Я работаю ночами в неком царстве грёз
Под ногами вечно кружит полоумный пёс
Мои руки и одежда радужных цветов
Я художник, мой шедевр готов
Художник - Найк Борзов
Шура так и просидел до самого рассвета. В реальность помогла вернуться худая, очень длинная ладонь, лёгшая на напряжённое плечо. "Старик" вздрагивает всем телом и резко оборачивается, тем самым пугая и своего напарника. Боря пришёл на пересменку и весьма удивился, что его не встретили с едкими подколами об опоздании, причёске или велосипеде. — Шур, ты чего? Залип так, будто уснул с открытыми глазами. Я испугался, что ты помер, — Лифшиц делает шаг назад, но после снова подходит, укладывая руку на чужое плечо уже увереннее. Тёмные глаза кажутся искренне взволнованными. Уман концентрирует внимание на говорящем и быстро поднимается с места, закрывая рот ладонью. Он чешет бороду и снова кидает взгляд на Борю так, словно видит его впервые, будто находиться здесь ему запрещено. "Старик" нервно обдирает корку с обветренных губ и вновь приближается. — Боря. Друг мой дорогой. Скажи мне, дураку старому. Существуют ли русалки? Водятся ли они у нас в морях? — он заговорчески наступает, отдельно проговаривая каждое слово с небольшой паузой, словно раздумывая над тем, стоило ли вообще начинать об этом говорить. Только сейчас Шура замечает, что всё это время держал в ладони деревянную фигурку. Он сжимает её сильнее и прячет в карман, даже не взглянув. Лифшиц морщится в недоумении, наблюдая за напарником, который был явно в каком-то помешательстве. Он обдумывает вопрос, глядя в досчатый пол. Должно быть, есть какой-то подвох, ведь ответ логичен и очевиден: русалки и другая морская тварь - лишь старые сказки, которые множество лет назад рассказывали обезумевшие моряки, которым чудом удалось выжить после кораблекрушения. — Нет, конечно. Их совсем и вовсе не существует. Это старые байки. А чего ты? Неужели белочку хвостатую ночью словил? — Боря переводит в шутку и беззлобно улыбается, ожидая, когда собеседник расслабится и поддержит смех. Вместо этого получает лишь странный, сосредоточенно-серьёзный, взгляд, в котором, если приглядеться, можно было бы разглядеть страх. — Не пил я. Ни вчера, ни сегодня. Впредь вообще никогда блять. Такая херь чудится... Ведь, вроде, и не пил, а всё равно... — "Старик" начинает суетиться, переставляя пустые чашки из-под чая с места на место и глядя куда-то мимо них. Не может быть, что то, что было ночью, ему лишь померещилось. — Вон! Я без гитары из-за ваших сказок остался, тьфу-ты. Боря оглядывается на стену с гвоздём, где обычно покоилась гитара. Теперь стало не до смеха. Он знал, как дорога была именно эта гитара для его друга, поэтому одно её отсутствие говорило о том, что произошло что-то серьёзное. Лифшиц чуть встряхивает наставника за плечо и садится напротив, выпытывающе глядя в глаза. Так делал сам Уман, когда они ещё только начали работать вместе и младший пугался каждого писка, шороха и скрежета. — Шура. Может ты уже объяснишь, что произошло? Какие там тебе русалки ночью мерещились? — он хоть и хотел вывести в шутку, чтобы диалог дался обоим легче, но, видя Шуру в непривычном, чрезмерно серьёзном состоянии, решил говорить так же серьёзно, чтобы сразу добиться правды. Шутки являются лишь долей правды. — Да не русалки, бля, а одна всего и то... — "Старик" замялся, пытаясь подобрать правильное слово, чтобы описать то, что он видел. — Русал, в смысле, блять, русалка с хвостом и все дела, но без... — он растопыривает пальцы и очерчивает рядом с грудью нечто странное и шарообразное. — Титек. Парень, короче, но с хвостом! Уман сам теряется от своего объяснения