De profundis

— Ну и денёк, да? Чайльд распластался по столу, вяло наблюдая за снующей между столами Морин. Ланея, которая сейчас была в облике худой, болезненного вида девушки лет двадцати девяти, пригубила пиво из уже шестой по счёту кружки и устало вздохнула. — Это самый странный и страшный вечер за многие годы, а я не могу пожаловаться на скучную жизнь. Мне жаль, что тебе пришлось убить Камима, Чайльд. — Я не хотел, но ты сама видела. Он окончательно съехал. Было рискованно его отпускать. — Я понимаю. Демоны, поглощённые безумием, опасны и для своих, и для чужих. Чжун Ли, залпом допив остатки пива из своего бокала, с громким стуком поставил его на стол и обеспокоенно посмотрел на девушку. — Теперь вам лучше, госпожа Ланея? — Да. Гораздо. Я почти полностью истратила все силы. Думала, нам конец. Мне до сих пор не верится, что мы живы. — Рад слышать, что вы чувствуете себя бодрее. — Да уж, мы еле тебя сюда дотащили. Чайльд выглядел абсолютно разбитым. Чжун Ли чуть потрепал его по волосам, получив в ответ усталый, но благодарный взгляд. Ланея проследила за этим жестом с удивлением, затем посмотрела на Чжун Ли. — Впервые встречаю такого странного священника. Никогда бы не подумала, что мне придётся объединиться с кем-то, одетым в рясу. — Я тоже многого не предполагал до недавнего времени, но я рад, что вы смогли нам… Мне довериться. — Это было сложно, но спасибо. — Взаимно. — Как вы заключили контракт? Не беспокойтесь, я создала вокруг нас кокон, за пределы которого ничего не выйдет. Чжун Ли, кивнув, взялся за нож, чтобы отрезать новый кусок от картофельной лепёшки. — Так в двух словах не расскажешь. — Расскажешь, тебе же лишь бы порассказывать! Отправив лепёшку в рот, Чжун Ли сделал Чайльду знак бровями, чтобы он рассказывал сам, раз такой умный. Хихикнув, демон посмотрел на шумевший вокруг паб и затем перевёл взгляд на Ланею. — Я потерял память и случайно завалился к нему в храм, где он хотел меня изгнать, но ничего не вышло. Потом мы разбежались, потому что он оказался кошмарным занудой. Затем оказалось, что за нами охотится один и тот же дохера сильный демон, и мы решили держаться вместе. Потом приехала проверка от церкви, святоше назначили экзамен, и мы приехали сюда. — У меня очень много вопросов, но я не знаю, с чего начать. — Вероятно, мы не сможем дать на большую часть из них вразумительный ответ, поскольку сами не знаем почти ничего кроме того, что сейчас коротко обрисовал Чайльд. На импровизированной сцене неподалёку от входа несколько человек настраивали интрументы, добавляя к царящему гвалту ещё больше громких звуков. Проследив, как скрипач наигрывает простенький рил, демоница повернулась назад к собеседникам с самым озабоченным выражением лица. — Все сильные демоны либо дикие, либо принадлежат церкви и пребывают в безумии. — Прошу прощения? — Что именно вызвало у вас такое удивление? — Всё. — Новые демоны уже много лет почти не рождаются. Я, конечно, имею ввиду чистокровных. Чайльд замер, так и не отправив в рот чесночную гренку, которую только что вытянул из плетёной корзинки в центре стола. — В смысле «не рождаются»? — В прямом. Мы появляемся на свет из сильного всплеска людских эмоций, которые потом ищем для пропитания на протяжении всей жизни. Я рождена из глубочайшего разочарования, а Чайльд, скорее всего, из всплеска похоти. Судя по тому, что ты прибился к священнику, может, тебя породил кто-то из них. Демоны неосознанно ищут кого-то похожего на тех, кто дал им жизнь. — Чего?! Погоди, но это никак не отвечает на вопрос! — Люди уже многие столетия ограничивают знаками входы в свои жилища и носят при себе обереги. Сам цемент при строительстве смешивают на освящённой воде и добавляют туда соль. Нам просто негде появляться. — Я понятия не имел. — Хм. Церковь учит, что демоны появились раньше людей и были низвергнуты за порочность. Затаив злобу на Небесный Престол, демоны принялись мстить человеческому роду, как новым любимцам Небес и толкать их на путь греха. — Ну и чушь. Люди с этим и сами прекрасно справляются. Что ж небеса не спасли своих любимцев-то тогда? — Небесный путь неисповедим. По крайней мере, так написано в Святом Писании. — Удобная отговорка. Чайльд таки отправил гренку в рот и бодро ей захрустел. Музыканты тем временем заиграли «Джонни, я едва тебя узнала». Люди принялись отодвигать столы в стороны, расчищая место для танцев. Паб наполнился ещё большим гомоном. Тем лучше. Ещё меньше людей будут обращать внимания на их стол. Чжун Ли задумчиво наблюдал за тем, как хохочущие люди собираются для того, чтобы исполнить осаду Эниса. Или Керика. Он уже успел подзабыть, что есть что. Нужно будет спросить у Морин. — Вы сказали «скорее всего», госпожа Ланея. Сомневаетесь в происхождении Чайльда? — Да. Инкубы