Сердца полные заката

Тепло насыщало воздух, многослойные облака распространялись по всему небу, уютно расположившись в оранжево-золотистых просторах заката, они летели прочь. Едва заметные капли тёплого дождя ниспадали на обильно окрашенные яркой зеленью деревья, цветочный аромат проносился через крыши белых домов, палубы пришвартованных роскошных яхт, аппетитных веранд кафе. Издали откликалось необозримое море, позвякивая лазурными волнами. Мы ловили каждое мгновение этого июньского заката, отражавшего, казалось бы, настроение дня — озорное, но безмятежное. В поле моего зрения расположились светящиеся зелёные глаза, подрагивающие в тени длинных ресниц; в глазах виднелся вопрос, Шарль ждал, когда я отвечу. Секунд двадцать назад он спросил меня: — Так у Грейс с Оливером все серьезно? — Я так думаю. Они все время проводят вместе, хоть я и не знаю подробностей их отношений. — пожала плечами я. — Грейс такая скрытная? — Нет. — сказала я с утверждением. Многозначительная пауза повисла в воздухе, те же зелёные глаза теперь все так же уставились на меня в ожидании объяснения, а я отпивала глотки из своего коктейля. И все же нехотя продолжила: — Она ведь не живет с родителями. И не навещала меня в Риме. Мы созванивались иногда, но я хотела, чтоб она приехала. Грейс в какой-то степени разочарование для нашей семьи. Родители искренне не понимают, почему она живет в разных уголках планеты, при том непонятно как и с кем, когда тут есть все условия. К тому же мама кривит нос от Оливера. Но потом Грейс приезжает летом, мы вновь становимся семьей — и по новой. Я и Шарль сидели в одном из многочисленных баров, с комфортом устроившись на веранде. Здесь было немноголюдно и играла музыка; летний бриз повис в воздухе, день клонился к вечеру. Леклер ушёл, чтобы расплатиться, а я водила зубочисткой по дну бокала. И получила сообщение от папы: Твоя сестра приехала. С Оливером Иди домой Ироническая улыбка затронула мое лицо — я знала, что так будет. Моя безукоризненная правота подняла мне настрой, и я, взяв уже вернувшегося Шарля под руку, выбежала на улицу. — Грейс дома вместе с Оливером. — объяснила я. — Я вроде Леклер, а не Дрейфус, Ви, чтобы в этом участвовать. — Ты думаешь,  это что-то вроде семейного ужина? Когда мы сядем за стол, поздравим нашу новоиспеченную парочку, будем обсуждать их будущую супружескую жизнь и делиться планами на будущее? Ну уж нет, мама будет язвить по отношению к Оливеру, Грейс ощетинится, мы с папой будет выступать в роли миротворцев. А потом поколения разделятся, и я буду третьей лишней среди влюблённых и поглощённых друг другом сестрой и ее парнем. — Увлекательный рассказ и наверняка правдоподобный. Но что если я слишком занят, чтобы проверять это? — Разве у тебя не выходная неделя? — остановилась я возле цветочной лавки. — Да, но жизнь за автоспортом тоже существует. Может быть, я планирую играть в теннис с братьями, может, я пообещал родителям помочь, а может — у меня свидание с девушкой. — У тебя? — недоверчиво и с тенью насмешки спросила я. — У меня. Ты не веришь! Почему? — с неподдельной искренностью поинтересовался Леклер. — Да потому что я прекрасно знаю, что единственная любовь в твоей жизни — это твоя скоростная машина. Твоя любимая работа. — я все-таки потянула его в цветочный магазин. В нос ударил запах роз, а глаза разбегались при обилии всех этих цветов; я энергично зашевелилась, оживая. — Не знал, что ты можешь так глубоко заблуждаться. Я оставила его без ответа и стала осматриваться; меня зацепила диковинная тигровая орхидея, я аккуратно коснулась ее пальцами. — Очень красивый цветок. В Индонезии такие вырастают шестиметровыми. Но орхидея не подходит под случай... лучше взять маме букет пионов. — решила я. — Может, сунуть их Оливеру, на всякий случай? Чтоб мама была помягче. — Как ты сунешь их Оливеру, если он уже у вас дома? Уж лучше я подарю твоей маме букет... Мы покинули лавку с розовым букетом пионов, когда лиловый вечер опустился на улицы Монако. — Ты не опаздываешь на своё свидание? — весело осведомилась я. — Я решил, что сарказм твоей мамы лучше любого свидания. Заодно посмотрю, как Оливер будет держаться. — Я думала вы с ним друзья. — Так и есть. Я испустила смешок. Атмосфера дома была такой, как я и предполагала. Оливер выглядел бледным, Грейс — будто вот-вот на ком-то изольёт своё недовольство, на мамином лице была вежливая улыбка — одна из тех, какой вы одариваете продавца, который пытается продать вам то, что вам не нужно. Она радушно встретила нас и поблагодарила за букет. — О, Шарль, меня