Прошлое ещё дышит

      – Пророк сегодня не радует.       – Да, наверное, – рассеянно согласился Гарри. Воскресное утро ознаменовалось неважным самочувствием Абракаса, наотрез отказавшегося идти на завтрак, и неприятной прилипчивостью Реддла.       – Очередное убийство. Выпотрошили всю семью, не пощадили даже новорожденного наследника... Как думаешь, кто это сделал и зачем?       Гарри пожал плечами. Этот разговор, как и всё утро в целом, был смазанным и невнятным. После вчерашнего его объяло гнетущее чувство какой-то глубокой беспомощности. У него были руки и палочка, была прекрасная возможность избавиться от Реддла, но он этим не воспользовался.       Секундная слабость, и он благополучно провалил простейшую задачу. Два слова, одно движение палочки, зелёная вспышка – вот и всё, что от него требовалось, вот и всё, чего он сам от себя требовал.       Насилу Гарри вернул мысли к настоящему моменту. К последним словам Реддла. К разговору, который значил одновременно ничтожно мало и чудовищно много. Хотя бы из-за того, что в принципе не должен состояться, но вот они – говорят за завтраком как ни в чём не бывало, минутой ранее успели обсудить грядущую учебную неделю и подозрительно спокойного Слизнорта, не проведшего к этому моменту ни одного собрания своего клуба. Реддл, как ни странно, был от этого факта едва ли не в большем восторге, чем Гарри.       – Люди Гриндевальда?       – Что? Не-ет, – махнул рукой Реддл. – Они заняты совершенно другими вещами. Да и между убитыми семьями нет очевидной связи. Это не политическая акция. И слишком слабо для попытки устрашения. Нет, тут что-то другое. Взгляни-ка.       Газета явила чëрно-белую живую фотографию неживого человека. Движение выдавало только то, как подрагивал кадр, облетая по кругу лицо убитой. Волосы женщины, судя по оттенку серого, были каштановыми. Лицо – сухим и вытянутым. Чем-то оно напоминало лицо Твайлы, но только мимолётно и по общим признакам. На лбу убитой был выведен чем-то очень тёмным, возможно, кровью, незнакомый рунический символ.       – Прошу внимания! – заголосил Диппет, даже не утруждаясь покинуть профессорский стол и подойти к кафедре, а только приставив к горлу кончик палочки. – Как только что стало известно, один из боггартов, в учебных целях содержащихся в классе ЗоТИ, сбежал из-под наблюдения по глупой шутке учеников. Виновников, как и самого боггарта, уже ищут. До тех пор, пока они не будут обнаружены, просьба не покидать пределов Большого зала.       Он отнял палочку от горла и раскинулся в директорском кресле, устало прикрыв глаза. Вокруг преподавательского стола забегали Патронусы, перенося сообщения, засуетились преподаватели, подзывая старост и раздавая указания. Ученики понемногу загомонили, но их быстро успокоили подскочившие деканы и префекты.       – Начинается концерт... – закатив глаза, фыркнул Реддл. – Долг зовёт, Грейнджер. Не скучай.       Гарри взволнованно оглядел стол Рейвенкло. Гермионы не было. Профессора Тод за преподавательским столом – тоже.       ***       Она вышла всего на тридцать секунд позже.       Хотела успеть на завтрак, успеть догнать Твайлу, чтобы ещё раз обсудить план вечернего перемещения, но не вышло. Этих тридцати секунд профессору хватило, чтобы скрыться где-то впереди. Гермиона прибавила шаг, отмечая пустоту коридора. Ни души, ни звука – замок будто вымер. В сердце завязалась тревога.       Вдруг за поворотом, совсем близко, послышался приглушённый вскрик, потом шум и очень хорошо различимое в такой тишине громкое сбитое дыхание.       – Не приближайся! Вон отсюда! Вон, вон!       Профессор?       Гермиона не раздумывая ринулась к источнику звука, на ходу доставая палочку и сбрасывая сумку на пол. Она подкралась к самому повороту, вслушалась в шорохи и по-звериному рычащие хрипы, в еле различимые шелест и свит. Пахнуло прохладой.       – Ты вообще видишь, кто я? Прочь! Прочь, отродье...       