***
Пять лет назад. 2017 год. Канзас-Сити, штат Миссури. Поместье Аннет Сильвер-Харрис. — Хочешь что-то сказать — скажи, — прорычала Аннет, тонкими пальцами сжав сигарету. — Я же вижу, что тебе так и хочется покопаться в моем грязном белье. Напротив Аннет располагалась ее единственная лучшая подруга, которая была с ней с самого детства. Женщины были похожими друг на друга, но если Сильвер-Харрис представляла из себя человека, способный ради собственных целей совершить поступки, за которые обычно было стыдно тем, у кого присутствовала совесть, то Маккайла — полная противоположность Аннет. Две параллельные прямые, которые не имели права пересекаться, наплевали на всевозможные законы и сдружились настолько сильно, что дружба сохранялась изо дня в день. Подружились с первого выкуренного косяка на вечеринке друзей в молодости и продолжали дружить несмотря ни на что. — Мне жаль девочку, вот и все, — покачала головой Маккайла, сложив руки на груди. — Ты ведь ей не даешь вздохнуть полной грудью. Вечно перекрываешь дыхание. На кой черт она сдалась тебе? Пытаешься отомстить Ванессе и Алану с помощью их дочери? Аннет выгнула бровь и расхохоталась. Маккайла привыкла к смеху без причины со стороны подруги, потому что такое повторялось не первый раз. — Я в Агате вижу Ванессу, Мак, — настроение Сильвер-Харрис резко изменилось. Теперь же Аннет представляла из себя бомбу, которая рано или поздно взорвется от переполняющихся эмоций. — Ее голос так схож с Ванессой… Глаза — копия матери. Нос отца. Агата — ходячий сгусток моего ужасного прошлого. — Зачем ты забрала ее? — вполне логичный вопрос задала Маккайла. — Оставила бы в детском доме и жила бы себе припеваючи. Быть может, твое психическое состояние не обострилось… и сейчас было бы все хорошо. — Маккайла, ты не понимаешь, — прошипела Аннет и смяла сигарету. — Рассмотрев в Агате чертову Ванессу, я захотела ее изменить. В какой-то момент голоса подсказали мне, что таким образом я стану кем-то вроде мессии, понимаешь? Агата — единственный мой шанс стать нормальной, по крайней мере, мне именно так твердили голоса изо дня в день. Не оставляли в покое… Я понимала, что я могу сделать из этой девочки что-то новое, что-то свое… Хотела вырезать прежнюю Харрис и слепить новую. — И как? Получилось? — Нет! — взревела Аннет, хлопнув ладонью по столу. Размельченная сигарета разлетелась по деревянной поверхности. — Она не меняется, как будто назло! — Ты просто погубила жизнь девочке своим желанием сделать из нее собственную копию. Аннет, я не хотела этого говорить, но твоя болезнь обострилась… — Маккайла вздохнула и покачала головой. — Голоса — не болезнь. Это мои помощники, благодаря которым я стала такой успешной бизнесвумен во всей Америке. Именно с помощью голосов я разглядела в Агате, когда той было несколько месяцев от роду, человека, которого можно подчинить. Я хотела первой выйти замуж, первой родить ребенка… Агата должна была быть моим ребенком, понимаешь? Я должна была подарить ее Алану, а не Ванесса. Маккайла нервно сглотнула. Она знала, что ее лучшая подруга страдала шизофренией, но женщина была уверена, что болезнь притупилась, перестала настолько сильно тревожить Аннет. Но сейчас Мак поняла, что это совсем не так. Перед ней была не та Сильвер-Харрис, с которой она подружилась на вечеринке общей подружки. Перед ней был демон. — Чтобы заполучить Агату, я убила ее родителей. Я хотела забрать девчушку еще совсем малышкой, чтобы она не помнила своих настоящих родителей и называла меня матерью, но голоса подсказали, что не пришло то время, когда я смогу сделать то, что запланировала. Тринадцать лет разрабатывала план, благодаря которому я должна была заполучить Агату во что бы то ни стало. И знаешь, у меня получилось, — истерично рассмеялась Аннет. В ее глазах было безумие. — Почему ты не говорила мне этого раньше? — полушепотом произнесла Маккайла. — Потому что голоса твердили, чтобы я молчала. Никто не