и закусывает губу, тупя взгляд в ладони, так и замершие напротив собственной груди. Он сжимает кулаки и одним протирает глаза, закрывая рукой лицо. Боря широко распахивает глаза, удивляясь и пытаясь распознать в словах и действиях собеседника хоть толику сарказма. — Подожди... Ты хочешь сказать, что видел настоящего русала? — Да, — сдавлено, но твёрдо отвечает "Старик", растирая переносицу. — Шур, если это какая-то шутка, то не смешно... — Так я, блять, нихуя и не смеюсь! Борь, я абсолютно серьёзно тебе говорю. Я ночью, трезвый, видел морскую тварь! — он отрывает ладонь от лица и повышает тон, опираясь на стол обеими руками и накреняясь в сторону собеседника. Лифшиц невольно сжимается. Как бы он не учился противостоять Шурику в подвешенности языка, серьёзность и злость того до сих пор были непонятны и наводили страх. — Хорошо-хорошо, я тебе верю, но... Ты уверен, что тебе не показалось? Может это кто-то просто искупаться на ночь решил или просто дельфин мимо проплыл? — Боря говорил спокойнее и тише, чем прежде. Состояние напарника настораживало и даже пугало. — Какой, к чертям собачьим, дельфин? Я тебе понятным языком разъясняю - это был русал. Он говорил со мной, и гитару спиздил, — Уман почти перешёл на крик, резким движением указывая на пустующее место гитары. — Вот то, что гитару ты не просто потерял - я тебе верю, а вот остальное... — Лифшиц жалеет, что вообще открыл рот, сразу вжимая голову в плечи под грозным взглядом явно не шутящего старшего. — Ну, не может быть в природе русалок, Шур. Подумай логически... — Да какая, нахуй, логика!? Боря, я своими собственными глазами видел огромный рыжий рыбий хвост у пацана с жабрами, который вынырнул из воды посреди ночи, — "Старик" активно жестикулировал, показывая на себе, где вчера видел нечто похожее на рыбьи жабры на якобы человеческом теле. — Жабры на рёбрах? Вот это мудрёно... Хотя логично, — Боря замялся, взглядом выискивая хотя бы одну кружку, в которой могли были быть остатки ночного чая. — Я думал, что русалкам жабры обычно на шею лепят... Шур, тебе стоит отдохнуть. Ты откровенно фигово выглядишь, тебе надо нормально поесть и хорошенько поспать, а я буду работать, — он поднялся и подошёл к Шуре, под руку направляя того в сторону выхода. Лифшиц слабо верил в достоверность слов напарника, но почему-то, в глубине души, словно предавая науку, он хотел довериться каждому сказанному слову, ведь Уман ему никогда не врал, да и напугать того достаточно сложно, а значит что-то послужило действительно сильным стрессовым фактором. — Хорошо-хорошо. Ты мне не веришь? Ладно. Чёрт с тобой! — "Старик" сам подхватил свою куртку и вышел вон. Он не злился на Борю, ибо понимал, что в подобное сложно поверить на слово, скорее держал некоторую обиду, что напарник всё хотел списать на алкоголь. Шура не пошёл в поселение, а для начала обошёл маяк, чтобы ещё раз взглянуть на злосчастное место и убедиться в том, что гитара внезапно не появилась там, где он её оставил. — Всё хуйня какая-то творится, — он фыркает себе под нос и надевает куртку - морской ветер не жалеет даже днём. Берег был пуст: камни, чайки и волны. Уман направляется в деревню, вжав голову в плечи и сунув руки в карманы. Что-то в кармане мешалось. Он вытащил из него ранее спрятанную туда фигурку - деревянная русалка, скромно улыбающаяся. Она досталась от отца, которому в море служила талисманом и оберегом. Разве она теперь может оберегать Шурика, который хочет получить защиту от таких же, как она? Он не знает, что с ней делать: выбросить? Жалко, вещь важная и уже совсем родная. Отдать? Кому? Это же, как передать проклятие. Оставить? Страшно. А