в воздухе и еще сильнее переменился в лице — увлекшись выяснением отношений с опекунами, девочка так и не забрала у Кима бинт, и теперь шрам был четко виден на светлой коже.       — Кто?..       — Не важно.       — Ты поэтому не можешь играть?       — Да.       Мальчик поднес ладонь Луны к лицу, внимательно разглядывая шрам.       — Перелом? Можно сделать фото? Мне для дела, я клянусь на мизинчиках.       — Да, перелом. Делай, если нужно.       Тхи достал телефон, сделал фото с близкого расстояния и кому-то отправил, во время ожидания попытавшись завернуть руку Луны в салфетку, чтобы не смущать. Венис хмыкнул и бросил ему довольно широкую плетеную фенечку со своей руки. Тхи убрал салфетку и учтиво помог Луне закрепить на запястье красно-черный подарок. Его телефон мигнул входящим сообщением. Мальчик прочитал, чуть нахмурился и повернулся к Киму, интуитивно признав в нем отца семейства.       — Мой отец и хиа’ — хирурги. Они оба говорят, что это можно вылечить, дело, скорее всего, в сухожилии. Только это долго, есть риск, что придется ломать руку заново, и шрам останется больше этого.       — Тхи, зачем ты беспокоил с этой мелочью отца?! — неприятным, слишком высоким и резким голосом взвизгнула женщина, но, прежде чем кто-то из хозяев дома успел вмешаться, мальчик развернулся к ней и рявкнул:       — Не смей! Луна — не мелочь, не смей так говорить о ней! Пусть отец заберет мой день рожденский подарок, переживу. Не лезь в это вообще! — повернувшись обратно к Киму, мальчик сменил тон на уважительный и проговорил: — Кхун, я дам вам контакты отца и брата, чтобы обсудить подготовку и время операции. Все расходы останутся на мне.       — Не слишком ли много на себя берешь? — вздернул бровь Ким, глядя на мальчика, как на раздавленного клопа. Тот, впрочем, ничуть не обиделся и не смутился.       — В качестве подарка на День рождения отец обещал отвезти меня в Диснейленд. На неделю. С полной оплатой любых аттракционов и лучшей гостиницы города. Так что нет, не много. А даже если и так, это моя вина, что они к ней пристали.       — Нет, не твоя, — возмутилась Луна, беря Тхи за руку и переплетая пальцы. Кима при виде этого доверительного жеста перекосило, но от резких замечаний его удержали ладонь Порче на плече и несильный пинок Танкхуна пониже спины. — Они просто приревновали.       — Мне все равно стоило вести себя аккуратнее, я же знал, какие они ревнивые стервы, — мальчик виновато склонил голову, так что смоляная длинная челка упала ему на глаза. Луна пригладила ее свободной рукой, а затем и вовсе отвела назад, зачесывая пальчиками и открывая высокий лоб.       — Тебе так лучше, — улыбнулась она и, покопавшись во вместительных карманах платьица, достала конфету, торжественно вручив ее Тхи. — Я уже завтра вернусь в школу. Если хочешь, можешь не общаться со мной там.       — Ты за кого меня принимаешь? — искренне возмутился Тхи и тоже покопался в карманах рюкзачка, вытащив на свет длинную деревянную шпильку, украшенную искусно вырезанной белочкой с полпальца величиной. Сжал в руке, не решаясь отдать, с сомнением покосился на волосы Луны, ставшие почти втрое короче. — Вот. Я для тебя купил, когда по торговому центру гулял. Теперь она бесполезная, но ведь потом они снова отрастут, и ты сможешь ее носить.       Луна взяла подарок, погладила белочку между ушами с крохотными кисточками, ребячливо улыбнулась и завела руки за голову, собирая пряди. Чуть поморщилась от дискомфорта, видимо, ей было больно двигать рукой вот так, и Танкхун тут же пришел на помощь, сооружая на светленькой голове подобие пучка, удерживаемого шпилькой. С такой прической Луна казалась взрослее и серьезнее. Ей вообще очень шли высокие прически, что только подтвердили завороженный взгляд Кима и восхищенный — Тхи.       Кинн приказал Арму пробить все по выданному мальчиком номеру и уже через пятнадцать минут узнал, что речь идет о лучшем пластическом хирурге города. Его старший сын от отца не отставал, заняв престижную должность ведущего хирурга в частной клинике, так что Тхи действительно обратился по адресу. Неясными оставались только его откровенно холодные отношения с матерью, но и это прояснилось довольно быстро — уже когда гости откланялись, Арм тайком подошел к Кинну и Порче и рассказал, что хорошенько покопался в прошлом семьи Сириван, и выяснил, что десять лет назад мать Тхи пыталась сделать аборт в домашних условиях. Ее младший сын был нежеланным ребенком, сохранить беременность удалось только из-за своевременного и профессионального вмешательства старшего брата Тхи. У мальчика были веские причины недолюбливать равнодушную мать, холодного, жесткого в общении отца и вечно занятого брата. Тем ценнее для Тирапаньякулов оказался его поступок — попытка не просто исправить свою ошибку и извиниться перед девочкой (хотя Кинн отдавал себе отчет, что вина Тхи в произошедшем была косвенной — все же он не мог нести ответственность за поступки других людей), но и облегчить ее дальнейшую жизнь.       