Ублюдок драконьей крови

***

      — Эти мерзавцы, посмели усомниться в моей цепи! — яростно хлопнув дверью, воскликнул мейстер Вейгон, — и потребовать, дабы я подтвердил своё право носить серебряное звено!       Он яростно ударил кулаком по столу и сдавленно вскрикнул. Поднёс бледную ладонь к лицу и выругался.       — Позвольте мне взглянуть, — я аккуратно взял учителя за запястье. Так и есть — из окровавленной ладони торчало несколько поблёскивающих осколков. Я, усадив Вейгона в кресло, вытащил сумку с медицинскими инструментами, кою мне на днях торжественно вручил Стронг. Прокалил на горелке стальные щипцы, выждал с минуту, пока остынет металл, а после, опустившись пред Вейгоном на колени, неспешно начал вынимать кусочки стекла.       — Думают, если я не торчу в анатомическом театре и не ковыряюсь в дерьме все дни напролёт, то значит ничего не смыслю в треклятой медицине?! Не знаю строения человечного тела, не имею представления о процессах, происходящих в нем, не ведаю сути болезней? — все вещал Вейгон, морщась и шипя, когда я особенно усердно начинал ковырять его раны, — ничего! Я им ещё покажу! Пусть только попробуют что-то сказать, когда я наконец надену маску и получу жезл Архимейстера!       — Уверен, они ещё не раз пожалеют о содеянном, — проговорил я, промокая рану тканью, смоченной в вине — все же лучшего антисептика у меня пока не было под рукой, — учитель, простите мой нескромный вопрос: надо ли мне отправить письма в Королевскую Гавань?       — Не думаю, что в том есть какая-либо необходимость, ублюдок. Слова сожаления не воскресят мертвых, да и в Красном Замке сейчас не до моих соболезнований. Никто и не заметит, даже если я лично явлюсь туда.       Я лишь вздохнул — спорить с учителем, что был упрям как баран, попросту не имело никакого смысла. Всегда нервный, сейчас он срывался по поводу и без, и был особенно рассеян из-за грядущих испытаний и оскорбленной гордости. И все же, мне ни в коей мере не хотелось, дабы учитель Вейгон ссорился со своею семьей, особенно учитывая то, каким шатким стало его положение после гибели архимейстера Ирвинга. Я вновь и вновь прокручивал в голове события того вечера, несколько раз кряду обследовал лестницу. Ничего… Видимо случившееся и впрямь было лишь несчастным случаем, и изрядно выпивший архимейстер попросту не смог удержать равновесие на крутых ступенях.       — Ублюдок… Как там тебя? Не важно… Мне нужны следующие книги…       Список вышел обширнейшим — судя по всему придётся сделать не одну ходку в Библиотеку, коя располагалась не столь уж и близко. С другой стороны, у меня будет возможность незаметно сгонять и на Вороний Остров. Я незаметно сгрёб в карман печатку с трехглавым драконом и, почтительно поклонившись, вышел. По лестнице я теперь спускался не спеша, крепко придерживаясь за поручень и осторожно ощупывая босыми ногами каждую ступень. Темное пятно крови все никак не желало оттираться, неумолимо напоминая о том, насколько внезапно может прерваться наше бренное существование. Оказавшись на улице я набросил на голову капюшон — уже несколько дней кряду семенил мелкий дождь — и шлепая босыми ногами по мощеной дорожке направился к зданию Библиотеки — самой обширной во всем Вестеросе, да и возможно и во всем здешнем мире.       Меня здесь уже неплохо так знали, как и то, кому я служил. Да и успевшая отрасти серебристая шевелюра в купе с глазами цвета сирени делали меня невероятно приметным. Конечно, с одной стороны я привлекал излишнее внимание к своей столь скромной персоне, с другой — никто напрямую не желал связываться с учеником самого драконьего Принца, и, возможно, бастардом самого короля.       Оказавшись внутри библиотеки — точнее одном из ее корпусов, посвящённому естественным наукам — я передал список необходимой литературы библиотекарю. В которой раз с восторгом оглядел высоченные шкафы, стремящиеся к самому куполу — и всей жизни не хватит прочесть! А как просто было здесь заблудиться промеж лабиринтов из фолиантов, древних рукописей и томов! Не спроста среди школяров упорно ходили легенды о скелетах затерявшихся собратьях, что упокоились здесь навеки.       