Я люблю вас, Юлия Олеговна!

Просыпаюсь утром, первым делом лезу в телефон, о, класс фотограф! Предлагал сегодня встретиться с ним, кайф! Так, ладно позже отвечу, щас надо попытаться разобраться че тут с Лизой происходит. Блин, наверно надо было на раньше будильник завести, хотя может я на первый урок еще успею. А че первым? Твою мать. Юля. Снова открываю шкаф, извечный выбор, так сегодня наверняка после школы автоматом к фотографу. Надо че-то по-прикольнее надеть. Розовые легинсы, так короткая белая туника с розовым леопардовым принтом пара серебристых ремней, розовые перчатки с черными черепами, ну пойдет. В сумку машинально покидала пару учебников. Отлично, снова лак на начес. Можно двигать. Давайте, мне нужно поговорить с директором, чтобы мне хоть кто-то сказал, какого хрена тут происходит. Захожу и машинально осматриваюсь. Так, ну, если исходить из логики нашей школы, то все кабинеты со всякими замами и прочей хренью должны находится на первом этаже. Вахтерша подозрительно на меня смотрит и продолжает грызть вафли, их зарплаты хватает только на это? Тогда печально. Так, отлично нашла, не а че пусть мне наконец хоть кто-то скажет, где моя Лиза? Осторожно приоткрываю дверь, да типичный директор. Чувак под пятьдесят, что-то строчил на компьютере. Светлая краска на стенах вырвиглазная коричневая мебель. Стол, на котором кучи папок с документами, шкаф, который не отличался от стола в нем было же такое же количество папок. А сам он сидел на черном офисном кресле. — Здравствуйте, — неловко махнула ему рукой. — У вас тут это Лиза пропала? Короче, можно зайти? — Можно, — он поднял на меня свои глаза из-под очков. Да, типичный директор в черном костюме и толстый, таких обычно изображают во всяких мультиках, где они являются главными злодеями. — Подожди, о какой Лизе вообще идет речь? Можно конкретнее, — его глаза как-то нервно забегали. — Лиза Мельникова, вы кажется школе сказали, что она уехала к предкам, но её там нет. — Как нет, — я прям почувствовала, как в нем все дрогнуло и голос тоже. — Ну вот так нет, вчера была у неё дома, какой-то пиздец, они снова бухают, а её нет, не чемоданов ничего. Она вообще про каких-то пекунов писала своему парню. Суть одна, где она? И куда пропала? — я прям наехала на него. — Какая боевая, — он усмехнулся. — Всем бы таких друзей иметь. К тебе, как можно обращаться? — Мелита. — Мелита, ты хоть сядь. Послушай, но я знаю о чем я говорю. Смотри, вот документы официальные, где мы подтверждаем о том, что она возвращается к биологическим родителям. Мы ведь все проверяли, мать там била в грудь себя, чтобы восстановиться в правах, это же не дело одного дня. Как минимум на тот момент, все было хорошо. — Но девочки, я спрашивала у тех, кто с ней живет, они сказали, что вы бы им сообщили. — Девочки… — он тяжело вздохнул. — Ты ведь их прекрасно видела. Скажу тебе честно, ну кто у нас тут все ведь такие, как они, трудные подростки, которые кроме тус и как с кем-нибудь, извини за выражение потрахаться, ничего не хотят. Лиза была самой без проблемной их них. Насчет опекунов я честно не знаю, откуда это информация, мы передали её родителям, вероятнее всего снова случился запой и возможно она сбежала. Про опекунов, — он постучал пальцем по столу. — Да, я помню! Она говорила, что врет там кажется какому-то своему парню насчет них, чтобы он отстал. Но теперь знаешь, после того, что ты сказала. Я начинаю понимать, почему ты так резко заявилась ко мне в кабинет. Лиза судя по всему действительно пропала, — он