и суккубы — низшие демоны в иерархии и обычно очень слабы. В жизни не видела сильного инкуба, а я живу в столице очень, очень много лет. Я думаю, что он из тех, церковных демонов. Но я никогда не видела ни единого на свободе и не охваченного безумием. — Что за безумие, о котором вы говорите? — Они все ели души. — Разве демоны ими не питаются? — Душа — это средоточие всех чувств человека. Все испытанные им эмоции копятся, перемешиваются, гаснут и вновь вспыхивают. Мы питаемся только «своими» эмоциями, прочие же отравляют наше сознание. Чем большее количество душ поглотил демон, тем сильнее он теряет связь с реальностью, а его сознание до неузнаваемости искажается. Это что-то вроде ваших людских наркотиков. Только ещё хуже. — Вы говорите исходя из опыта? Выходит, вы ели души? — Да. Трижды. Но все три были отданы мне добровольно. Каждый раз я ждала, что погружусь в безумие, но этого так и не случилось. — Добровольно? Вы можете рассказать больше? — Да, раз вы готовы слушать. — Я готов. Чайльд также в подтверждение кивнул и опасливо оглянулся, но всем окружающим всё ещё не было до них дела. Возможно, снаружи иллюзии они хлопают и веселятся, глядя на танцоров. Паб захлестнули новые мотивы джиги, топот ног, одобрительные возгласы и людской смех. — Первую я съела, когда умер мой муж. На смертном одре он пожелал остаться со мной хоть как-то и предложил мне забрать его душу себе, ведь мы никогда не сможем соединиться на небесах. Я была против, но горе помутило мой разум, когда я поняла, что он испускает свой последний вздох. — Твой муж? Он был человеком? — Ну да. У демонов ведь нет души. Я очень любила Хайнриха и родила ему двоих детей. Их души затем тоже остались со мной. Они попросили об этом, и я исполнила их последнее желание. Повисло недолгое молчание, в котором Чжун Ли пытался переварить полученную информацию. Он практически мог слышать, как трещит по швам, а затем рушится его представление об устройстве мира, и он не был уверен, что абсолютно точно готов это вынести. — Значит, демоны и люди могут иметь детей. — Мои дочь и сын были совершенно обычными людьми и прожили долгую жизнь. Чего не скажешь о моём единственном внуке. Его пророчили в талантливые экзорцисты. По понятным причинам он отказывался, и его сочли еретиком за попытки доказать, что демоны не всегда несут людям несчастья. Я попыталась его защитить, но в итоге была поймана и заточена, а он закончил свои дни на костре. — Юлиус Кёрбер? — Да. — Выходит, вам уже больше ста лет. Нет, гораздо больше. — Так и есть. — Сколько же вы провели в заточении? — Немало времени. Меня вынудили заключить контракт с одним церковником, но его убили его же соратники, чему я была несказанно рада. Очень не хотелось есть его паршивую душонку. Её съел демон одного из нападавших. Потом меня вновь изловили, сочли слабой и отправили на изгнание. Я была готова к смерти, но прежде я бы хотела навестить могилы дорогих мне людей. Кто ещё о них позаботится, как не я? — Кошмар, твоя история просто ужасно грустная, но я думаю, что твои родные были бы рады знать, что ты живёшь не только ради заботы об их могилах, Ланея. — Наверно, но я уже немолода и не уверена, что хочу и могу начать что-то заново. — Уверен, что вы сможете. Это немного, но я могу попросить друга нанять вас на работу в этом баре. Может быть, вы сможете затаиться и набраться сил и дальше решить, как вам поступить? Глаза Ланеи отразили тусклые огни потолочных светильников, когда она обернулась на бурлящую за спиной толпу подпитых людей. — Не так уж и много тут разочарования, но ложных надежд хоть отбавляй. Может быть, это и сработает. — Я бы хотел ещё кое-что спросить. — Ты почему-то мне нравишься. Немного похож на Юлиуса. Тот же пытливый ум и любознательность. Спрашивай. То, что она перешла на «ты», говорит о доверии? Хочется надеяться. — Вы ведь чистокровная? — Да. — Чем от вас отличаются церковные демоны? — Почти все они могут питаться разными чувствами. Не только «своими». Могут есть, например, и гнев, и зависть. Чайльд, нахмурившись, посмотрел на неё, задумчиво покусывая губы. — Но я ем только похоть. С чего ты взяла, что я церковный? — Просто такое ощущение. А ты пробовал есть что-нибудь ещё? — Не уверен. — Кстати говоря. Ты когда-нибудь ел душу, Чайльд? Ты угрожал мне сожрать мою, когда заявился в церковь. — Да я просто думал, что ты испугаешься, а я дам дёру. Не знаю, не уверен, что я ел души. Но я особенно ничего и не помню. — Ладно, думаю, на сегодня хватит откровений, нам всем нужно отдохнуть. Мне узнать насчет работы, госпожа Ланея? — Пожалуй. Это место кажется мне приятным. — Как вас представить? — Пусть будет что-то самое простое. Анна? Пускай Анна. — Понял. Чайльд отправил в рот новую чесночную гренку и тяжело вздохнул.