вдруг она всему виной? "Старик" нашёл её вновь совсем недавно, когда на днях снова залезал на чердак. Там было много отцовского хлама, но он взял только её. Может это был знак? Или он, таким образом, сам выбрал свою судьбу? Множество мыслей роилось в голове Умана, пока он шёл в сторону рыбацкой лавки. Боря ему не поверил, а убедить того возможно только если показать саму русалку, а вот с Максом всё должно быть легче - он бывалый моряк, и наверняка уже встречался с подобным. Макса прозвали Лакмусом ещё на флоте, из-за того что он раньше и точнее всех определял начало шторма. Была у него такая особенность то ли от того, что с детства в море, то ли от какой травмы - не знал никто. Он уже давно не выходил в море, и на постоянной основе жил в деревне, имея свою рыбацкую лавку и иногда помогая разгружать небольшие товарные суда, которые поставляли всё необходимое для жителей поселения. Хоть было и совсем рано, по всем человеческим меркам, "Старик" знал наверняка, что Лакмус уже был на своём месте и готовился открывать лавку. Так и оказалось. Высокий длинноволосый рыжий мужчина с густой щетиной уже стоял за прилавком, перебирая новые снасти, что сам выгружал ещё прошлым вечером. На его левой щеке красовался кривой шрам, отходящий почти от самого уголка губ, на нём не росло волос из-за чего наличие подчёркивалось обрамлением огненной бороды. Мало кто знал его происхождение, но каждый догадывался, что то, от чего он появился, и стало причиной ухода Макса с флота. Дверь отворилась с привычным перезвоном китайского колокольчика, который сразу привлёк к себе внимание владельца. Узрев своего гостя, Лакмус приветливо улыбнулся, откладывая крючки и разноцветные наживки в сторону. — Ты сегодня раньше обычного, — ухмыляется Макс, выходя из-за стойки и принимая приветственное рукопожатие. — Да, Боря чего-то рано припёрся. Я думал, что он наоборот задержится у тебя, а вы вон оба - чуть свет разбежались и каждый работать, — Уман беззлобно хмыкает и кивает в сторону, откуда только пришёл, предлагая выйти на улицу. — Разговор у меня к тебе есть. — Если насчёт Бори, то даже не начинай. Ничего... — Господи, блять, Макс, только слепой, или напрочь тупой, не заметит, что между вами происходит. Сейчас мне это абсолютно не интересно, — парировал Шура, тяжело вздыхая и наигранно закатывая глаза, без капли какого-либо осуждения. Лакмус не нашёл, что ответить, и, отпустив пару матерных слов себе под нос, вышел на улицу следом за "Стариком". Последний сразу закурил и убрал упаковку сигарет во внутренний карман, наперёд зная, что предлагать покурить за компанию - бессмысленно. — Помнишь, ты рассказывал, что после "этого", — Уман провёл в воздухе, возле щеки, намекая на шрам моряка. — Спасся только ты, а остальных утащили морские твари? — Да, когда я вам с Борей рассказывал о том, что моих товарищей сожрали русалки, вы ржали как не в себя, такое не забудешь, — Макс фыркает и скрещивает руки на груди, внимательно глядя на собеседника. — А что? — Да тут такое дело... Теперь я тебе точно верю, — Шура делает глубокую затяжку, а Лакмус молчит, дожидаясь хоть каких-то пояснений. — Как же я заблуждался... — Шур, давай кратко и по фактам, а то сейчас опять тираду начнёшь, а я ещё слишком трезвый, чтобы слушать твои монологи, — хоть и звучит как издёвка, но так Макс лишь поторапливает, серьёзно глядя на задумчивого "Старика", что прежде приходил только с улыбкой от уха до уха. — Ты у лампы перестоял или чего? — Русалка, Макс, русалка... Она спиздила мою гитару, — Уман выпускает через сжатые зубы густую струю дыма и снова замолкает, зависая взглядом на одном месте. — Такая