тянется к телефону и вызывает ментов. Уже когда я выходила полностью опустошенная этой информацией я увидела, как он бежит к ним, а воздухе машет заявлением. Пипец. И где она теперь? Я понуро поднимаю голову и на нос мне падает противная холодная снежника. Заглядываю в телефон, пока разговорила с ним, я даже имени не запомнила, фотограф сильно активизировался, предложил сегодня в шесть у него, адрес тоже кинул. Где-то в центре, ну это лучше, чем Кузьминки. И я еще успеваю на первый урок, ну почти. Быстро пробегаю охранника снова на мне пищит, я показываю на ремни, и бегу дальше. Так, всего пять. — Здравствуйте, извините за опоздание можно войти? — тихо стучусь в дверь и протискиваюсь в кабинет Юли. — Мелита, заходи-заходи. Давай, не буду тебя отмечать на две минуты опоздала всего. Садись к Ларисе, ей как раз сегодня не с кем работать, — смотрю на Ларису, эти блестки мне скоро все глаза сожгут, черные кожаные легинсы, сапоги длинные, розовый топ, который наверно мог бы нас блестками освещать, если бы свет отключили и бижутерия, которая шелестела на ней, как солома. Странно, богатенький отец, а бижутерия дешевая. — Так, теперь, когда компьютеры включились наконец-то, — не смогла удержаться Юля. — Записываем тему урока. Мы уткнулись в тетради. Дверь неожиданно тихо приоткрылась. Так, а вроде все уже пришли? Или Лиза объявилась? Стоп нет, твою мать. Я прям почувствовала, как мы все замерли. Это мать Леры. — Простите, — Юля непонимающе посмотрела на неё. — Но, вы к кому? К ним всем. Она кивнула на нас. Я видела её всего пару раз до бойни, которая произошла. Теперь она выглядела раз в сто хуже. Тонкая фигура стала широкой фигурой, лицо заплыло в морщинах, и образовало мешки под глазами. В черной стремной одежде, но глаза передавали все, что у неё было, боль и ненависть. Ненависть на нас. — Я с ними хочу поговорить, — она кивнула на нас, мы уже довольно напряженно смотрели на неё, Игорь уже крепко сжал мышку, видимо, чтобы в случае, чего запустить в неё, воздух был нереально тяжелым, мы как будто снова смотрели на Юру а не на Лерину мать. — Я боюсь это невозможно, вам лучше выйти, давайте мы сейчас просто, — Юля кажется поняла, что пахнет жаренным. — Ничего не сейчас! Вы все… — я не дослушала, кажется я первая подскочила и быстро ринулась прочь из этого кабинета, она попыталась нас остановить, но я буквально пробежала под её рукой, и увидела, как за мной бежит Лариса, что? Я устало приваливаюсь к холодной плитке. Она смотрит на меня, а потом резко садится рядом. — Она и к моим приходила, — тихо говорит она. — Нафига? — Я не знаю, спрашивала то, что случилось с Лерой, где я была в тот момент, предки просто прогнали её. Ты же прекрасно понимаешь, че у нее. Единственный ребенок погиб, вот она и поехала, она раньше-то поехавшей была, а сейчас тем более. Знаешь, спасибо тебе, а? — она крепко сжала мою ладонь. — Ты пыталась её спасти. Пыталась, какой бред! Я не считаю, что я пыталась кого-то спасти. Мы просто бежали, как тараканы, за мной бежала Лера, все набегу скидывали каблуки, она не хотела, говорила, что это единственные хорошие туфли, и мать будет ругаться, если потом она их не найдет. Я крепко схватила её за руку, и мы побежали с ней вместе, в какой-то момент я дернула её так сильно, что каблук сломался, я со всей силы дернула её за волосы, таким образом давая понять, чтобы она включила голову и начала думать о себе. Мы тогда бежали к туалету, слышали выстрелы, я тянула её за собой, а потом я услышала выстрел рядом с нами. Я поняла, что