Прошлое ещё дышит

      С самого утра с Твайлой что-то было не так.       Гермиона который час силилась понять, что именно, но не получалось даже элементарно ухватиться за хоть какую-нибудь черту посвежевшего лица. Что-то в профессоре настораживало, бесконечно менялось, оставаясь при этом неуловимым и почти незаметным. Но это царапало глаз.       Перчаток Твайла уже не носила, хотя иногда замирала посреди шага или случайного действия, пристально вглядываясь в свои ладони. Ничего необычного с ними не происходило, поводов для беспокойства совершенно не было. Даже походка, ставшая какой-то деревянной и неумелой, изменилась не критично. Но это нервировало.       Но не больше, чем всё, что произошло неделю назад в Чреве.       Видеться с Гарри было больно. Гермиона видела, что ему срочно нужно поговорить, но физически не могла смотреть в глаза, зная, что о чём-то говорить ещё рано, а о чём-то – уже поздно. И, конечно, Гермиона знала, что Твайла не станет отчитывать, если она расскажет обо всём; только посмотрит со своим особым разочарованием, кивнёт и пройдет мимо. Она теперь всегда предпочитала проходить мимо, обрывая любой разговор на полуслове, если только речь не шла о Реддле. Гермиона это понимала: просто после произошедшего мир профессора сузился до Реддла и планов на него, потому что время резко заспешило, с каждым днём его оставалось всё меньше и меньше. Никто не мог предсказать, когда придёт следующее письмо с треугольной печатью. Промедление сделалось опасным, и она даже понимала спешку и нежелание отвлекаться на посторонние раздражители. Единственным желанным раздражителем для Твайлы стал Реддл, а единственным терпимым – сама Гермиона. Можно ли это считать своеобразной формой благодарности или лучше всё-таки трактовать как запасливость и бережность к подвернувшемся ресурсу – вопрос открытый.       Новостей из Чрева всё не было, хотя она подозревала, что Твайла и Рос поддерживают переписку. Все знания Гермионы заключались в скудных обрывках обсуждений, которые она успела на слух перехватить ещё неделю назад, и они не утешали. «Выкосили полдома», «ещё вернутся» и «мы должны быть готовы» не внушали уверенности. Разве только тревогу и ощущение неизбежности угрозы, причины которой понимали, казалось, только сами Твайла и Рос. Но Гермионе теперь стало неожиданно спокойно, так пусто, как когда её душили Инкарцеро – только в голове, а не в лёгких, – что и тревога лениво дёргалась где-то на дне сознания, не утруждаясь оттеснять усталость на второй план. Мир вдруг стал простым и понятным: дали освобождение от уроков на два дня по состоянию здоровья – иди и читай, мозоль глаза профессору, если она не ушла с утра. Если ушла с утра – мозоль под вечер, когда вернётся и приведёт Реддла. Можно сидеть рядом, можно попробовать говорить с ними, можно запереться в своей комнате. Смотреть в стену, спать или рыдать.       Период восстановления занял у Твайлы всего неделю напряжённого сидения у камина. Теперь даже не было нужды притворяться, что она пьëт чай. Профессор просто сидела и смотрела на огонь, не двигаясь, бывало, часами. Даже дала Гермионе карт-бланш на изучение своей библиотеки, чтобы лишний раз не отвлекала. Но только на эту неделю. Когда время закончилось, Гермиона отстранённо пожалела о том, что вряд ли в скором времени вновь доберётся до этих чудесных книг. Среди них были магловские, что ценилось вдвойне и уже не удивляло.       А ночью она видела сон о Роне. Он говорил ей что-то прямо перед тем, как они в последний раз обнялись, а позже разминулись и... Говорил он точно что-то важное. Что-то, что она не помнила, но что по-прежнему поедало изнутри. И только сейчас Гермиона смогла дать этому чувству определение, только сейчас оно оформилось, она словно прозрела. Это чувство было тоской. Не слабой, мимолётной грустью, а именно глубокой и протяжной тоской, смешанной с обидой, суть которой не получалось понять.       Желудок скрутило спазмом голодной боли.       