Пока библиотекарь — темнокожий горбун, что-то вечно бурчащий себе под нос на непонятном никому языке — занимался поисками всего необходимого, я примостился за одним из столов. Огляделся — никого. А после, окунув кончик пера в чернила, начал выводить на одном из листов, что лежали на столе, следующее послание:       «Мой дорогой брат, приношу свои искренние соболезнования в связи со столь ужасной утратой, в кою мой разум до сих пор отказывается принять! Поверь мне, Бейлон, какие бы разногласия не вставали порой между нами, своим сердцем и в своих помыслах я всегда был, есть и буду со своим дорогим семейством…»       Я старался писать аккуратно, в общих словах, дабы случайно не выдать истинного автора сего послания. Корявый почерк и обилие клякс я объяснил раненой рукой, что так кстати для меня было заправдой, некоторую сумбурность — настигшим меня горем. Закончив, я сочинил ещё одно письмо — уже для короля Джейхериса и королевы Алиссаны, родителей безвременно усопшей принцессы. Закончив, я тщательно запаковал свои творения в пергамент, обмотал бечевкой, а после запечатал воском, не забыв поставить знак трёхглавого Дракона при помощи украденной у Вейгона печати. Глянул на стопку книг, кои успел отыскать библиотекарь — не густо. Такими темпами я и впрямь успею и на Вороний Остров сгонять.       Когда я вновь оказался на узких спутанных улочках Цитадели, дождя уже не было. Я подставил лицо под тёплые лучи солнышка, позволяя моим босым ногам нести меня по скользкой брусчатке по столь знакомому мне маршруту. Я старательно избегал мыслей о том, правильно ли поступаю — и все же в глубине души я был ужасно доволен собой. Маленькая ложь поможем моему наставнику в будущем избежать огромных проблем, выставит его в лучшем свете пред венценосным семейством. А так, глядишь, и мне что перепадёт! Может и папка разыщется! А что — мне его денежки и знатное имя были бы кстати!       — Стронг! — закричал я что было мочи. Лионель, судя по всклокоченным волосам и припухшим глазам, ещё спал, когда я начал ломиться в его покои, — тебе письма никакие отправить не надо? Я как раз собираюсь на воронятрю.       — А это ты, малышка, — Стронг втянул меня внутрь, — совсем Вейгон тебя не щадит.       В покоях юного Стронга царил попросту идеальный порядок: ровные стопки книг и исписанных мелким убористым почерком листов, аккуратно сложённые на стуле вещи. А это…       — Ты сковал целых два звена?! — я с благоговением уставился на Лионеля, что собственноручно заправлял постель, — но почему ты никогда их не носишь?       Звенья были главным предметом гордости в Цитадели и кандидаты всегда таскали их на груди, обыкновенно крепя на толстый шнурок из кожи.       — Зачем? Я же не собираюсь стать мейстером, — хмыкнул Лионель, стягивая через голову рубаху и обнажая крепкое мускулистое тело, на коем с какому огромному изумлению я увидал застарелые рубцы, словно от ударов плетью, — отец отправил меня сюда совсем по иной причине.       — И что же ты такое мог натворить? — я с интересом уставился на парня, что все это время казался столь благодушным и на удивление заботливым.       — Я убил девочку, вроде тебя. Она была дочерью стюарта, — бесстрастно проговорил Лионель, натягивая на себя серую мантию, — а прежде надругался над ней.       — Как так? — я осторожно сделал я шаг к двери, — почему ты говоришь мне об этом?       — Я расскажу тебе эту чудную по дороге к Вороньему Острову. Не бойся: я поклялся более никогда не повторять старых ошибок.       — Может я сам сплаваю? — мог тоненький голос звучал отвратительно жалостливо, — я ведь уже делал это и не раз… Или попробую добраться по мосту…       — Ага. Кто в прошлый раз потопил оба вёсла и добирался до берега вплавь? Да ты только туда грести будешь до самой ночи, если вообще не потонешь! А мост прогнил окончательно — неужто позабыл о тех школярах-утопленниках, коих выловили не столь давно? Я то сам с ранних лет рассекал на веслах воды Божьего Ока и даже пару раз добрался до самого Острова Ликов. Может слыхал о таком?       — Остров Ликов? Ты бывал на нем? — в благоговейном ужасе прошептала я, — правда, что там до сих пор живут Дети Леса?       — Ты все равно мне не поверишь, — покачал головой Лионель, кладя тяжеленную руку мне на плечо, — никто не верит, кроме Алис, моей кормилицы.       «Это ж он о ведьме Харренхолла!» — любопытство все же взяло верх над здравым смыслом, и я послушно последовал за Стронгом, что был втрое больше меня, и, как минимум раз в десять сильнее. Какое-то время Лионель хранил молчание, а его глаза, обыкновенно столь спокойные и насмешливые, были переполнены искренней горечи.       — Рей, как думаешь, сколько мне лет? — спросил он меня наконец. Я окинул взглядом огромную фигуру Стронга, отметил жесткую щетину, что пробивалась не его щеках. Лионель выглядел вполне взрослым мужем, коему я спокойно мог бы дать лет двадцать, как минимум. И все же… Все же он явно должен был быть моложе.       — Восемнадцать? — скептически проговорил я. Лионель фыркнул, и склонившись к самому моему уху заговорчески прошептал:       — Со дня моего появления на свет прошло не более тринадцати лет. Но пусть этот секрет останется между нами.       — Быть такого не может! — Конечно, в Вестеросе детям приходилось взрослеть гораздо раньше, нежели чем в привычном мне мире, но чтобы на столько?! Это ж каким реактивным молоком Алис Риверс вскармливает младенцев Стронгов?       — Я разве сказал, что мне тринадцать лет? Тринадцать лет прошло со дня моего появления на свет, но прожил я больше. Все дело в Острове Ликов и тумане, что его окружает.       Меня с самых ранних лет манило это таинственное место, кое считалось, да и считается проклятых в наших краях. Туман, что охраняет его, может сбить с толку и заставить блуждать даже опытных рыбаков. А про то, сколько уже сгинуло в нем, я просто молчу. И все же, порой воды Божьего Ока не только забирают, но и отдают. Лианну, так звали мою закадычную подругу, нашли ещё младенцев в лодке, что как-то прибило к берегам у самого Харренхолла. Стюард с женой, будучи бездетными, решились воспитать малютку, родителей коей так и не смогли отыскать. Девочка была одних лет со мной, и чем старше мы становились, тем больше времени проводили вместе. Всех моих братьев и сестёр унесла трясучка, и потому Лианна быстро стала мне самым ближайшим другом и надежным соратником для детских проказ. Наверное я любил ее — как может любить ребёнок, ещё толком не представляющий, для чего нужны женщины и что с ними делать. Даже сейчас я словно вижу пред собой ее смеющийся лик, огненные переливы кудрей, задорные искорки зелёных очей.       Стюарт со своею супругой души не чаяли в ней, прощали любые проказы и вольности, разрешали практически все. Лишь одно было всегда под запретом — Остров Ликов, вечно укрытый непроницаемой пеленою тумана. Но что может быть слаще, чем самый запретный плод?       Вечерами мы часто сидели на берегу Божьего Ока, безуспешно пытаясь разглядеть что-либо во тьме. Особенно Лианна — девочка всем своим сердцем верила, что там, за непроглядной пеленой скрыты ее истинные родители. Сестренка часто грезила о том, кем бы они могли бы быть: скрывающимися влюблёнными, разбойниками или сами Детьми Леса. Полагаю, это звучит глупо, но тогда, любуясь ее зелёными словно весенняя листва очами, я легко мог поверить в любую, даже самую невероятную фантазию.       Конечно, Лианна страстно желала попасть к берегам проклятого острова. Но мы были слишком малы, дабы управиться с вёслами сами, а рыбаки наотрез отказывались даже приближаться к Острову Ликов. Ни обещания, ни угрозы, ни золотые драконы, кои я осмелился выкрасть из кошеля лорда-отца, не помогали. И потому, как только мои руки достаточно окрепли, а лёд стаял после Долгой Зимы, мы начали готовиться к путешествию. Раздобыть лодку, да запастись провизией не составило особого труда. И в одно особенно туманное утро мы наконец отправились в путь.       Не знаю, как долго мы плыли — в тумане времени словно и нет. Я быстро навострился грести, да и показывать слабость и страх пред Лианной мне не хотелось. Она сильно изменилась за зиму — выросла, стан ее стал столь тонок, что можно было перехватить ладонями, а в зелёных глазах порой мелькало нечто такое, что у меня попросту захватывало дух. Запомни, Рей, любовь делает нас глупыми и ужасно упрямыми, толкает порой на безумства, о коих мы потом сожалеем всю свою жизнь. Если бы я только мог возвратиться в ту весну вновь, я бы ни за что не позволил своей Лианне ступить на эту проклятую землю.       