Чёрная река спрячет рыбака
Для кого-то клёв, а кому - несчастье
Чёрная река примет чужака
Заберёт улов и утопит снасти.
Чёрная река - Би-2
Под водой всегда было тихо. Рыбы не разговорчивы, да и вряд ли какая из них могла стать хорошим собеседником. Временами становилось тоскливо от того, что на поверхности - над водой - всегда много самых разных звуков и очень шумно, даже если кругом никого на многие мили, а здесь всплески и тревоги воды стали уже привычным звуковым фоном, из-за чего перестали восприниматься подводными жителями как что-то громкое, что могло бы оглушить тонущего человека. Лев чаще остальных всплывает на поверхность: воздух, птицы, а главное звуки и шум - то, из-за чего снова и снова тянет всплыть наверх. Он не сопротивляется своим желаниям и большую часть времени проводит на поверхности, наблюдая за ясно-голубым небом из такой же ясно-голубой воды. Чайки, пролетающие над ним, тоже оказываются в воде как отражения. Возможно, именно эти птицы - единственные, кто способен понять желание слышать иной шум. Только вот они высоко в небе и всегда оглушаются потоками воздуха, а подводные жители на глубине, и становятся с водой практически одним целым. Их уши желают отдохнуть - услышать что-то другое. Птицам достаточно остановиться, сесть на воду и тогда привычный фоновый шум пропадёт, наступит блаженная тишина, наполненная другими разнообразными шумами. На самом деле никто из морских обитателей и не жаловался на шум. Он сопровождал их от рождения до самой смерти, отчего и не воспринимался, как что-то враждебное. Только Лев рвался слышать. Его "побеги" на поверхность были, словно по расписанию и сопровождались немыми взглядами рыб. Друзья и родственники не знали о пристрастии русала. Он никогда не отказывал никому в компании "для всплытия". Многие боялись появляться на поверхности одни - хищники не дремлют, и предугадать их появление почти не возможно. Главным хищником для русалок являлись люди, а конкретнее рыбаки и моряки, которые знали про их существование и никогда не упускали возможности попытать удачу на поимке "морского чудища". Лев не боялся людей. Он наблюдал за ними издалека: на больших судах, на маленьких катерах, на красивых яхтах - везде люди были разные. Каждый из них обладал своей особенной внешностью и имел неповторимый характер. За ними было интересно наблюдать. Ссоры, вечеринки, какие-то важные переговоры и даже простая рыбалка - всё это отличало людей от них - русалок. Они имели больший спектр эмоций. У них было больше возможностей. У них был воздух и суша. Лев восхищался и завидовал им. Что было на поверхности, чего не было под водой? Всё. У них было всё. Когда солнце уходило с неба, становилось темно, и на небосводе появлялись крошечные солнышки. Лев слышал, что люди называли их "звёздами". Звёзды нравились русалкам больше, чем солнце - они оставляли их незамеченными, позволяя всплыть на большее количество времени. Лев тоже любил звёзды, но не за скрытность, а за их красоту - они были как люди, все разные, хоть и такие похожие на первый взгляд. Пока все прятались в их тусклом свечение, Лев разглядывал их, до самого рассвета смотря на бескрайнее небо. — Нам уже пора, — Льва за руку тянул его "собрат" с ярким алым хвостом. — Скоро проснётся солнце и съест звёзды, а значит, проснутся люди. Надо скорее возвращаться домой. Русал был меньше Льва, но волосы имел длиннее и весь был украшен разными ракушками и разноцветными камушками. Среди людей его бы назвали "сорокой", но в подводном мире это было не больше, чем безобидное самовыражение, на которое редко кто обращал внимание. Хоть и небольшого роста, назвать его слабым было нельзя - затащить Льва обратно под воду ему удалось. — Ну, чего ты опять звенишь? Ничего страшного не произойдёт, если я ещё немного побуду здесь, — Лев отмахивается и снова высовывает голову из воды, прислушиваясь к шуму волн и ветра. — Разве тебе здесь не нравится, Звон? Лев искренне не понимает, как страх перед чем-то, вроде людей, может быть сильнее желания дышать и чувствовать воздух кожей. Его единственный друг не разделял сего мечтательного мнения и всегда выступал на стороне "здравого смысла", уговаривая, лишний раз не подниматься на поверхность. Звон, хоть и пытался казаться холодным, как белая акула, всё равно сильно беспокоился и выдавал натуру морского конька, снова и снова