Ксавье
Ваше путешествие начинается плюс-минус в полночь. Уэнсдей время от времени забрасывает тебя смс-ками, но не чересчур нетерпеливо, чтобы в твою голову не закрались какие-нибудь дурные мысли. Забавная она, повторно считаешь ты и утыкаешься носом в телефон. К поиску младшего отпрыска Аддамс тебе удается подключить влиятельных людей ‒ полезно все-таки на этой должности обзавестись знакомствами. Каждый лентяй, бюрократ и прохиндей в букмекерской империи знает, с кем ты работаешь, и перечить не торопится. Рядом с интересом школьника у Рождественской елки перебирает ногами Юджин. Его округлое, по-детски луноликое лицо уже теряет прелести пубертата ‒ под носом обосновывается пушок, мягкие черты скул чуть заостряются, линия подбородка вытягивается. Брат ощутимо ниже тебя, если быть точнее, на полторы головы. В перерывах между прокладыванием маршрута, неоднозначным общением с Мисс Аддамс ты бросаешь на него взгляды: любопытные, чуть насмешливые, трогательные. Итого через полчаса блужданий по Веллингтону, убаюканному ночной прохладой, у тебя первого сдают нервы. В поисковой операции задействованы десять сотрудников из службы безопасности «Addams WatchHill». Естественно, мероприятие растягивается надолго и имеет первостепенную важность. У тебя отнимается дыхание от бега трусцой, боли в боку и неприятных комментариев от Юджина. Часы на дисплее торжественно намекают на то, что начало воскресенья ты, вероятно, встретишь не в постели дома, а в центре города. Расталкивая «золотой косяк общества» в богато обставленных притонах. Брат неловко пихает тебя локтем в бочину, указывает подбородком на аллею парка Чарльза Плиммера и, не дожидаясь твоей реакции, тянет за собой. Ты не сопротивляешься. Сил в тебе, как и энтузиазма поубавилось. Сказывается беспросветная усталость и хронический недосып. Да, ты проспал в субботу до полудня, изнывал от скуки, тупо пялился в стену, но одного дня тебе мало. Мало для того, чтобы восстановить организм. Колени слегка дрожат от изнеможения, торчащие пряди волос так и норовят залезть в нос и глаза, поэтому ты торопишься смахнуть их. Мешком заваливаешься на скамейку, складываешь руки на груди и мысленно считаешь до десяти: так на тебя понемногу накатывает умиротворение. Ночь беззвёздная, по-октябрьски холодная, густая, как кисель. В миниатюрных наушниках, которые болтаются у тебя на груди, раздается однообразное шипение, что действует лучше всяких колыбельных. Веки наливаются свинцом, рот распахивается в череде зевков. Мышцы превращаются в желе. — И? Это и был твой план? Притащить меня в Восточную часть города и завалиться спать, как беспризорник? От голоса Юджина ты подскакиваешь. Черт, конечно, нет. Подобного ты не задумывал ‒ что за абсурд? — Мы посетили шесть клубов, три кальянных, забрели в притон с растаманами. Ума не приложу, где его носит. — Что передают тебе по наушнику? — безрадостно хмыкает Юджин, намекая на то, чтобы ты немедленно включился в режим работы. Расхлябанность не исчезает, но голова работает сносно. Прислушиваешься к помехам, затем крутишь играючи телефон, прикладывая его к подбородку в задумчивости. Строгий, полный официоза голос вещает, что поиски пока не увенчались успехом. Вздыхаешь так, будто потерялся твой кровный родственник или какой-то уж точно ребенок, а не двадцатилетний парень. Вспоминаешь, что твой-то брат как раз приехал черти знает откуда, чтобы по-семейному провести выходные. Становится неловко до ужаса. Глотку изводит жаром смущения. — Ксавье, — Юджин всегда демонстрирует показательную вежливость. Ни единого раза не сокращая и не коверкая данное тебе имя. — Оно тебе надо, а? Насколько я знаю, у людей бывают выходные. Ты не находишь слов ‒ смотришь, как дурак, на младшего и точно впервые его замечаешь. Парень держится молодцом: не скулит и принимает правила этой беспощадной гонки, в которую занесла вас жизнь или случай. Юджин потирает глаза, затем механически отточенными движениями повторяет тоже самое с оправой очков и улыбается. Сердце внутри сжимается ‒ радушный родственник из тебя действительно дерьмовый. Ты вымотан до состояния инфузории-туфельки, залегшей где-то на дне океанической впадины. В мозгу крепнет желание отказаться от заведомо провальной идеи обыскать всю столицу, отдать это дело в руки профессионалов. Берешься за телефон, челюсть твоя хрустит от напряжения. Юджин замирает не дыша. Наслаждается огнями Веллингтона, ловит каждый блик и вслушивается в говор местных жителей. Их английский разительно отличается от классического. А твой брат двинут на просодике и лингвистике, и в общем, на всём, что хоть сколько-нибудь представляет научный интерес. Для Юджина даже взмах крыльев мотылька покажется открытием, если развернуть это под правильным углом. Такой он весь мечтатель-покоритель исследовательских горизонтов. Хоть более щуплый и безобидный. Открываешь свернутый прежде диалог с «Дамой с придурью». Уэнсдей отправила последнее сообщение около сорока минут назад, два других были наполнены каким-то нетерпением, надрывом. Ее быстрая смена ролей