странная ночка выдалась... Лакмус удивлённо вскидывает брови, а после снова хмурится, пытаясь выловить из интонации собеседника свойственный тому сарказм, вместо этого лишь какая-то тревожная загадочность. Сигарета истлела до самого фильтра и только теперь была затушена. Шура прокашлялся и шмыгнул носом, поджимая плечи к ушам. Ветер не был таким уж холодным: Макс стоял в одной тельняшке и чувствовал себя вполне комфортно, а "Старика" била крупная дрожь от малейшего дуновения. — Какая, нахуй, русалка? Шур, ты чего? Давай обратно внутрь, тебя трясёт как мокрую собаку зимой, — сведя брови, проявляет своеобразную заботу Лакмус, вновь открывая дверь лавки. Уман не препирается и заходит внутрь. Лавка небольшая, но уютная за счёт того, что Максим фактически жил в ней: на втором этаже, на который можно было попасть по лестнице за стойкой, была комната соразмерная первому этажу - жильё Лакмуса. Моряку мало нужно для полноценной жизни, ибо в долгих плаваниях бывали условия и хуже. Они не поднимаются, но устраиваются за лавкой. Шура уже интуитивно достаёт бутылку виски, которая всегда была припрятана специально для таких случаев под стойкой. Стаканы же предложил уже сам хозяин, выставляя два гранёных бокала перед гостем. "Старик" залпом осушил свой и долил ещё, только после этого принимаясь рассказывать о случившемся. Он рассказывал как всё было: что он смазал лампу и вышел поиграть, как делал всегда вот уже сколько лет, что внезапно услышал голос и испугался, но лишь только потом увидел треклятую ундину, что украла его гитару после того как он позорно сбежал от неё. Пока Уман рассказывал, Лакмус не скучал: он рисовал в своём блокноте, впрочем, внимательно слушая друга. По итогу Макс показал свой рисунок, чем заставил Шуру сплюнуть матом и недовольно заворчать. На быстром наброске была девушка: обнажённая, грудь лишь чуть скрывалась за длинными волосами, а вот ниже пояса у неё начинался рыбий хвост, похожий больше на хвост большого осетра. У этой девушки почему-то было злое лицо и длинные когти, она скалилась, обнажая несколько рядов острых зубов, как ещё ночью представлял себе "Старик". — Это был парень! Понимаешь? У этой русалки... Русала не было такого бюста, и волосы совсем короткие, — тараторил Уман, понимая, что рассказывая о том, что ему привиделось, он совсем забыл объяснить, что было на самом деле. Он тяжело вздохнул и потёр переносицу, пропуская ещё стакан. — Русал? Такое бывает? Нихера себе... — Лакмус удивлённо хохотнул и перевернул листок, принимаясь за новый набросок. Он попросил Шуру на сей раз описать, как выглядело то, что он видел, а не пересказывать сказки самого Макса. Через пару минут у "Старика" на руках уже был рисунок по его описанию: молодой юноша с чёлкой, худощавый, немного странный, а, главное, с рыбьим хвостом и жабрами по бокам. Набросок был далёк от того, что на самом деле видел Уман, но походил на правду гораздо больше, чем первый. Лакмус хорошо рисовал, поэтому бранить его за непохожесть было глупо, ведь по описаниям тяжело восстановить лицо, которое никогда не видел. Он вырвал листок из блокнота и протянул "заказчику". Шура сложил его в несколько раз и убрал во внутренний карман, пропуская очередной стакан и переворачивая его вверх дном на стол. — Ты это, если серьёзно видел какую тварь, лучше больше не ходи на то место, а-то они умные на самом деле, типо, разумные, а раз ты видел одну... Одного, то значит и он тебя видел, а значит - запомнил, что ты туда ходишь, и теперь поджидает тебя там, чтобы сожрать, — параноидально начинает Макс, переходя на шёпот и заговорчески накреняясь к собеседнику. — Не надо тебе