всплывая наружу за своим другом. — Лев, здесь скоро будет опасно. Нравится или не нравится, какая разница? Что ты мне прикажешь делать, если тебя вдруг поймают пираты-рыбоеды? — Звон поправляет потемневшие от воды волосы и смотрит на Льва с толикой осуждения, которое трудно разглядеть за волнением. — Поплывёшь плакаться восьминогому? — Лев шутит и счастливо улыбается, не опуская головы. — Звон, ну, серьёзно, разве тебе здесь не нравится? Побудь со мной ещё немного, тогда, может быть, поплывём обратно раньше, — он переводит взгляд на друга и протягивает ему раскрытую ладонь. Звон обречённо закатывает глаза и молча вкладывает свою руку в чужую, соглашаясь побыть на поверхности ещё немного. Он тоже поднимает взгляд. Звёзды уже начинают тускнеть, а небо заливается жёлтым на уровне горизонта. Наступает рассвет. Солнце пожирает звёзды. Когда же звёзд становится совсем не видно, Звон сжимает руку, напоминая об обещании. Ему не нравится на поверхности - здесь он уязвимый, и внешняя среда способна убить. Из-за небольшого размера, Звона и под водой поджидало немало опасности, но она была не такой, как внешняя, ибо её было проще избегать и принимать. Людям же тоже опасно на поверхности, но они ведь не лезут от этого в воду? Они вообще мало волнуются о возможном риске - он как данное, которое просто принимают и сторонятся. — Ну же, Пожилой Окунь, поплыли. Совсем скоро явятся рыбаки, — Звон снова тянет, пытаясь увести Льва обратно под воду. Тот поддаётся, лишь потому, что обещал, и послушно следует за другом на глубину. Опасения русала не были беспочвенными - они жили недалеко от небольшого поселения, существовавшего за счёт рыбы, которой и промышляло подавляющее число жителей. Все они были не по своей воле рыбаками или моряками. Кажется, словно не было у них другого выбора и предрешалось всё их рождением в этом месте. Возможно, место было проклято - так считали русалки, иначе не могло быть столько убийц в одном месте. Люди из этой деревни были урождёнными врагами и считались естественными, поэтому русалки держались далеко от берега. Их покой ежедневно нарушали суда разных размеров, которые занимались в основном отлавливанием рыбы. Льву не было страшно. Он больше остальных наблюдал за людьми и видел, что есть среди них и хорошие, которые не имели цели отловить и убить весь их род. Он понимал, что не каждый из них знал о существовании русалок, от того было хоть и немного грустно, но спокойнее. Если бы они знали наверняка, то непременно бы стали охотиться, чтобы получить "трофей" в виде рыба-человека. По своей натуре люди были куда интереснее морских обитателей - они были разные. Лев всегда особенно подмечал это, когда плавал близь судов или берега. Подплывать к пристани с небольшими грузовыми судами - было любимым занятием Льва в любое время. Тогда на пирсе собиралось много людей, они громко говорили, смеялись и переносили что-то с кораблей на берег. Люди, которые сходили с судов, почти всегда были разными, новыми, а те, что принимали груз, оставались неизменными. Особенно запоминающимся был рыжий мужчина с высоким пучком, бородой и чем-то на щеке, не дающим полностью зарасти рыжей щетиной, вроде шрам, но рассмотреть не удавалось. Лев смотрел с расстояния, потому что вблизи могли заметить, а попасться морякам - равносильно смерти. Издали был виден лишь его силуэт - крепкий с широкими плечами, возможно, именно из-за того, что разгружал тяжёлые ящики и не принимал посторонней помощи. Хотя Лев был свидетелем того, что рыжий мужчина принимал помощь только от высоченного и худого парня, с неимоверно кудрявыми пышными волосами. Он выглядел не особо сильным, но какую-то часть работы всё же снимал с широких плеч. Лев замечал многое, особенно то, чего не замечали простые люди. Он замечал настроение и эмоции людей. Он видел, что когда рыжий был один, то вёл себя по-странному серьёзно, а когда рядом появлялся кудрявый, тут же расцветал, густые брови расходились, а морщинка между бровей разглаживалась. Прямо на глазах он молодел от счастья - именно так это описывал Лев, рассказывая о своих приключениях осторожному другу. Звон не осуждал, но и не поддерживал, лишь, недоверчиво раскрыв рот, слушал. Поверхность и люди отвращали, из-за этого и красочный рассказ смелого русала не казался чем-то хорошим. Лев наблюдал и запоминал. Рыжий мужчина и кудрявый парень