Никто

      Они не виделись больше года.       Точнее определить сложно. Виолетта ведь не считала дни. Е. А. Гассион не было в её жизни давно, вот и всё. Они не виделись и не говорили по телефону.       Никаких контактов с тех пор, как Елена сказала, что продолжать больше не может.       Потом Виолетта звонила ей, но она не брала трубку. Или нет? Или Виолетта звонила ей до их последнего разговора? Это было давно. Мир тогда был другим. В том мире существовало что-то, чего теперь нет и о чём Виолетта уже не жалеет.       Теперь, когда Виолетта стоит на набережной Невы и смотрит на Елену Александровну Гассион, её беспокоит чувство, будто прошло всего несколько дней. Будто расстались они недавно и ненадолго. Елена не особенно изменилась; разве что больше не красит волосы и из-за этого — только из-за этого?.. — кажется изрядно постаревшей; но не обманывает ли Виолетту память? Может, такой Елена была всегда? Зелёное пальто, в которое она одета, Виолетта много раз видела.       Кажется, будто неделю назад они вместе прогуливались по улице: Виолетта и Елена, одетая в зелёное пальто; а краска с волос — смылась. Оказалась некачественной.       Елена сидит на ступенях каменной лестницы, с первого взгляда такая же, как и совсем недавно, но со второго — растрёпанная, бледная, а с третьего — нездоровая, словно бы еле держится и с минуты на минуту лишится жизни. На Виолетту она не смотрит. Она никуда не смотрит, потому что не может смотреть.       Её тусклый, безжизненный взгляд мог бы пугать, если бы не вызывал у Виолетты другие чувства.       — Это вы Виолетта? — спрашивает женщина в сером берете.       Виолетта кивает.       — Вот именно. Я Виолетта. Я не скорая помощь, ведь вы имели это в виду?       — По-моему, уже всё нормально. Говорит — скорая не нужна. Просила не вызывать.       — А меня попросила вызвать?       — Никого не просила. Я… нашла у неё в кармане телефон, когда она… ну, ведь она без сознания здесь лежала… на пьяную не похожа, прилично выглядит, вот я и подумала; а потом оказалось, что она не видит…              — Хорошо. Спасибо, что позвонили. Дальше я разберусь.       Женщина поправляет берет, а затем переводит взгляд с Виолетты на Елену и обратно; уходит она, с видимым облегчением, почти сразу. Здесь, на набережной, у грязной, по-осеннему холодной Невы, лёгкая куртка не спасает Виолетту от ветра.       Опомнившись, Виолетта бросается к Елене.       — Елена! Елена!.. Как так вышло? Почему она мне звонила? Она ведь толком ничего не сказала!..       — Я не просила её вам звонить.       Звучание негромкого, низкого, хорошо поставленного, хотя и несколько слабого сейчас голоса вызывает у Виолетты улыбку — неуместную, но неконтролируемую. Когда-то таким же тоном Елена отчитывала Виолетту в фортепианном классе.       — Я говорила, что я в порядке, — продолжает Елена. — Это вовсе всё ни к чему. Вы можете идти, Виолетта. Я вас не приглашала. Я просто плохо себя почувствовала. Некоторые люди шагу ступить не могут, чтобы не броситься кому-нибудь помогать.       — Она сказала, вы были без сознания! Елена!..       — Да я и сейчас не в сознании.       — Как вы здесь оказались?..       — Пришла. Что такого? Ноги-то у меня ещё ходят.       — Одна? Откуда? Вы далеко живёте!       — Это не важно. Пришла и всё.       — Вы очень бледная… вам точно не нужен врач?       — Я могла бы вызвать врача сама, если бы он был нужен. Бледная я от природы — вы это прекрасно знаете; как и знаете, что я не хочу вас видеть. Слышать. Я не хочу вас слышать, Виолетта. Нужно было удалить из телефона ваш номер.       — Не больно вам нужно, если не удалили за столько времени. Елена, здесь холодно. На этой лестнице опасно сидеть. Давайте я провожу вас… куда? Где вы сейчас живёте? Можете позвонить Георгию? Он может вас откуда-нибудь забрать?       Елена не двигается, не встаёт с лестницы и какое-то время молчит. У Виолетты проскальзывает желание обнять её, как обнимают хороших людей, которых давно не видели, — но такое желание неуместно, и она подавляет его.       — Вы никуда меня не проводите, — наконец говорит Елена — тихо и без выражения.       — Хорошо, но тогда…       — Слушайте. Вы никуда меня не проводите, потому что меня некуда провожать. Я нигде не живу. Вы мне ничем не поможете. Та женщина, которая вам позвонила, она… она просто влезла не в своё дело. Бесспорно, так поступил бы любой порядочный человек, но в данном случае… Виолетта, не стоит использовать меня как инструмент для подтверждения своей порядочности. Сколько можно? Если человек никому и ни для чего не нужен, почему общество не оставит его в покое? Почему обязательно нужно помогать, поддерживать… возвращать к жизни? Как было бы полезно для общества, если бы люди научились не трогать таких как я!..       Виолетта садится на холодную ступень рядом с Еленой.       — А если вас не потрогают, что тогда? Вы не сможете тут сидеть вечно. Через пару часов вы захотите отсюда уйти. По естественным причинам.       — Я ведь вам говорю: это не ваше дело!       — Что значит — вы нигде не живёте?       — Это значит, что я ушла из богадельни, где провела последние два года. Куда меня поместили, чтобы не дать умереть. Они очень старались не допустить такого социально неудобного дела, как…       — Подождите. Богадельня?       — Ну интернат. Психоневрологический интернат. Так лучше?       — Вы были в психоневрологическом интернате?!       — Была, но больше не буду. Я ушла оттуда. Я дееспособна, юридически самостоятельна и имела право оттуда уйти.       — И вам некуда?.. Как же ваш муж?       — Я теперь незамужняя.       — А сын? Что, если позвонить сыну?       — Сын хотел, чтобы меня оттуда не выпускали. Виолетта, никому не нужно звонить. Всё будет в порядке. Не вмешивайтесь.       — Знаю я ваш порядок! Как и ваше «не вмешивайтесь»… Вот что, Елена: вставайте. Разберёмся и выясним отношения мы с вами потом; сейчас поедем ко мне домой. Я никому не буду звонить, по крайней мере пока, если вы не хотите, но оставить вас здесь не подумаю.       «Стоит вспомнить, что это из-за меня вы, Елена, сидите здесь в таком виде», — мысленно добавляет Виолетта.       Из-за меня. Елена, я же вам целую жизнь испортила. Я многое у вас отняла. Это мне вы обязаны всем, что имеете. Кем бы вы без меня были? Всеми уважаемым, ещё вполне молодым и почти здоровым профессором с хорошей зарплатой?       Человеком, все границы для которого находятся в голове? Которому лишь нужно пережить естественный возрастной кризис?       Елена сдаётся:       — Вы не отстанете, да?       — Даже не просите.       — Тогда помогайте мне встать. И знайте… что вы сами в это ввязываетесь. Или вам не привыкать? Я-то надеялась, что вы уже повзрослели и поумнели, Виолетта. — Елена говорит почти шёпотом, пока, опираясь на Виолетту и крепко вцепившись ради этого ей в руку, встаёт. — Я надеялась, что по этой причине мы никогда с вами не встретимся…       Её голос срывается, и она замолкает. По щеке скатывается слеза.       — Елена, вы чего?..       — Ничего. Не обращайте внимания. Ветер… сильный. От ветра у меня слезятся глаза.       — Врёте.       — Да… да, не очень правдоподобно. — Елена усмехается сквозь слёзы. — Извините. Я просто… здесь… и вы… У вас те же духи, я их помню. Виолетта, мне придётся за вас держаться. У меня немного кружится голова.       — Сможете идти?       — Разумеется.       — Точно? И в обморок не упадёте? Вот что: я вызову такси. А если вам станет плохо…       — Не станет. Сегодня утром я перенервничала, вот и всё. От таблеток, которые я должна принимать в таких случаях, есть небольшая побочная реакция. Действительно небольшая. Так и раньше бывало. Это пройдёт. Всё пройдёт… Виолетта! Знали бы вы, чего мне стоило навсегда с вами расстаться!..       Елена вытирает слёзы бумажным платком.       — Что теперь, Виолетта? Думаете, я смогу второй раз? Думаете, у меня настолько крепкая нервная система? Была бы она крепкой, я бы забыла о вас сразу после экзаменов, которые бы вы никогда в жизни не прошли!.. И почему вы не уехали? Вы собирались уехать…       — Я передумала, Елена, вот и не уехала. Пойдёмте. Иначе обе простудимся. У меня лёгкая куртка.       От ветра у Виолетты тоже начинают слезиться глаза.