бесконечно радует, что некоторые молодые люди знают правила этикета. Это очень мило с твоей стороны. Она намеренно использовала английский, чтоб Оливер все понимал. Акцент делал ее речь надменной, снобистской. Позже она сказала: — В Америке так принято одеваться или это у Оливера такой замечательный вкус? Мы похоже совсем отстали от моды, правда, Шарль? Ни разу не видела на тебе спущенных брюк, цветастых пиджаков... Стоит присмотреться. — Аннет, перестань. — по-французски обратился к жене мой папа. Мы тихонько посмеивались над всем происходящим и в душе жалели бедняжку Оливера. Когда Шарль, папа и Оливер уехали, а мама улеглась спать, и мы с Грейс остались наедине, она взорвалась: — Почему мама не предложила ему остаться у нас? И что за бред она говорила? Взрослая женщина, а ума!.. — Перестань. — шикнула я, не в силах терпеть ее претензий к маме. — Ты прекрасно знаешь, как родители относятся к американцам. И заявилась с ним сюда, думая, что мама примет его с распростертыми объятиями. И вообще, я сомневаюсь что Оливеру было бы здесь удобнее, чем в пятизвездочном отеле, куда папа отвёз его. — Может ты и права. Просто я действительно люблю Оливера. — Когда вы начали встречаться? — спросила я, желая узнать время и место. Я ведь понятия не имела, где Грейс была все это время, пока я ждала, что она приедет как-нибудь ко мне. — Он позвонил перед Рождеством и пригласил меня в Штаты. Я согласилась. Я в это же самое время звонила Грейс и настаивала на том, чтобы она приехала ко мне в Рим. Она отмахивалась. — Он и про вас с Леклером говорил, но я ответила, что вы заняты. — Мы не были с ним заняты. И наверняка бы приняли приглашение. — ответила я, пропуская лишь одну треть своего раздражения в слова. — Неважно. — махнула рукой она.—Мы полюбили друг друга, пока гуляли по Тайм-Сквер, ходили по Мету и ели бэйглы на обед и ужин. Это было чудесно! С тех пор мы неразлучны. — мне была противна перспектива такой любви; знаю, для многих влюбиться в Нью-Йорке и праздновать там Рождество — мечта грандиозного масштаба, и я могу спокойно с этим согласиться. Но то, как Грэйс говорила об этом, какой неестественный тон она выбирала, заставляло меня считать это дешевой страстью. Я уложила голову на подушку, стараясь думать о чем-то другом. Грейс продолжала свой пылкий рассказ, а я все проваливалась глубже в сон. — Ви, ты заснула! — услышала я далекий-далекий упрёк, точно в воде. Но он уже не мог относиться ко мне — я была в другой стране.                                    *** Грейс и Оливер все время отделялись от нас, желая проводить время вдвоём. Мы с Шарлем не были против, хоть и сам их роман казался нам странным — но в целом, как и прежде, нас все устраивало. Этот месяц был в нашем распоряжении — до тех пор, пока Шарль не был по уши в своей работе, а я не улетела вместе с папой в Германию. Я все ещё прекрасно помню, как была окрылена своей учебой, профессорами, Римом. Я была в Риме  десятки раз до этого, но учиться там и обосноваться на постоянной основе, при том обособленно — было чем-то запредельным и весёлым. Я все ещё вспоминаю это время с тёплом; и то, как мне все нравилось и как много это для меня значило, хоть и позже мне пришлось пересмотреть свои взгляды на свою жизнь и друзей тоже. Тем не менее, это составляло исполинскую долю житейского счастья для меня. И я без умолку болтала об университетской жизни с Шарлем, с родителями и всеми другими нашими друзьями и знакомыми. Июнь выдавался спокойным. Июль был месяцем разъездов. Август — раздоров родителей с Грейс, Грейс с Оливером. Пока все потихоньку сходили с ума, я готовилась к новому учебному году. И была рада наконец вернуться в своё уютненько гнёздышко в центре Рима в середине августа.  Поэтому я не удивилась, узнав, что все мои подруги все ещё были на отдыхе или в своих родных городах, так что у меня было время хорошенько подумать обо всем и насладиться своей собственной компанией. Папа приехал на пару дней, и я тотчас же повела его в самые вкусные рестораны, которые мне открыли в своё время сами итальянцы. Там можно было съесть сказочный ужин за пару десятков евро. Папа был сильно вдохновлён Италией, как и всегда, приезжая. Но вскоре он тоже уехал. Я бродила по улицам, размещалась на скамейках, читая Пруста или Манна, потому что все студенты это читали. И тогда я натолкнулась на Генри, моего знакомого по университету. Он был необыкновенно умён и необычен, это в нем необычайно привлекало многих девчонок, в том числе и меня. Я только узнала его, совсем немного и, кажется, влюбилась. Уже