приходили на пирс не только разгружать или загружать суда. Они не редко появлялись на нём только вдвоём. На их лицах было счастье и тревога, которая заставляла их нервно оглядываться и принуждать себя хохотать тише. Казалось, словно они от кого-то прятались, и первое время Лев внимательно высматривал, кто же мог следить за людьми. Никто. Никогда никого не было. Они были лишь вдвоём, под заинтересованным взглядом любознательного русала. Люди стояли на самом краю пирса, касались губами в поцелуях и крепко обнимались, словно пытались сломать друг другу кости. Один неверный шаг и они бы оказались в солёной воде. Лев из-за этого беспокоился. Их накрывала страсть, и все шаги становились необдуманными. Так проявлялась человеческая любовь - это Лев понял давно. За этой парочкой Лев следил предельно тихо, из-за того, что к простому страху быть пойманным добавлялось беспокойство нарушить момент. Он слышал лишь обрывки нежных и неловких фразочек из тех, которыми обменивались мужчины, лёжа на краю пирса. Их ноги были в воде, а они обсуждали небо, звёзды и всё, что только можно, но никогда не говорили про море, океан и воду. Лев заметил это, но решил, что русалки тоже не особо любят обсуждать что-то обыденное в моменты особенного уединения, поэтому ничем удивительным это и не показалось. Встречи мужчин чаще происходили на закате или уже в ночь, когда остальные жители расходились по домам. Возможно, это было связанно с их странной тревогой, но Лев искренне не понимал, зачем люди прячут свою любовь. Ведь любовь - это самое светлое и доброе чувство на всей Земле и даже под водой. Любовь - высший дар, который получал не каждый. Его необходимо было найти или заслужить. Быть может, у людей что-то всё-таки было иначе? Может, у них хотели отобрать их любовь? Лев не знал ответа, но продолжал наблюдать нередкими вечерами за парочкой, которую так и прозвал: “Рыжий и Кудрявый”, хотя поначалу хотел выбрать “Широкий и Длинный”, но решил, что эти простые прозвища будут слишком прозаичны для таких нежных и любящих людей. Они сильно отличались: Рыжий обычно ходил грозной тучей и мало говорил, а Кудрявый напротив вёл себя с окружающими легко и часто улыбался. Когда же они оставались одни, то оба теряли головы и маски, становились неловкими и глупо смеялись, глядя в глаза. Они были поглощены друг другом и упивались каждой секундой, проведённой вместе. Из обрывков диалогов Лев узнал, что Кудрявый уезжал куда-то учиться и вернулся чуть больше года назад. Густая борода придавала ему лет. Но, как и казалось, за счёт строения, Рыжий оказался старше на целых добрых десять лет. Настоящий моряк, переживший что-то страшное, о чём предпочитал не говорить. Из интересных людей Лев ещё видел странного матроса, которого часто и громко окрикивали именем, созвучным с "илом". Он регулярно прогуливался по берегу и смотрел куда-то вдаль. Всегда один. Казалось, что он мог бы запросто заметить русала, но даже неловкие всплески воды не привлекали его внимания и Лев оставался незамеченным. Ну, или он думал, что это так. Матрос вёл себя, как жертва кораблекрушения, которая выжила, вопреки тому, что должна была умереть под толщей воды. Душа осталась на глубине, а тело живо и вынуждено скитаться в поисках своего пристанища. Однажды Лев столкнулся взглядом с Матросом и не успел занырнуть за камни, заворожённо не отводя взора. Мужчина заметил и хвост, его трудно было не увидеть, но не издал ни звука, лишь молча отвернулся и ушёл с берега. Лев тогда сразу поспешил уплыть и несколько дней не выплывал к поселению, боясь, что своими действиями мог рассекретить русалочье существование, и на них могла открыться охота. Однако, через несколько дней он всё же рискнул и снова появился около берега: Матрос стоял там и смотрел на море, ничего не говорило о том, что он кому-то рассказал о том, что видел. Он был спокоен. Тогда Лев понял, что этот "Ил" сам уже давно стал частью океана. На берегу ночами загорался высоченный маяк, который пугал своей яркостью и шумом. Шум от маяка не был приятным - громкий и даже пугающий. Но он шумел только в сильные шторма или туман, когда была велика вероятность не увидеть яркий луч. От маяка Лев держался всегда в стороне, даже когда было тихо и не горела лампа. Слишком страшный неживой зверь. Ясными вечерами лампу зажигали, но адского звука не было. Только такими