***

Поздний вечер, окутавший столицу, был не в пример приятнее того, когда они с Чайльдом возвращались из паба в прошлый раз. Сильно потеплело, да и ветер успокоился, а небо, пусть и немного затянутое дымкой облаков, не собиралось больше ронять ни единой новой дождевой капли. Чайльд, хмурясь, с силой пнул камешек с тротуара на мостовую, наблюдая за тем, как тот, гулко стуча, отскакивает от гранитных плиток и теряется в решётке канализации. — Как ты, Чайльд? — Паршиво, разумеется. Я просто думаю… — О чём именно? — Что если бы мне повезло меньше, я мог бы быть там. Ну, в этой клетке. И те двое ебланов тушили бы об меня окурки, пока у меня окончательно не отлетела бы фляга. А потом меня убил бы кто-то, кто явно в ситуации получше моей, просто чтобы спасти свою шкуру. Я… Знаешь, я сделал всё максимально быстро, но… Мне не нравится, когда противник не может обороняться. Это ужасно мразотно. Даже если он обезумел. — Мы бы отпустили его, будь он не опасен. Ты сделал всё, что мог. — Знаю, но… Чайльд обернулся на него, сунув руки в карманы куртки, и снова, по уже устоявшейся привычке, кусая обветренные губы. — Но это всё равно тяжело для тебя. — Да. — Хочешь пройдёмся до общежития более длинным путём? Поможет немного прочистить голову. Думаю, мне бы тоже не повредило. — Слишком много всего случилось? — Именно так. — Давай. Свернув в первый подвернувшийся переулок, они направились в сторону канала. Из-за облака ненадолго показалась полная луна, щедро полив до сих пор мокрые камни мостовой бледно-голубым. В столь поздний час было уже совсем безлюдно, но, к счастью, экзорцисты принадлежат к тем немногим категориям людей, которым доступна роскошь беспрепятственно находиться на улице после одиннадцати вечера и не вызывать вопросов случайных коллег по цеху, служащих в ночной полицейской смене. Один из таких как раз проехал мимо на неторопливой белой лошади, разнося оглушительно громкий стук подков по всем окрестным закоулкам и дворам, кивнув в ответ на точно такое же приветствие. Атмосфера казалась вроде бы умиротворяющей, но на душе было слишком неспокойно, чтобы обсуждать что-то важное без необходимых предосторожностей. — Пока мы не можем всё обговорить, я буду рад послушать какую-нибудь историю. Наверняка у тебя есть что-нибудь ещё про эту махину. Или ещё что-то поинтереснее. Чайльд кивнул в сторону колокольни Святого Стеффена, издалека проглядывавшей из-за крыш, и, пусть и наигранно весело, но подмигнул. — Нужно подумать. Что бы тебе такое рассказать, что было бы интересно, но не слишком поучительно? Насколько я помню, ты такое не очень любишь. — Да, можно без глубокой морали. Просто факт из серии: «Как-то раз тут гулял понтифик, поскользнулся на лошадином навозе и чертыхнулся так, что слышала вся Виенна, поэтому этот мост теперь называют мостом злого коня». — У тебя неплохо получается. — Прилежно учусь у самого занудного человека в Астрии. Рассмеявшись, Чжун Ли затем задумчиво посмотрел сначала на шпиль собора, затем на окрестные дома, выискивая на задворках памяти что-нибудь подходящее. Вода канала плескалась, разбрасывая повсюду случайные отсветы от фонарей на мелких барках, в количестве пришвартованных у опор моста. Он не заметил, как центр постепенно сменился на зажиточную окраину, которую до сих пор избегал по очевидной причине. Невысокие дома за рекой утопали в пожелтевшей листве клёнов и филистерских снах о том, где бы раздобыть что-нибудь подешевле, прилагая к тому как можно меньше усилий или кого-нибудь удачно облапошив. Где-то вдали залаяли собаки, вырывая его из накатившей задумчивости. — Я раньше жил тут неподалёку. — Не самый интересный факт, но сойдёт. Почему-то я ждал более фешенебельного жилья от принца Дебицены. — Лучше уж расскажу тебе про одного местного демона. Этот, в отличие от своих собратьев из прошлой истории решил, что… Стой-ка. Чайльд удивлённо приподнял брови, беззвучно интересуясь, что случилось. — Какой же я идиот. — Что за внезапная самокритика, святошкинс? — Да я ведь сам же рассказывал тебе эту захватывающую историю совсем недавно. Про то, как демоны пробрались в собор через стекло, а сам не удосужился проверить! — Чего? — Мой дом. Демон, который напал на моего отца. Я лично чертил все защитные знаки, поэтому знал, что всё в полном порядке. И полиция и экзорцисты потом это перепроверили. Но я тогда я не знал…Всё это. Знаки могли быть нарушены, и они, возможно, всё ещё нарушены, зная наплевательское отношение церкви ко всему и вся. — Не очень понял, но, если тебе нужно что-то проверить, я помогу. — Мне нужно… Думаю, мне нужно зайти домой. — Звучит как так себе предприятие. Ты точно будешь в порядке? — Думаю, да. Ко всему прочему, это очень важно. — Ну тогда веди. Каждый до боли знакомый проулок, поворот, перекрёсток, сквер неумолимо приближали его к обшарпанному посеревшему от времени двухэтажному дому в середине улицы. Живая изгородь разрослась и практически полностью захватила невысокий каменный забор и всю небольшую лужайку перед крыльцом. Не без труда открыв заскрипевшую калитку, Чжун Ли торопливо прошагал по заваленной опавшей листвой дорожке к двери, над которой повисла на одном гвозде выцветшая табличка с номером семьдесят четыре. Порывшись в карманах, Чжун Ли выудил наружу связку ключей: в основном, конечно, от разнообразных помещений монастыря, но было среди них и несколько особенных. Щурясь, он силился разглядеть в темноте подходящий: средних размеров, проржавевший, с двумя завитками наверху. Наконец обнаружив искомое, он не без труда дважды повернул ключ в натужно лязгнувшем старом замке. Непривычно молчаливый Чайльд вошёл в узкую прихожую вслед за ним, аккуратно прикрыв за собой дверь. Тусклая лампа, после громкого щелчка выключателя с десять секунд задумчиво