Поначалу Остров Ликов лишь разочаровал нас — столь обычным он показался на первый взгляд. Все та же чёрная влажная земля, на коей только-только начали пробиваться первые травы, деревья и кусты, покрытые пушистыми вербами, тишина и безмолвие. Никаких Детей Леса, волшебных замков, неведомых тварей. Ничего. Лишь Сердца-древа с их кровавыми ликами повсюду окружали нас. Порой мне казалось, что они наблюдают за нами, что-то шепчут своими кровавыми ртами, меняются в лицах, стоит лишь отвернуться. Кроваво-красные листья, что не опадают даже зимой, наполняли звенящим шелестом царящую там тишину. Странно, я не слыхал там ни пения птиц, ни кваканья лягушек, что уже давно пробудились от сна. Да и не встретил там совершенно никакого зверья. Но все это я осознал лишь после. А поначалу азарт, коий овладел нами, лишь гнал нас все вглубь чащи, что была надежно укутана все тем же тяжёлым туманом.       Я так и не понял, почему наши ладони разжались, и как я оказался один посреди леса. Но тот ужас, что объял меня в тот момент невозможно забыть. Я звал мою дорогую Лианну, пока не сорвал голос, метался по лесу, подобно раненому зверю. А после, выйдя на берег, увидал, что туман наконец рассеялся, впервые за многие годы. И узрел Харренхол — точнее то, что должно было стать им.       Замок достигал лишь половины своей высоты, а башен не было и в помине. Поначалу я испугался, что они попросту обвалились по неведомой мне причине, и потому, позабыв обо всем, я запрыгнул в лодку, что услужливо поджидала меня у самого берега, схватил вёсла и, что было духу, погреб чрез воды Божьего Ока к дому.       Однако, чем более я приближался к Харренхоллу, тем более осознавал, что он НЕ РАЗРУШЕН, а попросту НЕ ДОСТРОЕН. Стены были унизаны лесами и опутаны веревками, на коих вверх беспрестанно поднимались могучие каменные блоки. Замок был подобен муравейником, а люди, что бессчетным множеством унизывали его стены, копошились у основания — крошечным муравьишкам.       «Давай за работу, щенок, если не хочешь оказаться на виселице!» — меня грубо выдернули из лодки, стоило лишь причалить к берегу, — «Харрен Чёрный не терпит дезертиров и тунеядцев!»       — Так значит тебя забросило лет так на сто назад?! — воскликнул я, залезая в покачивающуюся лодчонку. Лионель ловко запрыгнул следом и схватившись за вёсла, уверенно направил суденышко в сторону Вороньева Острова, увенчанного покосившейся башней и здоровенной воронятней, сколоченной из потемневших от времени и влажности досок.       — Именно. Я попытался было запрыгнуть в лодку, дабы возвратиться на треклятый остров, но было уже слишком поздно. Меня заковали в кандалы и отправили тесать камни.       Он умолк, казалось взгляд юного лорда направлен куда-то во внутрь. Я же все пытался решить для себя, стоит ли верить в эти странные россказни. Наверное, не будь я сам пришельцем из другого мира, его слова показались бы мне невероятной чушью иль бредом. Но сейчас… Сейчас я не был уверен ни в чем…       — И как долго… Как долго ты прожил там? — осторожно поинтересовался я, — и как смог возвратиться?       — Почти тридцать лун. Я уж было думал, что сгину навеки у стен Харренхолла, как в прочем и многие. Не хочу вспоминать эти дни, хоть порой они и являются ко мне в кошмарах. Спасли меня лишь силища Стронгов, как бы избито оно не звучало, и моя кормилица Алис Риверс.       Алис, чтоб ты знала, особое достояние нашей семьи, что перешло в наше владение вместе с самим Харренхоллом. Эта женщина выкормила уже столько младенцев, что и не счесть. Поговаривали, что к ней порой в тайне захаживают с различными просьбами: то ненужный плод извести, то, напротив, помочь понести, то вылечить болезнь, с коей отказался бороться мейстер... Ты, полагаю, успела нарисовать в своём воображении древнюю старуху, крючконосую и уродливую, как обыкновенно рисуют ведьм в легендах и сказаниях? Я разочарую тебя: наша ведьма молода и красива, и потому я был крайне удивлён, увидав ее подле самого Чёрного Харрена.       