Гермиона постаралась вспомнить, как давно не ела, но на ум ничего не приходило – день назад, два или три, все они сбились в серый ком беспорядочных образов, и определить, какой из них к какому времени принадлежал, стало непосильной задачей. Сегодня она не пошла на занятия. Как и вчера. Взгляд метнулся к чашке остывшего чая, стоящей на журнальном столике прямо перед ней, но сил взять её не было, ведь пришлось бы вставать или отрываться от спинки кресла, а это слишком тяжело. Пить всё ещё хотелось. Гермиона поёрзала, разглядывая чашку. Снаружи она отливала перламутром, внутри бликовала золотым ободком, шедшим где-то на дюйм шириной от края стенок. Ни одного скола, но позолота кое-где отслоилась. Разрывы линии жутко мозолили глаза.       Гермиона поймала себя на том, что рассматривает чашку с приоткрытыми губами; во рту пересохло. Пить захотелось сильнее.       Она натужно сглотнула.       Рон.       Почему она так долго не думала о нём?       Родители. Пожалуй, даже лучше, что не вспоминала о них лишний раз.       Гарри ни разу не говорил с ней о Джинни. Только несколько раз о Роне, но так коротко, словно это был малознакомый человек, с которым они провели вместе всего несколько дней. В памяти всплыли случайные люди, с которыми она знакомилась, когда отдыхала с семьёй на природе. Пикники и поездки в лес... Как давно это было? Три года назад, больше? Те люди – приятные воспоминания, но незначительные и такие далёкие.       Пить.       Она могла больше никогда не увидеть Рона. Кажется, эта мысль пришла в голову не впервые, но впервые укрепилась и прочно осела в памяти. Как они вообще оказались здесь? Если подумать, они даже не пытались искать причину. Можно попробовать сводить Гарри к профессиональному легилименту, но на это нужны деньги. Она потёрла глаза. Деньги, на которые Твайла купила им вещи, взяты из школьного фонда. У Гарри должна ещё оставаться часть вознаграждения за перевод книги, а вот у неё не водилось ни кната. Конечно, она несколько раз писала эссе для слабых учеников, но это приносило жалкие гроши, которые быстро тратились на бытовые нужды. Да и чтобы найти для такого клиентов нужны знакомства. У неё знакомств не было.       Как же хотелось пить.       Гермиона снова гипнотизировала чашку взглядом. Подозвать беспалочковым Акцио – гиблый номер, не было уверенности в том, что не разольёт чай по дороге. Магия в последнее время плохо слушалась. Поэтому она и пропустила занятия: учителя не поставили бы хорошей ученице низкую оценку даже за откровенно слабую работу, но пришлось бы иметь дело с их жалостью, мило улыбаться и виновато прятать взгляд, а эти занятия из тех, что ужасно выматывают.       Рон. Господи, нужно начинать что-то делать, чтобы вернуться к нему. У Гарри есть здесь своя миссия, но Гермиона совершенно лишняя. Она не вписывается, она бесполезна настолько, насколько вообще можно быть бесполезной человеку вроде неё. Она даже ни разу не подумала о том, чтобы попросить Твайлу вернуть ей маховик.       Что она вообще здесь делает?       Дверь позади хлопнула, обдало волной ледяного воздуха; Гермиона дёрнулась от громкого звука и поёжилась от холода.       – До сих пор здесь сидишь? – профессор остановилась за её спиной и даже не попыталась закрыть дверь, когда та распахнулась под напором сквозняка. – Неважно. Нам нужно прямо сейчас идти в Чрево.       – Как, именно сейчас?       – Да.       – Мне взять книги, которые я должна вернуть Рос? – Гермиона пригладила краешек пледа, который лежал на её кресле.       – Как хочешь, главное, собирайся быстрее. Мы ненадолго. Надеюсь, – по тону Твайлы было ясно, что действительно придётся поторопиться. – Простудилась? – голос смягчился. – Ты страшно хрипишь.       – Нет, – рассеянно ответила Гермиона. Она и не заметила. – Попью и пройдёт.       – Так попей. Прошу, поторопись, дело и правда срочное.       Гермиона кивнула. Твайла не уходила, ожидая, когда она поднимется. Требовалось одно короткое усилие, чтобы...       – Мерлин, дай мне сил, – Твайла наверняка закатила глаза, хотя Гермиона не видела. – Понимаю, тяжело, и мне жаль, что я заставила тебя это пережить. Но сегодня мне потребуется помощь, и, если всё пройдёт удачно с Томом, я больше никогда не попрошу тебя об этом.       – Снова? – Гермиона ожидала, что голос дрогнет, но говорила на удивление равнодушно.       Твайла вручила ей чашку.       – Мне жаль.       Чай потянулся в горло. Наконец-то жажда отступила.       ***       От перемещения замутило, но пол услужливо скользнул под ноги именно в тот момент, когда Гермиона готова была сложиться от тошноты пополам.       На этот раз к Рос их никто не вел. Твайла шла впереди и раз в минуту оглядывалась, опасаясь чего-то неведомого. Гермиона старалась не отставать, хотя темп был слишком быстрым и не стихало ощущение, что сознание вот-вот покинет её. В коридорах царила несвойственная для этого места пустота; вампиры изредка выглядывали в щели приоткрытых дверей, но прятались, как только понимали, что их заметили. По пути сопровождали только мигание и стрёкот ламп. Где-то в глубине дома пульсировала магия, и именно в такт ей гас свет, подрагивали стены.       Гермиона походя отметила, что Чрево очень быстро сбросило все следы недавней бойни, как избавляются змеи от старой кожи; все помещения, через которые они с Твайлой проходили, так же, как и в позапрошлый их визит, полнились хламом – старинной мебелью, проеденными молью коврами и безделушками из потускневшего серебра, лениво поблёскивающими в пятнах разноцветного света. Ничего уже не напоминало о произошедшем.       Наконец они добрались до Рос.       В комнате стояла гнетущая тишина и витало ощущение чьего-то незримого присутствия. Давящего присутствия.       – Где он?       И вот только тогда удалось понять, что не так с Твайлой. Она, видимо, забываясь в минуты напряжения, периодически совсем переставала моргать. Забывала, не имея физической необходимости. И смотрелось это очень жутко. Кукольно и неестественно.       – Где?       Твайла стиснула плечи Рос, как стискивают перед объятием, но за этим жестом ничего не последовало. Та, бледная больше обычного, дрогнула лицом. Её потряхивало, губы пересохли и беззвучно что-то шептали, а глаза бегали по убранству комнаты.       – Скоро вернётся. Зачем ты привела её?       – Думаешь, не понадобится?       – Не знаю! – в голосе Рос проклюнулись истеричные нотки. – Я уже ни о чём не думаю, кроме как о том, когда это кончится.       – Скорее бы, – так же нервно согласилась Твайла.       Рос закусила ноготь большого пальца и начала отстукивать каблуком рваный ритм.       – Что он хотел?       – Пошёл проверять сердце, – невпопад гаркнула Рос. – От кого хотел, от тебя или от меня?       – В целом.       – Много чего. Он недоволен. – Твайла хотела спросить о чем-то ещё, но Рос подняла руку и зашипела: – Сам скажет. Не до тебя сейчас.       Они замолчали. Напряжение росло, воздух густел и наэлектризовывался. В какой-то момент Гермионе уже показалось, что она начинает задыхаться, но в следующую секунду иллюзорная асфиксия померкла и отошла на второй план. Нечто вышибло из лёгких последний воздух, придавило к земле ураганным ветром, и, хотя это случилось лишь на магическом уровне, она ясно увидела, как затрепетала мантия Твайлы. Вернулось до этого стихшее стрекотание. Это не лампы, это сам воздух гудел от концентрации магии.       – Я не прервал трапезу?       Голос был шипящим, громким и вымораживающим все внутренности. Возникло ощущение, что горло изнутри покрылось толстой коркой льда, и от этого стоило больших усилий не захрипеть.       Нечто отделилось от тени шкафа, как будто выплыло из неё, оно было высоким, серокожим, беловолосым, тело на римский манер драпировала чёрная тога, а глаза отталкивали настолько, что у Гермионы не нашлось сил заглянуть в них. Внутри что-то сломалось, не рёбра и не позвоночник, но что-то живое и тёплое.       