С отцом Тхи Тирапаньякулы созвонились в тот же вечер. За операцию в итоге заплатил все-таки Ким, настояв на этом и даже выдержав небольшую словесную драку с упрямым мальчиком, не желающим уступать. Луна, со стороны понаблюдав, как по видеосвязи собачатся дорогие ее сердцу мужчины, легко разрешила противоречия, уговорив Тхи позволить Киму разобраться с операцией, а Кима — отпустить ее под охраной погулять с мальчиком по местным достопримечательностям. Детей негласно, издалека сопровождали Танкхун, Чай и усиленный, элитный отряд Кима, но ничего опасного, к счастью, не произошло. Луна вернулась довольная и счастливая, похвасталась всем, что ела вкуснейший клубничный десерт в кафе, куда ее привел Тхи после прогулки по парку, и показала удивительно изящный серебряный кулон в виде бабочки, который ей на прощание подарил маленький ухажер. Кхун тоже остался от парнишки в полном восторге — в течение прогулки тот развлекал Луну непринужденной беседой на двух языках, показывая красоты родного города, словно заправской гид, в кафе вел себя вежливо и мило, ухаживая за спутницей, совсем как взрослый джентльмен, и в парке шел со стороны велодорожки, чтобы девочке никто не навредил даже случайно.       Ким скрипел зубами, но мирился — упрекнуть Тхи было не в чем, Луна светилась от счастья, и даже привередливый и жесткий в этом отношении Танкхун одобрил мальчишку. Винтер при виде вечно насупленного и недовольного дяди-музыканта прыскал в кулак и мягко подкалывал, что вызывало у Кима еще больший всплеск ядоотделения и ревности. Кинн и Порче закатывали глаза, Порш откровенно веселился.       В день операции Ким не мог найти себе места, как, впрочем, и вся остальная семья. Луну погрузили в наркоз, ее опекуны и Кинн остались под дверями палаты, пока Порш с остальными членами семьи разруливали рабочие дела. Через полчаса к их бдению присоединился Тхи. Мальчик подошел к Киму, выламывающему пальцы от тревоги, поколебался, но все-таки накрыл изящную руку мужчины своей, не давая ему себе вредить.       — Луна справится. Не нужно так делать, она бы не хотела, чтобы вы причиняли себе боль.       Ким открыл рот, чтобы ляпнуть какую-то грубость. Покосился на маленькую ладонь с мозолями от мяча, уверенно лежащую на его руке. И притих, закрывая глаза и смиряясь с происходящим. Порче выдавил тень своей прежней яркой, запоминающейся улыбки и ласково потрепал Тхи по волосам.       — Спасибо, малыш. Ты большой молодец.       Тхи забавно покраснел — на щеках, шее и лбу выступили неровные розовые пятна, но уйти из-под чужой ладони не попытался и от Кима не отошел, хотя руки разжал. Они промаялись в коридоре еще полтора часа: Порче с телефона правил текст новой песни, Кинн разбирался с почтой и в чатах общался с адвокатами и работниками, чтобы не беспокоить отделение хирургии звонками и громким голосом. Ким замершим взглядом прожигал мятного цвета стену напротив своего неуютного пластикового кресла, а Тхи что-то перелистывал в телефоне. Наконец, мальчик удовлетворился поиском и, как маленький змей, подполз к Кинну, аккуратно дергая его за рукав темно-синего костюма. Кинн тут же выпал из потока данных, все свое внимание обращая на мальчика. Тот протянул телефон экраном вверх. Там был открыт магазин медицинских и околомедицинских товаров, на странице с бандажами для детей. Тхи показал три варианта — лимонно-желтый с бабочками, розово-серый с изображениями каких-то мультяшных персонажей и темно-фиолетовый с розовыми крупными цветами.       — Какой будет лучше для Луны, кхун Кинн? Я знаю, что она любит бабочек, она и сама на них похожа, но, может, я ей напомню этим про рану еще больше?       — Не напомнишь, — хрипло проговорил Ким, переполошив мужчин своим вмешательством. Он выглядел как робот, простоявший в чулане как минимум десяток лет без движения, а затем ради потехи включенный хозяйскими детьми. Но его взгляд с каждой секундой становился острее и осознаннее, а тело разминалось вне зависимости от воли хозяина — мафиозная жизнь быстро приучала к тому, что готовым к атаке нужно быть всегда и везде. Ким приблизился, заглянул в телефон, полистал товары и уверенно ткнул в вариант с бабочками, произнеся: — Вот этот ей понравится больше всего.       Порче тоже с любопытством заглянул в телефон:       — Спасибо, что заботишься о нашей фее, нонг’Тхи.       — Я не могу иначе, — отозвался мальчик тихо, пряча взгляд. Он снова уткнулся в телефон, заказывая одобренный взрослыми бандаж. Кинн хмыкнул себе под нос, подумав о том, что дома Луну наверняка ждут еще парочка, заказанные Кхуном, Тэ или даже Питом, но носить та станет именно этот — ее приязненное и теплое отношение к мальчику было видно сильно издалека.       Операция прошла успешно. Отец Тхи — высокий мужчина лет пятидесяти, выглядящий как повзрослевшая и заматеревшая копия сына — казался усталым, но спокойным. Он заверил, что все прошло успешно и после долгого восстановительного периода Луна сможет без боли шевелить правой рукой. С девочкой остался Порче, требовалось подождать, пока она окончательно оправится после наркоза. Ким вышел вместе с Кинном и Тхи на улицу, дошел до полупрозрачного купола местной курилки, стрельнул у Кинна сигарету и глубоко затянулся. Кинн последовал его примеру, Тхи нахмурился, но не ушел.       — Что, даже не будешь отчитывать, что курение — вредно для голоса? — подколол мальчика Ким, расслабленно выдыхая в голубое небо густой сизый дым крепких сигарет.       — Вы уже достаточно взрослый, чтобы и самому это понять, — отмахнулся мальчик, присаживаясь на металлическую скамеечку, чтобы поменьше дышать горьким ядовитым дымом. — Мне можно будет приходить к ней?       — Это буквально клиника твоего отца.       — Но она ваша дочь. Вы вправе запретить мне к ней приближаться.       — Луна расстроится, если я так сделаю, — хмыкнул Ким, бросая оценивающий взгляд на посветлевшее лицо мальчика. — Ты мне не нравишься, это правда: слишком смазливый и хитрый, я чую подставу. Но пока ты не вредишь ей, я готов мириться с твоим существованием рядом с ней. У нее не так уж много друзей здесь, глупо разбрасываться.       — Спасибо, кхун Ким, — мальчик встал и совершенно серьезно поклонился. — Обещаю, я буду заботиться о ней изо всех сил.       — Иди уже, герой-любовник, — отмахнулся Ким, отводя взгляд в сторону полупрозрачного купола. — Нечего такой мелочи дымом дышать.       — До свидания, — Тхи едва уловимо усмехнулся, поклонился Кинну и ушел в сторону больницы, видимо, чтобы присоединиться к Че в его бдении под палатой Луны.       — Бля, почему дочь сначала появилась у тебя, а ухажеров начал отгонять от своей я? — воззвал к небесам и Кинну Ким, сплевывая в ближайшую урну.       — Моя боевая, такая немногим по зубам. Ну, и у нее надежная охрана, которая любому глотку порвет, стоит хоть один неверный шаг сделать, — ответил Кинн весело, отбрасывая в необычную урну в земле докуренную до фильтра сигарету. В его голове мелькнуло воспоминание из последнего вызова в школу — к Саммер прицепился с назойливыми ухаживаниями какой-то мальчик на два класса старше. Винтер и Деймон, переведшийся в ту же школу, что и близнецы, встали на защиту, случилась небольшая драка, которую остановила сама же Саммер, раскидав участников по разным углам школьного двора. В гневе девочка была настолько страшна, что струхнул даже бессменный директор школы, кхун Уайт, а драчуны отделались строгим внушением и недельным бойкотом от юной леди, что для них было страшнее, чем отработки после уроков, назначенные администрацией.       Луна была совершенно другой — Кинн просто не мог представить себе их светловолосую фею дерущейся. Нестандартно мыслящая, миловидная, как кукла, отстраненная и безмятежная — девочка обещала вырасти настоящей красавицей и невольной сердцеедкой, Ким беспокоился не зря. Вот только рядом с ней потихоньку собирались надежные ребята, готовые стоять за нее до последнего, и Кинн был бы не против, если бы к этому убойному отряду присоединился еще один сообразительный и хитрый игрок вроде Тхи. Осталось только как-то убедить в этом Кима и держать руку на пульсе, но с последним, учитывая количество вовлеченных в ситуацию людей, проблем возникнуть не должно было.