Я тогда попросту не поверил своим глазам, решил, что свихнулся окончательно, и даже получил кнутом по спине. Алис даже и не взглянула на меня, все что-то нашептывая Харрену Чёрному на ухо. Но той же ночью, она все же явилась за мной.       «Наконец я отыскала тебя, глупый мальчишка!» — сказала Алис, отпирая мои кандалы, — «возвращайся на Остров Ликов. Твоя девчонка уже ожидает тебя. А после — поспешите обратно! Если успеете до того, как крикнет петух, то сможете возвратиться домой!»       Туман в ту ночь снова заполонил собой все. Алис проводила меня до лодки, и я, налегая на весла изо всех своих сил, погреб. Остров то появлялся, то исчезал в тумане, то становился ближе, то неумолимо отдалялся. Путь был долог и я все же оглянулся разок напоследок: Харренхол пылал, а над ним кружилась огромная чёрная тень…       Лианна и правда поджидала меня на берегу. Исхудавшая и потерянная, казалось, она не видела и слышала меня. Лишь дёрнулась и закричала дико, когда я перенёс ее в лодку.       Обратно мы добрались без приключений. Ещё никогда вид башен Харренхолла, оплавленных в пламени Балериона, не радовали меня столь сильно. На берегу нас уже поджидали: отец, стюард, его супруга. Я ожидал, что меня заключат в обьятия, пожурят, но все же будут рады моему возвращению. Но вместо этого лишь услыхал:       «Что же ты сотворил, чудовище…»       Лианна, зверски избитая и истерзанная, умерла на закате, пред этим произведя на свет недоношенного мальчика, что также скончался немногим позднее. Отчего-то все решили, что именно я и был отцом этого ребёнка и увёз несчастную девушку на Остров Ликов дабы убить ее и тем самым скрыть последствия своего прелюбодеяния…       — Но неужели… Неужели никто так и не заметил, как сильно ты изменился?       — Я проработал на стенах Харренхолла больше двух лет, дома же мы отсутствовали не более трёх лун. Люди, обыкновенно, прежде всего видят то, что способен понять их разум. Мой рассказ звучит как безумие, мне самому стыдно озвучивать столь очевидный бред. И все же… Взгляни сама!       Лионель задрал рукава, и я увидал широкие ленты шрамов, что опоясывали его запястье словно браслеты.       — Отец отправил меня в Старомест, лишь бы более никогда не видать. Пока он жив, я буду ковать цепь, а после его смерти смогу возвратиться в Харренхолл в качестве его лорда, хоть и не особо жажду того. Но, клянусь, я под страхом смерти наложу запрет приближаться к треклятому острову!       — Лианна так и не сказала, кто это сотворил с ней? — тихо спросил я, соскакивая на песчаный берег.       — Оборванный человек… Кровавые Скоромохи… Ее разум помутился после случившегося. Боюсь представить, какие мучения ей пришлось претерпеть. Держи! — Лионель передал мне туго спелёнутый свиток, — передашь мейстеру Лиму. Может на этот раз отец все же ответит мне.       Мейстер Лан — тихий молчаливый юноша, что в силу своей невероятной застенчивости воспринял своё назначение на воронятню как невиданное благо — принял письма без каких либо вопросов, и я поспешил обратно. Лионель, разувшись, неспешно прохаживался по берегу, с интересом разглядывая что-то поблёскивающее у него на ладони. Влажный ветер ударил мне в лицо, растрепал отросшие волосы. Я подошёл босыми ногами к самой кромке воды, поблескивающей в ярком солнечном свете, просто радуясь тому, что я жив, здоров, и тому, какой же чудесный сегодня день.       — Зачем ты все это мне рассказал? — поинтересовался я у Стронга, — я ведь всего лишь школяр-бастард, не сковавший ещё ни одного звена, но уже успевший обзавестись столь влиятельными врагами.       — Я знаю твою тайну и не одну, так почему бы не поделиться своей? — Стронг протянул мне печатку с трехголовым драконом, — те письма, что ты отправил, кто их написал на самом деле?       Я со вздохом опустился на мокрый песок, окунул стопы в прозрачные воды Медовички и поведал о своей маленькой лжи, что была направлена исключительно лишь во благо, чувствуя себя при этом самым что ни на есть последним олухом.       — Благими намерениями вымощен путь в само Пекло, — покачал головой Стронг, — неужто думаешь, принц Вейгон ничего не поймёт, когда получит ответ?       — Его молчание просто отвратительно! — поморщился я, — так глупо портить отношение с семьей, где его ценят и любят! В чем проблема начертать хоть парочку строк?       — Отношения Вейгона с семьей касаются в первую очередь самого Вейгона и его венценосной семьи. Ты, безродный бастард, не имеешь к этому совершенно никакого отношения, — холодно проговорил Лионель, — я был бы крайне недоволен, если бы узнал о подобной «помощи».       Я лишь виновато вздохнул и поднялся, дабы изъять злосчастные письма. Однако, три ворона, что сорвались с окна башни, явно говорили о том, что уже слишком поздно хоть что-то менять.       — И все же… Кто же мог быть родителями Лианны? Страшно представить, из какой глубины веков ее могло занести сюда, — задумчиво проговорил я, опустив ладонь в холодные воды Медовички, пока Стронг размеренно грёб обратно, — прости… Тебе наверное больно вспоминать о подобном…       — В этом как раз и нет никакой загадки, — горько ухмыльнулся Лионель, — Лианна была моей сестрой-бастардом. Отец сам сказал мне в сердцах. Та история с лодкой была лишь выдумкой, дабы лишний раз не тревожить мою матушку. Думаешь, стал бы лорд столь сильно негодовать из-за обычной девки?       — Седьмое Пекло! — прошипел я.       — Седьмое Пекло, — спокойно подтвердил Лионель, — как думаешь, Рей, может именно в нем мы и живем?       Все последующие дни прошли в изучении медицинских трактатов. Точнее, изучением занимался Вейгон, что с бешеной скоростью пролистывал здоровенные фолианты, просматривал потускневшие от времени рукописи и пергаменты, скороговоркой бубня себе под нос названия того или иного органа, болезней, лекарств, их состав, способы изготовления…       Пока Вейгон расположившись прямо на полу освежал свои знания, я с ужасом осознавал, насколько учение о медицине в Вестеросе отличалось от всего того, чему меня обучали многие годы в институте. Названия большинства болезней, как и их симптомы, были мне попросту неизвестны, а описанные способы лечения, казалось, были выдуманы безумцем или в насмешку, дабы посильнее помучать несчастного больного, да поскорее свести его в могилу. Клизмы, рвотное и кровопускания были основными процедурами, направленными «якобы» на восстановление здоровья. Раны обыкновенно прижигались железом или кипящим маслом, а от рецептов мазей и снадобий попросту становилось дурно. Взять, например, рецепт глазной мази: «смешать измельчённый лук, чеснок, добавить вино, бычью желчь и оставить на 9 дней в медном котле». Седьмое Пекло! Да с таким подходом лучше обойтись без мейстеров и уповать на природные силы организма!       И все же было то, в чем я должен был превосходить здешних учёных и лекарей — анатомия. Пусть названия и были порой мне чужды, и все же я мог с закрытым глазами нарисовать круги кровообращения, ход нервов, структуру любого органа. К тому же мне явственно представлялись процессы, происходящим в организме, то, к каким последствиям могут привести их сбои и болезни. Не стоило отчаяться, задачи, что стояли предо мной были неразрешимы лишь с первого взгляда. Но путём кропотливой работы, начав все с начала, я мог бы изменить очень и очень многое.       Странно, но в день слушания волновался я не меньше, а даже гораздо более самого Вейгона. Может, я попросту боялся опозориться перед конклавом или не желал привлечь к своей жалкой персоне ещё больше внимания? Страшно представить, как мое невольное столкновение с Отто Хайтауэром повлияет на мое дальнейшее будущее и будущее моей цепи. Если уж конклав не побоялся знатно подпортить жизнь самому драконьему принцу, то что говорить обо мне, никому не нужном бастарде Рее Уоторсе?       Невысокая башня из черного камня, где предстояло пройти слушанию, было мне незнакомо. Два сфинкса, наподобие тех, охраняли вход в саму Цитадель, примостились здесь у высоких дверей. Вейгон, глубоко вздохнув, пару раз позвонил в медный колокол, что висел по правую руку от него.       — Принц, вас ожидают, — раздался голос из-за открывшейся двери, — ублюдку будет лучше остаться снаружи. Отсутствие лишних глаз и ушей в ваших же интересах, принц.       — Я не принц, а мейстер! Я перестал быть принцем и Таргариеном, когда принес клятвы! — прошипел Вейгон, заходя внутрь, — и ублюдок пойдёт со мной! Из-за дурацкой раны на руке мне может понадобиться его помощь! Давай, как там тебя? Не стой столбом!       