помигав, всё-таки соизволила осветить помещение блёклым оранжевым светом. Всё тут осталось совершенно таким же, как и раньше, разве что затянулось внушительным слоем пыли. Полосатые, кое-где отклеившиеся уже буро-желтые обои покрылись какими-то ржавыми пятнами, впрочем, как и мутное зеркало на трюмо. Наверно от сырости. — Так что мы ищем, святошка? — Ты чувствуешь тут защитные знаки? — Обычно да, но здесь их нет. Может, износились со временем? Их же нужно обновлять? — Да, разумеется. Но они должны держаться не меньше десяти лет без сбоев и более тридцати, постепенно истончаясь. — А когда ты наложил знаки? — В четырнадцать. Двадцать лет назад. — Фью. Ты такой старый! Но, выходит, знак мог истончиться и сам? — Мог. Просто если бы ты почувствовал его силу, мы бы сэкономили время. Придётся осматривать всё вручную. — Ну, значит, осмотрим. Открыв дверь в кухню, Чжун Ли попробовал зажечь свет и там, но лампочка с громким хлопком погасла, вновь погрузив дом в непроглядный мрак. — Ты знаешь где щиток? — Да, тут. На кухне. Сейчас сделаю. — Дай я. Я лучше вижу в темноте. — Ну попробуй. Но я всё же добавлю освещения. Темноту расчертили золотые нити, разошедшиеся от пальцев и сложившиеся в знак выявления сокрытого. Кроме, очевидно, выявления сокрытого, он был удобен тем, что не исчезал моментально, как почти все прочие, и надолго оставлял после себя неяркое свечение. Ничего сокрытого демоническими силами, предсказуемо, не нашлось, зато копаться в распределительном щитке стало немного проще. Чайльд, недолго пробежавшись глазами по рычажкам, наконец, обнаружил нужный и поднял вверх тот, что располагался отдельно от прочих. Рыжий свет в коридоре снова улёгся на потёртый узкий палас с изображением не то камелий, не то кривых пионов. — Искать в темноте, конечно, не самая лучшая идея. — Да, но давай поглядим. Ты ведь помнишь, куда наносил обереги? — Разумеется. На первом этаже под порог, оконные рамы, косяки дверей и плинтусы. Туда не так-то просто добраться. Чайльд начал деловито закатывать рукава клетчатой рубашки, оглядываясь по сторонам. Он любит отвлекаться на какую-нибудь деятельность, чтобы поменьше думать, так что его внезапный энтузиазм хотя бы объясним. — Как мне понять, что знак нарушен? — Они всегда симметричны. Если что-то выбивается, ты, вероятно, заметишь. Еще знаки скрепляет тонкая линия. Она проходит по всему дому. Если линия стёрта, обереги не будут работать. Принцип, как у электрической цепи. Она обязательно должна быть замкнута. — Покажи мне линию, чтобы я понимал. Чуть примерившись, Чжун Ли отогнул и без того висевший на соплях дверной косяк на входе в кухню. Доски с треском отошли от стены, обнажая плотную белую едва светящуюся линию. Чайльд, почти касаясь стены носом, придирчиво оглядел сначала саму линию, а затем вычерченный на ней оберег. — Ничего от неё не чувствую. Чем это рисуется? — Краска, замешанная на меле и святой воде. Есть ещё другие элементы, но, думаю, тебе не настолько интересна теория? — Не особо. Я ведь могу прикоснуться? — Не рекомендую. Она старая, но, думаю, всё равно будет неприятно, как от крапивы. Чайльд, тем не менее, тут же ткнул в линию указательным пальцем, затем резко отдёрнув его назад, после ещё и облизнув. — Отвратительно, фу. — Я тебя предупреждал. Не суй грязные руки в рот. — Демоны не подвержены людским болячкам. — Зато им подвержен я, а ты можешь внезапно захотеть целоваться. — Ты знал, что ты можешь не целоваться со мной, если так не хочешь? — Вот как? Я это учту. Получив от демона в ответ крайней степени возмутительную скорченную рожу, Чжун Ли направился в остальные помещения первого этажа, включая свет, снимая косяки и чуть отгибая раскуроченные ещё двадцать лет назад оконные рамы. Всё под ними выглядело целым даже без внимательного взгляда Чайльда, следовавшего за ним по пятам и придирчиво разглядывавшего каждую черточку в каждом обереге. Несмотря на непрекращающиеся шуточки, Чайльд явно был настроен серьёзно, что не могло не трогать что-то в душе. Похоже, не только демону хотелось бы почувствовать себя для кого-то нужным и важным. — Кажется, тут всё? Ну, из того, что поближе. — Да, кроме кладовой, ванной и туалета. Нужно немного разгрести там мусор, чтобы пройти. А так остались второй этаж, чердак и подвал. Чайльд плюхнулся на диван посреди небольшой гостиной, заставленной коробками с хламом, и задумчиво почесал подбородок. — А кто вообще может стереть эти линии? Судя по всему, не демон. — Нет. Это, конечно, не исключено совсем, но очень сложно. Для этого он должен был как-то попасть внутрь. Полагаю, причастен тот, кто знает, где искать обереги. — Священник? Или простой человек тоже может? — Если у него есть при себе растворитель и святая вода — да. И, возможно, обычная краска, чтобы замести следы. Я только сейчас об этом подумал. Наверно, поэтому отдел расследований ничего не нашёл. — А какая у них вообще была версия случившегося? Чжун Ли отрешённо оглядел комнату, раздумывая, как бы ответить. До сих пор он так и не говорил Чайльду, что конкретно случилось, и его завуалированный вопрос вызвал внутри слишком уж много противоречивых эмоций. С одной стороны, это, вроде бы, никакая и не тайна, но отрицать, что рассказ вызовёт внутри тьму болезненных воспоминаний, тоже сложно. Память тут же с противной готовностью нарисовала, как прямо на месте Чайльда сидит усталый усатый экзорцист из отдела расследований, смотрит на него без тени сочувствия и задаёт, задаёт и задаёт самые кошмарные вопросы из возможных для кого-то, кто только что потерял единственного в жизни дорогого человека. Поморщившись, Чжун Ли отвернулся в сторону наваленных в углу пустых ящиков из-под посуды, затем, почесав нос, принялся бездумно перебирать книги в самой ближайшей из коробок. — Они