Гермиона выскочила за угол, бездумно выбрасывая перед собой руку с палочкой. Она болталась, как лёгкая занавеска на ветру, но это лучше, чем ничего. Взору предстала престранная картина:       Нечто серое и бесформенное, на мгновение обретающее очертания незнакомых перекошенных в гримасах боли и ярости лиц, неповоротливо надвигалось на Твайлу. Оно волочило по полу шлейф из такой же бесформенной, как и ком безголового тела, массы, тяжело переступая с одной толстой короткой ноги на другую. Профессор жалась к стене, выставив перед собой руку с небольшим кинжалом. Её трясло и пошатывало, она припала виском и плечом к стене, прижалась боком и даже не думала пятиться или бежать, хотя ей было куда.       – Ч-что это?! – взвизгнула Гермиона, когда нечто разверзло прорезь зловонной пасти где-то в том районе, где у человека должна быть яремная ямка. Зубастый оскал тут же затянулся, подобно старой ране, сплетя края и похоронив свежий рубец под новым слоем хаотично меняющей форму плоти. А была ли это плоть? Больше походило на магические сплетения, дымные и полупрозрачные.       – Боггарт. Ты умеешь?..       Профессора оборвала резкая метаморфоза существа, на этот раз вырвавшая у неё обрывочный громкий выдох. Место, на котором до этого скалилась пасть, теперь вытянулось, сформировав нечто отдалённо похожее на человеческую голову. Это нечто обросло белокурыми волосами, кожа сгладилась до однородной пористой серости. Словно камень. Эта голова перекрутилась на нитевидном отростке-шее, вытянувшись вперёд.       – Время кончилось. Тебя ждут дома, вас ждут, – заклокотало оно таким нечеловеческим голосом, что профессор по-настоящему завыла. Звуки этого голоса были обтекаемыми и непохожими на те, что издаёт голос человеческий; будто кто-то услышал один раз нормальную речь и старался повторить её, запомнив звучание, но не вникнув в смысл. Так подражали взрослым маленькие дети, а попугаи – своим владельцам, но в исполнении боггарта это пугало в десять раз сильнее.       – Редикулус, – промямлила Гермиона, чувствуя, как начинает мутить. Удивительно, это сработало – монстр развалился мусорной кучей, зашуршал по полу скомканными бумажками и загремел жестяными консервными банками.       – Уходим. Ну же, возьми себя в руки, – заторопилась мгновенно пришедшая в себя Твайла. А Гермиона не могла двинуться, потому что перед глазами замелькали яркие пятна, мазки и световые линии. Отпечатки рук на стенах, подошв ботинок на полу, мельчайшая разноцветная пыль прямо в воздухе. Мир будто задышал по-новому, влив в рот, уши и ноздри приторно-сладкий нектар. Гермиона отшатнулась от протянутых к ней рук, увидев, как пульсирует силуэт Твайлы, наполненный такими же пятнами и линиями; он волновался, как кусок желе, как кисель, и лился, лился, лился отовсюду и везде, не давая даже вздохнуть. Запылал красками и распавшийся на мусор боггарт.       Что-то обожгло скулу. Пощёчина.       Захотелось обернуться к боггарту и проверить, не собрался ли он обратно, но поздно – они уже бежали прочь.       Дальнейшее мелькало и вспыхивало разрозненными картинками: вот они вбежали в покои, захлопнули дверь, вот она съехала по этой двери, осела на пол, вот завозилась рядом Твайла, вот Гермиона уже забралась в кресло, вот ей принесли оставленную в коридоре сумку. Только губы всё это время одержимо повторяли одни и те же слова, и очнулась она только когда получила на них ответ:       – Почему же вы ничего не сделали?       – Я наставила на него нож, а это, согласись, больше, чем ничего, – проворчала Твайла, ставя перед ней чашку чая. – Тебе нужно попить горячее.       – Вы могли обороняться с помощью магии, а не магловского оружия.       Профессор ничего не ответила, только пододвинула чашку ещё ближе.       Чай она всегда выносила из своей комнаты уже заваренным. В гостиной только разливала по кружкам. Читала магловские книги. Справочники по анатомии, например. Гермиона часто видела её с ними в руках.       Насколько нормально то, что профессор истории магии так часто пользуется магловскими вещами?       