ночами Лев осмеливался подплывать к маяку ближе, чем на две дюжины сажень. На маяке работали люди. Туда на двухколёсной машине прикатывал Кудрявый, а оттуда уходил бородатый, впрочем, менее, чем Кудрявый, мужчина. Он тоже появлялся на пристани, но гораздо реже, а от маяка всегда уходил напрямую в поселение, из-за чего рассмотреть, даже издалека, его не удавалось. Лев не обращал на него внимания. Слишком простым казался мужчина, да и силуэт больше напоминал не молодого парня, а пожилого моряка. Его не было возможности рассмотреть или послушать, оттого Лев и решил, что троих "поднадзорных" людей ему более, чем достаточно. Ночь решила иначе. Лев хотел уже возвращаться в дальние воды, но до слуха донеслись странные звуки, непохожие ни на воду, ни на человеческий голос, ни даже на шум людских машин. Этот звук был самым приятным и манящим из всех, что русалу доводилось слышать в своей жизни. Он поплыл на источник и оказался вблизи маяка. На берегу, на камнях у самой воды, сидел "скучный" моряк. В его руках был какой-то деревянный предмет, по которому он водил руками и получал звук. Это звучало правильно и принуждало оставаться на месте, слушать. Моряк не только гладил деревянную коробку, но и пел. Он низко тянул что-то про хлеб, какое-то вино, имя и свободу. Голос ласкал слух своей бархатистостью и спокойствием. Он был полной противоположностью морю и той стихии, что бушевала, рвала и губила людей. Лев прятался за камнями и, затаив дыхание, слушал. Он нашёл то, ради чего будет снова и снова приплывать к ужасающему маяку. Каждую тихую ночь, когда не было слышно рёва "морского светила", Лев приплывал к каменному берегу и устраивался вблизи того места, где впервые отчётливо увидел поющего Моряка. Тот приходил из раза в раз. Приходил и пел, играя на своём деревянном инструменте. Не было ясно, для кого играл Моряк, потому что слышали его только Лев, поглощённый пением целиком и полностью, и море, хладно отзывающееся мерными волнами о ближние камни. Вопреки этому, Моряк не казался одиноким, как береговой Матрос. Его подругой и спутницей была стихия, которую он словно укрощал своей игрой. Теперь даже маяк на фоне Моряка казался не таким страшным, а наоборот притягательным. Лев полюбил маяк. Он стал пропадать не среди ночи, а сразу с закатом, когда солнце только-только уходило за горизонт. Звону лишь оставалось беспокоиться за друга и ждать его возвращения до самого рассвета. Лев рассказывал ему обо всём, что видел и слышал, и очень расстраивался из-за того, что друг не разделял его восторга от пения и новых звуков. Хотя он понимал, что судить его из-за этого нельзя, ведь сам Звон редко поднимался на поверхность, да и делал это не из собственного желания, а из-за необходимости кислорода и чтобы контролировать непутёвого друга. Под водой тот был бойким и слыл заядлым кутильщиком, но когда речь заходила о суше и поверхности - вся его храбрость улетучивалась вместе с громкими криками чаек. Льву льстило, что при этом всём, Звон поступал как настоящий друг: никому не рассказывал о запретных побегах и всегда внимательно слушал, даже если после высказывал своё "фи" насчёт поверхности и её обитателей. Лев был благодарен ему за это и часто приносил разные блестящие ракушки и камушки, которые находил близь берега, в качестве подарка, чтобы друг сильно на него не серчал. Вечера музыки продолжались. С каждым таким концертом Лев всё больше проникался Моряком, который между песен разговаривал с волнами, уговаривая их беречь хороших людей и не злиться сильно на слабость человеческую. На этот раз Лев подплыл ближе обычного и с интересом рассматривал лицо, покрытое густой щетиной и паутиной слабых морщин. Моряк был слишком увлечён игрой, чтобы заметить русала, так нагло нарушающего все наставления, которые им давали на протяжении жизни. Музыка смолкла. Наступает морская тишина. Лев привык, что Моряк играет несколько песен за раз, посему решает ждать и тихо наблюдает за расслабленным человеком. Но он отложил инструмент, а это чаще всего значило, что игра окончена и дальше будет лишь шум ночного прибоя. Звуки воды не доставляли Льву никакого удовольствия, в отличие от хриплого пения одинокого морского человека. Звуки его голоса были правильными, а вода не имела правил. — Сыграй мне ещё, — внезапно даже для себя Лев выныривает и мягко улыбается человеку. Моряк