сказали, что, видимо, мой отец сам призвал демона, желая заключить контракт. Не справившись с высокоуровневым существом, он просто стал его новой жертвой. — Полный абсурд. Куда демон тогда делся потом? — Тому, чтобы выбраться из дома, знаки не препятствуют. Это сделано для того, чтобы если каким-то образом создание оказалось в его стенах, можно было хотя бы попытаться вытолкать тварь наружу. — Выходит, твоего отца не просто убили, но и оклеветали. — Именно так. Но пока я так и не смог доказать ни одного, ни другого. Я бы мог попытаться поверить в официальную версию, если мой отец не был бы исключительно честным и принципиальным человеком. Просто невозможно, чтобы он пошёл на сделку с демоном. Это первое. К нам домой накануне приходил священник, чтобы поговорить с ним. Отец выглядел взволнованным, но не сказал мне ничего, кроме того, что у него очень сложный случай на работе. Это второе. — Теперь, когда мы знаем, что церковнички тут почти все какие-то мутные типы, звучит суперподозрительно! — Вот именно. Поднявшись с дивана, Чайльд, возмущённо сверкнув глазами, направился в сторону лестницы на второй этаж. Отложив «Фауста» на пыльную каминную полку, Чжун Ли нехотя отправился следом. Там всё и произошло. Нужно собраться. — Если хочешь, я проверю верх, а ты поищешь в подвале. — Спасибо. Я справлюсь. В конце концов, я там всё и оттирал. — Какой пиздец, святошка. Мне очень жаль. Сколько тебе было? — Пятнадцать. — Ебануться! Старая лестница скрипела при каждом шаге. Почему-то звук казался таким оглушительным, что казалось, будто весь квартал непременно это слышит. Свет, помигав и тут, залил небольшой коридор второго этажа тусклым светом, освещая раскуроченные ещё тогда деревянные перила и тьму входа в отцовскую спальню, лишенную двери. Несмотря на совершенно противоположные ожидания, в этот раз находиться тут было легче. Может из-за ощущения, что разгадка стала ближе, а может из-за того, что на сей раз он был не один. Чжун Ли решительно прошёл внутрь, включив торшер и оглядев комнату. Смотрелось так странно по-обычному. Как самая обыкновенная на свете спальня: небольшая кровать у стены, тумбочка, письменный стол, заваленный папками, старый стул, платяной шкаф и несколько репродукций Каспара Давида Фридриха. Даже малейшее напоминание об огромной луже крови стёрлось из памяти этого дома, чего не скажешь о его собственной. Сердце даже не устроило в груди бешеные скачки, как все прошлые разы. Не может не радовать. Отогнув плинтус, Чжун Ли кивнул Чайльду в ответ на немой вопрос, всё ли в порядке. Демон тут же подскочил ближе и принялся помогать. — Кстати, святошкинс. Я ведь не рассказал. — Да, точно. Ты сказал, что что-то вспомнил, но из-за всего этого… — Короче. Я точно был в какой-то, блин, я не знаю, как описать, в каком-то церковном подвале. — Ты помнишь что-то ещё? Чайльд, сильно нахмурившись, с треском отогнул остаток дверного косяка от двери и на секунду плотно сжал губы. — Конечно потрясающе говорить это сейчас, но, думаю, я убил кого-то важного для меня. — Кого? Ты помнишь что-то ещё? — Я не помню, кто это был, но там был такой же щит, как на твоём экзамене. Точно такой же. Я был внутри него. И, думаю, я кого-то убил. Там был кто-то ещё. Плохо помню, но я помню его крики. Не помню смысл, помню, что он был в отчаянии. Во взгляде Чайльда было столько обречённости, что к горлу подступил ком. Отставив деревянную балку косяка в сторону, Чжун Ли сел на тонкий матрас — единственное из постельных принадлежностей, что осталось на кровати — и похлопал ладонью рядом с собой. — Ты меня ненавидишь? — Нет. Присядь. Чайльд, недоверчиво смотря на него, всё-таки уселся рядом, но соблюдая при этом удивительно большую дистанцию для обычного себя. — Ты помнишь что-то ещё? — Наверно, но очень отрывочно. — Попробуй вспомнить, я всё запишу. Достав из внутреннего кармана блокнот, Чжун Ли вытащил из небольшой петли огрызок карандаша, пролистал страницы до середины и поставил грифель на свободное место, готовясь писать. — В общем, я думаю, эта…Это… То, где я был. Находится не слишком далеко от Хельштадта. — Насколько недалеко? — Сложно сказать наверняка, но я точно добрался до ярмарки в Санкт-Гильгьенне не более чем за сутки-двое, а я был очень слаб. Но саму дорогу я почти не помню. — Помнишь какие-то детали пути или положение солнца? — Нет. Это в основном было ночью. Я ещё выключался на разных этапах, всё очень смазалось. — Хм. А что-то про само это место? Чайльд покачал головой, снова сильно хмурясь и вцепившись пальцами в свои коричневые брюки. — Мне кажется, оно под землёй. — Хм. — Что такое? — Ты знал, что рядом с Хельштадтом находится самая древняя система солевых шахт в мире? Сейчас выработка копей временно не ведётся, но туннели прорыли горы на многие километры во все стороны. — Думаешь, стоит поискать там? — Думаю, это совершенно невыполнимое предприятие, если не знать хотя бы примерно, что и где мы ищем. Без проводника мы точно заблудимся, и я сомневаюсь, что проводники до гипотетических церковных тайных подземелий вообще существуют. Но, по крайней мере, твои воспоминания могут быть правдой. Что-то ещё помнишь? — Нет. Только свой ужас. И ещё почему-то кучу стекла рядами. В подсобке или что-то вроде. Но это, вроде, отдельно. Просто стекло и запах лака. — Это я тоже запишу. Погоди немного. — Так ты точно меня не ненавидишь? — Нет, Чайльд. Я тебя точно не ненавижу. Демон тут же придвинулся чуть поближе, Чжун Ли ожидал в ответ чего угодно фривольного или шутливого, но явно не того, что Чайльд уткнётся лбом в его плечо и несмело подцепит пуговицу на рукаве рясы, вертя её между большим и указательным пальцами. — Я очень рад. Почему-то я ждал, что ты будешь в ярости. — Мы всё выясним, как и договаривались. Приобняв