тебя почему-то будоражит: то в миг она пишет тонко, искусно выбирая выражения, с участием, то бьет словами, как картечью ‒ со вкусом ледяного приказа. Ты намереваешься отказаться от задания в угоду здоровому сну и визиту Юджина, но палец не поднимается дать отворот-поворот. Мисс Аддамс будто жонглирует твоим терпением, дергая за ниточки. И на ее «Прости, что могу казаться бестактной. Не было опыта общения с людьми в… неформальной обстановке», ты печатаешь несмелое: «Да, я понял, Уэнсдей» и отправляешь следом «Расскажи мне о Луна-парке своей мечты, у нас ведь еще не закончилось право побыть людьми». До этого ваш разговор перетекал с обсуждения фильмов прошлого столетия до предпочтений мест отдыха, по касательной прошелся по театрам и вот, когда репертуар стал иссякать, ты внес капельку новой жизни. И всё это под редкие вопросы о том, как там Пагсли. Идея в голове приобретает четкие границы, ты расплываешься в улыбке. — Юдж, — ты наоборот излучаешь счастье всякий раз, когда выпадает возможность сократить серьезное «Юджин». Брат не против, всех всё устраивает. — Махнем в Луна-парк, м? Здесь недалеко. Юджин, страдающий с детства астигматизмом, щурится, с солдатской выправкой разравнивает плечи и интересуется: — А как же твои поиски неуловимого? — За меня ищут, всё тип-топ, погнали. Ты прикидываешь, что «Дама с придурью» может и вовсе за ночь не выйти на связь: у таких, как она, обычно хватает времени на то, чтобы прикорнуть, а потом опять пускать кровь подчиненных. Поэтому и не ждешь, что ответ придет молниеносно. Юджин сомневается, лепечет, что не знает, однако ты настойчив ‒ когда еще будет минута порадовать брата? Завтра ты вновь вступишь на эту коварную дорожку получения прибыли ради оплаченных счетов, но сегодня-то можно нажать на тормоз. Ты хватаешь его за локоть также уверенно, как и он сам нескольким ранее. — Зато будет, что вспомнить. — Отзываешься и следишь за тем, чтобы Юджин не отстал. Не то придется искать и его. — Нет, ну… я хотел… — в оправдание заявляет гость и с хорошо замаскированным страхом рассматривает громадины в виде драконов, мертвой петли и Тома из «Том и Джерри». Это безумие сопровождается адовыми звуками. Веллингтон наводнен парочками, детьми, бегающими по дорожкам между аттракционами. Поодаль теснятся лотки с игрушками и сладостями. — Но я боюсь. Ты взываешь к своему прирожденному духу авантюризма, смеешься и слегка подталкиваешь Юджина к стенду с перечнем всех качелей. Пока он выбирает, ты с опаской вглядываешься в смартфон. С одной стороны, вы с Аддамс общаетесь всего-ничего, кажется, вторые сутки к ряду человеческим языком, а не компьютерно-бездушным, с другой ‒ тебе сдается странным, что вы так быстро нашли общий язык. Как бы это всё не перешло в зависимость. Диалог с Уэнсдей немного скрашивает твою повседневность, в особенности факт, что ты никогда не видел ее лица. Интригует, подталкивает печатать раз за разом. Отвлекаться от окружающего мира вселенной, где правят символы и буквы. Хотя ты не знаешь, можно ли будет в будущем назвать ваш дуэт друзьями. Но прекращать не хочется, пусть мысли периодически и терзают неугомонный мозг. Морозец по коже пробегает от «Дама с придурью набирает сообщение…». Суешь, как нашкодивший юнец руки в карманы и читаешь информацию с доски. — Выбрал? — Угу, — многозначительно издает Юджин, потирая подбородок. — Звездолет? — Ты присвистываешь от неожиданности. Переводишь взгляд с ошарашенного Юджина на стенд и обратно. — Смелый ход. Вы направляетесь к кассе, чтобы выбрать билеты, но в груди клокочет проклятая неизвестность ‒ от Уэнсдей смс еще не поступало. Ты хотел бы вынуть из кармана гаджет, и перед лицом, как назло, вырастает мужчина в форме сотрудника парка, который настоятельно рекомендует не пользоваться телефонами. Ты смиренно показываешь опустевшие ладони, трешь их друг о друга, пока брат копошится с приобретенными билетами на следующий полет. — Ты же боишься высоты, странный выбор, — делишься своим мнением, вскидываешь вверх голову, наблюдая, как на приличной высоте бросает людей из стороны в сторону. Они, естественно, надежно зафиксированы ремнями, и ты впервые рад, что желудок пуст. Но предвкушение опасности гонит адреналин по венам. — Я хотел быть космонавтом, Ксавье, — гундосит Юджин, тело его колбасит дрожью не на шутку. Он старается храбриться, чтобы подавить детские страхи, отпустить, но вот-вот потеряет рассудок. — Эй-эй, — его ловишь ты, пока брат не прорыл носом котлован, хлопаешь по плечу. Говоришь, что наверняка это была дурацкая затея, и лучше отказаться, но Юджин неумолим. — Ты уверен? Брат кивает, делает большие напуганные глаза, приближается к замершей перед вами кабинке, на автопилоте отдает билет контролеру и вполуха слушает инструкции, пока пристегивается. Сотрудница тщательно проверяет крепеж, дает отмашку. — Да, я уверен, — улыбается Юджин, мертвой хваткой вцепившись в поручень. Аттракцион набирает высоту, парень зажмуривается, а ты видишь перед собой город как на ладони. Пока гигант человеческой мысли взмывает ввысь, ты