Смотреть на это она больше не могла ни человеческими глазами, ни шестым чувством, поэтому судила о его действиях по реакции Твайлы и Рос. Первая отступила на шаг, словно в грудь ей ударил сильный поток воздуха, а вторая затравленно уставилась в пол, не переставая трястись. Только теперь её начала бить крупная дрожь.       – Чем обязана? – Твайла тоже смотрела в пол, смотрела с такой жёсткостью на лице, таким ужасом, что и Гермиона забоялась ещё больше, хотя и не думала, что это возможно. – Это была вынужденная мера. Я не могла и дальше...       Твайла могла терять контроль над собой, могла беспокоиться, могла даже теряться, но напуганной и оправдывающейся Гермиона её не помнила. И это ещё больше ввергало в животную панику.       – Хочу получить твой ответ на это, – Гермиона почувствовала, как её сумка открылась, выпустив прямо ему в руку Пророк. Краем глаза получилось проследить за тем, как существо раскрыло его на странице, где говорилось об убийствах, и поднесло прямо к носу Твайлы, практически ткнув её лицом в текст, как нагадившего в тапки котенка.       – Я ничего об этом не знаю, – она говорила твёрдо, но вконец севшим голосом.       – Ах не знаешь? – Гермионе показалось, что она видела, как показался меж бесцветных губ длинный раздвоенный язык. От интонации покоробило, словно кто-то перебрал холодной рукой кишки. – Но ты постарайся, узнай. Иначе дома будут недовольны. Расстановка сил изменилась. Время теперь ценится больше, чем твои услуги, держи это в уме и поторопись.       По лицу Твайлы было ясно, что она лихорадочно соображала, что ответить. Будто от ответа зависела её жизнь.       Где-то, как с крана, закапала вода. Она отбивала секунды. Гермиона затаила дыхание и закрыла глаза, ненавидя этот момент до глубины души. Кап-кап. Ей хотелось спать. Сила действовала усыпляюще. Она разжижала сознание, размазывала его тонким слоем где-то на границе яви и небытия, и не поддаться соблазну провалиться в забытье становилось всё труднее. Кап-кап.       Кап-кап.       Отчаянно захотелось кричать.       – Сколько у меня времени?       Внутренне она уже разрывала связки. Внешне лишь исходила хладным потом.       Кап-кап. Это капнуло с её виска или с того крана?       Или кран ей почудился?       – До сентября. Не заставляй меня жалеть о своей сговорчивости.       Гермиона почувствовала на себе взгляд, но никаких слов за этим не последовало.       – Я всё сделаю, – поспешно, с очевидной неприязнью заверила Твайла. – Я помню условия слишком хорошо, чтобы тянуть.       У Рос застучала челюсть.       Существо растворилось в пустоте так же внезапно, как и соткалось из пустоты, распространилось по комнате и утекло в тень.       Где-то на другом конце дома Твайла рухнула на колени, а Рос судорожно выдохнула. Гермиона видела только упавший на пол Ежедневный Пророк.       ***       – Что это было?       Теперь они в безопасности, на это указывали вернувшаяся в Чрево душная теплота и выползшая из укрытий свита Рос. Вампиры, повторяла себе Гермиона, чувствовали угрозу на том же инстинктивном уровне, что и звери, и определяли её безошибочно. Этим она убеждала себя, что можно расслабиться, но руки, сжимающие чашку, не переставал бить озноб, и она слабо представляла, как сможет отогреться от поселившегося в груди могильного холода.       – Тварь, с которой, если повезёт, ты больше не встретишься, – ответила Рос, держа у губ чашку. Она пила самый обыкновенный чай с какими-то успокаивающими травами, но это открытие не имело никакой ценности в тот момент. – Твайла, – позвала она со значением.       – Да, – слабо отозвалась Твайла с другого конца комнаты.       – Ты проворачиваешь что-то за моей спиной? Какого чёрта у тебя до сих пор есть с ним дела?       – Ты же не думаешь, что меня могли так просто оставить в покое? – сказала она с меньшим сарказмом, чем ожидала Гермиона. Подумав, добавила: – Маленькая формальность. С тебя ему всё равно взять нечего.       