***
И прости меня за все — прежде всего за все, чего я не сделал. Донна Тарт «Тайная история».
Светлеть начало рано. Спальню заливают солнечные лучи, все вокруг постепенно оживает. Игорь старается держать глаза закрытыми, чтобы случайно не проснуться окончательно — иначе снова погрузиться в сон не получится. Вставать не хочется. С полусонными размышлениями приходят один за другим воспоминания о вчерашнем дне. «Завтра будет лучше», — шепотом твердил Шура, поглаживая волосы Игоря. Он, как и всегда, оказался прав. Больше не душат подступающие к горлу слезы и желание исчезнуть, раствориться, а ночью не снились кошмары вперемешку с фрагментами прошлого. Игорь ощупывает постель, но Шуры рядом не оказывается. Игорь чувствует наступающую тревожность, поэтому приходится открыть глаза и встать. Утро встречает его глухой тишиной, слышны только собственные шаги. Вчера не удалось как следует рассмотреть квартиру Шуры, поэтому сейчас Игорь с интересом оглядывает каждую комнату в поисках того, что могло бы рассказать о Шуре настоящем. На полках много разных книг, фотографий с путешествий, сувениров, конверты — свидетельства насыщенной жизни, которой лишен Игорь. Но их совместных фотографий он таки не находит. Оттого Игорь невольно чувствует себя лишним в этой идиллии, но не хочет мучать себя вопросами, почему здесь ему не нашлось места. Игорь чувствует, что Шура терпеливо ждет его на кухне. Оттуда тянется аромат свежеиспеченных булочек. Игорь даже удивился — когда это Шура научился готовить? Заглянув на кухню, он застает Шуру сидящим за столом с чашкой кофе в руках. Тот задумчиво поглядывал в окно, но, заметив Игоря, словно резко пробудился ото сна и ласково улыбнулся ему, давая понять, что все хорошо. — Доброе утро, — Шуру слегка позабавил смущенный вид Игоря. — Доброе, — отвечает Игорь и садится напротив. — Как поспал? — Давно не спал так крепко, — честно признается Игорь и отводит взгляд. — Это прекрасно, — усмехается Шура. Какое-то время они молчат, осознавая, что между ними предстоит еще один неизбежный диалог. — Слушай, Лева… Мне кажется, нам стоит спокойно все обговорить. Так дальше нельзя, понимаешь? — Игорь ничего не отвечает. — Это тебя убивает. Нельзя ведь держать все в себе до бесконечности. — Я понимаю. — Лева, мы должны справиться с этим. Вместе. Ты слышишь? Я не позволю тебе дальше мучаться из-за этого… Но я не смогу помочь тебе, если ты сам этого не хочешь. Игорь долго смотрит в окно, собираясь с мыслями. Этот монолог дался ему нелегко, слова пришлось вытягивать из себя силой, но на душе действительно стало легче. То, что он так долго хранил в своей душе, то, что терзало его изо дня в день, постепенно растворяя хорошие воспоминания, вышло наружу вместе с болью. — Шура… — Игорь вздыхает. — Тебе это не надо, не выдумывай. В конце концов ты устанешь от меня, и уйдёшь. Как в прошлый раз… — «В прошлый раз»? — спрашивает Шура, пусть и прекрасно понимает, о чем речь. — Когда ты улетел, ничего не сказав. Перед глазами обоих всплывают воспоминания многолетней давности. Шура улетает в другую страну, а Игорь узнает об этом только в день самого рейса. Он безостановочно звонит ему, но на том конце трубку никто не поднимает. Шура в слезах наблюдает за бесконечными звонками от Игоря, но ответить не позволяет гордость, ведь назад пути нет. Игорь долго не мог простить ему этого, но научился жить со своей обидой, хотя, каждый раз смотря на Шуру, он все еще ощущает пропасть между ними, возникшую именно тогда. И это не позволяет довериться ему всецело. С момента возвращения Игорь невольно поджидает момент, когда Шура снова уедет. Но Шура ничего не отвечает. — Почему ты улетел? — продолжает Игорь, чувствуя, как глубоко внутри ноет сердце. Вопрос, который он жаждал задать столько лет, наконец вырвался из его уст. — Я устал так жить, — начал Шура. — Я не чувствовал себя в своей тарелке там, где жил всегда. Это ужасное чувство, когда ты медленно, но верно теряешь свою родину и все, что с ней связано. Мне все надоело. И наши отношения… Лева, не бери на свой счет. Проблема исключительно во мне. Но я просто… перестал испытывать прежние эмоции к тебе. Я вырос, как и ты. Мы менялись, каждый по-своему. Взрослеть и меняться — это прекрасно, но со временем мы перестали понимать друг друга. Так бывает. Люди не сходятся, все мы разные. Мне хотелось серьезных отношений, но тогда ты так и не вырос из детской влюбленности… И мои чувства начали угасать. — Ты серьезно? — Игорь был ошарашен услышанным. — То есть, ты даже не захотел попробовать обсудить это со мной, попробовать подождать — я ведь младше тебя — и вместе со мной вступить в новую фазу отношений, попробовать, черт возьми, понять меня? Ты просто взял и уехал, оставив меня вот так? Неужели так сложно было сказать мне, что я делаю не так? Я должен был сам догадаться? — Ты не делал ничего не так, говорю же, — Шура устало трёт переносицу. — Дело во мне, я просто… Ну знаешь, как это бывает, когда всё надоедает, и