произошло. Просто она в миг отпустила мою руку, а я забежала в кабинку и закрылась в ней. Уже потом я узнала, что он выстрелил ей в спину и убил её сразу же. Я на адреналине бежала дальше, я даже не почувствовала, что она отпустила, мне казалось, что я продолжала сжимать её руку. Потом, когда меня уже нашли, я увидела длинные коридоры, которые были сплошь усыпаны каблуками, на бегу все девчонки их поснимали. Тела уже вывезли, меня нашли последней, сказали, что даже изначально не догадались заглянуть в кабинку, думали, что я смогла убежать. Смешно. Я одного скажу, Лера не заслуживала, чтобы её убили. Этого никто не заслуживал. Убивать человека это всегда выбор, а не жизненная необходимость. Да, Юру травили, но мне кажется, он реагировал на это слишком странно и неадекватно. Я не понимала, зачем постоянно срываться на них, и показывать, как это бесит тебя. Они ждали от него реакцию, а он им её давал, странный. Меня тоже пытались, но дальше подколов о мне не заходило, мне было и есть похуй, я прекрасно понимала, что эта школа не надолго, возможно Юре было сложно, потому что он учился с ними на протяжении одиннадцати лет, а я всего на тот момент несколько месяцев, я считаю, что он просто должен перестать реагировать, я был перед его глазами живым примером, как лучше поступить в конкретно нашей ситуации. Я не знаю, наверно с кем-то это бы не прокатило, но в нашей ситуации это было проще всего. Дверь открывается. Юля. — Девочки, давайте в кабинет, она ушла, я вызвала охрану пусть дальше с ней разбираются. Лариса плачет, видимо вспомнила, а я не чувствую ровным счетом ничего. Мать Леры просто странная и все. После информатики бредем на алгебру, урок нам полностью сорвали, поэтому ничего кроме записи в тетради мы сделать не успели. Лариса садится рядом со мной на заднюю парту, но мне от этого не становится легче, я хочу, чтобы тут сидела Лиза, а не эта гламурщица. Классуха видимо не в настроении. Поэтому зайдя класс ударяет классным журналом по столу. — Не садитесь, пока я не скажу! Может поймёте, что-то! Что за ситуация с Лериной матерью?! — Мы тут причем? — спросила Маринка, усмехнувшись. — Ну да, ведь одиннадцатый А никогда не причем! А то что из-за вас все это произошло! — Вы че? — Игорь смотрел на неё непонимающе. — Да, потому что, если бы могли себя вести себя нормально, то Юра бы ничего не сделал! Вы знаете, что вы вообще натворили! Из-за вас произошла это страшная бойня! Все эти дети… А теперь к нам приходит её мать, молодцы! Снова репутация наша репутация школы покачнулась! Из-за вас, если бы вели себя нормально, то ничего бы не произошло! — надрывалась классная, пока резко не умолка, а её очки на носу резко не разбились, мы только посмотрели вправо, тихоня и отличница Надя, кинула в неё учебник по геометрии, самый тяжелый и толстый. — Извините, но не сдержалась, — она покачала своими рыжими косичками. — Ну такую фигню говорить. Кажется на это среагировали очень быстро. В классуху полетело все, все, что было под рукой, пеналы ручки, я нашла циркуль, так щас главное пристреляться. И сейчас, но я почувствовала, как меня больно схватили за локоть. — Что здесь происходит?! — услышала я возмущенный и недоумевающий крик Юли. — Полина Андреевна, я вам учебник пришла занести, — она посмотрела на меня. — А теперь можете объяснить… — Нечего им объяснять! Живо все к директору! — гаркнула она. — Юлия, Олеговна, будьте добры проводить их до кабинета, — деланно улыбнулась и громко хлопнула дверью. — Быстро за мной, — строго