должен был знать, кроме меня и моего водителя, потому что он мой сообщник. Мы потратили большое количество сил, чтобы воплотить масштабную аварию в реальность. Голоса меня не подвели… Они подсказывали мне и именно благодаря им у меня получилось добиться того, что у внедорожника Ванессы и Алана отказали тормоза. А после морг, похороны и Агата в моей власти. И я принялась штопать из нее свою дочь. Но она ни разу не назвала меня матерью. Аннет отошла к окну. — Ты пила те таблетки, которые прописал твой доктор? — Маккайла бесшумно встала со стула. — Нет. А зачем, Мак? — Аннет обернулась. — Чтобы заглушить голоса? Ни за что! Благодаря им у меня есть деньги, бизнес, власть над людьми, связи. И Агата… эта несносная девочка… — Ты же понимаешь, что противоречишь самой себе? — аккуратно произнесла Маккайла. — Сначала говоришь, что видишь в Агате Ванессу и именно поэтому ты забрала ее на перевоспитание, чтобы сделать из себя мессию, затем говоришь, что должна была ее родить для Алана… Мне кажется, тебе нужно возобновить сессию с психиатром. Тебе нужны таблетки. — Да что ты знаешь о моей жизни? — крикнула Аннет, резко приблизившись к подруге. Та нервно сглотнула, хотя лицо оставалось спокойным. — Я прислушиваюсь к своим голосам, Маккайла. Они говорят мне дельные вещи. — Когда ты в последний раз была у врача? — Зачем тебе эта информация? Два года назад у меня был прием. Мне выписали таблетки, но голоса были против этого. Если бы я тогда приняла то, что выписал психиатр, то многого я бы не добилась. Голоса кричали о том, чтобы я не позволяла притрагиваться к ним с помощью таблеток! — Ладно, твоя взяла, — сдалась Маккайла, прекрасно понимая, что с шизофреником, у которого началось весеннее обострение, лучше согласиться и отступить. Она заметила за Аннет излишнюю агрессию, да и сейчас видела перед собой невменяемую женщину, разум которой все чаще и чаще ухудшался. Маккайла не знала, что будет через несколько лет. Она и представить не могла, что Аннет совсем сойдет с ума. — Я всегда побеждаю, — зачем-то прокричала Сильвер-Харрис, сделав несколько шагов назад, пока не врезалась в подоконник и не снесла своим телом горшок с цветком, который тот час звонко разбился об пол. — Да, ты права, — согласно кивнула Мак. Она не хотела лишний раз раздражать подругу. — Голоса говорят мне, что ты что-то скрываешь, — Аннет злостно прошипела, словно ядовитая змея. — Ты собираешься сказать Агате обо всем? Об аварии? Да? — Я не собиралась этого делать… — полушепотом промолвила Маккайла, попятившись назад от яростного взгляда бизнесвумен. — Врешь! Уходи отсюда! Убегай, пока я не задушила тебя вот этими руками! — голос Аннет стал до ужаса громким, а глаза безумными. Открытая шизофрения преследовала Аннет с молодости. В двадцать четыре года, когда она узнала, что Ванесса и Алан обручились, у нее случилась истерика, из-за которой Сильвер-Харрис начала слышать многочисленные голоса, которым спустя некоторое время дала имена — Маркус, Элла и Харпер. В двадцать пять, когда Аннет узнала, что у ее родной сестры появилась дочь, произошла вторая масштабная истерика, благодаря которой та оказалась в больнице. Все списали на то, что Аннет переусердствовала на работе, но причина была куда более серьезная. С каждым годом шизофрения процветала. Аннет привыкала к ней, а затем просто смирилась. Поначалу она хотела лечиться, принимая специально выписанные таблетки от психиатра, но голос Маркуса заставил ее остановиться. А после к нему подключились Элла и Харпер, осуждая Аннет за слабость. «Ты должна принять нас, потому что мы — это ты. Нас нельзя стереть таблетками, мы с тобой навсегда», — твердили они, и бизнесвумен повиновалась. Благодаря Маркусу, Элле и Харпер Аннет поднялась с колен и добилась высот в бизнесе. Стала глубокоуважаемой и высокопоставленной женщиной во всей Америке, потому что ей приходили гениальные идеи, которые нравились публике. В ее арсенале было множество связей. Она