Наши шаги гулким эхом разносились по пустым коридорам и залам, чьи стены украшали лишь ряды черепов на длинных полках. Я всегда с восхищением относился к человеческим костям, особенно к вместилищу головного мозга, что казалось мне самым настоящим произведением искусства. Но сейчас, взгляды пустых глазниц отчего-то пробирали до дрожи. Я невольно прижался к Вейгону и вздрогнул, когда тот ласково прикоснулся к моей голове.       — Не волнуйся, братишка, сегодня ты узришь, как мейстер Вейгон втопчет в грязь врагов своим острым умом и обширными знаниями.       — Разумеется, учитель, — дрогнувшим и до отвращение тонюсеньким голоском проговорил я, сжимая в руках сумку с медицинскими инструментами.       — Мейстер Вейгон! — громкий голос архимейстера, чье лицо было скрыто за золотой маской, раскатился по сводчатому залу с высоким куполом, — ты привёл с собой ученика?       — Не боишься, что ублюдок станет свидетелем твоей слабости и позора? — проговорила серебряная маска, — ещё не поздно оставить его за дверью.       — Я не сомневаюсь в собственных силах, — гордо проговорил Вейгон, сжимая увесистую цепь, что дважды опоясывала его шею, — и могу легко подтвердить, что каждое звено было сковано мною абсолютно честно.       — Ну что ж. Сейчас у тебя будет возможность подтвердить это, — проговорила золотая маска, указывая рукою на стол, что возвышался посреди зала, — у тебя есть час, дабы анатомировать тело и определить истинную причину смерти.       — И всего то? — с облегчением проговорил Вейгон, делая шаг к столу, на котором под покрывалом явно проглядывались очертания человеческого тела, от коего явственно исходил сладковатый запах разложения, пусть и разбавленный резким ароматом уксуса, — посмотрим, кто тут у нас. Ублюдок, готовь перчатки и инструменты!       Я встревоженно оглянулся на Архимейстеров, в чьих руках после гибели сенешаля Ирвинга сосредоточилась вся власть над Цитаделью. Я знал практически их всех в лицо. Архимейстер Тиланд был весел и просто обожал кошек, коих развёл в своей Башне в несчетном количестве. Престарелый архимейстер Синас, на чьё место и метил Вейгон, уже много лет прибывал в глубочайшем маразме, обыкновенно плохо представляя кто он и где находится. Архимейстер Илион — тот, что носил маску из золота — происходил из многочисленного семейства Хайтауэров, всегда был серьёзен и собран, и не упускал случая жестоко наказать нерадивых кандидатов и школяров, особенно если они не происходили из высокородных семей. Но сейчас, скрытые за масками и капюшонами, величественно восседая на высоких креслах, словно на тронах, члены Конклава более напоминали не ведающих ни жалости, ни сострадания божеств, нежели чем обыкновенных смертных.       — Ублюдок! Помоги натянуть эти треклятые перчатки!       Я дрожащими руками вытащил из сумки перчатки из тончайшей телячьей кожи высшего качества — что-что, а годы проведённые в дубильной мастерской научили меня моментально распознавать подобные вещи. Я помог Вейгону натянуть перчатки — тот поморщился, стоило лишь дотронуться по израненой ладони. Прошла уже неделя, но рука все ещё беспокоила Принца. И все же испытание совершенно не страшило его: на тонких бескровных губах плясала самоуверенная улыбка, глаза горели азартом. Однако, стоило лишь ему сдернуть покрывало с тела, как улыбка сошла с лица Вейгона.       — Нет… Только не он… Не учитель… — только и смог вымолвить он, когда пред нами предстало обнаженное и уже тронутое разложением тело архимейстера Ирвинга.       — Время пошло, — архимейстер Илион перевернул объемистые песочные часы, — поспеши, принц.       Однако принц так и оставался недвижен, растеряно моргая и не в силах отвести взор от мертвого наставника.       — Учитель, — я дернул его за рукав, — нужно начинать.       — Я не могу… Не могу… Это же… Это… — не прекращал бормотать Вейгон, — так же нельзя…       — Мальчик, так ты готов сдаться столь просто? — голос Илиона был преисполнен яда, — как жаль… Наш добрый король возлагал на тебя столь огромные надежды…       — Ирвинг, пора вставать! Лекция скоро начнётся! — проскрипел Синас, неожиданно выходя из обычного оцепления, — т-рам-пам-пам! Просыпайся, соня!       