возвращаться туда, Шура, послушай мой совет: забей на гитару - я тебе новую состряпаю. Твоя жизнь и здоровье важнее какой-то там деревяшки с леской. — Макс, не начинай. То, что ты не умеешь играть - не значит, что музыка - это плохо от слова совсем. Тот русал же просил меня ещё сыграть... Может, он не хотел меня сожрать, а наоборот хотел, чтобы я реально играл ещё? — "Старик" легко отмахнулся от настороженности друга, искренне веря в то, что гитару ему ещё удастся вернуть обратно - она слишком важна. — Помяни мои слова, если ты туда вернёшься, то ничего хорошего точно не выйдет: он тебя либо сожрёт один, либо утащит к себе подобным тварям. Утопит и скормит своим ундинятам, — подливает масла в огонь Лакмус, словно рассказывая страшилку, но он не смеётся, наоборот, внезапно становится чересчур серьёзным. — Побереги себя. Я не уберёг свою команду, но тебе сгинуть в пучине в объятиях этих страшилищ - не дам. Пусть никто и не верил мне всё это время, но теперь-то ты понимаешь, — моряк тыкает в свою щёку, указывая на шрам. — Это нихера не шутки. Они твари хищные, и то, что они осмелились появиться у самых наших берегов, означает лишь одно - я открываю сезон охоты прежде времени. Помяни, блять, мои слова. Я отомщу каждой твари. Лакмус хмурится до сильной складки у переносицы - он сам словно хищник, - лис - который готовится вот-вот прыгнуть на свою добычу, невзирая на то, что придётся промочить все четыре лапы. Уман наблюдает за тирадой, сдерживая смех. Хмельной мозг не воспринимает всей серьёзности заявления, но и обидеть неуместным смехом не хочется. — Хорошо-хорошо, как скажешь. Если мне ещё раз на глаза эта тварь попадётся - я сразу к тебе, обещаю, ты узнаешь об этом первый, — всё же ухмыляется "Старик", поднимая ладони в примирительном жесте - ладонями к собеседнику. Макс пропускает колкость и фыркает, облокачиваясь на спинку стула. Он знал, что ему не врут, но верилось всё равно с трудом. Тяжело поднявшись, Уман похлопал друга по плечу и попрощался. Ему стоило хотя бы немного поспать, но для этого необходимо добраться до дома, а прежде - предупредить Борю о том, что следующую смену он пропустит по личным причинам хренового самочувствия. — Бывай, старина, смотри, чтобы твой ненаглядный русалку не встретил, а то ещё красотка попадётся и всё - уведёт у тебя мужика, — Шура откровенно посмеивается и выходит из лавки, в спину уже получая послания на дальние берега на нескольких языках. Поначалу "Старик" думал, что от историй Макса ему станет лишь страшнее возвращаться, но вместо этого, что-то, напротив, тянуло придти на то самое место и взглянуть в глаза русалке ещё раз, чтобы понять, правда ли всё то, что о них глаголет бывалый морской пёс. Финальный рисунок не был таким демоническим, как первая русалка, из-за этого и образ в голове, сильно изменившийся за ночь, стал как-то мягче. Ведь ничего плохого не произошло, верно? Уман шёл в сторону маяка, полностью прячась от ветра в своей куртке. Он уже было хотел зайти внутрь, но краем глаза заметил что-то, лежащее на камнях, сильно выбивающееся из серо-голубой гаммы берега. Это гитара. Это Его Гитара. Шура не верит своим глазам, но медленно направляется к предмету. Её подмывает вода и, кажется, словно её случайно принесло волной. Страх отходит на второй план и "Старик" поднимает потерянную драгоценность, сразу переворачивая, чтобы слить воду. Нет, её не могло просто вынести волной. Такого быть не может, чтобы она никак не повредилась о камни, из которых и состоит весь берег на ближайшие несколько миль. Оглядев берег, Шура убедился, что находится на нём совсем один. Лишь он, гитара, рисунок и фигурка.