Пересохшими губами, так и не сделав ни глотка, Гермиона заговорила, пока вопрос не ускользнул из памяти, как это часто случалось в последние дни. И пока не пришёл страх, пока жажда узнать ответ не сменилась животной паникой от возрастающего давления на грудь, пока хватало воздуха говорить:       – Почему у вас так много немагических вещей?       Твайла на секунду замерла, как замирают люди, чьё сердце пропускает удар, но быстро взяла себя в руки и просто отвела взгляд.       – Магловские книги, магловское снотворное и, господи, кинжал. Зачем вам всё это?       – И правда, как много магловского, – хмыкнула профессор с такой интонацией, будто и для неё самой это стало открытием.       Гермиона нахмурилась и стала перечислять дальше, неожиданно для себя отыскивая в памяти всё новые и новые странности:       – Вы ни разу не колдовали при мне, я даже не видела у вас палочки; прямая угроза жизни не заставила вас обратиться за помощью к магии. Вы прибегли к магловскому способу защиты, – Гермиона споткнулась на полуслове, но продолжила, не заметив никакой реакции, – но вы много знаете о магии и совсем не удивились, когда нашли у меня маховик.       – К чему ты клонишь, позволь спросить? Считаешь, я магл под прикрытием?       – Не знаю, – Гермиона выискивала в тоне голоса, движениях и позе профессора хоть какую-то подсказку, но те не выдавали совершенно ничего. Секундное замешательство, свидетельницей которому она стала минутой ранее, не оставило никаких следов – Твайла говорила так, словно они вели светскую беседу о погоде.       – Странно, мне казалось, ты пришла именно к такому выводу.       Гермиона перехватила палочку поудобнее, перебросила её из руки в руку и действительно задумалась: а какие могли быть варианты?       – Сквиб?       – Отдай мне таблетки.       – Что вы?..       – Таблетки. Снотворное. Отдай их мне. Сколько ты выпила? – Твайла явно высматривала что-то в её глазах, может, и в поведении. И точно нашла то, что искала.       – Не знаю.       – Отдай их мне. Сейчас же.       – А вы заберите, – неожиданно для самой себя ответила Гермиона, нарочито округлив глаза. – Давайте, чего вам стоит? Одно Акцио. Или вы не можете? Идите, перекопайте всю мою комнату, вперёд! – всё больше распаляясь, повышала голос она.       Профессор молчала. Она вообще, как заметила Гермиона, предпочитала молчать в любой неоднозначной ситуации.       – Я не собираюсь ничего тебе доказывать, – наконец подала голос Твайла. – Ни сейчас, ни позже. Это так, на будущее.       ***       Под ногами скрипел сухой пушистый снег. Стоял сильный мороз, но такой кристально чистый и прозрачный, что стучащие зубы с лихвой окупала окружающая красота. Снегопад закончился. Гермиона держала в руках пергамент с освобождением от занятий на понедельник, копия которого покоилась где-то в кабинете директора. Место подписи ответственного педагога заполняли твёрдые линии длинной росписи, перегруженной в начале и довольно лаконичной к концу. Гермиона походя отметила аккуратность витиеватых букв с лёгким наклоном вправо.       – Не знала, что вы увлечены каллиграфией, – с зевком заметила она, изучая документ. Формулировка в будущем почти не изменилась.       – Поживёшь с моё – и не такому научишься, – в шарф прогундосила профессор. – Гарри, тебя я ещё не инструктировала. Слушай и запоминай, я не ручаюсь за последствия, если решишь в чём-то ослушаться: не отходи от меня ни на шаг, пока сама об этом не попрошу, ни с кем не заговаривай первый. Если оторвался от нас с Гермионой, потерял из виду – стой на месте. И последнее, самое главное: ни в коем случае не позволяй никому отвести тебя куда-то.       – Даже если этот кто-то – вы или Гермиона? – Гарри заметно развеселился от собственных слов. Гермиона покачала головой почти синхронно с профессором.       – Вы сами представляете, куда мы идём? Были там? У меня сложилось впечатление, что вы знаете куда больше нас, и...       – Узнаете, когда доберёмся, – уклончиво проговорила Твайла. – А сейчас позвольте мне в тишине и спокойствии закончить со своими делами.       