Алая лента

▪️ ▪️ ▪️

Свою повторную встречу с предназначенным судьбой Чжун Ли представлял не так. Вообще не так представлял себе, и, признаться, за прошедшие десять лет он в принципе успел придумать с пару тысяч вариантов новой встречи с Аяксом. Чжун Ли бы обязательно показал себя с лучшей стороны. Они стали бы лучшими друзьями, а потом самыми нежными, самыми верными и самыми искренними друг с другом партнерами. О них бы складывали новые легенды — в Ли Юэ любили и ценили хорошие романтические истории со счастливым концом. Он бы прививал своей паре хороший вкус к еде и одежде с малолетства, учил языку, посвящал в традиции, а после шестнадцати — аяксовых шестнадцати — они бы обручились, чтобы пожениться лет так после двадцати. Вот только Аякс не вернулся, как обещал. Будущая легенда обзавелась характерным для национального колорита сколом из драмы, а романтическая история приобрела не менее характерный для подобного неравного союза надрыв. Некогда алая, лента на его руке с годами потеряла изрядную часть своего яркого цвета, но так и не оборвалась. Это беспокоило, тревожило и раздражало. Судьбу должно было тянуть встретиться, вернуться к Чжун Ли, как сам Чжун Ли места не находил от желания весь мир перевернуть в поисках своего мальчишки. Но адепт-дракон оставался в Ли Юэ, опасаясь стать причиной пары-тройки… десятков дипломатических конфликтов, если позволит себе опрометчиво сорваться с места, уподобившись урагану, каким в свое время сомнительно порадовал все на своем пути Барбатос. Было время, когда детский облик будто перевешивал всякий разум, и Чжун Ли, впервые ощутивший себя брошенным, был готов даже смертельно обидеться. Но всякий раз успевал одернуть себя, не позволяя языку сказать что-нибудь совершенно непростительное — и губительное, потому как проклятья бога имели свою силу и отменить их не представлялось возможным. А проклясть своего предначертанного небесами, вторую половинку души… Чжун Ли знал способы самоубийства попроще этого. Поэтому, когда среди горожан заговорили о прибытии нового управляющего в банк Снежной, а среди Фатуи — о прибытии лорда Предвестника… Сердце невольно всколыхнулось в груди, не в силах удержать пробившийся в новой силой росток надежды. Быть может, в этот раз? Быть может, он наконец-то дождется новой встречи? Кроме того, для мучительной веры были и вполне материальные причины. С каждым днем, лента на руке Моракса будто впитывала в себя чуточку цвета. В день прибытия, когда интенсивность алого могла соперничать со свежей киноварью, с кровью, с закатом, он, не позволяя себе напрасных надежд, обернулся ребенком и отправился на причал. Обещая себе, что только посмотрит. Ведь мог его мальчик попасть в свиту предвестника? Мог вернуться домой, вырасти и стать кем-нибудь, прикрепленным к определенному человеку, невольным в своих перемещениях по миру? Если бы он знал. Если бы он только знал, что именно увидит на причале, и как сильно это ударит по нему, с какой силой начнет колотиться сердце. Его Аякс… Его Аякс!.. — А за тобой следят. Преследуют даже, —заявила ему вдруг капитан Бей Доу, лихо отбросив за спину длинные волосы, собранные разом варварски и традиционно. Открытый, сообразно нынешним нравам, наряд, в котором не получилось бы представить какую-нибудь скромную горожанку, оставлял скудное пространство для воображения. Десять лет назад он мельком виделся с Бей Доу, и запомнилась она, как одна из самых ловких мастериц рыбной ловли в небольшой, уже почти необитаемой деревушке где-то на другой стороне реки от Ваншу. Одна их самых ловких и самых проклинаемых жительниц того края, если быть точнее. Сегодня она звалась грозой морей, победительницей чудовищ, непризнанной королевой мореплавания. Чжун Ли, идущий за ней следом по чистой случайности, благодарно кивнул, и она с громогласным хохотом опять пошла вперед широким шагом, потрясая способностью пить на ходу и при этом оставаться все такой же собранной. Женщина с двуручником, сама она была подобна заряду на баллисте — вроде бы тот тоже стрела, а в способности крушить стены не уступит иному тарану. Чжун Ли не был совсем уж идиотом, и за минувшие десятилетия наблюдательность ему не отказала — типчик из свиты Снежной, который незаметно пытался за ним следовать, был замечен мгновенно. В груди иррационально потеплело, в голову ударило шалое веселье. Его узнали и признали, хотя скрываясь за обликом ребенка, Чжун Ли наоборот намеревался скрыться в толпе, но обманул сам себя, вольно или нет. Корабль из холодной страны доставил в Гавань настоящую толпу народа, но в ней особенно отчетливо из общей массы