Рос громко звякнула чашкой о блюдце и метнула в неё гневный взгляд.       – Оставь свою позу до лучших времён.       Профессор только посмотрела на неё с презрением и подчёркнутым равнодушием.       – Давай, заведи старую шарманку о том, как я разрушила тебе жизнь, и день однозначно будет спасён, – проворчала Твайла, потянувшись к столу за трубкой.       Рос, наблюдая этот манёвр, только усмехнулась.       – Опускаешься до уровня простых смертных?       – Если это дурацкое тело не выдержит одной трубки, значит, игра не стоила свеч, что было бы весьма потешно, согласись, – уже с загубником в зубах пробормотала Твайла.       – Я посмеюсь за двоих на твоих похоронах.       – И не надейся. – Они фыркнули и отвернулись друг от друга.       Ещё долго они молчали, и Гермиона гадала, что из прозвучавшего было обычной шуткой, а что можно считать ключом к разгадке всех странностей, свидетельницей которых она стала за последнее время. До тех самых пор, пока Твайла не отложила трубку, получалось не вспоминать о том, зачем её сюда привели. А затем вспомнить пришлось.       Твайла сделала это без предупреждения, просто развернув за плечи к себе и установив зрительный контакт. О том, что происходит, Гермиона догадалась только когда увидела, как в глазах напротив радужка втянулась в зрачок. Её захватили тошнота и слабость.       ***       – Спасибо, отличный удар, – голос звучал глухо.       Она не понимала, где находится и кто эти люди.       – Да не стоит, мне же за счастье лишний раз дать тебе в морду. – Над ней нависло чьё-то лицо. Картинка понемногу прояснялась, но острая головная боль не давала до конца осознать, что происходит. – Ты её чуть не убила.       – Для этого здесь и была ты.       – Да неужели.       Человеком над ней была Рос. Нечеловеком.       Гермиона попробовала сесть, но мир закачался, и она с обречённым стоном рухнула обратно на подушки. Видимо, пока была без сознания, перетащили на диван.       Она скосила взгляд. Рядом на коленях сидела тяжело дышащая Рос, на полу отплёвывалась кровью Твайла. Всё-таки случилось то, от чего её предостерегали в прошлый раз.       Злилась ли она? Наверное, нет.       Не мудрено, что Твайла не совладала с собой. Гермиона могла это понять. Пожалуй, да, могла.       – Пришла в себя? – профессор поднялась, опираясь на подлокотник дивана.       – Я в порядке. – Гермиона зажмурилась, прогоняя рябь перед глазами.       – Вот уж вряд ли, – с сомнением протянула Рос. – Не вставай, – придержала она Гермиону, когда та попыталась подняться. – Тебе нужно время. Может, останешься у меня на пару дней? – Рос говорила шёпотом. – Твайла может плохо контролировать себя в ближайшее время, так что...       – Я всё ещё здесь. И не думай, что у меня не всё в порядке с головой. В школе Гермиона точно будет в большей сохранности, чем тут, – нарочито небрежно бросила профессор. По голосу слышалось, что её задели слова Рос.       – Ты будешь занята Реддлом.       – Это не повод оставлять Гермиону здесь. Её помощь не будет лишней, – Твайла выгнула бровь.       – Она едва пришла в себя, о какой помощи может идти речь? – Рос цокнула языком. – Впряги в это того второго... Как его, Генри?       – Гарри.       – Точно, Гарри, – она просияла, – вот он тебе и поможет.       Твайла вновь смотрела на свои руки.       – Стираются?       Гермиона только сейчас заметила, что волосы Твайлы стали светлее и отливали каштаном. Как и её собственные. Да и глаза прибавили бурых пятен, утратив чистоту серого.       – Наоборот, – улыбнулась она. – Появляются. Посмотри-ка, Гермиона, как ты мне сегодня помогла.       Гермиона всмотрелась в подушечки пальцев протянутой ей ладони. На глазах кожа, до этого гладкая, без единого залома, походившая своей ровностью на гипс, стала приобретать рельеф. Проступили папиллярные линии и спирали, стали виднее сосуды.       Она подумала о том, как жутко, должно быть, выглядели эти руки до сегодняшней кормёжки, и справляться с дурнотой стало проще.