Все оттенки синего

Темницы никогда не славились свежим воздухом, но сейчас там решительно невозможно было дышать — особенно в той части, которую Роше выбрал «рабочим кабинетом» на ближайшую неделю. Там вонь сгустилась до того, что можно было языком ощутить солёный душок крови и тошнотворный запах нечистот, и никто из стражников не желал без особого на то приказа отвлекать командира Полосок и его помощников от их важных дел. К тому же, те прекрасно справлялись и самостоятельно. Всё началось с того, что королевскому пробовщику стало плохо вскоре после того, как он по заведенному задолго до Фольтеста порядку снял пробу с каждого блюда и напитка, которые собирались подавать королю на обед. Пробовщик скончался меньше чем через час, и стало ясно как день, что на жизнь короля было совершено покушение. По-хорошему расследование этого происшествия не входило в обязанности самого Роше и его Синих Полосок, но раз уж командир волею случая именно в этот день оказался в столице, Фольтесту стоило лишь скомандовать, — фигурально выражаясь, спустить пса с цепи, — чтобы Роше ринулся по следу. Для начала он заставил всех в кухне перепробовать блюда, которые собирались подавать. Установив, что яд был не в еде, Роше, недолго думая, предложил осужденному на казнь фальшивомонетчику выбор, — либо тот выпивает чашу предназначавшегося королю вина, либо получает свою порцию расплавленного свинца в глотку, — и мрачно наблюдал за тем, как тот задыхается в корчах на полу камеры, пытаясь ногтями расцарапать отёкшее горло. Выверенная доза угроз, пощечин и сломанных пальцев быстро вывели Роше на того, кто и преподнес в подарок двору корзину вин аж из Виковаро. Мужик по имени Зибор торговал всем, что только можно, включая вина и дорогие ткани. Подарком он, якобы, хотел выразить свою признательность королю за то, что тот вернул спокойствие на большие дороги и обозы почти перестали грабить. Роше стоило больших усилий не выбить у ублюдка все зубы, едва он услышал о том, что урода швырнули в темницу при замке. Вместо этого он препоручил Зибора палачу, чтобы мужика предварительно хорошенько отметелили и силком напоили водой до тошноты. Как-никак, необходимо же подготовить человека к задушевным беседам. *** — Нас не знакомили, — негромко произнес Роше, переступая через высокий порог. Привязанный к скамье заключенный с трудом поднял голову, щуря уже привыкшие к полутьме глаза. — Но уверен, ты меня знаешь и так, — Роше с лязгом захлопнул дверь и, сложив пальцы в замок, громко хрустнул суставами. — Вернон Роше. Командир Синих Полосок, королевская шавка, палач, убийца женщин и детей, а также тварь и ублюдок. Не буду ходить вокруг да около: если ты признаешься и расскажешь о том, кто тебя нанял, тебя пощадят. Ведь, согласись, было бы глупо злиться на меч, которым кто-то исполнял свою работу. — Но я не понимаю, о чем речь! — почти взвизгнул Зибор, и Роше коротко ударил его в живот, так что мужчина поперхнулся и выблевал часть воды, которой его напоили. — Я очень надеюсь на твоё благоразумие, — сообщил Вернон. А затем в ход пошло всё — нильфгаардские сапоги, иголки под ногти, дыба и обещание сделать боль по-настоящему невыносимой. Против воли помогали и другие заключенные, которые стенали и выли в своих камерах, куда их швырнули после обстоятельных допросов. Впрочем, надо отметить, что на этот раз Роше действительно старался не позволить допрашиваемому ускользнуть от беседы под предлогом обморока. Ублюдок для Роше был не человеком, а скорее замком с подвохом, который надо вскрыть, не сломав, чтобы не разрушить ненароком ценнейшее содержимое сундука. Сейчас надлежало следить как за собой, так и за палачом: не дать тому забыться и ударить в полную силу. А главное — следовало использовать надежду на прощение. О, надежда — это великий дар, и Роше собирался выторговать всё, что только может, за возможность снова увидеть солнце и выйти отсюда свободным человеком, сдав всех сообщников. Хотя ублюдок совершенно точно не покинет темницы живым, до поры до времени ему об этом знать не надо. — Ты знаешь, чем отличается хороший палач от плохого? — поинтересовался Роше, перелистывая стопку пустых страниц, создающих видимость тщательно собранного дела, пока палач снимал с пальцев Зибора тиски. — Хороший может делать своё дело на протяжении нескольких дней. И ты даже не представляешь, насколько люди выносливы и как долго они могут мучиться. — Но я ведь ничего не знаю! Прошу!.. — Что ж, нет так нет, — Вернон пожал плечами с настолько равнодушным, почти скучающим видом, что можно было поверить, что гнев не ревет в его душе точно штормовой ветер каждый раз, как он думает о том, что мог потерять своего короля. — Тогда я зайду в другой раз. Пока ты, очевидно, не готов дать мне ответ, который я хочу услышать, поэтому не буду тратить свое время. *** Он вернулся через сутки — в конце концов у него и в самом деле имелись и другие дела. В соседних камерах. Главный подозреваемый — это, конечно, замечательно, но чем больше источников, тем лучше, не так ли? Да и крики истязаемых иногда удивительно хорошо мотивируют других заключенных говорить честно. К тому же, Вернону решительно необходимо было делать перерывы в общении с потенциальным отравителем — Зибор одним своим видом вызывал у Роше желание забить ублюдка ногами до смерти. — Помнишь, я говорил, что хороший палач может мучить месяцами? — поинтересовался Роше, смерив Зибора взглядом. Выглядел тот ужасно. Впрочем, иное было бы странно. — Прошел