успел заполучить доверие. Он иногда пел про красивых морских девиц, что забирали с собой рыбаков и матросов. Это не было правдой, но само знание о возможном контакте воодушевляло на то, что именно этот человек может быть дружелюбным послом между миром морским и земным. Вот только быстро рухнули мечты Льва. Моряк испугался и чуть не упал в воду, заговорил бранными словами, а после и вовсе убежал. Такого исхода русал не ожидал и ещё долго смотрел вслед, скрывшемуся человеку, будучи наполовину лицом в воде. Что-то в груди ёкнуло от стыда и страха. Он сам лишил себя самого прекрасного звука. От следов присутствия Моряка на берегу остался лишь деревянный инструмент, который он в спешке забыл. Надеяться, что он всё же вернётся, чтобы сыграть хотя бы ещё одну песню, было глупо, поэтому Лев, долго не раздумывая, схватил инструмент и поспешил уплыть обратно домой. Желание сохранить прекрасный звук и частичку Моряка пересилили благородие. Как же глупо выглядел Лев, когда пытался продемонстрировать Звону, что умеет надводный инструмент, которым он так восхищался многие месяцы. То, что русал отчаянно бил по железным нитям, не давало никаких результатов, лишь стаю безмолвных пузырьков и противный лязг металла. Звон не смеялся, лишь беспокойно смотрел, как гаснет энтузиазм и счастье в лице его друга, так старавшегося показать то, что полюбилось ему самому. — Видимо, под водой не работает людская магия, — он аккуратно хлопает Льва по плечу и обвивает чужой хвост своим, макушкой тыкаясь в шею. — Раз здесь оно бесполезно - стоит вернуть, ведь Твой Моряк будет волноваться. Ты сам рассказывал, как бережно он возился с этой штукой. «Твой Моряк». Это простое уточнение режет, как края коралловых рифов, но Лев не спешит отстраниться, продолжая потерянно смотреть на гладкий деревянный бок инструмента. Правда была на стороне Звона. — Хорошо. Я верну её, но, — Лев соглашается и, перехватив инструмент за палку, оборачивается на друга, тыкая ему ладонью в грудь. — В следующий раз, когда Мой Моряк будет играть, ты тоже приплывёшь слушать. Лев утверждает, а не спрашивает, отчего Звон лишь беспомощно сводит брови "домиком", принимая как данное. Согласиться в любом случае бы пришлось - Лев слишком настойчив, так что он нашёл бы способ убедить. Оставалось лишь смотреть вслед, наблюдая, как стремительно удаляется рыжая точка в сторону берега. Звон сильно жалел о том, что не мог никак повлиять на непутёвого друга, так рискующего своим хвостом из-за деревяшки, человека и поверхности с её ужасным шумом. Он искренне надеялся, что однажды Лев попадёт в безобидную ситуацию, которая отвратит его от суши, но ещё сильнее он боялся, что могло случиться что-то серьёзное. Ведь, если со Львом что-то случится на поверхности, Звон сам себя не простит за то, что допустил это. Опасность мерещилась повсюду, а за Львом она словно охотилась с особой жадностью. Было светло, и сквозь пену брежных волн Лев заметил человека на берегу, успевая вывернуть в бок и скрыться за камнями. Это был не Моряк. Кудрявый. Он держал у рта какую-то странную трубочку, от которой отходил густой дым, почти как от трубок морских "волков". — Не смешно, Шур. Нихера не смешно... — тихо выдохнул себе под нос Боря, присаживаясь на корточки и туша сигарету о мокрые камни. — А я говорил, что не надо спьяну по берегу ходить... — он бубнил себе в бороду, сжимая окурок в кулаке и пряча руку с ним в карман. Кудрявый медленно направился обратно к маяку, прячась от ветра за воротником. Что он говорил, Лев не слышал и даже не старался, из-за страха быть замеченным ещё одним служителем "ведущей звезды". Он дождался, когда человек пропал из виду, и высунулся из воды, возвращая инструмент на место, с которого забрал его этой ночью. Напоследок оглядев берег ещё раз, русал нырнул обратно, отплывая за камни, но, не уплывая обратно в глубину. Он хотел убедиться в том, что Моряк заберёт свой инструмент, даже если придётся ждать до самого вечера. Но удача осталась на стороне моря: Моряк показался скоро. Реакция того была не такой, как представлял Лев. На его удивление Моряк не был сильно напуган, его не окружала толпа, готовая открыть охоту, лишь лёгкое недоумение и какие-то вещички в руках. Лев уплыл со спокойно душой и передал Звону, что инструмент снова в надёжных руках и можно даже надеяться на новый вечер песен при луне.