Прошлое ещё дышит

      Перед Гарри развернулась комната, портключ в руке ослаб, потеряв силу чар. Гермиону немного пошатывало, но она вполне спокойно дошла до двери, пожелала доброй ночи и сказала, что ей нехорошо и они поговорят утром. Гарри отошёл в спальню, чтобы избавиться от ненавистной парадной мантии, всё ещё доставлявшей страшный дискомфорт, влез в карман и нащупал там свиток.       С минуту подумав, Гарри всё же вытащил его, огладил пальцем сургучную печать и отложил на кровать. Не без труда высвободившись из кружевного недоразумения, он подхватил свиток и вышел в гостиную. Там, за невесть откуда взявшимся круглым столом, накрытым светлой воздушной скатертью, уже ждала профессор.       – Ты не отдал часы.       Только вид этого незнакомого стола заставил задуматься о том, как изменилась гостиная с момента его появления. Камин будто прихотливо раскинулся вширь, на каминной полке больше не плясали фавны, только понуро горбились печальные балерины. Обои цвета кофе с молоком потемнели и постарели. Может, это только игра света или воображения, но комната в целом казалась мрачнее и неприветливее. Пожухли до этого никак не менявшиеся сухоцветы на комоде.       Окно вновь было зашторено.       Цепочка звякнула, потянув со дна кармана увесистую шайбу часов. Твайла уцепилась за них взглядом и приняла из рук в руки, не дав корпусу коснуться скатерти. Покрутила так и эдак, для проформы поискав повреждения, и пристроила где-то на коленях.       – Как прошла встреча?       В тот момент показалось, что она знала ответ на этот вопрос ещё до того, как задала его; до того, как Гарри вошёл в комнату или вообще вернулся в замок.       – Не состоялась. Зато я нашел это, – свиток прокатился по столу, – когда уходил. В кармане.       Гарри ждал лекции на тему «нельзя тащить в школу очевидно заколдованные вещи, непонятно кем подброшенные в твой карман», но профессор только поймала прикатившийся свиток и вцепилась в него как утопающий в спасительную соломинку. Она раскатала пергамент, легко переломив треугольную печать, едва заметно задрожала и забегала глазами по строчкам. Дочитав, откинулась на спинку кресла, зажмурилась и сыто улыбнулась. Когда она открыла глаза, на него посмотрели крохотные точки зрачков, лишённые оправы радужек, и в этом диком торжествующем взгляде было что-то нечеловеческое.       – Могу только поздравить, дорогой Гарри, – захлёбываясь непонятной радостью огласила профессор, – тебе предстоит куда более впечатляющая встреча, чем та, которую ты ожидал.       Он подобрал хрупкий красный обломок и составил его с другим таким же. Равносторонний треугольник заключал в себе обрамлëнную вязью терновника монограмму с литерой «R».       ***       Ночевать Гарри планировал в покоях, но нужно было вернуться в общежитие Слизерина за некоторыми вещами, и он, проторчав у профессора практически до отбоя, вынужден был впопыхах нестись в подземелья, на ходу молясь Мерлину, чтобы Реддла там не было. Мерлин в тот день оказался не слишком благосклонен – Реддл сидел в пустой гостиной прямо напротив входа и, судя по всему, неотрывно следил за дверью.       – Грейнджер, на разговор.       – Нет на тебя времени, – легкомысленно отмахнулся Гарри, спеша забрать вещи.       – Это касается профессора Тод.       – Плевать, – бросил он уже взявшись за ручку двери.       – Ты когда-нибудь видел книги на парселтанге?       Он замер. Перебрал пальцами вмиг намокшую металлическую ручку и всё-таки обернулся.       – Как это связано с профессором?       – Она попросила меня перевести эту книгу.       Реддл продемонстрировал не первой свежести фолиант.       – Не подскажешь, откуда она знает, что я владею парселтангом?       – Ни малейшего понятия, – флегматично пожал плечами Гарри.       