могла договариваться со всеми, ведь в этом ей помогали три голоса. Ради них она сделала первое и единственное тату на ребрах. «Маркус, Элла и Харпер — это я». Голоса настояли на том, чтобы никому не показывать татуировку, потому что ее посчитают странной и на голову поехавшей, что, собственно, являлось правдой, но Аннет яро отрицала это. Она считала себя гением, ведь имела на собственных плечах три замечательных советчика, без которых не смогла бы сдвинуться с мертвой точки в бизнесе. Все самые крупные сделки происходили под влиянием голосов. Без них она была бы сама не своя. Агата не догадывалась, что у Аннет шизофрения. За все свое время, проведенное в особняке тетушки, она ни разу не копалась в документах Сильвер-Харрис, которые могли бы подтвердить психическое расстройство, ведь ей было это неинтересно. Девушка предпочитала сбегать из дома и проводить подолгу время где угодно, но только не в поместье. В четырех стенах просторной комнаты она ощущала себя перепуганным и загнанным в угол животным, которого приговаривали к смертной казни. Аннет ни разу не была поймана на своей болезни. Тщательно скрывала признаки психологического расстройства, потому что так твердили голоса. Они считали, что если бизнесвумен даст хоть какой-нибудь намек кому-то постороннему — Агату считали именно такой, — то ее сразу же упекут в психиатрический диспансер на продолжительное лечение. За спиной Сильвер-Харрис было два убийства. Детально продумав план расплаты, Аннет совершила непоправимое, оставив Агату сиротой. В то время шизофрения не процветала настолько сильно, как начала процветать спустя долгие лета. Моментами могло показаться, что Аннет абсолютно здоровый человек, которым ничем не болеет. Она оставалась в тени в весеннее время года, потому что были случаи, когда женщина хваталась за нож в очередном приступе. Ее прислуга тоже ни о чем не знала, хотя догадывалась, но молчала ради собственной безопасности. Сильвер-Харрис умудрялась сохранять лицо на публичных выступлениях или на масштабных мероприятиях, на которых собирались все сливки общества, в основном такие же бизнесмены, как и она. И никто из них, пообщавшись с ней лично, не посчитал, что у нее тяжелое психическое расстройство. Но все же они побаивались ее, ведь за Аннет были закреплены многочисленные случаи, когда она мстила всем тем, кто попробовал хоть шаг сделать против нее. Она вкладывала все силы, чтобы проучить и опустить лицом в грязь недоброжелателей. Шизофрения прогрессировала с каждым днем.***
Наши дни Аннет не медлила: схватила меня за руку и со всей силы дернула на себя. Я удивилась тому, насколько она была сильной. Казалось бы, Аннет хрупкая женщина, которую можно с легкостью сломать, но не тут-то было. Ее хватка доставляла боль, но мое лицо сохраняло убийственное хладнокровие, будто бы ничего не происходило. — Какого черта ты себе позволяешь? — прошипела тетушка. В ее глазах искрилось безумие. Я впервые видела ее настолько злой. — А ты? — хрипло отозвалась я, все еще чувствуя хватку на своей руке. — Ты за собой вину не чувствуешь, наговорив мне всякого? Я не твоя собственность, чтобы ты мной распоряжалась, понятно? Для этого дела нужно было родить ребенка, чтобы смело разбрасываться подобными словами, а не забирать меня! Мощная пощечина оглушила меня на несколько секунд. Я тут же накрыла ледяной рукой полыхающую щеку и с ужасом, смешанным с отвращением, посмотрела на тетушку, у которой взгляд стал еще безумнее. Я могла поклясться, что в ее глазах увидела радостных пляшущих демонов. — Не смей говорить об этом, — продолжала шипеть Аннет. — Наличие ребенка тебя не касается! — А тебя не касается моя жизнь! — со всей ненавистью в голосе крикнула я и оттолкнула тетку как можно сильнее. — Ты мне никто и никогда не станешь близким человеком. Я жалею, что моя жизнь сыграла со мной в злую шутку и подсунула такую родственницу, как ты. Если бы не смерть родителей, клянусь, я бы ни за