ловишь кайф ‒ пальцы леденеют, сердце разгоняется, зрачки расширяются. Ты чувствуешь себя крохотным винтиком в системе мира, которого занесло в космос. Телефон, спрятанный в кармане на молнии, издает долгожданный звук похоронного марша. Твое лицо светлеет, наполняется интересом, в то время как Юджин аж сереет от выбора мелодии. Вас еще никто не крутил как следует, а он бедный зеленеет со скоростью света. А затем один рывок ‒ и весь город враз превращается в разлитые по холсту мазки краски. Желтые, фиолетовые, красные. Вас ворочают, не жалея сил. Механизмы издают устрашающий скрежет, Юджин срывает голосовые связки, а ты стремишься ухватиться за какое-то одно чувство из этой карусели: радость, парализующий страх, зреющее волнение. Глаза распахиваются, все органы прилипают к горлу, когда «Звездолет» замирает в воздухе вверх-ногами. Юджин кряхтит, все еще вжимается в спинку сидения, но с азартом высматривает местность под собой. Его лицо напряжено, желваки ходуном дергаются, глаза блестят. Ты следуешь примеру брата и продолжаешь изучать Веллингтон с просторов парка Чарльза Плиммера. Телефон разрывается от сообщений, твои ноги болтаются над головой. Ты глотаешь улыбку. Вот те на ‒ ситуация. Юджин косится на тебя со всей ненавистью испуганного койота, в непонимании сдвигает брови, и вас пускают по мертвой петле вновь. Как выглядит брат в экстренной ситуации ты понимаешь, но голова сама собой подкидывает образы Мисс Аддамс в соседнем кресле. И пока аттракцион крутят еще и еще, представляешь, какой она теоретически может быть. Темные волосы? Да, возможно, ведь у Пагсли и Гомеса черные, как уголь-антрацит. Глаза? Может, зеленые ‒ у многих ведьм в сочетании идут черные длинные локоны и магнетически зеленые глаза. Как у тебя, например. Спинным мозгом ты чувствуешь нервозность. Вдруг что-то случилось, так как телефон не умолкает на протяжении сеанса. Узел собирается в районе желудка. Оставшееся время ты не уходишь с головой в водоворот эмоций, а думаешь только об этом. И мудохаешь себя по лбу столько же раз ‒ привык же оставаться исполнительным и лучшим сотрудником. — Кто она? Ты хмуришься. Первое, что нашел спросить брат, было это. Вы постепенно отдаляетесь от «Звездолета», делаете пару снимков на память, которые ты отправляешь отцу, залипаешь надолго в телефоне. Тем временем Юджин повторяет: — Кто она? — Что? — Ну… — Юджин мнется. Деликатный до мозга костей. — Девушка, которая не дает тебе покоя. — С чего ты взял? — Ксавье, ты постоянно косился на нагрудный карман с телефоном, тер ладони. — Ее брат пропал, она волнуется. — Скомкано обрисовываешь ситуацию, а сам ежишься. Невозможно так увязнуть в переписке за сорок восемь часов. — Да, и поэтому ты отправлял ей смешные гиф с Чарли Чаплином. Скорбь невозможная. Ты отмахиваешься ‒ что толку рассуждать об этом? Ты покупаешь брату банку колы и параллельно впитываешь информацию, полученную из мессенджера. Юджин довольный опустошает тару, ты идешь рядом. Шквал сообщений, оказывается, был не только от «Дамы с придурью»: Пагсли все-таки обнаружили на Мейджорибэнкс-стрит в одном из кафе. Упираешься взглядом в часы и деревенеешь ‒ четыре утра. Куда подевались предыдущие три часа, тебе неизвестно. Оперативно созваниваешься с людьми и выдыхаешь: дальше Пагсли ‒ твоя забота, ты слово мужчины держишь. — Надо найти Пагсли. Вперед. Благодаря ночному выходу в свет сонливость пропадает с радаров. Вы ведете негромкую беседу с братом, ускоряете шаг, чтобы ненароком этот болван не улизнул дальше, а потом оба замираете в полной синхронии: над парком занимается теплый рассвет с росчерками персиковых оттенков по воздушной глади. — Сделай для нее фото, — советует Юджин, в полной мере чувствуя себя довольным. Купидоном может быть, а? Ты утробно рычишь, но хотя быстро идешь на попятную: мол, что в этом такого? Серия кадров получается действительно стоящая. Ты бы с удовольствием сейчас отложил прямые обязанности секретаря и взялся бы за хобби ‒ рисование. Настолько рассвет упоительный, росистый, сказочный. Не похожий на промозглый октябрь. Отправляешь фото, вставляешь какие-то комментарии и берешься за дело. Вы и так проторчали на улице дольше ожидаемого. «Ты Пагсли нашел?». — Но ответа Уэнсдей от тебя не получает. Телефон уверенно отправляется в режим полета, браслет для связи аналогично отрубается. Всё для того, чтобы не отвлекаться. Судя по геолокации Пагсли Аддамс плотно засел в кафе «Ortega Fish Shack», что расположено ниже по Мейджорибэнкс-стрит недалеко от мотеля «Apollo Lodge» для людей со средним достатком. Щеки щиплет легкий морозец, руки дрожат не то от волнения, не то от перспективы втащить этому недоумку. В столь ранее время посетителей немного внутри кафе. И только один из них привлекает к себе фееричное внимание. Юджин топчется у двери, расширенными от ужаса глазами глядя на то, как ты бросаешься наперерез пьяному Пагсли. — Да чтоб… да вы… — к твоему удивлению, парень оказывается бойким и кидается с кулаками. Выставленные полки с морепродуктами редеют от его вспышек агрессии. Ты