выделялись рыжие волосы и голубые глаза, снившиеся ему в месяц не по разу. Запястье позабыто тянуло, лента разгорелась, хорошо, не засветилась прямо сквозь одежду, бросаясь в глаза случайным наблюдателям. Чжун Ли погладил запястье позабытым жестом, и едва не повторял чужое бессознательное накручивание кончиков ленты на пальцы. Удерживали только надежно зашнурованные наручами рукава, под которыми он скрывал свое отличительное неодиночество и неприкаянность одновременно. Хотелось сорваться на бег от распирающих чувств, и он, подчиняясь желанию маленьких ножек бежать, побежал. Он припустил сначала в сад камней, после — брошенным камешком прошелся от палатки к палетке на рынке, то тут, то там прикупая мелочи для ужина. Битком заваленная корзина тянула руку, а он, подчиняясь плану, вертящемуся и складывающемуся в голове, словно журавлик, нырнул внутрь меняльной лавки, почти мгновенно натыкаясь взглядом на склонившего перед ним в поклоне потомка адептов. Слабая кровь, почти не выраженная ничем, кроме нечеловеческих глаз — Чжун Ли понял, что тот почувствовал гул земли, и лишний раз похвалил себя, что не начал менять обличье еще среди толпы. Теперь он небрежно передал корзину, позволил провести себя за ширму, и уже там принял поданное платье под более взрослый облик. Уже не мальчик, еще не мужчина, но всяко взрослее, чем тот ребенок, которого узнал Аякс и которого искал посланный охотник. Крепче затянув пояс и глянувшись в зеркало, Чжун Ли пересобрал в новую прическу волосы, скрыв тускло светящиеся элементом кончики, и расположился за чайным столиком, тысячелетним жестом отбросив длинные рукава с кистей. Когда замучившийся поджидать его под дверью охотник засунул голову и прислушался, то ничего, кроме журчания воды и негромкой беседы за многократно отработанной чайной церемонией не услышал. Никаких мальчишек, никаких корзинок с едой, и, даже рискни охотник прикинуться посетителем меняльной лавки, ничего напоминающего о мальчике в дорогих одеждах он бы не нашел. После меняльной лавки, откуда Чжун Ли вышел лишь спустя пару палочек благовоний, соглядатай потерял его всякий след и отправился искать сведения другим способом, а даровавший благословение своему спасителю Чжун Ли, удерживая образ взрослого юноши из семьи ученых, без лишней головной боли добрался до бюро семьи Ху. Свидетелей его перевоплощения не было, получивший обновление крови новый адепт был не в счет, так что в сохранности своего секрета архонт-дракон не сомневался. Ху Тао, за десять лет из девчонки с хвостиками превратившаяся в девушку с хвостами и скрытым в глазе бога копьем, хмыкнула на его взволнованные хаотичные танцы по кухне, но поскольку сама она хорошо если в плечо ему дышала и выглядела даже младше него — просто передала то, что успела попрятать в его отсутствие, рассказала о работе все, что ему требовалось знать, и ушла по своим делам, сладко пропев на прощание просьбу ничего не спалить. Голос у нее с годами не торопился становиться лучше, чем уже был. Когда из меняльной лавки с мальчишкой-посыльным доставили его корзинку и еще кое-что сверху, Чжун Ли, поколебавшись, все-таки встал к плите. Вот только приготовленный ужин, даже когда он сел и обозрел аппетитно разложенные яства, не лез в горло. Хотелось сорваться с места и вновь посмотреть поближе на того, кем стал связанный с ним судьбой мальчик. Хотелось слышать его, чувствовать, как невообразимо и неотвратимо крепнет их связь, умоляя принять. Было ли что-то более близкое, чем соседние столики в ресторане? Столь большая делегация из Снежной, как прибывшая в этот раз, да еще и сразу же оказавшаяся в окружении торговцев, чинуш и банкиров, могла отправиться всего лишь в два места города, и Чжун Ли искренне надеялся лишь на одно из них. Требовалось кое-что узнать и переодеться для похода. Даже не так — приодеться! Давненько Моракс не появлялся в своем амплуа младшего сына богатой ученой семьи и не изображал из себя юного буквоеда. Но именно сегодня он собирался еще раз использовать мальчишеский облик, погреть хорошенькие ушки сплетнями, которых не могло не быть вокруг такой важной особы, как Предвестник, а к ночи — сбежать к себе домой. Планировалось смаковать услышанное, отделяться зерна от плевел, думать над ситуацией, выискивать причину столь долгой задержки — и все это с максимальным комфортом, которому даже адепты могли позавидовать. Проклятье там или что, но именно внутри дома адепта-дракона сразу становилось очевидным: он не лишен способности к метаморфозам, но даже так, по платьям, развешанным на видных местах, бросалась в глаза его надежда в конце концов… еще