произнесла она. Мы сидели в коридоре. Юля стояла рядом, смотря на нас непонимающим взглядом. — А теперь можете объяснить, что произошло, и вообще, что… — Она первая начала! — вспыхнула Надя. — Начала говорить, что мы во всем виноваты, и что это из-за нас он всех. Вы поняли! Я первая запустила в неё, а потом уже все… По одному вызывали к директору. Скучно и нудно. Долгая-долгая речь о том, что позвонят нашим родителям, что будет собрание, что сменят классного руководителя. Быстрее бы. Только я вот ничего в неё не кидала, на этом её пламенная речь резко оборвалась. Я спокойно вышла из кабинета. После всех уроков заглядываю к Юле. — Можно? — осторожно захожу в кабинет. — Заходи, — она опускает глаза. — Слушай, ты прости меня, а? За тот день дурацкий. И за показ тоже. Просто вчера меня вообще в школе не было, маме резко стало плохо, надо был с ней в больницу ехать. А про те журналы, это правда я повела себя отвратительно, не надо было лезть к тебе. Может расскажешь, почему? — она посмотрела прямо мне в глаза. — Теперь с мамой все лучше? — я проигнорировала вопрос о журналах. — С мамой, — она резко запнулась. — Да лучше. Что вы сегодня на алгебре? Что за треш произошел? — Она типа говорила, что это мы виноваты в том, что Юра всех расстрелял, типа это из-за нас все устроил. Мать типа тоже из-за нас пришла. Опорочили снова репутацию. Теперь хотя нам новую классуху дать. Может вы? Не хотите? — я подсаживаюсь рядом. — Я честно не думала об этом как-то. Просто я… Смогу ли я вообще как-то держать вас? — Сможете! Мы вас любим! — обнимаю её. — Да, это меня и смущает, — смеётся, но руки не отстраняет. — Лиза пропала, — тихо говорю я, чувствую только с ней я могу поделиться этой жуткой новостью. — Как пропала? Подожди, нам ведь сказали… — Я проверила, нифига. Сегодня было написано заявление о пропаже. — Подожди, а куда она могла… — Этого никто не знает. Вы, кстати не хотите заняться творческой самодеятельностью в школе? Подумайте, по-моему нашей школе надо как-то начать приходить в себя после всего случившегося! — По-моему это не очень одобряет ваш директор, мне все передали, что произошло. — Это потому что я все делала. А теперь подумайте, если вы выступите с этим предложением? А если станете еще нашей классной, будет ваще круто! Вы это считайте пробьете свой путь к славе! — Думаю у нас все сложнее, Мелита, — смеётся. — Давайте, у меня есть идея уже, — смотрю на неё. — Столько идей у тебя, — смеется. — Да, давайте короче про нашу жизнь после. Что нам всем надо как-то жить, — я смотрю на часы, скоро убегать. — Хорошо, давай номер хоть мой возьмешь, позвонишь и все обсудим. — Так, мне нравится ваш вкус. — В смысле, на правильных людях акцент делаете. Громко хлопаю дверью. Класс, вот и все отношения налаживаются. А почему бы Юле и правда не стать нашей классухой? А что? Это было бы круто! Мы бы слушались её. И не запускали в неё учебники по геометрии. И вообще я злюсь больше от того, что она пропустила показ, мама важнее, чем эмо. Намного. И может у нас все-таки не потеряно ничего? Мы вот сегодня в первый раз спокойно поговорили. Мне бы очень хотелось, чтобы она все-таки приняла мою идею. Мне кажется школе нужна такая хорошая встряска после того, что произошло. Потому что, мы как будто все увязли в тяжелом душном коконе и нам теперь надо выбраться из него. Всем. И только ей я смогла рассказать про Лизу, потому что мне кажется ей единственный, кому не будет все равно. Потому ну она другая! Еще не прогнившая этой школьной системой, знаете в ней