вмазываешь ему что есть силы, потому как другие, видимо, принимают как данность то, что Мистеру Аддамсу дозволено все. Пагсли мертвецки пьян, черные глаза закатываются от раздражения. Походка нетвердая. Брат Уэнсдей пытается нанести ответный удар, не разбирая дороги, но промахивается. Орет что-то нечленораздельное, супится, как бык и вываливается наружу под аккомпанемент облегченных вздохов персонала. — Надо его догнать, — мямлит Юджин, и ты с ним соглашаешься. Впрочем, что Пагсли далеко не уйдет, ты уверен. Кулак еще вибрирует от столкновения с лицом Аддамса. Костяшки пальцев перепачканы кровью. Ты приложился не так чтобы мощно, однако парень оказался плашмя на одном из столов. — Далеко не уйдет. Так и случается. Фигуру Пагсли, проспиртованную как следует, ты видишь издалека. Он шатается, как плохо закрепленная мачта, дерзит, ведет себя, словом, как обычно, если накидается. Юджин чуть ускоряет шаг, а ты думаешь, что делать. Усталость накладывает свой отпечаток на измученном лице. Пагсли останавливается около памятника Джозефу Крекстоуну. Тебе не видно с того места, где ты находишься, но очевидно, парень, не заботясь о морали, приспускает штаны и оголтело справляет нужду. Насвистывая при этом мелодию. Юджин отворачивается, ты летишь на всех порах. Злой, нет, взбешенный до максимального уровня. Пелена ярости застилает глаза, руки чешутся навалять брату Уэнсдей еще, но тебя останавливает хамовитая морда Пагсли, люди, жаждущие представления, и выработанный командный голос за спиной: — Полиция Веллингтона. Предъявите, пожалуйста, документы. — А далее вполне закономерный финал этого утра: — Вы вынуждены проехать с нами для оформления штрафа и выяснения обстоятельств.* * *
Патрульная машина несется с сумасшедшей скоростью: Пагсли швыряет то о твое плечо, то о плечо Юджина с другой стороны. Вас провожают настороженными взглядами в зеркало заднего вида два полицейских на передних сидениях. Они периодически обмениваются негромкими возгласами, затягивают бубнеж о том, что с таких идиотов можно поиметь денег, но ты не слушаешь. — Можно воспользоваться своим телефоном? Девушка переживает, — находишься с ответом. Юджин краснеет от услышанного и посылает палец вверх за сообразительность. — Валяй, — обрюзгший мужик в форме ловко делает бросок, и твой телефон прилетает прямиком в лоб Пагсли. Он сонно протестует, опять заводится. Ты тычешь его кулаком, и парень отключается в который по счету раз. «Ты Пагсли нашел?», этот вопрос для тебя, как сигнал бедствия: что бы ты не ответил, нельзя допустить, чтобы Аддамс узнала, куда ваша компания направляется. Во-первых, так недолго и выговор схлопотать. Во-вторых, раскрывать личность Пагсли рискованно ‒ с утра сюда набегут таблоиды, писаки с желтой прессы и охотники за сенсациями. Ты пролистываешь диалог с задумчивостью, отсутствующим выражением лица, вздыхаешь, и вдруг затуманенный усталостью взор цепляется за сообщение о Луна-парке: «Расскажи мне о Луна-парке своей мечты, у нас ведь еще не закончилось право побыть людьми». «Право, мне никто не задавал таких вопросов. Я сбита с толку им. В последний раз я каталась на аттракционах в семнадцать, когда сбежала из дома. И мне понравилось. Я люблю бунтовать, а «Русские горки» показались мне чудесным местом для совершения акта вандализма. О, нет, я один раз прокатилась, а после в компании Тайлера разукрасила баллонами весь парк-аттракционов. Но моя мечта стерлась, знаешь. Сейчас я бы хотела ощущения полноты. Свободы. Чтобы ветер в волосах, крик в горле и повсюду аромат соленого попкорна. Хочу, чтобы аттракционы были только для меня. Самые высокие и опасные. Чтобы кровь стыла в жилах, а сердце просилось наружу из грудной клетки. Чтобы сумасшествие лилось рекой. И ни одного человека вокруг. Ни души. Я ненавижу людей. Вот так сюрприз, не правда ли? Я достаточно исчерпывающе ответила на твой вопрос?» Внутри всем заправляет пустота. Лень пробирается в кости, внедряется под кожу. Голова подернута дымкой. Ты дважды перечитываешь ответ, но глаза наполняются влагой ‒ нет, не слезами, просто они устали от кутерьмы и невозможности сомкнуться. Уэнсдей кажется тебе еще более противоречивой личностью, как будто с головой у нее точно не все в порядке. Или всё в порядке, но она несчастна. Пытается ухватиться за то немногое, что связывает ее с миром без финансовых обязательств. Чтобы ощутить себя девочкой в свободном падении. Незамужней, более наивной, о которой можно было бы сказать, что у Мисс Аддамс вся жизнь впереди. Ты испытываешь не жалость, а какое-то глубокое чувство, природу которого ты пока разобрать не в состоянии. Над ухом дребезжит Пагсли, трещат колодки полицейской машины. К тебе вдруг поворачивается брат, и вы негромко переговариваетесь. Ты закрываешь диалог с Уэнсдей, пишешь Кенту ‒ личному водителю то ли Пагсли, то ли всего семейства, чтобы он поскорее приходил на выручку. Задействовать кого-то более заинтересованного по-прежнему опасно. — Ксавье, что происходит? Ты со стыдом, что сквозит в зеленых глазах, плавно пересказываешь Юджину историю