что и ни при каких условиях не жила с тобой в этом доме. Я развернулась и только было выбежала из столовой, но слова Аннет остановили меня и заставили пробежаться неприятные мурашки по позвоночнику: — Я убила твоих родителей. Жестоко и беспринципно. Подстроила аварию и забрала их жизни, пока ты и представить себе не могла, что я на такое способна. Во рту моментально пересохло, а в ушах невыносимо зазвенело. Сердце забилось в бешеном темпе. — Замолчи… — Нет! Я хочу, чтобы ты знала. Твои родители умерли по нашей вине! — Нашей? У тебя были сообщники? — на моих глазах начали скапливаться слезы обиды за родителей. Из-за родственницы они несколько раз перевернулись на внедорожнике и в конечном итоге отправились на тот свет. Клянусь, после ее слов мне захотелось схватить что-то тяжелое и несколько раз ударить Аннет по голове. Одна моя сторона говорила о том, что тетушка провоцировала, другая же кричала со всей мощи, что Аннет действительно убила мать с отцом. Мой внутренний демон, который вел активную жизнь в период студенчества, начал царапать мою душу, чтобы я послушала его и причинила боль родственнице. Но я старательно держала себя в руках, чтобы не поддаваться наваждению. — Я даю тебе фору в тринадцать минут, чтобы ты уехала отсюда. Если не уедешь, то навсегда останешься здесь, и мы будем говорить по-другому, — голос Аннет был чужим, совсем не похожим на ее прежний. От этого я попятилась назад. — Чего ты смотришь на меня? Убегай. Беги, как можно быстрее… Ну же! У тебя осталось двенадцать минут. Я нервно сглотнула и выбежала из столовой настолько быстро, насколько смогла. До паркинга оставалось пройти огромный коридор и спуститься по лестнице на минус первый этаж, но я с легкостью преодолела это, судорожно ища свою машину среди многочисленных. Уже через несколько минут я мчала как можно дальше от особняка Аннет, мысленно пожелав, чтобы тот сгорел дотла. Почему она так просто созналась в том, что убила моих родителей? В чем был подвох? Признаться честно, почему-то во мне была неуверенность, что это сделала именно она, хотя все сходилось. Аннет до ужаса ненавидела Ванессу, но при этом питала одержимость к Алану. Постоянно считала, что моей матери повезло намного больше, чем ей, хотя обеих мои бабушка с дедушкой не обделяли. По крайней мере, именно так говорила мама. Аннет давали все то же, что получала Ванесса. Конечно, быть может, моя мать была чуточку известнее, чем ее сестра, но это же не означало, что можно было вот так просто взять и начать ненавидеть своего родного человека? Я не заметила, как пролетела на красный свет светофора. Где-то сбоку мне засигналили, но я вжала педаль газа в пол и успела соскочить с аварии, в которую могла бы попасть из-за собственной невнимательности. Сердце продолжало стучаться бешено, а руки, несмотря на то, что я сжимала до побеления костяшек руль, дрожали. Во мне была и обида, и горечь утраты, и ненависть, и боль… Как только я приехала домой, то первым делом схватила телефон и перевела все свои деньги единственному человеку, которому я могла доверять. Учитывая, что мы с Аннет повздорили, то вполне вероятно, что она запросто могла бы заблокировать мою карточку, а на ней были почти все сбережения. Александр был первым в списке контактов, кому можно было бы отправить огромную сумму. И я, не задумываясь, отослала деньги. Конечно, я могла бы довериться Сэму Макото, но мои сердце и душа требовали, чтобы деньги улетели на счет Алекса. А потом с его помощью я сниму сумму и положу в специальную коробку, в которой обычно копила на определенные вещи. Мне моментально пришло сообщение от Александра. Я бы тоже удивилась, если бы на мой счет ни с того ни с сего прилетела огромная сумма.Александр Нильсен: «Я почувствовал себя эскортником, причем очень дорогим. Что-то случилось?»
Агата: «Пусть деньги полежат у тебя, пожалуйста. Ты меня очень выручишь».
Александр Нильсен: «Все плохо?»
Агата: «Все хуже, чем я думала».