в октябре мы стали с ним встречаться. Я любила его и не хотела покидать, но пришло Рождество — и за мной приехал папа вместе с моими кузенами, так что я упорхнула, оставив Генри одного в овеянном сказкой Риме праздновать Рождество. В канун Рождества семья Шарля пригласила нас к себе, так что праздник мы справляли у Леклеров. Я помогала с закусками, глядя в окно, где Шарль носился с кучей незнакомых мне детей, с неподдельным увлечением играя с ними. Судя по этим улыбкам, всем было весело. Снега, конечно, в здешних местах не бывало, так что они довольствовались, наверное, одними догонялками. Я тоже не смогла сдержать улыбки, как вдруг мне позвонил Генри: — Вивьен, привет. Я очень скучаю без тебя. Как твои дела? — Генри, я рада, что ты позвонил. — сказала я, повернувшись спиной к окну. — Все в порядке. Мы тут у друзей дома... — послышались детские голоса. Дверь распахнулась, и я столкнулась взглядом с Шарлем. Мы не виделись с самой середины лета. Он, очевидно, не ожидал меня здесь увидеть, и я заметила это в его глазах. — Вивьен! — громко сказала он, с изумленной улыбкой на губах. — Кто это там? — тут же спросил Генри из трубки телефона. — Я перезвоню — сплошная суматоха. — ответила ему я. Шарль так и замер в дверях, с разрумянившимися от бега щеками. Он стянул куртку, не спуская с меня взгляда и тогда я чуть неуверенно подошла к нему, и мы приобнялись. Кто знал, что встреча приятелей спустя почти полгода будет преисполнена неловкости? В самом деле сея встреча была полна какого-то неведомого до этого нам неудобства; ведь мы были друзьями как бы юношества, но теперь все менялось, включая нас. Я ведь ничего не знала о его жизни за эти полгода, как и он о моей, в том числе и о Генри. Но папа это быстро исправил, когда этим же вечером я процитировала: — Задача историка — рассмотреть жизнь отдельного человека, что добавляет одушевленности абстрактным утверждениям о поведении людей вообще. — Это Генри так говорит? — не упустил шанса папа. Он часто любил подшучивать надо мной касательно моего бойфренда. — Кто такой Генри? — Шарль сразу же адресовал свой вопрос. — Это друг Вивьен. Я громко цокнула. Я знала, что где-то в глубине души папа надеялся, что я полюблю Шарля, и это, конечно, будет взаимно, «ведь ты красавица и умница, с таким же замечательным папашей, в которого ты и пошла»(папа считал это неоспоримым фактом). Поэтому он все ещё не смирился с Генри в качестве моего парня. — Генри мне не друг, он мой бойфренд! — возразила я, прежде чем сбежать от папы и Шарля, в особенности от последнего. Позже от самого Леклера я узнала, что теперь он был гонщиком в Формуле-2, где его карьера складывалась донельзя удачно, а это значило, что крупные команды Формулы-1 заприметили «падавана» и уже думали о том, чтоб взять его себе под крыло. Шарль был как никогда близок к своей ослепительной  мечте, цели всей его жизни. Я обрадовалась его счастью и искренне желала ему поскорее добраться до этих головокружительных высот, чего бы это ни стоило. На выходные мы все вместе отправились кататься на лыжах в Альпы. Шарль и я будто бы преодолели барьер и вновь стали друзьями; но той простой близости, которая была между нами раньше, больше не было. Что-то усложняло наше общение, мне казалось, все дело было в моих отношениях с Генри и каких-то изменениях в Шарле. Но позже Генри все равно всплыл в разговоре, пока мы были в дороге. Шарль вел машину, я располагалась рядом, читая сообщения от Генри и не могла сдержать улыбки, как и любая другая влюблённая дурочка, впрочем. — Так у тебя есть парень? — спросил Леклер, по всей видимости, не упуская из вида мое лицо последние десять минут. Я оторвалась от телефона: — Да, это правда. — мирно сказала я, немного улыбаясь. Шарль не разделял моего настроения. — Почему ты скрывала, что у тебя есть парень? — Я не скрывала этого. — тут же сказала я. — Нет, скрывала. — Мне было непросто это сказать... — Почему так? — Понимаешь, девушки редко когда хотят, чтобы все знали об их отношениях! — Я не «все» ,Ви, я твой близкий друг. — Проведённое вместе лето от скуки не делает нас близкими друзьями. — твёрдо заявила я. — И даже если так, я все равно не была бы обязана тебе все рассказывать. — Знаешь как кто ты звучишь? — спросил Шарль. — В точности как Грейс. Он отлично знал, какой эффект такие слова возымеют. Внутри захлестнула с силой Тихого океана волна злости и стыда, кровь закипела, но я не проронила ни одного слова за всю дорогу и с облегчением выскочила из авто, как только мы доехали до пункта назначения. Это был аэропорт.