поглощение

      Он чувствует напряжение в офисе, затаив дыхание, ожидая следующего тела: ситуация с Кайзером обостряется, и это неоспоримый факт, но вот уже почти неделю нет никаких отчётов. Никаких звонков посреди ночи, которые могли бы разбудить Йоичи слишком рано и нарушить его и без того беспокойный сон.              Это, в неком уничижительном смысле, было даже предпочтительней — тогда у них могло бы появиться больше доказательств для продолжения расследования. По крайней мере, его недосып стал бы обоснованным.       Во снах он видит голубые розы, разбросанные по извилистым дорожкам, идёт почти бесцельно — ноги движутся сами по себе без остановки, но он направляет их и выбирает тот путь, который кажется наименее испещрённым постоянно растущим количеством роз. Но не имеет значения, какой дорогой он пойдёт: они встают на пути, шипастые лозы безжалостно обвивают его лодыжки и икры. Тянутся к рукам, ранят до крови, и он окрашивает синие цветы в красный, когда те добираются до цели.       В конце концов так и происходит — розы медленно ползут, словно тысячи глаз, красиво обращённых в его сторону. Они душат, а последняя его мысль перед пробуждением — это прекрасная, мучительная смерть.       Поэтому он предпочёл бы не спать.       И также предпочёл бы не засыпать за столом, чтобы проснуться от тяжёлого… ох. — Вот, — произносит Несс ровно и скучающе. — Полагаю, это предназначено тебе, — он показывает большим пальцем через плечо. Перед глазами пелена, а взгляд Йоичи устремлён на элегантную бледно-голубую вазу, наполненную множеством великолепных цветов.       Несс уходит прежде, чем Йоичи находит слова, слишком увлечённый изучением искусного ансамбля: тёплых красно-розовых цветов, которые кажутся… невероятно мягкими на ощупь, и острых веточек белого клевера среди них. Это растение он узнаёт с лёгкостью — те пиками росли в парке, где он играл в детстве, — но вот розовые цветы казались незнакомыми. Йоичи поднимает руку, желая прикоснуться, но боясь причинить какой-либо вред.       Взгляд останавливается на записке как раз перед тем, как он задевает мягкий край одного из лепестков, и приходится отвести ладонь в сторону, чтобы вытащить карточку из пластикового держателя.       «Для Йоичи», снова написано тем же элегантным почерком. Сердце пропускает удар — ещё один подарок от этого… тайного поклонника?       По правде говоря, это кажется ребячеством, называть его¹ так, но как иначе? Воздыхатель? Слишком в духе средневековья, а больше ничего не приходит на ум. Конечно, бóльшая часть его мыслей по-прежнему занята букетом, и он — с надеждой или сомнением — переворачивает открытку, чтобы посмотреть, оставил ли этот человек ещё какой-либо ключ к разгадке своей личности.       Всё ещё никаких намёков на название цветочного магазина или какую-либо контору, что могло бы пробудить исследовательские инстинкты Йоичи, но на этот раз есть действительно нечто большее.       С обожанием.       Два простых слова, и лицо Йоичи теплеет. Эту записку он прячет в карман, боясь, что кто-то может…       Подсмотреть? Сделать для себя выводы? Впрочем, этот подарок не является неким секретом — Несс притащил его посреди рабочего дня, на виду у всего офиса. Он сглатывает, опускает голову. Пальцы скользят по краю открытки, но до конца дня он остаётся сосредоточен на документах на столе.       Из прочитанного запоминается очень мало.

***

      Выглядит… почти слишком красиво для того, чтобы стоять посреди кухни Йоичи. Не то чтобы он неряха, скорее, это букет слишком элегантен для такого безвкусного помещения. Мысли мечутся, пока он оглядывает комнату: а можно ли поставить вазу в менее… очевидное место?       Однако от этой мысли сводит желудок. Мысль о том, чтобы поступить с таким неуважением — с такой малой признательностью — по отношению к чему-то столь значимому, заставляет его расправить плечи и набраться смелости.       Он оставит букет прямо здесь, пусть гостям и не представится возможности прокомментировать общее противоречие с остальным пространством, но Йоичи всё равно будет демонстрировать цветы с гордостью. Во всяком случае, это станет первым, что он увидит, вернувшись домой в конце дня.       Для Йоичи. С обожанием.        Это не мог быть Несс — без шансов. Даже если Йоичи и мог игнорировать общую сдержанность, которую тот излучает, но трудно не заметить, как Несс обожает Курону. Возможно, Курона не обращал на это внимания — вероятно, действительно так и было, судя по тому, чему был свидетелем Йоичи — но то, как Несс смягчается только ради Куроны… Нет, такого рода подарок был не от него.        Можно исключить Курону по той же причине — он не раз сидел и слушал, как тот бормочет о Нессе, с завидным усердием не признавая этого, а Йоичи и не хотел вынуждать. Кроме того, вообще-то они пробыли здесь совсем немного. Возможно, они не задержатся надолго, если всё же удастся быстро завершить дело Кайзера.       Однако он думает, что Курона… захочет остаться. Взгляд Йоичи снова фокусируется на цветах — а можно ли его тоже уговорить на подобное?       Его губы поджаты, а палец скользит по краю открытки. Есть причина, по которой эта работа ему хорошо подходит: он всегда корпит над новым делом, всегда в движении, никогда не стоит на месте. Рёске, конечно же, это ненавидел. А Йоичи нашёл утешение, когда тот оказался слишком... привязан.        Они никогда не подходили друг другу. И он думает, что всегда это знал. — Мне жаль, Рёске, — он говорил это каждый вечер с тех пор, как впервые было найдено тело, и теперь слова даются немного легче. Они правдивы, но достаточно далеки, чтобы не задушить, пока он говорит. Ему жаль. Жаль человека, которым он был — которым является. Он сожалеет об обстоятельствах, о том, что не смог быть тем, в ком так нуждался Рёске.       Сожалеет, что не связался, не разговаривал с ним целую вечность. Сожалеет, что был слишком напуган, что позволил всему закончиться, не придя хоть к какому-то итогу. Не осталось ничего. Рёске заслуживал большего.       И он заслуживает лучшего, нежели утопающий Йоичи. Жалость к себе не раскроет дело, не поймает Кайзера. Не вернёт Рёске, не повернёт время вспять и не даст Йоичи шанс изменить их финал. Финал для Рёске.       Он садится, напрягая челюсть, и заставляет букет вернуться в фокус.       Кто бы ни подарил его — а это именно кто-то, стоящий за изящным почерком и продуманным подарком, — должен видеть в нём что-то, достойное восхищения. Кто-то, кто однажды может стать мишенью для особо опасного врага из-за связи с ним…       Привкус кислоты возвращается в желудок Йоичи, и его глаза слегка расширяются.       Конечно, это было не так. Этого не может быть. Нет никаких причин, если не считать растущей вины Йоичи. Вот и всё — он чувствует вину за случившееся с Рёске, и проецирует, ищет способы возложить на себя обвинения.       Это одна из вещей, которые тебе внушают с самого начала: ты не виноват в том, что происходит с людьми. Это не Йоичи держал нож в руке. Йоичи не совершал… не совершал этого, вот что важно. Именно Кайзер причинил боль этим людям, причинил боль Рёске. Один лишь Кайзер.       Слова отдают пустотой, когда Йоичи просыпается посреди ночи и клянётся, что чувствует кровь на своих руках.       От шипов голубой розы или от призрачного ножа, воткнутого его собственной рукой в ​​спину Рёске, он точно сказать не может.