его за плечо, Чжун Ли чуть погладил большим пальцем по плотной льяной ткани рубашки. За окном спальни гулял ветер, то так то эдак складывавший на дубовом полу престранные тени, составленные из веток старого ясеня, который Чжун Ли помнил примерно столько же, сколько и себя. — Правда, скажу честно: чем больше мы узнаём, тем более кошмарной мне видится ситуация. — Да, мне тоже. — Хочешь остановиться? — Нет, а ты? — Не думаю. Мне кажется, что это чем-то похоже на охоту, но гораздо более благородную, чем убогое преследование несчастной лисицы со сворой оголодавших гончих. — Будоражит, да? Чайльд поднял голову и широко улыбнулся, обнажив чуть заострённые клыки. — Да. — Вот и меня. Кстати, знаешь что? Думаю, я понял, где нам нужно искать. — Ну-ка. — В ванной или туалете. Туда проще всего отпроситься при хозяине. — Ты прав. Проверим там в первую очередь. Если ничего не найдём, то возьмёмся за всё остальное. Чайльд, вскочив с места, тем не менее, вместо санузла на первом этаже сунул нос в соседнюю комнату, довольно потирая руки. — Что ты там забыл? — Ну святошкинс, я не планирую упускать возможность посмотреть, как ты тут жил. Что тут у нас? Надеюсь, минимум, на плакаты с Мери Пикфорд или даже Кларой Боу. Да какая Мери, разумеется, тебе нравятся более игривые леди! Так-так-так. Закатив глаза и покачав головой, Чжун Ли направился следом. Из его бывшей комнаты раздавался шум и приглушённый голос демона. — Да ты смеешься? Таблица Менделеева и вырезки из газет? Что за скука? Открытка от госпожи Катрин Рёдер с поздравлением с окончанием начальной школы. Неужели никакого школьного альбома или сборника памятных стихов? Рисунки довольно сносные… А тут что? О-о-о! Войдя в комнату, Чжун Ли обнаружил Чайльда у стены, где до сих пор висел его детский портрет. На фотографии ему около семи, судя по новой школьной форме начальных классов академической виенской гимназии. Она стоила отцу целого состояния, но Чжун Ли рос слишком быстро, потому последующие годы они ограничивались покупкой подержанной у старших учеников. — Какая прелесть! Очень милая шапейка! Чего это ты тут дуешься? — Я думал, что мы сначала зайдём за мороженым, а уже потом к фотографу, и был крайне разочарован из-за обнаружившейся несостыковки реальности с моими представлениями. — Так странно думать, что ты когда-то был мелким. Такое ощущение, что ты был занудой средних лет с самого рождения. Почему ты не забрал фотографии? — Мне кажется, что тут будет надёжнее, чем со мной по съёмным комнатам. — Выходит, ты был прав, учитывая нашего ночного гостя. Кстати, раз он почти наверняка чей-то, можем ли попробовать найти, кому он принадлежал в каком-нибудь архиве? — Можем попробовать. Но, думаю, мы заслужили небольшую передышку. Закончим тут и берём несколько дней на отдых. — Ну тоже верно. Хихикнув, Чайльд игриво коснулся носа ребёнка на фотографии и слетел вниз по лестнице, после чего почти сразу раздались звуки, сопровождавшие активное вытаскивание хлама в коридор. Чжун Ли, грустно улыбнувшись, напоследок оглядел комнату и выключил свет. Может быть, когда-нибудь, когда всё будет поспокойнее, он всё-таки сможет вернуться сюда. Дать дому новую жизнь. Дать себе новую жизнь. Отец был бы рад этому. Но сначала дела. — Святоша, я нашёл! — Где? Чжун Ли торопливо сбежал по лестнице, чуть было не споткнувшись посередине. Чайльд высунулся из-за двери в ванную комнату, покрытый пылью с головы до ног. — Я отодвинул ванную. — Милосердные Небеса. Она же чугунная. — Да пофиг. Смотри. Зайдя в небольшое помещение вслед за Чайльдом, Чжун Ли поискал глазами хоть что-то, что было бы заметно при всё том же кошмарном освещении. Ванна на вычурных львиных ножках действительно была сдвинута вбок, за ней параллельно полу по кафелю шла непрерывная белая линия. Чжун Ли прекрасно помнил, как чертил её, пока ремонт ещё не был закончен. Зелёный крупный кафель на стенах они не меняли, так что, чтобы оберег не выглядел совсем уж плохо, Чжун Ли нанёс полосу поверх плитки, имитируя декоративный бордюр. Заодно состояние линии видно без дополнительных манипуляций. В глубине, в месте, где ванная почти соприкасалась с шкафчиком под раковиной, линия немного изменила цвет с белого на блекло-жёлтый. Буквально сантиметр, но выцветшая краска сильно выделялась на фоне всего прочего. Значит, злоумышленник действительно закрасил белым поверх стёртого оберега. Неудивительно, что никто ничего не заметил. Зачем дополнительно проверять что-то, что и так на виду? Руки сами собой сжались в кулаки. Этот…Штольц. Если бы он не был мёртв!.. — Выходит, ты был совершенно прав. Не то, чтобы я тебе не верил, но, честно, находить подтверждения чему-то настолько мразотному сильно разочаровывает. Чайльд вернул ванну на место, подняв ещё больше пыли, и тут же сел на облезлый бортик, скрестив руки на груди. Мельком глянув на его профиль в зеркале над раковиной, Чжун Ли затем посмотрел на собственное лицо: измождённое, с тёмными кругами под глазами, щёки впали. Нужно нормально поспать уже наконец. Обдумывать и решать — потом. — Пойдём-ка назад, Чайльд. — Хорошо. Только ты выглядишь очень уставшим, а нам ещё порядочно топать. Хочешь, я перенесу тебя поближе к общаге? — В каком смысле «перенесёшь»? — Ну я приму свою демоническую форму, возьму тебя на руки и просто долечу. — Звучит как кошмарный план. — Да сейчас почти три ночи, кто вообще не спит в это время? — Пекари, врачи, ночная смена жандармерии. — Это был не вопрос викторины, ты знал? В любом случае, как часто эти занятые ребята смотрят в небо? Не отвечай. Нечасто! Более того, на улицах почти никого нет. Соглашайся давай. Видимо лицо Чжун Ли отразило в полной мере весь объём эмоций по поводу этого предложения, но Чайльд, как обычно, слушал и готов был принять только