нет этого сильного равнодушия к детям, потому что она еще такая молодая, и я надеюсь она не сломается под этим грузом, под названием «система» и «школа». Потому что потерять себя в этой школе легко. И может я наконец-то смогу обращаться к ней на «ты», это был бы самый большой прогресс, который у нас с ней произошел бы. Но мне кажется до этого далеко, а кто ваще это должен предлагать? Наверно Юля тогда мне Анита предложила перейти на более неформальное общение и правильно, а то че кружусь, кружусь вокруг неё, а толку нет! Пусть хоть она какие-то шаги на встречу будет готова проявлять? А то почему вечно я? Может на спектакле нас все сблизит? Не знаю, я готова блин быть и актрисой и постановщиком и костюмером, и декоратором и осветителем, кто еще есть в этом долбанном спектакле, короче за всех готова работать? Хе, а может всех так и убрать? Не в том смысле, в котором вы подумали! А в том плане, чтобы я одна была там. А что, я хочу наконец-то удачный перфоманс! Я заслуживаю свои жалкие минуты славы в этой школе. Точно, сегодня у фотографа наверняка должны быть крутые снимки, сделает он мне и все, Юля увидит и точно захочет со мной мутить. Везде выставлю! Он обещал обычную фотосессию в одежде, типа он может сделать это эффектно, ну надеюсь за мои-то деньги пусть только попробует еще какую-то херню вытворить. Да, я потом этими фотками всю стену обвешу у себя. И ваще пусть меня тут повесят на доску почета за мои заслуги на кружке? Снова это дибильное слово. И я им фотки свои новые дам. Круто же будет! Так, а сейчас метро. Точнее автобус, снова сорок минут на нем, хорошо хоть сесть можно, а не стоя, как это было у остальных бедолаг, которые вошли уже позже. Метро, долгое метро, потом пересадка и снова автобус. Зачем, так много строить? Это Москва или новая страна? Бесит! Спустя часа два я на месте. Почему-то я думала, что это будет какой-то элитный дом. Но нет, самый обычный, но выглядит лучше, чем у меня. Так, квартира сто, второй этаж, еще раз сверяюсь с телефон. Отлично. Открывается чувак может лет сорока. Довольно красивый чувак. Темные залаченные волосы, костюм. Клево. — Мелита? Проходи, — улыбается, ух ты трехкомнатная, круто. Одна комната была закрыта, на ней был плакат Аврлин Лавин и громко играла её музыка. — Это дочка тут музыку не слушает не обращай внимания. Чай будешь, сегодня холодно. — Давайте. А она тоже эмо? — спрашиваю я, кухня была прикольной в черно-белых тонах, на столе стояли маленькие фигурки, я знаю их, они довольно дорогие. — Да вроде бы, я честно не очень разбираюсь в этих ваших молодежных движениях. Тебе, какой? Есть красный, зеленый, черный. — Красный давайте, — ставит передо мной чашку из какого-то дорогого сервиза судя по виду. — Сколько за съемку-то надо заплатить? А то мы толком не обговорили это. — В районе трех, могу скинуть, ты тем более школьница, кажется не кем не работаешь. — Давайте. Допиваю чай до конца. — Все давай по коридору последняя дверь. Там студия. Так, нифига се! Классно белые кирпичные стены. Класс, класс. Присаживаюсь пока на диван. Лениво устраиваюсь на нем, и чуть прикрываю глаза. Я очнулась от холода. Какого-то странного холода, который полностью обдувал мое тело. Лениво открываю глаза. Одежда лежала в стороне. — Что? — я даже толком ничего не поняла. Он только возвышался надо мной. Зажимая меня на диване. Слабо ударила его руками в грудь. Но он только усмехнулся. Резко схватил за меня горло, я почувствовала, как воздуха перестала хватать. Снова постаралась ударить, хоть как-то