Отложив телефон, я пошла на кухню, чтобы открыть припрятанную на черный день бутылку коньяка. Видимо, этот день настал. Мне хотелось надраться до такой степени, чтобы напрочь забыть обо всем. Но моя здравая сторона заставляла держать себя в руках, по крайней мере, немного пригубить коньяк, а не выпивать его полностью. Другая же, собственно, подговаривала наплевать на все. Я полезла в шкаф, в котором лежал коньяк. Открыла дверцу и не рассчитала силы, из-за чего она стукнулась об стену. Что-то с шумом упало на столешницу, заставив меня вопросительно взглянуть на непонятную вещицу. Подняла и начала детально рассматривать ее. И, когда меня осенило, я крепко сжала ее в своей ладони, слыша несильный хруст поломанной техники. Это была, черт возьми, маленькая камера! Кому понадобилось прятать камеру у меня дома? Аннет? Или, быть может, Алексу?.. Я дернула головой, собираясь с мыслями. Думать на Александра не хотелось, потому что сердце подсказывало, что он не способен на такой ужасный поступок. Оставалась Аннет, но откуда у нее могли быть ключи от моего дома? Только если она умудрилась каким-то образом сделать дубликат, после чего ворвалась в мою квартиру, обставив ее маленькими камерами для слежки… Мне хотелось выть от негодования. Камеры могли быть где угодно, а я совсем не знала, в каком месте их искать. Быть может, если я досконально все просмотрю, то смогу что-то найти? Но это было равносильно искать иголку в стоге сена… Неожиданно я почувствовала, как мне стало неуютно в собственной квартире. Но я не могла опустить руки и убежать отсюда как можно далеко, потому что это мое единственное жилье. И если даже Аннет заберет его у меня, несмотря на то, что оно приватизировано на мое имя и куплено на собственные накопленные деньги, то я совсем сойду с ума. Наша ссора запросто может навлечь беду. Я не подумала об этом, когда в порыве злости вылила на тетушку вино и швырнула об стену бокал, который разлетелся на тысячи осколков. Взяв себя в руки, я начала осматривать каждый уголок своего дома. Залезала в самые подразумеваемые и не очень места, найдя в конечном итоге пять маленьких камер. Одна располагалась на кухне, две в гостиной, еще одна в комнате, другая в коридоре и последняя в ванной комнате. У меня тряслись руки от находок в собственной квартире. Камеры располагались на самых видных местах, но я их совсем не замечала. Мне чертовски мерзко находиться здесь. Аннет настолько не дружила с головой, что напичкала каждую комнату камерами, чтобы следить за каждым моим шагом. И давно я была подобно в клетке? И давно за мной велась слежка? У тетушки явные проблемы с головой, раз она позволяла себе подобное. Видимо, ей настолько скучно жить собственной жизнью, что она принялась следить за моей. Аннет видела все, что происходило в этой квартире. И наверняка лицезрела наш секс с Алексом на кухне и в ванной комнате. Я с горла отпила коньяк, чувствуя, как обожгло горло. Слезы полились ручьем, а тело задрожало, словно оно было осиновым листом. Взглянув в окно, я вновь потянулась к бутылке. В голове было множество мыслей, в основном про тетушку и про ее неадекватный контроль за каждым моим шагом. Мало того, что она заставила меня учиться в Миссурийском университете на экономическом факультете, оборвала все связи с моей лучшей подругой детства, вынудила работать преподавательницей под предлогом, что испортит мою репутацию и заберет все мое имущество, так еще все это время следила за мной по скрытым камерам, будто за каким-то животным в клетке. Я готова ходить с плохой репутацией, без машины и квартиры, но главное, чтобы была свободной. Но прекрасно понимала, что тетка так просто от меня не отстанет. Я встала ей поперек горла, хотя она запросто могла бы оставить меня в детском доме, а не воспитывать гестаповскими методами, пытаясь слепить из меня свою версию. Когда разум поплыл из-за опьянения, я схватила ключи от машины и дома, телефон, бутылку недопитого коньяка и спустилась на подземный паркинг. Мне хотелось уехать куда-нибудь, чтобы развеяться. Было совсем все равно, что я пьяна. Села за руль и завела машину, слабо осознавая, что вытворяла. Перед тем, как тронуться с места, я вновь отпила с горла обжигающую жидкость, а после постаралась настроиться на том, чтобы не перепутать педали газа и тормоза. Только хотела снять автомобиль с ручника, как вдруг дверь машины распахнулась, и я ощутила знакомый запах хвои и ментола. Это последнее, что я запомнила перед тем, как упасть в объятия Александра, который появился слишком вовремя и спас меня от возможной гибели вождения в нетрезвом виде. А после мир померк вместе с бархатистым голосом Алекса, от которого я покрывалась мурашками каждый раз, когда слышала его.***