Вообще-то это был хороший вопрос. Говорил ли он? Может, Гермиона?       – Эта работа будет стоить денег.       – С чего бы тебе делиться?       – С того бы, – Реддл явно не горел желанием делиться причиной. Или искусно делал вид, что не хотел. – Сроки маленькие. Я не успею, а обещанной суммы хватит на двоих.       Он недоверчиво хмыкнул. Реддл мутил воду.       – Допустим. Обсудим завтра.       – Время не резиновое, – напомнил Реддл.       И только через три дня ему напомнили об этом ещё раз. Сначала Малфой, правда, усердно старался убедить в обратном, снова пускаясь в бесконечные разговоры о рунах, но Реддл всё равно одержал победу. Дело было в том, что в его тарелку рухнуло письмо, которое он после прочтения смял и без промедления сжëг.       – Дерьмо, Грейнджер. Думай быстрее, теперь у нас есть всего десять дней.       В Гарри нежелание помогать Реддлу, тем более тратя на это десять дней жизни, боролось с желанием узнать, что же такое могло быть в этой книге. Ничего хорошего, ведь какую нормальную книгу могут написать на парселтанге? Но что в этой книге так необходимо профессору?       Помучав себя и Реддла минутой напряжённого молчания, он нехотя спросил:       – Разве на парселтанге можно книгу написать?       – Он не существует как таковой в письменном виде, если ты об этом, – с заумным видом ответил Реддл. – Но, думаю, с помощью определëнных заклинаний его можно переложить на бумагу.       Малфой не обращал на них никакого внимания и за обе щеки уплетал овсянку, хоть и сидел рядом. Остальные слизеринцы тоже не выказывали интереса к их разговору. Парадоксально. Если Реддл успел наложить какие-нибудь заковыристые чары отведения внимания, это, пожалуй, было достойно уважения.       – Ты говорил, что это стоит денег. Сколько?       – Твоя доля выйдет около восьмидесяти или ста галлеонов.       Он поперхнулся тыквенным соком.       – С-сколько?       – Если этого мало, обсудим другие условия, но мне, чёрт побери, нужен ассистент, – прокаркал Реддл, неправильно расценив вопрос. – Ты согласен или как? – это уже походило на рык.       – Согласен.       Ответ пришёл быстрее, чем мозг его осознал.       Уже вечером Гарри, коротко передав Гермионе суть соглашения с Реддлом, со спокойной душой отправился в гостиную, чтобы погрузиться в методичную работу.       Книга пожирала время незаметно, утягивая в лабиринты объяснения сложных магических схем, чертежей каких-то рунных рисунков, пентаграмм и описаний странных ритуальных действ. Реддл неоднократно отрывал от чтения, чтобы напомнить, что усвоенный текст нужно дублировать на пергамент. Зачарованное перо под диктовку записывало слово за словом, укладывая темномагическое непотребство доисторических обрядов в убористые строчки. Так проходил час за часом, и вскоре они закончили с отмеренной частью работы. Расстались с рукопожатием, от которого внутри у Гарри всё перевернулось, пусть и вхолостую – шрам всё ещё не отзывался никакими неприятными ощущениями, – и отправились отсыпаться после выматывающего вечера.       ***       Две недели пролетели незаметно. В четверг, сдав результат работы Твайле, вдобавок к заслуженным деньгам Реддл дал ему волю попросить ещё о какой-нибудь услуге. И Гарри обстоятельно подумал о том, что потребовать.       – Прогуляйся со мной в Хогсмиде на выходных.       ...Нужно выманить его за территорию школы...       Пустая гостиная. По волшебству не испускающая дыма сигарета в руках Реддла. Гулкая тишина. Вдох за вдохом, настолько медленные, что можно успеть задохнуться в перерывах.       Реддл поперхнулся затяжкой и посмотрел на Гарри так, словно он только что снёс драконье яйцо.       – Даже не буду спрашивать, зачем тебе это понадобилось, Грейнджер, – ухмыляясь пробормотал он, – но если попытаешься затащить меня в местечко вроде кафе Паддифут, убью на месте и начиню тем, что останется, местные ванильные пирожные.       – У тебя весьма извращённая фантазия, Реддл.       – Но до твоей ещë далеко, – парировал он и они рассмеялись.       Это ведь нормально, так смеяться с тем, кого планируешь убить при следующей встрече?       ***       Тем же вечером впервые за последние две недели удалось поговорить с профессором. Первые несколько дней её вообще не было в школе, а позже уже у самого Гарри не находилось времени и повода встретиться. Нет, повод, конечно, был – он мог бы спросить о книге, даже готовился одно время это сделать, но в конце концов передумал. Разумнее делать вид, что он не имеет к заданию Реддла никакого отношения, покуда у Твайлы с ним какие-то личные дела. Она несколько раз упоминала, что мало знакома с ним и историю магии у седьмого курса Слизерина никогда не вела. Последнее действительно было так, по крайней мере, с момента их с Гермионой прибытия. Гермиона же как-то обмолвилась, что Твайла и преподавать-то начала только в этом учебном году. Если она и правда раньше не работала в Хогвартсе, то и о Реддле знала немного. А разобраться теперь, кто из них с Гермионой мог рассказать ей про парселтанг, стало невозможно.       Итак, этот разговор оказался ни о чём. Ну, точно не о том, о чëм хотелось бы: профессор только предупредила, что в ближайшие дни они воспользуются приглашением, которое содержалось в полученном Гарри свитке. Сам он текста не видел и не знал, куда делся пергамент и о чём конкретно в нëм говорилось. По всей видимости, предложение о встрече с другим ритуалистом. Когда он в разговоре шëл окольными путями, Твайла отвечала полуправду и избегала этой темы, когда задавал прямые вопросы – говорила туманно и неохотно. Гермиона вызвалась идти с ним. Вернее, с ними, ведь профессор безапелляционно заявила, что будет сопровождать Гарри на эту встречу. Он и не был особенно против.       На ночь решил остаться с Гермионой, чтобы рассказать о том, чем закончилась история с книгой, и расспросить о новостях за прошедшие дни. До последнего сомневался, говорить ли о том, что затеял сделать в Хогсмиде, и в итоге решил, что не станет.       Окончательной уверенности в правильности этой идеи не было – не выветрились ещё из головы наставления Гермионы о том, что не стоит спешить, когда речь идёт о времени. Она говорила, когда имеешь дело с прошлым, действовать следует аккуратно. Но только увидев её в этот вечер, он понял, что откладывать расправу над Реддлом нельзя.       Гермиона не выглядела совсем ужасно, но на лице проступила странная болезненность. Она дёргано двигалась, часто моргала и очень резко жестикулировала. Гарри удручённо подмечал эти изменения и думал о том, насколько сильно на неё повлияла новая реальность. Он усилием воли всё это время давил в себе мысли о Роне и оставленном будущем, закапываясь в работу над переводом и учёбу, но воспоминания не покидали его ночью. Хуже снов, которые к утру уже забывались, были только невыносимо долгие минуты засыпания, когда Гарри оставался наедине с собой и невесёлыми мыслями. Но у него хотя бы была необходимость постоянно быть начеку рядом с Реддлом, были хоть какие-то занятия, требующие постоянного напряжения и забирающие всё внимание, а что было у Гермионы? Книги и одинокие вечера?       – Ты общаешься с сокурсниками? – он перебил её. Это угадалось в том, как оборвалось движение руки и изменилось выражение лица. Гарри и не замечал, о чём она говорила, если вообще говорила.       – Нет. Зачем? Мы всё равно не останемся здесь навечно, – затараторила Гермиона, – так что лучше не оставлять следов и не привязываться. Да и я постоянно сижу в библиотеке и много времени провожу здесь, – она похлопала по постели, имея в виду, очевидно, профессорские покои. – Времени не остаётся близко с кем-то знакомиться. Насчёт библиотеки – всё бесполезно, представляешь? Сколько я ни ищу, ничего интересного не находится, – голос был преувеличенно бодрым, словно речь шла о чем-то обнадёживающем, а не о бесконечных провалах. – О крестражах пишут крупицы, о времени тоже нет чего-то особенно полезного.       Гарри рассеянно кивал, стараясь игнорировать стягивающую грудь тоску. С одной стороны, в Гермионе вновь что-то горело, что-то живое и радостное; с другой стороны, это что-то горело понапрасну и казалось от и до искусственным.       – Лучше расскажи что-нибудь о книге. Там же так много увлекательного!       – Да нечего рассказывать, – вздохнул Гарри, почёсывая затылок, – ритуалы и ритуалы, что здесь может быть увлекательного? Даже не всегда поймёшь, ради чего их надо проводить. Там нет названий и редко даны описания результатов.       Гермиона сникла. Гарри стало совестно, что он не может рассказать ничего стоящего, только разочаровать.       – А ты... будешь в Хогсмиде на этих выходных?       – Нет, не думаю. Я отложила ещё несколько книг, в которых можно поискать информацию, хочу закончить с ними пораньше. Зато Твайла будет. Представляешь, это всего второй раз за месяц, когда она туда идёт. А что такое?       – Да ничего, – Гарри поспешил замахать руками, чтобы подкрепить свои слова. – Просто мы с Реддлом пойдëм. Он предложил отпраздновать конец работы, а у меня не нашлось нормальной отговорки, чтобы отказать. Подумал, что ты не захочешь сталкиваться с ним лишний раз, вот и всё.       – Вот оно что... – задумчиво проговорила она, потирая подбородок. – Ну, хорошего празднования.       – Тебе бы всё-таки выйти на свежий воздух, прогуляться. Неважно выглядишь. Хочешь, зайду за тобой после того, как закончу с ним, пройдёмся вдвоëм?       – Нет, правда, не нужно. Лучше отдохни, тебе и так вздохнуть некогда. У меня всё наладилось, профессор дала снотворное, я себя намного лучше чувствую.       – Рад, что тебе не становится хуже. Обещаю, всё будет хорошо.       Гермиона вымученно, но искренне улыбнулась. Всё, что он мог сделать, это вложить в ответную улыбку всю заботу и теплоту, на которую был способен, и крепко обнять. И закрыть глаза на то, что обещание – ложь, потому что никто в целом мире сейчас не мог гарантировать, что хоть что-то будет хорошо.       ***       К ночи пришло понимание, что до общежития он не дойдёт, таким тяжёлым выдался день. Так, Гарри остался у профессора и в подземелья вернулся только во время завтрака, когда бо́льшая часть слизеринцев уже поднялись в Большой зал.       Гостиная пустовала, храня следы ночной попойки. С трудом удалось вспомнить, что ещё вчера днём что-то было слышно о дне рождения какого-то шестикурсника, но фамилии он так и не узнал, погружённый в свои дела, а празднества не застал, ещё до его начала покинув подземелья.       В гостиной всё немного переместилось, так, как будто ещё недавно было перевёрнуто вверх дном, а теперь наскоро возвращено примерно на свои места; кое-где валялись пробки, красноречиво передающие градус прошедшей вечеринки, а ковёр приобрёл новые неотмытые пятна. Вечером, Гарри был уверен, уничтожением улик основательно займутся, а до той поры можно лицезреть размах слизеринских посиделок во всей красе. За этими мыслями он дошёл до спальни.       Там его встретила едва ли не бо́льшая разруха – видно, шестикурсник был человек важный, раз его именины справляли всем факультетом. Гарри так бы и ушëл, оставив вещи, если бы не запутался в одеяле, непонятно как и зачем оказавшемся посреди прохода. Он не справился с ногами и распластался на полу, и только тогда понял, что в спальне не один.       