последнего месяца, не утаиваешь ничего. Взамен он обещает держать рот на замке и поддерживать тебя, когда это действительно необходимо. О большем ты и не заикаешься. Описываешь то, как попал в «Addams WatchHill», каким образом оказался доверенным лицом Мисс Аддамс, составляешь портрет Уэнсдей. Говоришь, что чувствуешь себя в подвешенном состоянии, так как все, что ты успел нафантазировать про начальницу, рассыпается карточным домиком. — Ты проникся к своей начальнице состраданием после одного разговора по телефону и нескольких переписок? — полицейский требует назад твой телефон в целях безопасности, ты готов сигануть в окно от неопределенности. — Не знаю, Юдж. — Дергаешь плечами и выбрасываешь все мысли из головы. — Но это не отменяет факта, что Уэнсдей стерва. Пагсли бормочет, а затем вклинивается в диалог с хмельной головой и ворохом слов: — Уэнсдей ‒ стерва, да-а-а. Вот..вот бы… — и он затихает так же благополучно, как и проснулся. Вы с Юджином одновременно ухмыляетесь. — Выключи синдром Спасателя, Ксавье, и подумай головой, интересна ли тебе эта девушка или тебе ее жаль. — Выключи синдром зануды, Юдж, и смотри в окно. — С горечью крутишь головой и лбом упираешься в стекло. — К тому же, она замужем, какое «нравится»? Юджин не смотрит в твою сторону, но точно вслушивается: ерзает на сидении, всеми силами отстраняется от Пагсли, который больше смахивает на неваляшку, и произносит на пониженных тонах: — А разве замужние женщины не могут быть красивыми и желанными? Ваш разговор обрывается. Машина замедляет ход около участка. Тело Пагсли выволакивают из авто полицейские, вы же смиренно шествуете за ними. Всех троих помещают в камеру предварительного заключения, оформляют протокол задержания, выписывают штрафы, а после просят почти снисходительно подождать до утра: прибудет главный, он-то и разберется с вашей дальнейшей участью. В соседних клетках посапывают две проститутки, сложившие головы друг на друге. Бездомный околачивается в пространстве третьей решетки, а вас определяют гурьбой. На стене, что напротив, висят часы. Пять утра. Горло першит, стойкий запах мочи разъедает глаза, в нос и по мозгам бьёт осознание собственной глупости. Ты прикладываешься головой к прутьям решетки и ведёшь бровью: младшему отпрыску Мистера Аддамса, кажется, вообще по барабану, что вы оказались в полной заднице и изоляции. Юджин рассудительно молчит, причмокивает губами и взъерошивает кудряшки на макушке. — Похоже, твой надёжный источник оказался не слишком надёжным. — Голос брата сочится сарказмом, стекла очков потеют от натуги. — Заткнись, — цедишь, двигая челюстью. — С кем не бывает. Хотя не признать, что «Вещь» не спешит на подмогу, ты не можешь. Более того, ты не уверен, что Кент прочитал твое сообщение. — Со мной, Ксавье. — Тихо-тихо произносит Юджин, скашивая глаза на сложенного пополам Пагсли. Его периодически мутит, впалые щеки надуваются, Аддамс мычит и вздрагивает от выпитого количества. Парень оживает потихоньку и тянется к тебе, как будто ты оазис в иссушенной пустыне. — Ксав..Ксавсье, тье... — Аддамс делает усилие над собой, встаёт с лавки и упирается лбом в твою грудь. — Бра-а-т, спасибо. А в следующую секунду ты готов нестись отсюда без оглядки: содержимое желудка Пагсли в точности оказывается на твоих второпях выбранных, новых кроссовках. — Да...! Мягко, насколько позволяет ситуация, отстраняешь от себя брата Уэнсдей. Он не пришел в себя окончательно, лишь подает зачатки здравомыслия, торопливо извиняется и утыкается носом в свою испачканную рубаху в гавайском стиле. Тебя воротит от дурноватого запаха, от вида бомжа, от размалеванных девиц, которые похрапывают. Дежурный наворачивает круассан со сливочным кремом, а у тебя подкатывает тошнота к горлу. Вот так контрасты. В департаменте прело, разит зловониями, цвета серые, олицетворяющие безнадежность, мрак и застой. — Так, короче, — вспыхивает до этого поникший Юджин и бросается к прутьям, обходя мерзкую лужицу. — Выпускайте нас немедленно. Брат пытается наладить контакт с полицейскими, что-то старается втолковать, а после срывается и на одном дыхании говорит, что вы сопровождаете Пагсли Аддамса. Поначалу всерьез напыщенного мальчика никто не воспринимает, даже поднимают на смех. Ты, соображая, что терять в общем-то нечего, спасаешь ситуацию. Полицейские на страже порядка обещают помалкивать, иначе лишатся головы и работы, пока тянут Пагсли на воздух. — Не стоило этого делать, — учительским тоном обращаешься к Юджину, который с радостью на лице вдыхает свежий воздух. Ты восторгов брата не разделяешь. — На кону моя работа. — Все спасены, Ксавье, — разводит руками парень, шагая задом наперед. — Еще бы полчаса среди его блевотины я бы не выдержал, и ты бы стоял среди двух луж. Тебе некогда слушать Юджина: ты с горем пополам избавляешься от кроссовок, выбрасываешь их в бак по дороге и босым тащишь это неподъемное, на первый взгляд, тело на себе. Пагсли немного трезвеет и почти движется сам, но подстраховка ему еще нужна. — Юджин Оттингер, — громко перебиваешь брата