чуть-чуть подрасти. ▪️ ▪️ ▪️ ▫ Чайлд нервно втянул воздух между тонких губ и оттянул воротник рубашки, обычно надежно защищающей его от изнанки расшитого кителя, а именно сегодня неуместно душащей его вместе с влажной жарой, присущей Гавани. Лента на запястье тяжелела с каждым часов и не давала покоя, оживая все больше и больше. Он был сам не свой из-за этого весь день, и как бы старался не думать, в голову все равно лезло недоверчивое ожидание, что любой из жителей города, идущий с ним одной дорогой, вдруг окажется его родственной душой. В родственную душу полагалось влюбляться без памяти, оставляя за спиной интриги, амбиции и цели, в которые партнер не вписывался. Аякс не считал, что ему такое подходит. Вот только, к сожалению, это глаза бога получал не всякий и не каждый, тогда как с лентой судьбы люди рождались. Ожидание встречи было частью жизни, просочившись сквозь менталитет всех культур мира и надежно там утвердившись. Снять, стащить или потерять ленту самому было невозможно, она впивалась в кожу, как когти, раня до крови. Развязать хлипкий внешне узелок мог только предначертанный судьбой, истинный, родственная душа, тот самый партнер, идеально подходящий, с чистым сердцем и самой преданной любовью. Аякс, в целях просвещения и ликвидации безграмотности перечитавший об этом явлении не одну летопись, сказание и легенду, вообще не представлял, как мог вписаться в заданные параметры. Его единственной возлюбленной и страстью на протяжении всей жизни была лишь битва, и ни до чего иного ему дела не было. Что бы он где-то и когда-то в кого-то так влюбился? Ни-за-что. Он даже не пытается уложить свои непослушные рыжие пряди перед предстоящим вечером, лишь характерно зачесывает, как привык дома, и те продолжают топорщиться иголочками, как на морозе Снежной, так и во влажной Гавани. Наверное, отрасти сильнее — пытались бы завиться, но до такого безобразия ему пришлось бы слишком долго отращивать. Сегодня его внешний вид едва-едва напоминает привычную дома форму. Никакого тяжелого плаща из меха, никаких длинных перчаток и никакой темной униформы. Перчатки с вырезом и металлом, об который дома он обморозил бы половину кисти, китель с рукавом на три четверти — еще одна роскошь местного климата. Прекрасный серый цвет, запа́х наискось, ужасно приглянувшийся ему бунтарским обнажением части рельефного живота, и то, что дома он носил, как шарф, в жаркой Гавани превратилось в еще один декоративный элемент с закрепленными на нем отличительными багряно-алыми знаками Фатуи. «Летняя форма». Звучало как «плавки с погонами» — будто он отправился на отдых, при этом имея некое задание, что, в целом, было правдой. Зато и с лентой на его запястье эта «летняя форма» сочеталась отлично. Никто из местных не подойдет к нему, потому что он Фатуи, а более легкомысленные особы ищущие встречи ради удовольствия — почтительно обойдут по кругу, поняв, что он из тех «счастливчиков», которые встретили свою судьбу, и даме сердца места не найдется никак. Обидно, но не от всей души, если честно. Держаться подальше от местных красоток было бы лучше всего, даже если дети от смешенных связей не были такой уж редкостью, как было принято думать. Просто не каждая семья захочет демонстрировать результат смешения национальностей. Рыжий или светловолосый лиюэц станет такой же белой вороной, какими в Снежной становились маленькие домашние умники, протестующие против обязательной военной подготовки — у них даже ученые, если хотели добиться хоть чего-нибудь, должны были мужественно дослужить хотя бы до сержантского звания. Редко кому его давали уже за сделанное открытие, но по части службы умников и умниц Чайлд был не самым просвещенным человеком в командном составе Царицы. Чайлд оборачивается на звук шагов за дверью, а после стука, короткой приказывает: — Войдите. Посланный за информацией охотник юркает внутрь, будто не вышел из режима преследования — согнутые в коленях ноги, пружинящий крадущийся шаг. Из-под капюшона от очередного движения выпала рыжая прядь, а низкий голос, приглушенный и измененный маской, сообщил: — Лорд Предвестник, по вашему приказанию… — жеста хватило, чтобы прервать поток бессмысленной части рапорта и перейти к осмысленной. — Удалось узнать следующее: указанный вами ребенок причисляется к местной ученой элите и при этом к касте здешних неприкасаемых — он работает консультантом ритуального бюро Ваншен, чем бы он там ни занимался на самом деле. Со смертью и ее слугами в Ли Юэ странные отношения, если честно, — заканчивает уже совсем не по уставу охотник, а потом откидывает капюшон и снимает маску