Бронзовая маска поползла вниз, обнажая покрытое морщинами и старческими пятнами перекошенное лицо. Архимейстер не столь давно перенёс новы удар, и теперь правая сторона лица была недвижима, а речь — крайне и крайне невнятна. Громкий звон, что раздался при ударе маски о каменный пол, вывел меня из оцепенения. Седьмое Пекло! Если Вейгон лишится цепи и покинет Цитадель, то кто тогда позаботится обо мне? Конечно, меня не оставляла надежда, что Цитадель попросту не посмеет лишить цепи сына самого короля. И все же… Все же будет лучше, если я не буду стоять столбом, а попробую хоть что-то предпринять. Потому я натянул на руки вторую пару перчаток, что были мне невероятно велики, выложил инструменты на небольшой столик, что располагался подле того, где возлежал покойный архимейстер Ирвинг и принялся за работу.       — Ублюдок, что ты делаешь? — попытался было остановить меня Илион, — это испытание предназначено принцу Вейгону, а не тебе!       — Мой учитель серьезно поранил руку, потому прошу позволить мне ему ассистировать, — проговорил я, рассекая пожелтевшую кожу на груди Ирвинга.       — Пусть, — подал голос архимейстер Рина, тот что обладал серебряной маской, — ублюдок ещё не приступал к изучению медицины. Посмотрим, что он сможет сделать под руководством своего учителя.       «Много чего, мрази», — мрачно подумал я, выбирая пилу, дабы отделить грудину от рёбер. Конечно, в своей прошлой жизни я скорее присутствовал на вскрытиях, нежели чем проводил их самостоятельно, но все имел явственное представление о принципах и последовательности подобного действа.       Пила с противным скрежетом начала елозить по обнажившимся костям. Я аж взмок — все же хилое девчачье тело было не приспособлено к подобным нагрузкам. Седьмое Пекло! Такими темпами я точно не управлюсь в отведённое нам время!       — Дай сюда, Рэй! — Вейгон забрал пилу из моих рук, — а пока бери нож и полностью обнажи ребра!       Вскоре на весы легло сердце и легкие, а мы переключились на брюшную полость.       — Взгляните, учитель, — я протянул на ладони жёлчный пузырь, что был переполнен камнями.       — А это ещё интереснее, — покачал головой Вейгон, разрезая почку, на коей красовалась здоровенная опухоль. Да, не погибни мейстер Ирвинг при падении с лестницы, жить ему все равно оставалось не столь долго.       Голову и шею Вейгон оставил под самый конец. Песок уже практически полностью покинул верхнюю чашу часов, когда наконец череп был распилен, а шейный отдел позвоночника обнажён.       — Кровоизлияние в головной мозг и сломанные позвонки, — константировал Вейгон, брезгливо сбрасывая с рук перчатки, — что и требовалось доказать. Что-то ещё?       — Мы не сомневались в твоих способностях, принц, — проговорил Рина, — ты и впрямь заслуженно носишь на шее серебряное звено.       — И все же время истекло прежде, чем принц успел закончить, — начал было Илион, — ты слишком много времени потратил на никому не нужную скорбь.       — Полагаю, нам стоит провести голосование, — проговорил Рина в ответ, — поднимите жезлы, кто считает, что мейстер Вейгон справился с испытанием!       «Большинство!» — с восторгом подумал я, радуясь так, словно сам сковал целую цепь. Да что говорить, сам Илион поднял жезл, и лишь Синас, коему вновь надели на лицо маску из бронзы остался недвижен.       — А теперь поднимите жезл те, кто считает, что мейстер Вейгон не прошёл испытание. Архимейстер Синас? Нам было бы интересно узнать и ваше мнение.       Однако тот так и не ответил на вопрос. Рина поднялся, и, подойдя к нему снял маску с лица старца, а после, стащив зубами перчатку с руки, накрыл пальцами его сонную артерию.       — Семеро особо жестоки к нам в последние дни. Сначала Ирвинг, а теперь и Синас навеки оставил нас.       Когда мы наконец очутились на улице под тёплыми лучами яркого летнего солнца, на губах Вейгона вновь плясала довольная-предовольная улыбка.       — Рэй, полагаю нам стоит отпраздновать нашу маленькую, но столь важную победу. Но сначала — не плохо бы сменить платье. Учитель Ирвинг порой журил меня за неопрятный вид. Думаю… Думаю, он был бы доволен мной…       Последние слова учитель Вейгон проговорил как-то сдавлено, а после его вывернуло прямо на мостовую.