и притормаживаешь. Аддамса снова ведет в сторону. — Помоги лучше, а? История вашей родословной занимательная, как и семьи в целом: ты старший. Мать ‒ Жаклин Торп произвела тебя на свет двадцать семь лет назад, находясь в браке с Винсентом. Собственно, твоим отцом. До этого они прожили душа в душу около пяти лет. А после развелись, через года три-четыре. Без упреков по обоюдному согласию. Ты остался с матерью, на том настаивал Винсент. А когда ты поинтересовался у отца, в чем была причина поспешного бракоразводного процесса, он бесцветным тоном сообщил: «Жаклин лесбиянка, Ксавье». Конечно, потом мама сошлась с матерью Юджина. Вы здорово поладили, несмотря на разницу в восемь лет, и пришли к общему мнению, что Жаклин слегка обезумела ‒ ее желание построить и хранить семейный очаг в образцовом виде перешло все границы. Она запрещала вам уезжать учиться, далеко гулять, строить отношения, объясняя всё фирменным: «Семья должна держаться вместе». Несколько лет назад из родного гнезда упорхнул ты, Юджин последовал твоему примеру много позже, но все-таки решился на этот шаг. Винсент и Жаклин поддерживают теплые дружеские отношения, хотя ты не знаешь наверняка, была ли обида у отца ‒ за двадцать четыре года без жены родитель так никого и не нашел себе. Зато Жаклин пребывает в гармонии и счастье с биологической матерью Юджина. Весь отрезок пути от департамента полиции до твоей квартиры вы попеременно помогаете Пагсли идти. К концу путешествия ступни ощутимо замерзают, утомление достигает апогея. Аддамс приходит в себя с трудом, разлепляет осоловевшие глаза и подает голос, жадно прикладываясь к бутылке с водой. — Ксавье, спасибо, реально. — Его голос лишен надменности. Ты открываешь ключом дверь, толкаешь ее плечом и всю компанию приглашаешь внутрь холостяцкой берлоги. — Расскажешь, где так надрался, что ты помнишь и зачем так? Показываешь Юджину свободную комнату, устраиваешь экскурсию в ванную для Пагсли и оседаешь на пол около дивана с вытянутыми ногами. Сказывается сонливость. Брат скрывается в спальне и, кажется, выключается, как только голова Юджина касается подушки, Аддамс-младший кряхтит над умывальником. Споласкивает лицо, шум воды притупляет твое сознание. Выходит в гостиную с долей растерянности на бело-синем от интоксикации лице: — Какое полотенце? Ты разлепляешь один глаз, затем второй, с усердием отрываешься от дивана и говоришь «синее». Пагсли вытирает щеки, ты следуешь в ванную со скоростью улитки. Гость начинает свой рассказ. Голос парня все еще какой-то надломленный, пристыженный. Ты слушаешь внимательно, несмотря на рассеянность ‒ тебе же потом головой отвечать за каждый его чих, к сожалению. Пока ты размазываешь воздушно-пенистый лосьон по щекам, окропляя физиономию брызгами воды, Пагсли через дверь сообщает: — Я разбил машину. Кое-что произошло, я не справился с управлением. — Никого не сбил? — нельзя сказать, что тебя удивляет откровенность парня. Примерно этого ты и опасался. — Или перед копами придется заглаживать и это? Тебе все равно, кто и что подумает о Пагсли: он свою репутацию похоронил собственными руками давно, а вот подорванное доверие начальства и некомпетентность могут стать бомбой замедленного действия. Ты пытаешься принять душ, смыть накопленное ощущение безысходности. — Не стоит. Спасибо. Правда. У нас проблемы, мы в заднице, Ксавье, и я не знаю, что делать. На кухне более-менее взбодренным и снисходительным до любых новостей ты включаешь электрический чайник, вынимаешь две кружки и приказываешь Пагсли сесть. Он обещает тебе рассказать всё, если ты окажешь помощь. В голову лезут самые бредовые из мыслей ‒ до передела бизнеса, наркотиков, черного рынка. Аддамс мог встрять куда и во что угодно. Пагсли теряет свою спесь: сейчас перед тобой мальчик с испуганной мордашкой, диким сожалением в глазах и подрагивающими руками. Ты опираешься ладонями на стол, склоняешься над ним и низким голосом басишь, чтобы поделом нагнать жути. А заодно и вывести брата Уэнсдей на чистую воду. — Если ты хочешь, чтобы я тебе помог, убеди меня в том, что мне это по силам, Пагсли. — В общении с Аддамс-младшим вы всегда соблюдали холодный нейтралитет. Но его прихоть была тобой исполнена: вы говорили на «Ты». Без исключений. — К тому же, я тебе уже помогаю. Помог. — Да, спасибо, — в тысячный раз бренчит парень, озираясь в сторону чайника. Тот вскипел. Наполняешь чашки ароматным чаем с дольками лимона и, хмурясь, добавляешь несколько капель коньяка в напиток. Для успокоения нервной системы. — Я слушаю, — утро вовсю проникает в квартиру, золотит скатерть, стены и полы, а также твои влажные от воды волосы, собранные в пучок. Ты снимаешь блок с телефона, печатаешь «Я нашел Пагсли. Позвоню днем» и откладываешь устройство экраном вниз. Чай медово горчит, обжигает пальцы. — Мда-а-а, Уэнсдей даже не представляет, насколько ей повезло с секретарем. — Пагсли сербает чай, смотрит на тебя испытующе, а сам весь изводится. Ты плещешь ему пару капель. — Ближе к сути. — Все началось двадцать пять лет назад. С рождением