в принципе, демонстрируя бледное веснушчатое лицо с неопределенными чертами. — Мальчишку признали, как приемного брата молодой хозяйки похоронного бюро, самого головастого консультанта по вопросам древних ритуалов и традиций страны, съевшего летописи частных коллекционеров без чая. Я осмелился включить его имя в списки приглашенных на вечернее торжество, вместе с именем молодой госпожи Ху. Так получится выманить из дома их обоих и узнать что-нибудь еще. Здешние разведчики совсем оборзели, по личным делам главенствующих лиц города три строчки, Цисин всем известны, но ничего конкретного, одни отписки, что пашут, как проклятые, даже вырезок местных передовиц не имеется, как будто периодических изданий во всем Ли Юэ — одна «Паровая птица», и та в основном о делах Фонтейна вещает. Чайлд повел бровью, позволяя охотнику и дальше рассыпаться пространственным монологом с нотками возмущения, но ничего не сказал вслух, задумавшись. Даже если его детское восприятие спасовало перед нетипичной внешностью, уж уровень минимум двенадцатилетки с таким количеством братьев и сестер он мог отличить. Однако Андрей упорно возвращался к словам «мальчишка» и «ребенок», и да, сегодня он видел, что мелочь с лицом и внешностью его друга десятилетней давности не тянула даже на те самые двенадцать — или просто он слишком повзрослел, а маленькие жители Гавани до полных двадцати выглядят так, что хочется дать конфетку и предложить сыграть в салочки. Кто знает, у кого из недорослей в предках затесались адепты с божественной кровью? Еще и пусть пренебрежительно, но отмеченная должность консультанта похоронного бюро — сразу видно, что Андрей никогда не сталкивался с самыми талантливыми из выкормышей Слуги. Нечистая профессия по здешней местности, может быть умен не по годам, но возможно просто не растет и не стареет. В десять лет просвещенность друга в глаза не бросалась, он слушал, но не говорил — тоже ненормально для приличного ребенка, тем более мальчишки. Какой сопляк не хочет похвастать своей страной, обычаями, отличающими от диких обычаев других стран, местными диковинками? Правда, легенд маленький Аякс тогда услышал предостаточно, но начитанный мальчик — не значит, что мальчик местный гений. Скорее верилось в проклятье бессмертия, да только глаза подкачали — Чайлд лично знал минимум одного уникума с таким проклятьем, и глаза у него были очень характерные. Не такие, как у его юного друга Чжун Ли. Кстати, о юных друзьях и возможных совпадениях из-за покореженной памяти. Может ли мальчишка на причале быть просто младшим родственником уже известного ему человека? Так-то они с Чжун Ли были ровесниками, и мало ли, кто успел с той поры появиться в семье. Одежки, из которых выросли, одно лицо на двоих — удачное совпадение внешности. Случайное желание рассмотреть гостей из-за моря, приведшее мальчика в порт… Их с Тевкром детские фотографии в ушанках и фуфайках не сильно отличались одна от другой. — Прерви словесный понос, Андрей. Как мальчишку хоть называли, кроме «младший брат молодой госпожи Ху». Это ты мне можешь сказать? Или тоже тайна о семи замках? Андрей, не успевший даже оскорбиться такой просьбе, а, что вернее, вовремя вспомнивший о существовании субординации, сначала поспешно захлопнул рот, потом пожевал нижнюю губу, припоминая — Чайлд, не будь у него обширного опыта поездок там и тут, разделял бы с ним одинаковые трудности восприятия чужих имен, несших в себе минимум второй значение, максимум — скрытую иронию обращения. Наконец, подчиненный нахмурил светлые, выгоревшие за время плавания брови, и дал ответ, обрушившийся на Чайлда холодом упавшего с края крыши снежного сугроба: — Чжун Ли. Не знаю, как по-здешнему пишется, но самое близкое, что я смог подобрать по смыслу на нашем — «время уходить». Уж не знаю, чем думали его родители, когда называли… Но если это придумал папенька этой госпожи Ху, то на приемыша он явно имел больше видов, чем на собственную доченьку. Чайлд едва подавил в себе желание двинуть Андрею с его гребаным болтливым ртом по челюсти пару раз, и движением пальцев велел проваливать, многозначительным взглядом напоминая держать рот закрытым и не распространяться о его маленьких личных заданиях направо и налево. Мальчик Чжун Ли на причале и его давний друг Чжун Ли. Если это не какая-нибудь традиция называть всех мальчиков в семье одним именем, как в его семье выбирали имена героев, то это вполне мог быть и один и тот же мальчик с разницей в десять лет. Немыслимо, уму непостижимо, но после всего, что ему пришлось пережить… Вечер близился, у него будет еще время задавать свои вопросы.