Тихие шорохи, которые он до этого пропустил мимо ушей, списав на обычный фоновый шум замка, оказывается, издавало крупно дрожащее нечто, закутанное в простыню. Гарри выхватил палочку и начал медленно, крадучись приближаться, пока наконец не сдёрнул часть простыни. Перед ним сидел, душа рыдания краешком этой самой простыни, Абракас, забившийся в угол между стеной и изголовьем чужой кровати. Он сжался в комок и дёрнулся, словно уворачиваясь от удара, но, когда его не последовало, понемногу открыл глаза и уставился на Гарри. Покрасневшие белки, синюшные пятна в пол-лица, всклокоченные волосы, нездоровая бледность и страшный тремор рук наводили на мысли о том, что у Абракаса ночь точно прошла несладко.       – Эм...       Со стороны ведущей к гостиной двери глухо зашумело, оповещая о том, что к ним приближался кто-то из однокурсников. Тогда Малфой вскочил, отпихнул от себя Гарри и стрелой пролетел к ванной.       Гарри остался стоять посреди опустевшей спальни. Отмер только тогда, когда открылась дверь и, смеясь и переговариваясь, зашли слизеринцы.       ***       День был просто замечательный. И неважно, что тряслись руки и всё немного плясало перед глазами, это всё проходящие мелочи – Гермиона успела хорошо выучить, к обеду это кончится и настроение станет таким прекрасным, что перекроет собой все утренние неурядицы.       Теперь она могла весь день читать, не откладывая поиски и не отвлекаясь на ненужную тоску. Теперь все проблемы прошедших дней представлялись чепухой, потому что поиск информации внезапно перестал быть бессмысленным, Гермиона начала верить, прямо шестым чувством ощутила, что вскоре добьётся какого-то прорыва. А мысли о Роне, пока доставляют только боль и совершенно бесполезны, не должны занимать голову. Да и Гарри давно уже большой мальчик, он отлично справлялся с Реддлом, а она лучше находила общий язык с книгами.       Несмотря на общую уверенность в том, что поиски обязательно принесут плоды, уже пару часов она потратила совершенно бестолково – ни в одной из прочитанных книг не было значимой информации. И тут одна идея закралась в голову – руны! Твайла, конечно, уже всё за них решила, пообещала именно ритуалиста, но вдруг можно отыскать что-то стоящее в книгах? Сколько Гермиона себя помнила, всегда обращалась к ним в самых сложных случаях, и они никогда не подводили.       Вернувшись из библиотеки и столкнувшись в дверях с профессором, направлявшейся, очевидно, в Хогсмид, Гермиона ощутила, как появилось и тут же схлынуло с груди неясное давление. Она привыкла к нему и воспринимала так же спокойно, как все люди воспринимают звон в ушах: не смертельно, а стоит отвлечься – и вовсе незаметно. Это ощущение возвращалось в присутствии профессора и угасало, когда они расходились. Была ли это тяжесть долга жизни или просто плохое предчувствие и недоверие, Гермиона определить не могла, но подозревала, что всё вместе: в тот их первый разговор, когда только узнала о долге, она была не в состоянии фиксировать такие тонкие ощущения. Может, что-то в тот момент изменилось, а может и нет. Спросить у профессора не хватало духу. Она говорила, что долг будет отпущен после того, как Гермиона ответит на её вопросы. Что ж, сейчас уже тяжело распознать состояние долга, для проверки заклинанием нужна Твайла, а ей знать о проверке ни в коем случае не полагалось. Получался замкнутый круг.       Гермиона вздохнула и отложила книгу. Помассировала закрытые веки. Потянулась к тумбочке и отправила в рот таблетку, отлевитировав себе стакан с водой. Принимать их стало ежедневной нормой, а сегодня ей очень хотелось устроить себе дневной сон. Чтение не шло, а вечером должен был прийти Гарри, и к этому времени нужно быть бодрой и энергичной. Для этого надо поспать. Конечно, точно надо поспать.       Линии двоились, но совсем чуть-чуть. Не критично.