Уэнсдей. Отец тогда обратился за помощью к своему брату Фестеру, который отмотал срок за мошенничество. Дядя подбросил ему идею о том, на чем можно сделать деньги. Так появился проект «Addams WatchHill». — Ну, и? — голова чугунная, боль сшибает подчистую виски. — Тогда когда родилась Уэнсдей, у отца уже был приличный капитал, активы в разработке, бизнес шел в гору. А вместе с ним появились и первые конкуренты. Я родился на два года раньше сестры. — Пагсли огорошил тебя этим признанием, ты даже проснулся, встрепенулся и вытянул шею. Но перебивать не рискнул. — Как такое возможно? — Ксавье, мне двадцать семь, это так. Несколько лет нас с Уэнсдей воспитывали раздельно друг от друга. Она не подозревала о моем существовании, я же знал, что у меня есть младшая сестра. Я жил с матерью в Альпах, Уэнсдей росла с отцом. Он категорически отказывался передавать любимую дочь маме. Сам обучал ее военному делу. Отсюда Уэнсдей умеет стрелять, ездить верхом и имеет хорошую физическую подготовку. — Если ваша семья жила отдельно… — выразительно поднимаешь брови и губами прикасаешься к кружке. На задний план отходят все звуки. Тебя снедает любопытство, глаза загораются явно необычной историей. — То почему Мисс Аддамс уверена, что ты младший? Да черт, это бред. — Конечно, Гомес ездил в командировки. На самом деле навещал нас с Мортишей. Его конкуренты знали, что где-то далеко спрятаны жена и сын. Об Уэнсдей они не догадывались. Когда все более-менее устаканилось, отцу удалось подмять под себя игорный бизнес Новой Зеландии и США, мы с мамой вернулись в Веллингтон. Уэнсдей на тот момент было десять лет. Мне двенадцать. Но выглядел я и выгляжу…ну, скажем… — Младше своих лет, да. — Ты подтверждаешь слова Аддамса кивком и напряженно потягиваешь чай. Пагсли о нем, кажется, и не вспоминает вовсе. — Ну, вот…тем более я знал, что Уэнсдей живет с отцом и Тайлером. — А это…? — Сын друга семьи, — отмахивается парень, делает крупный глоток, однако кадык его все еще дрожит от переполняющегося волнения в теле. — Муж Уэнсдей. В общем, отец с самого детства готовил меня к тому, чтобы я был начеку. Умел за себя постоять, защищал сестру. Рассказывал о бизнесе. У меня в детстве вместо сказок о «Гензель и Гретель» были подоходные декларации кампании. А все потому, что у отца слишком много врагов и я, как мужчина, обязан быть готовым. Чашки за разговорами вскоре пустеют. Ты показываешь Пагсли, чтобы продолжал рассказ, вынимаешь из холодильника привезенный Юджином торт и купленные фрукты, наливаешь вместо чая коньяка и подталкиваешь к гостю ‒ дабы снизить градус напряжения. — Почему Мисс Аддамс заявлена, как наследница «Addams WatchHill»? — Потому что с рождения о ней действительно никто не знает. Теперь уж знают только, что она есть, но как выглядит ‒ загадка. Когда у родителей родилась дочь, отец испугался и решил ее обезопасить как мог. Изолировал ото всех. Покушений на его жизнь было много. Решил перестраховаться. И потому что Уэнсдей сама стала вникать во все акции, котировки, выигрыши, тендеры. Ее амбиции оказались…огромными. — Это я заметил, — беззлобно хмыкаешь и подносишь ко рту кружку с коньяком. Опрокидываешь в себя залпом алкоголь. Он приятно щекочет внутренности, тепло разливается на дне желудка. — А зачем родители сказали ей, что ты младший? Зачем? — Чтобы Мисс Аддамс продолжала работать под наблюдением. Родители всех дальних родственников убедили, что я младший. У нас традиция, если младший ребенок в семье девушка, ее знакомят с будущим мужем и выдают замуж. Например, за канадца. Гомес не мог допустить, чтобы дочь покинула отцовский дом. Вот и убедил ее в том, что весь бизнес будет принадлежать ей. — А брак? — Замуж за Тайлера она вышла не то что бы случайно. Гомес обрадовался: и внуки будут, и мужу Уэнсдей он доверяет полностью, так как воспитывал мальчика с малых лет. Ты окончательно запутываешься ‒ голова ломиться от новых открытий. Ты незаметно подливаешь еще и еще, а Пагсли не замолкает, подбрасывая в топку дров факты из биографии семьи. Вы вместе справляетесь с бутылкой коньяка. Ты хмелеешь немного, но усваиваешь знания складно. Все так запутано, тяжело, искусственно, точно ты очутился в эпицентре драмы с трагичным финалом. Оправляешь от духоты свежую надетую футболку серого цвета и смотришь на собеседника. Он слегка подуспокоился. — А как это связано с твоей аварией и тем, что случилось сегодня? — Уэнсдей асоциальна и управлять в офисе для нее, вероятно, будет сложно. Поэтому она не знает, что филиалы в США частично захвачены нашими прямыми конкурентами. Они подталкивают Гомеса продать эту часть кампании. Пугают людей рекетами, поножовщиной. Шантажируют и устраивают покушения на наши жизни. А еще ищут Мисс Аддамс. Достают меня. — Зачем? — в ход идет седьмая по счету стопка, ты кривишься. Пагсли повторяет за тобой. — Я для них на виду. Меня не воспринимают всерьез из-за поведения. Думают, что могут обмануть, на деле я от своих людей там получаю слитую информацию. Ну, а устранить одного из детей Аддамса ‒ значит вполовину получить