то, что хотел. Оставив его на пороге ванной комнаты, демон по-хозяйски умотал вглубь дома, щелкая выключателями с такой скоростью, что из этого складывалась какая-то странная мелодия. За всё это время Чжун Ли успел только переместиться в коридор, надеть шарф и пальто и открыть дверь на улицу. Кажется, спать нужно очень срочно. Сколько в общей сложности часов сна у него было за эту неделю? Может, пять? Учитывая, что сегодня среда. — Вот так. Готовы идти. Чайльд буквально вытолкал его на улицу, затем выхватив из рук ключ и повернув его в замке. За то время, что они провозились внутри, туман успел полностью заволочь улицу, погрузив её в ещё более спокойный вид. — Я проверил. Все вокруг спят. Я чувствую каждого, и, уверяю, никто не смотрит. — Хорошо, но я способен идти самостоятельно, Чайльд. — Да-да, я понял, господин неутомимый святошка. Ухмыльнувшись, Чайльд быстро подошёл к нему вплотную и неожиданно легко подхватил на руки. Охнув, Чжун Ли поспешно схватился за его шею, боясь рухнуть на землю. Поспи он чуть больше, скорее всего, он смог бы предотвратить эту возмутительную выходку, но тело уже давно отзывалось свинцовой тяжестью при каждой попытке двигаться. Перехватив его под коленями чуть поудобнее, демон притворно вздохнул. — Вы так влюблены в меня, святой отец, что не можете держать себя в руках, не так ли? — Чайльд, я предупреждаю! Более того, это ты сейчас держишь меня в руках. Ох, Небеса милосердные, что я вообще несу. Будь добр… — Ну так это же я тебя несу, так что, расслабься, хахаха! Издав задушенный звук, полностью продемонстрировавший его отношение к ситуации, Чжун Ли попытался было как-то вернуться назад на землю, но в этот момент Чайльд стал не в пример выше и больше. Теперь его голову венчали высокие изогнутые буро-красные рога, а под руками Чжун Ли сейчас было… Вроде бы что-то похожее на очень грубую тёмную кожу или даже броню? Смерив его ошарашенным взглядом, Чжун Ли даже забыл, что собирался слезать. — С каких это пор ты выглядишь так? — Ты же сам знаешь, что правильное питание и занятия любимым делом сказываются на организме самым благотворным образом. Любимое дело — это донимать тебя, если что. Расправив огромные крылья и резко оттолкнувшись от земли, Чайльд взмыл в небо, разметав весь туман поблизости в мелкие клочья. В лицо ударил холодный ночной воздух. Чжун Ли зажмурился, обхватив шею демона ещё сильнее. Скажи он себе полгода назад, что окажется в подобном положении, он бы посмеялся себе в лицо или покрутил пальцем у виска. Жизнь всё-таки очень странная штука. Постепенно ощущение стремительного набора высоты сменилось спокойным парением, так что он позволил себе открыть глаза. Под ними лежала ночная Виенна. Каналы, набережные, огни фонарей, черепичные крыши домов, парки, шпили и купола церквей лежали как на ладони. Ему никогда не доводилось видеть ничего подобного. — Потрясающе. — Вижу такое каждый вечер, когда охочусь. Голос Чайльда звучал теперь более низко и глухо, но всё равно донельзя самодовольно. Чжун Ли посмотрел на него снова. Лицо его сейчас гораздо больше походило на демоническое: более широкие скулы, острые клыки, вертикальные зрачки. Разве что волосы остались всё такими же рыжими. Что же касается брони… — Серьёзно. Откуда это? — Так проще сражаться. Я ведь могу принимать почти любой вид, почему бы не принять тот, что позволит мне успешней охотится? Обычно я ещё делаю себе маску, закрывающую лицо. А то местные гады вечно метят в глаза. — Ты стал гораздо сильнее, а я за всеми нашими заботами даже и не заметил. — Ты впечатлён или напуган? — Скорее, первое. Но теперь я понимаю, о чём говорила госпожа Ланея. Ты точно не инкуб. — Да, наверно, не совсем. Ты, кстати, расслабься, я тебя не уроню. Только сейчас Чжун Ли понял, что он подобрался, как сжатая пружина, отчего ноги, плечи и спина начали ощутимо ныть от перенапряжения. Впрочем, кто мог бы его винить за подобную реакцию? Чуть расслабившись, он рассеянно посмотрел на лежащий внизу пейзаж. — Предлагаешь наслаждаться новым незабываемым опытом? — Именно так. Но вообще можешь подремать немного. Тебе не повредит отдохнуть. Я заключил с тобой контракт, между прочим. И в нём я обещал заботиться о том, чтобы ты был в порядке, пока мы его не расторгнем. Приходится быть душкой. Несмотря на холодный воздух, а может, именно благодаря ему, Чжун Ли почувствовал, как его веки тяжелеют с каждой новой секундой. Устало моргнув, он отвернулся от вида и позволил себе уткнуться куда-то в шею Чайльда. Стало чуть теплее и гораздо спокойнее. — Если что, напоминаю, что ты всегда можешь починить крышу и избавить себя от необходимости обо мне беспокоиться. Такая глупая незрелая манипуляция. Как будто этот дурацкий контракт на данном этапе вообще хоть зачем-то нужен, кроме возможности отследить, где кто находится. — А с чего ты взял, что мне это не нравится? Я, может быть, вообще к тебе шары качу. — Да ну? Серьёзно? — Ну! Хотелось бы знать, насколько успешно. — Я разве не ужас какой старый? — Блин, святошка, не вынуждай меня говорить тебе смущающие вещи. — Я был бы не против послушать. В любом случае, ты правда мне очень нравишься, Чайльд. Несколько сильных движений крыльями подняли их ещё чуть повыше, но в этот раз это не вызвало внутри приступ тревоги. Устав бороться с сонливостью, Чжун Ли то и дело чувствовал, как его голова резко падает всё ниже, на несколько секунд погружая его в столь желанный сон и затем так же молниеносно возвращая в реальность. — Несмотря на эти волнующие откровения, давай-ка ты всё-таки поспишь. До места ещё минут десять, как мне кажется. Вяло кивнув в ответ, Чжун Ли позволил наконец дремоте окончательно подхватить себя и стремительно утащить куда-то в дебри размытых, быстро сменявших друг друга тревожных снов.