пошевелиться. Резкая пощечина, и во рту появился металлический привкус крови и стало влажно. Кусает за меня шею, вскрикиваю и морщусь, и в этот же момент чувствую шлепок по груди. Крепко сжимает её, чувствую, как его шершавые губы касаются моих сосков, и облизывают. — Нет, — еле говорю я, голоса не было. Зубами больно цепляет их и оттягивает, пытаюсь вывернуться, но их крепко держит за бедро и сжимает так, что я вижу, следы от его пальцев. Больно сжимает грудь, выворачивает её, я слышу какой-то странный всхлип, потом понимаю, что это я. Это я начинаю плакать, это по моим щекам катятся слезы это у меня влажное лицо. Облизывает живот, только морщусь. Не пытаюсь вырваться. Нет толка, если попытаюсь, то может и вовсе жива больше не буду. Никогда. Чувствую, как он пальцами раскрывает половые губы, я закидываю голову, смотрю на потолок, и чувствую жесткий и резкий толчок, охою. — Уже не целка, — смеётся. Чувствую, как за бедро подвигает меня ближе. Резко и больно. Такое впечатление, что это не обычный мужчина, а какой-то страшный ужасный монстр, с другой физиологией. Он пыхтит. Хватает меня за горло и я чувствую, как он входит полностью и достает до матки. Резко задыхаюсь, шею выгибаю так, что хрустят позвонки и становится очень больно, сознание мутнеет, но жесткая пощечина, я тяжело и резко вздыхаю. Он громко дышит, впиваюсь ногтями в обвивку, чувствую кровь, он продолжает вколачиваться, резко, больно. Это никогда не прекратится. Я тут навеки! Неожиданно замирает, выдыхает и я чувствую горячую сперму, белый диван пачкается. Выходит, я смотрю на него, руки трясутся. Пытаюсь встать, хватает за горло и рывком переворачивает. Зажимает шею. — На четвереньки, — цедит он, хватает рукой мой большой обруч в мочке и выдирает, боль, опять, чувствую невероятное жжение, обруч в его руке, мочку печет, я сжимаю зубы. Не понимаю как, но встаю. Ладони опираюсь в кожаный подлокотник дивана ладонями. — Спину прогни, задницу выставь. Стиль собачки, — ржет он, я резко сглатываю, руки трясутся и не слушаются, ладони влажные, опускаю голову и закрываю глаза, голова начинает кружится еще сильнее. Ладони касаются живота и чуть сжимают кожу на нем, другая крепко держит шею. — Стоять в этой позе, пока не кончу, поняла? — молчу, подлокотник залит слезами. — Поняла или нет, — он резко толкается, вскрикиваю, сжимаю подлокотник, он резко хватает за волосы и тянет на себя. — Поняла или нет? — я спрашиваю, цедит он. — Поняла, — отпускает за волосы, снова упираюсь ладонями. Резкие толки, только на этот раз более медленные, в какой-то момент, чувствую, как становятся сильнее, руки затекли, другая его рука касается сосков и оттягивает их, перед глазами плывущая комната. Последний резкий толчок, руки не слушаются, я падаю. Он слезает с меня. Смотря на него. Он ухмыляется, встаю, беру сумку, которая почему-то оказалась рядом. Медленно бреду к балкону. — Стоять! — резко кричит он. Слышится какой-то шум, музыка затихает выходит женщина, оба смотрят на меня. Собираю последние силы, еле двигаю ногами, пячусь спиной к балкону. Они смотрят на меня во все глаза, словно не верят. Резко подбегаю и перелезнув через него, прыгаю. Холод, это первое, что я чувствую, а потом боль, боль головы. Кажется затылок влажный от крови. Осматриваюсь, ноги ощущают холодный снег, вижу красный снег, это наверно это меня. Из сумки достаю телефон. — Юль, можешь приехать? Я в снегу, — спотыкаясь обо что-то и падаю, так и лежу, смотря на черное небо, и фонарь, который стоит чуть дальше от меня.