кампанию. Ты не бросаешься словами, переваривая услышанное. Всё вроде бы звучит логично. От того и жестко. Морщишь нос, трешь его для успокоения. Глаза закрываются от выпитого, бессонной ночи и стресса. — А недавно они вышли на Уэнсдей. Установили в ее комнате прослушку. Я ее нашел, когда в очередной раз доставал сестру своими выходками. Уэнсдей хотят убить гораздо сильнее меня, хотя в целях безопасности «Addams WatchHill» перейдет ко мне в любом случае. Сестрой я рисковать не собираюсь. Отец даже должен уговорить ее помириться с мужем, чтобы они уехали. Но это не знаю ‒ не ко мне. Гомес поговорил с Тайлером. С Уэнсдей, а что потом… Моя задача ‒ отвлекать все внимание на себя, пока сестра не уедет и молча принимать бразды правления. Ты в потрясении. В лучших традициях вестерна тебе не могло присниться подобное. С готовностью вскидываешь подбородок, проходишься языком по зубам. В голове ‒ сотня мыслей и ни одной нормальной. Смятение застигает тебя врасплох. В ушах стоит звон. Пальцы сжимают кружку. Ты не обязан ничего делать или верить: это ты знаешь со стопроцентной гарантией. Уэнсдей Аддамс ‒ точно не твоя головная боль, пусть и является твоим прямым руководителем. Ты руками забираешься в волосы, сжимаешь их и стеклянным взглядом упираешься в лицо Пагсли. — Чего ты хочешь от меня? — Исполняй свою работу так, как делал это до всего этого. Пагсли тянется ложкой к порции бисквитного лакомства, отделяет кусочек и отправляет в рот. Ты смотришь на него с прохладцой ‒ беспокойство в груди пульсирует и нарастает. — В чем подвох? Аддамс картинно вздыхает и вовсю уплетает целый кусок, словно преднамеренное покушение на его жизнь и выпитые реки алкоголя только пробудили аппетит, а не отняли, как у тебя. Тебе в глотку ни крошка не полезет. — Через неделю Уэнсдей должна быть отстранена от дел. Должна уехать, а значит в помощнике она точно нуждаться не будет. Я хочу предложить тебе другую должность, но через время, а пока... поедь в Австрию по путевке. Все расходы за счет кампании. Путевка с меня. Ты прислушиваешься к изнаночной стороне себя: предложение, слетевшее с губ Аддамса, кажется тебе заманчивым, даже чересчур. В груди трепыхается что-то отдаленно напоминающее досаду и сожаление. Всё-таки темп жизни, заданный Уэнсдей, тебя хоть и изматывал, но устраивал. Грусть захлестывает. А еще как нельзя кстати облаками над головой возникают воспоминания о переписке с Мисс Аддамс. Она теперь открывается для тебя в новом свете ‒ той, кто не знает и половины правды; той, кто просто родившись, стал разменной монетой, той, кто, наверное, больше омрачен и несчастлив, чем груб и заносчив. Ты поднимаешься, обходишь стол в центре кухни, стучишь по спине Пагсли ‒ гость наминает шмат торта второй или третий. Идешь в свою комнату, мысли опережают действия. Набираешь номер Аддамс в мессенджере, гудки проносятся мимо тебя, врезаются в голову ‒ длинные, монотонные. Ты считаешь честным сказать Уэнсдей все в открытую: последнюю неделю так точно. — Только не волнуйся. Я решил все же позвонить. — Голос отстраненный, глухой, будто не твой. Тебя знобит. Голова идет кругом. Сосуды вот-вот лопнут от напряжения, кажется. Ситуация крайне неприятная, и ты вообще не знаешь, как подавить стеснение. Особенно когда перед тобой открыты все карты. На том конце телефона слышатся звуки раздражения, какой-то неясный рык, а затем тон Аддамс выдирает тебя из пучины полузабытья. Ты воспринимаешь реальность через призму алкогольного дурмана. Но стол как стоял на месте, так и стоит, кровать в углу также неподвижна. Хватаешься рукой за край подушки и заваливаешься всем телом на неразобранную постель. — Да-да, — Аддамс точно смущена или заспана. Понятное дело, она спала в шесть утра, чем еще заниматься. Девушка сопит и хранит молчание. ‒ Пагсли в хлам разбил машину. Сам он цел. Он у меня. Отоспится и приедет. — Спасибо Вам. Она завершает звонок быстрее, чем ты собираешься задать вопрос. В комнате повисает удушающая тишина. За стеной видит десятый сон Юджин, на кухне копошится с пластиковой тарой Пагсли. Ты чешешь бровь и, превозмогая неприятно сосущее чувство, следуешь обратно. — Я согласен. — Говоришь, и Аддамс с одобрением расплывается в улыбке. — Спасибо, Ксавье. — Умоляю, — актерски прикладываешь руку к сердцу и проглатываешь стон раздражения, — не благодари, а то у меня скоро аллергия будет на твои слова. Разговор завязывается как по маслу: вы еще несколько минут сидите друг напротив друга, переводите темы в шутку, находите точки соприкосновения. Под летящие реплики початая третья бутылка коньяка идет хорошо. Вы подхватываете друг друга, подкалываете, захлебываетесь смехом. Пагсли рассказывает немного о детстве, родителях, однако не касается Уэнсдей. Никоим образом. Нарочно ли, не специально ‒ тебе не ведомо. Да и не нужно. Значит так тому и быть. Бутылка пустеет стремительно. За ней следом другая, потом еще одна, и в конце ты, разнузданный и ослабевший вкрай, умащиваешь голову на столе. Аддамс под боком уже сопит вовсю. Среди армии бутылок и недоеденных закусок.