Они в молчании прошли к неприметной лавке, теснившейся среди магазинов с броскими фасадами. Пыльная витрина пустовала, а над дверью примостилась потрёпанная временем вывеска, гласившая: «Винтаж и Антиквариат». Дверь на ветхих петлях скрипнула и неохотно поддалась, впустив посетителей в стылый полумрак. Даже воздух здесь пропах стариной. Гарри остался изучать местные экспонаты где-то у выхода, Гермиона же прошла с профессором к стойке кассы. Там обнаружился согнутый старичок с лицом землистого цвета, неплохо сочетающийся с окружающей ветошью. Твайла без слов выложила перед ним нескромную сумму.       – Товар прибыл в целости и сохранности, мэм.       Профессор быстро распаковала узкую вытянутую коробочку и вытащила на свет таких же пропорций футляр. После короткого осмотра и одобрительного кивка осторожно вскрыла его. Гермиона заглянула ей через плечо. Внутри, в обрамлении чёрного бархата, переливаясь защитными заклинаниями, лежала курительная трубка тёмного дерева, вычурно декорированная мелкими кроваво-красными самоцветами.       – Отличная вещь, – восхищённо ответила профессор на выжидающий взгляд продавца, с той же осторожностью вернула трубку в футляр и закрыла его на замочек-крючок.       – Рад служить, – лавочник учтиво склонил голову.       – Можем мы?..       – Разумеется, – он улыбнулся ртом, полным золотых зубов. Каким-то чудом эта кривая, жутковатая улыбка смогла претендовать на статус приветливой. – Мои двери всегда для вас открыты.       Он прошаркал к неразличимой в серости захламлённого помещения двери, покопался в карманах и охваченными старческим тремором руками всунул ключ в замочную скважину.       – Прошу, – он вновь склонил голову и шагнул в сторону, приглашая войти.       Гермиона подозвала Гарри, и они втроём зашли в крохотную комнату с обшарпанным диваном, небольшим журнальным столиком и тускло светящим торшером. Больше в ней ничего не было. Профессор достала пергамент с приглашением, поманила их рукой и, дождавшись, пока они возьмутся за свободный край свитка, произнесла, видимо, кодовые слова:       – Круговая порука.       Перемещение было странным – их толкнул привычный рывок, возникло ощущение, что душа рассталась с телом, причём самым насильственным образом, но вокруг закрутились искры и магические потоки, своей сложной структурой мешающие рассмотреть даже собственную руку, сжимающую край свитка.       Приземление оказалось жёстким.       Портключ выплюнул их в небольшой комнатке, не особенно церемонясь с несчастными путниками. Гермиона поднялась, растирая ушибленный локоть, и оглядела приёмную. Неясно откуда бил яркий искусственный свет, ослепляющий холодной белизной. Тесноту усугубляли два пухлых кожаных дивана и давящие серые стены. Где-то за узкой красной дверью с незнакомым мудрёным вензелем – изображением какого-то насекомого, – выгравированным золотым, отдалённо шумело.       – И что теперь?.. – раздражённо выпалил Гарри.       – Подожди. Сейчас пойдём на поиски провожатого, – ровно сказала Твайла.       Гермиона отвернулась и двинулась к двери. Дёрнула за округлую ручку – та поддалась.       – Прежде, чем мы выйдем, дослушайте конец инструктажа, – тень очертила маску на лице профессора, и её глаза сверкнули мрачной собранностью. – Если останетесь одни, найдите ближайшее незанятое помещение и запритесь, забаррикадируйте дверь при надобности, я заберу вас позже. Не разделяйтесь. Не принимайте пищу, если меня нет рядом. Не принимайте вообще ничего из чужих рук и ничего не отдавайте. Верхнюю одежду можете оставить здесь, – Твайла подождала, пока они избавятся от зимних мантий, и продолжила, её лицо неожиданно посветлело: – Идите на пару шагов раньше меня. Это должно быть интересно.       Гермиона сглотнула и в нерешительности вернулась взглядом к двери. Она почувствовала, как вновь накатывает тяжёлая волна. Рельефные деревянные прямоугольники на двери искривились и растянулись хаотичными разводами. Через внутреннее усилие получилось заставить ручку провернуться, и дверь распахнулась без всякого скрипа.