хочется просто уехать туда, где тебя никто знать не знает. — Не знаю, Шура, я, чёрт тебя подери, не знаю, как можно бросить человека одного в чужой стране, а самому свентить и передать эти новости через мать! — Игорь неосознанно повышает голос. — Просто, просто, просто… Всё у тебя постоянно просто, ты просто можешь бросить всё и вся и свалить за океан, ты просто можешь игнорировать то, что бросил человека, а потом просто говорить с ним и вести себя так, будто вы вдвоём никогда не трахались. У тебя не бывает ничего сложного! Вот сейчас ты бьёшь себя пяткой в грудь и клянёшься, что будешь рядом, а потом просто свалишь, когда тебе надоест возиться с такой тварью, как я! — Игорь нервно кусает щёку изнутри, не замечая металлического привкуса. — И что мне тогда делать? Куда податься? Я снова буду один в сранной стране, где у меня ни черта за душой нет! А в армию меня больше не возьмут. Знаешь, почему? Знаешь, Шура? Тот рассеянно качает головой. Он знал импульсивного Лёву, чьё настроение скачет каждые пять минут, чей голос вечно менял интонацию, в чьих глазах блистал интерес к жизни. Правда… Правда Шура совершенно не знал Игоря, чьё моральное состояние держится на соплях и добром слове, чей голос резко переходит на озлобленные вопли, в чьих глазах умерло что-то человеческое. Всего пять лет прошло, а в теле новая личность. Она гнилая, она просится слечь в могилу, и вместе с этим непонятно зачем волочить существование. — Да потому что я сранный инвалид! Думаешь… Думаешь, я не старался снова вернуться в армию? Старался, конечно! Но меня оттуда попёрли, потому что инвалиды с вечными истериками никому не нужны даже для того, чтобы резать людей! — Из глотки вылетает истерический смех. — Я столько лет отдал и тебе и проклятой армии, а что в итоге? Вы оба меня кинули, как ссанного щенка, без ничего! Нет, вру, армия хотя бы помогла забыть тебя, ты… Я писал тебе, но не вникал, я смог убедить себя в том, что без тебя мне лучше, что расстреливать людей интересно… Сука! — Эмоции бьют через край. — Я же лётчик, знаешь это? Но на работу в небо меня всё равно не возьмут! У меня зрение… зрение коту под хвост полетело после травмы. Я ходить нормально не могу, спать тоже… Я всё мог в армии, я стал инвалидом из-за тебя… Шура удивлённо вскидывает брови вверх. Глупо винить его во всех смертных грехах, но Игорю хочется сделать хоть кого-нибудь козлом отпущения. Да и всё же от части Шура во всём виноват. Ему никто не мешал нормально объяснить свою позицию и чётко заявить о конце отношений. Возможно, тогда было бы легче. Тогда удалось бы не ненавидеть Шуру после новостей от его мамы о «новой красивой подружки сына». — Всё нормально шло, но стоило тебе написать, чтобы я прилетел к себе, как я «проснулся» и понял, что делаю… Помню, как лежал, истекал кровью и понимал, что ничем не отличаюсь от обычного маньяка! Ты со своими ссанными вопросами заставил вспомнить… Ты напомнил, каким я был… Знаешь, каково это — видеть собственное мясо и слышать, как рядом кто-то стреляет? Не знаешь конечно! Ты не служил и не будешь! Ты всегда знал, чего хочешь, а я… А я просто иду туда, где меня похвалят! Это из-за тебя… Вот на кой чёрт ты меня сюда позвал тогда? Снова хотел поиграть, устать и просто свалить? — Игорь слабо понимает, о чём говорит, но остановиться не может, да и не очень-то и хочет. — Я скучал и не знал, — коротко отвечает Шура. — Скучал! — Игорь нервно усмехается. Продолжая, его голос дрожит. — Да я нахрен тебе не сдался. Тебе просто жалко меня, ты хочешь доказать себе, что ты-то не такой, да? Почувствовать себя всемогущим? Так вот, выключи свой синдром спасателя, мне твоя помощь и даром не нужна. Я просто хочу забыть тебя наконец и жить своей чертовой жизнью... — Лева, мы оба знаем, что это не так, — Шура пытается говорить как можно спокойней, но это только злит Игоря. — За тебя говорит твоя обида, и я прекрасно понимаю, почему ты обижен. Но я так не поступлю с тобой снова. Я больше не такой. Все заслуживают второго шанса... На самом деле, Шура и сам не был уверен в том, что говорит. Да, он хочет помочь Игорю с этим справиться — но совсем не уверен, хочет ли возобновить отношения с ним. Его тянет к нему, но он понимает, что они стали абсолютно чуждыми друг другу людьми, и не факт, что это можно как-то исправить. Внутри все сжимается от этой неопределенности. Шуре хотелось прижать к себе Игоря, успокоить, дать понять, что боятся нечего — но он сам уже не верил в это. — А я не заслуживал? Не заслуживал, когда ты бросил меня, а я умолял тебя дать мне шанс? — Из глаз текут слезы. — Ты невыносимый, Шура. Всегда таким был и остаешься. А я по-прежнему завишу напрямую от тебя, и не знаю, что делать со своими чувствами. Поэтому... пожалуйста, оставь меня в покое, я не вынесу этого. Мне нужно тебя забыть. Я не смогу сделать этого, пока ты есть в моей жизни. Шура не пытается остановить Игоря, когда тот судорожно переодевается, и, забрав вещи, уходит из квартиры, не попрощавшись.***