Комната такая светлая, из-за чего я жмурюсь. Пахнет розами — любимыми мамиными цветами. Папа всегда дарит их маме, чтобы видеть ее красивую улыбку. Я слышу голоса родителей, попутно с этим чувствую, как мое сердце совершает кульбит, а душа выворачивается наизнанку от осознания, что мои родители рядом со мной. Я вижу отца, который смотрит в окно, держа пальцы на подбородке. Он всегда так делает, когда погружается в размышления. Это его любимая и приевшаяся привычка, которая сейчас заставляет меня глупо улыбаться. Мама рисует на огромном холсте что-то непонятное, которое меня тот час пугает. Улыбка с моего лица падает, неприятная дрожь проходится по всему телу. — Мам, зачем ты рисуешь это? — шепчу я, разглядывая искореженный внедорожник в кювете. Мама слишком хорошо передает картину их с отцом гибели. — Это искусство, — говорит мама. Ее губы украшает улыбка, словно она рисовала не аварию, а натюрморт. — И ты не должна бояться его. — Но это ведь… — мне не хватает смелости закончить предложение. «Ваша смерть», — хочу сказать, но затыкаюсь. — Наша смерть, — говорит отец, подходя ближе к нам. Его лицо спокойное, ничего не выражающее. — Прими этот факт, тыковка. Все люди рано или поздно умирают. — Нет… — мотаю головой, не в силах согласиться со словами папы. Он прав, но это тяжело признать. — Прекрати рисовать это! Вы сейчас со мной, живы и здоровы! Хватит! Я выхватываю из маминых рук кисть и краски и швыряю их куда-то в сторону. Хватаю холст и протыкаю об острый угол рядом стоящего стола. Мама смотрит на меня с сожалением, а папа остается непоколебимым. — Ты не сможешь вернуть нас, тыковка, — качает головой Ванесса. — Мы пришли к тебе не просто так, — папа кладет холодную руку на мое плечо, из-за чего я покрываюсь мурашками. — Остерегайся Аннет. Она сильнее, чем тебе кажется. Убегай как можно дальше, не доверяй ей… Она водит тебя за нос, играет тобой, манипулирует. Будь аккуратнее, моя девочка, — говорит мама и встает со стула. — Пообещай, что будешь беречь себя. Не лезь на рожон, не перечь… Аннет не в себе. — Это правда, что она убила вас?.. — спрашиваю я, ощущая скатывающиеся слезы одна за другой. Они не отвечают, но я прекрасно понимаю, что это правда. Их печальные лица отвечают на мой вопрос. — Не садись пьяной за руль, тыковка, — Алан оставляет поцелуй на моем затылке, — тебе еще рано к нам. Слишком рано. — Пап… — шепчу я, не в силах сдерживать наступающую истерику. Я хочу обнять их, но они делают несколько шагов назад, все еще глядя на меня. Мое сердце разбивается на тысячи осколков, обжигающие слезы продолжают течь. — Мы тебя любим, тыковка. Очень сильно любим. Береги себя. Хватайся за эту жизнь всевозможными способами, — говорит мама перед тем, как исчезнуть в белоснежном свете. Я остаюсь совсем одна. Кричу, плачу, зову родителей, пытаюсь отыскать их, чтобы крепко обнять. Но никого, кроме меня и белого пространства, не было. И тогда я чувствую руки, такие нежные и теплые, которые заставляют закрыть глаза и поддаться им.***
Голова раскалывалась на многочисленные кусочки от невыносимой боли. Я зажмурилась и тихо простонала, постаравшись разлепить глаза. Комната была поглощена темнотой, но она меня не пугала, потому что я ощущала присутствие человека, от которого мое сердце билось как ненормальное. Александр был рядом, я чувствовала его тело под своей ладонью. Он лежал со мной в одной кровати и обнимал. Я взглянула на него и не смогла сдержать полуулыбки. — Не делай так больше, — хрипло отозвался Александр. — Не смей больше садиться за руль в пьяном состоянии. — Да ладно, — я мрачно усмехнулась. — Отправилась бы на тот свет и перестала бы мучиться. — Не говори так, — прорычал Алекс, приняв сидячее положение. Я потянулась к ночнику, после чего комната залилась слабым светом. — Какой бы трудной не была жизнь, Агата, не нужно принимать настолько радикальные решения. — Я не собиралась ничего делать с собой. Просто хотела уехать, потому что мне мерзко быть в этой квартире. — Уехать в пьяном угаре? Собиралась ехать до первого столба или до первого столкновения с другой машиной? — Не будь мамочкой, — фыркнула я, хватаясь за голову. Пульсирующая боль вынуждала вновь простонать. — Успокойся. Ничего плохого ведь не произошло. — Потому что я вовремя появился рядом. Я переживаю за тебя, Агата Элизабет Харрис. Мне не все равно на твою жизнь. Мне не все равно на тебя. Александр резко замолчал, но после, набравшись смелости, произнес: — Ты не безразлична мне, Агата Элизабет Харрис. Я не могу принять тот факт, что ты решила убиться в автомобильной катастрофе. Я не хочу тебя терять просто потому, что в твоей жизни наступила черная полоса. Все решается. Я сделаю все возможное, чтобы решить твои проблемы, ведь они теперь мои.