день. Представляешь, какой насыщенный месяц тебя ждет? — он подошел к закованному мужчине и склонился к самому его уху. — Единственный, кто в состоянии тебе помочь — это ты сам. Пока еще способен. Возможно, через несколько дней ты уже не сможешь говорить. Через несколько дней у тебя останется одна лишь боль. Итак, ты готов честно ответить на мои вопросы? — И наконец-то сбивчивые, шепелявые признания хлынули бурным потоком. Благодатный дождь откровенности, изумительная честность, в сочетании с готовностью продать мать родную и всех детей, лишь бы мучения прекратились. Роше дождался, пока речь не перейдет в жалкое хныканье, и сочувственно похлопал Зибора по плечу. — Вот это другое дело. Теперь мне надо проверить твои слова. Если ты соврал — пеняй на себя. — Он обернулся к палачу. — Развяжи его и дай поесть. За честность полагается награда. Как бы ему ни хотелось шкуру живьем снять с этого сукина сына, возомнившего, что он может покуситься на жизнь короля, Вернон приказал на время оставить Зибора в покое — только чтобы усугубить ужас, сообщив ему спустя сутки о том, что слова его не подтвердились (хотя это и было полуправдой). — Я очень разочарован, — холодно произнес Роше, складывая руки на груди, и на мгновение ему показалось, что Зибор сейчас потеряет сознание, — его изуродованное лицо перекосило от шока и неверия. — Однако ты меня знаешь, я считаю, что все заслуживают второй шанс. Но шанс этот бывает лишь раз. Если ты меня снова разочаруешь — я больше никогда к тебе не приду. И вы с моим другом Эмилем проведете вместе несколько чудеснейших дней. Точнее, все оставшиеся в твоей жизни дни. Так что лучше тебе начать говорить, пока он не успел по-настоящему войти во вкус. *** В это же самое время сам король не то, чтобы особенно переживал. Как будто это первое покушение на его особу! Сколько таких он уже пережил и сколько их еще будет. Волноваться из-за каждого никаких душевных сил не хватит. К тому же Фольтест знал, что если вопросом занимается Роше — это дело верное, ответ будет может быть не в первый же день, но будет непременно, и все виновные окажутся на эшафоте. Поэтому доклад о результатах расследования застал Фольтеста, когда он выигрывал уже третью партию в гвинт у кастеляна замка. — Смирись, Симон, сегодня не твой день, — лучезарно улыбнулся сопернику Фольтест, когда тот раздосадовано бросил карты на стол. — Но ты всё еще можешь отыграться. Теплый ветер чуть шевелил насыщенно-синие клематисы, увивавшие беседку. Росшие неподалеку ярко-голубые зерриканские лилии (не очень-то похожие на лилии, зато редкие и крайне дорогие — самое то, что следует выращивать в королевском саду) источали тяжелый сладкий аромат. Краем глаза Фольтест заметил среди этого нагромождения цветов новый оттенок синего и обернулся к Роше. — А вот и наш дознаватель. Ну что, какие новости ты принес, Вернон? — Я узнал, от кого изначально была получена бутылка с отравленным вином, — ответил тот. На фоне залитых солнцем цветов Роше выглядел примерно так же жизнеутверждающе, как утопленник на поляне, где собрались отмечать Беллетэйн. Словно сам успел побывать на дыбе — побледневший, со щетиной на запавших щеках и с кругами под глазами. Что ж, никто и никогда не обещал, что ремесло палача будет легким… — Что дальше? — нетерпеливо спросил Фольтест, отгоняя непрошеную мысль о том, что как-то так Вернон порой выглядел после особенно насыщенной бессонной ночи в королевских покоях. Разве что руки после тех ночей у него не были заляпаны засохшей кровью. — Убери его и дело с концом, — Роше покосился на кастеляна, одним лишь взглядом красноречиво намекая на то, что дальнейшие подробности предназначены только для ушей короля. — Нечего глазами стрелять, при графе ты можешь говорить открыто. Роше коротко поклонился. — Это подданный Реданской короны, — негромко произнес он. Возможно, он ожидал более яркой реакции от Фольтеста, но тот лишь взмахнул рукой и снова взял карты. — Значит убери его как можно более болезненным образом и постарайся обойтись без скандала. Роше снова поклонился. — Слушаюсь, мой государь. В его осанке, во всей фигуре чувствовалось восхитительное сочетание смирения и покорности — и готовности голыми руками разорвать любого, кто посмел посягнуть на жизнь его короля. Небо свидетель, Вернон сейчас был чертовски хорош — в крови, полный ярости и почти дрожащий от нетерпеливого желания броситься по следу. Слишком хорош, чтобы Фольтест не захотел немедленно утащить его в постель. Такая ярость, такой пыл — и всё это его. О, как Вернон был бы старателен и усерден сейчас! Чертовски жаль отпускать его такого, даже не позволив себе легкого развлечения напоследок. Будь Фольтест менее дальновидным, он бы так и поступил — разогнал стражу, запер двери и не выпускал бы Вернона до утра. Однако Фольтест всё же смирился с тем досадным фактом, что порой просто нельзя поддаваться собственным плотским желаниям. И уж точно не надо отвлекать Вернона в подобные моменты. А то свернется потом под одеялом, довольный миром и собой, и растеряет весь этот демонический пыл, который сжигает его сейчас. Лучше по возвращении вознаградить его чем-то по-настоящему особенным… как раз будет время придумать — чем именно… Бросив вслед Вернону долгий взгляд, Фольтест мечтательно улыбнулся. О, он придумает что-нибудь этакое. Обязательно придумает. Его верный командор заслуживает достойной награды, и, задумавшись обо всех возможных вариантах, Фольтест сам не заметил, как проиграл кастеляну три партии подряд.