***

Деловито поправляя перчатки, Чжун Ли быстро шагал по Рингштрассе мимо белоснежного здания парламента. Всё свободное место на головах вздыбленных бронзовых коней и их укротителей в этот ранний час занимали многочисленные голуби разной степени облезлости. Не избежали этой визуально унизительной участи и статуи, украшавшие огромный мраморный фонтан в середине скульптурного ансамбля, чего уж и говорить о квадригах, вёзших богиню победы, по обеим сторонам крыши. Каждая из статуй призвана была демонстрировать лучшие из человеческих качеств, но, надо сказать, покрытые голубиным помётом они больше казались чем-то сатирическим, нежели помпезно возвышенным. Пробраться к конгрегации, где он должен был получить на руки все необходимые для дальнейшей работы документы, почти не представлялось возможным, поскольку все окрестные улицы заполонили люди. Сегодня Понтифик должен был сделать обращение к горожанам по случаю празднования дня Пресвятой Девы Розарии из-за которого город этим утром пятницы превратился в галдящее море из самой разношёрстной публики, не знавшей, как бы получше распорядиться своим неожиданным свободным временем. Фольксгартен, где, слава Небесам, было чуть поменьше людей, ненадолго позволил отдохнуть от гвалта, но лишь самую малость. — Народу — кошмар! Чайльд, следовавший за ним по пятам, смерил толчею у входа в церковь Миноритов недовольным взглядом. Чем ближе к центру, тем сложнее было продраться через празднующих, многие из которых в этот достаточно ранний час уже были в изрядном подпитии. — Будем надеяться, что после выступления Понтифика и торжественного шествия все разойдутся по рабочим местам и мы сможем нормально пообедать. — Хотелось бы. Я бы хотел навестить Ланею, ну и шницель навернуть. — Да, разумеется. Но для начала нужно как-то попасть в конгрегацию. Путь к заветной двери потребовал немалой работы локтями и почти намертво оттоптаных прохожими ног лишь для того, чтобы обнаружить, что инстанция закрыта на время обращения Григория Четвёртого. Чертыхнувшись, Чжун Ли раздражённо посмотрел на то, как за окнами сотрудники болтают и лениво попивают чай. Речь тут идёт вовсе не о набожности, а о разгильдяйстве, но тут уж ничего не поделаешь. — Раз уж мы недалеко от площади, давай послушаем, что он скажет. Мне не повредит для общения с местным духовенством. — Хорошо, посмотрим на вашего главного. Сколько ему вообще? — Около пятидесяти, вроде бы. Довольно молодой. Многие ждут от него всесторонней реформации, но пока его действия были довольно осторожными, но я всё равно нахожу их положительными. Он отменил некоторые пошлины, которые никак, кроме как поборами, назвать нельзя. Это вызвало негодование в кругах высшего духовенства, но было с энтузиазмом встречено народом, так что, можно сказать, он довольно популярен. — Понятно. Ну поглядим. Надо поближе тогда. На площади у собора было уж совсем не протолкнуться, но Чайльд, незаметно обратившийся в пожилого священника, которого Чжун Ли теперь почему-то был вынужден сопровождать, держа под локоть, успешно расчистил им путь клюкой и старческим кряхтением. Так или иначе, они подошли почти к самому помосту, у которого дежурила конная гвардия и несколько пеших полицейских, вооруженных пистолетами и дубинками. Видно отсюда всё равно было плохо, но явно должно было быть хорошо слышно. Из громкоговорителей на домах раздалась торжественная музыка, а затем всё потонуло в восторженных овациях. Судя по всему, Понтифик вышел из дверей церкви. Аплодисменты и крики продолжались не меньше минуты, затем резко затихли. Между головами Чжун Ли заметил, как облаченная в белое фигура медленно опускает руки и благодарно кивает головой. — Братья и сёстры! Я несказанно рад видеть перед собой столько счастливых, улыбающихся лиц! Прежде чем мы вознесём коллективную молитву, я бы хотел поблагодарить каждого из вас за неоценимый вклад и веру, которая, как мы знаем… Голос искажался помехами динамиков, но даже так было очевидно, что его обладатель совершенно точно уверен в себе. Все эти общие слова Чжун Ли не раз слышал и от Иоанна Третьего, но тот, будучи на закате жизни, конечно, звучал гораздо менее убедительно и внушающе. Человек впереди чуть посторонился, чем Чайльд не преминул воспользоваться, выйдя вперёд. — Именно поэтому нам так важно сплотиться и помогать друг другу, как того бы хотела Пресвятая Дева. Вознесём же вместе молитву на розариях, которые являются символом сегодняшнего торжества! Dominus tecum! Benedicta es in mulieribus!.. Чайльд обернулся на Чжун Ли. Его личина стремительно распадалась, оставляя вместо себя его обычный рыжеволосый образ в коричневых штанах и клетчатой рубашке. Слава Небесам, никто особо не обратил на это внимания, поскольку все взгляды были обращены на Понтифика. Чжун Ли притянул Чайльда поближе к себе, прикрыв с двух сторон полами пальто. Тот тяжело дышал и выглядел изрядно побледневшим. — Ты в порядке? Это из-за молитвы? Давай-ка уходить. — Нет. Я просто очень зол! Это потому… Вот же мудила! Женщина, стоявшая рядом с ними кинула на них недовольный взгляд и снова отвернулась к сцене, вознося молитву святой деве. Чжун Ли наклонился к уху демона, шепча, как он надеялся, достаточно громко. — Тише. Какой ещё мудила? О ком ты? — О вашем понтифике! Это он. Я его знаю. Я еле от него избавился. Он абсолютно, мать его, наглухо перекрытый придурок! Блядский козёл! Завершающее «Amen», разнёсшееся по площади из динамиков, вновь потонуло в бурных овациях и повалившихся с неба лепестках роз. Во имя его собственного ментального благополучия оставалось только надеяться на то, что Чайльд слегка драматизирует.