Глава 37
14 февраля 2024 г. в 23:05
– Реддл? – Гермиона оторвалась от свитка с домашним заданием, надеясь, что не потревожила шумом других учеников.
– Все далеко, – вполголоса заметил Том. – Библиотека достаточно большая, чтобы тебя здесь не услышали, даже если начнёшь кричать. Надо только правильно выбрать место.
– И ты выбрал, – спокойно констатировала она, отводя от глаз мешающую прядь. – Выждал момент и подошёл именно тогда, когда я пересела подальше. – Гермиона наклонилась к столу, выглядывая в проход между книжными шкафами. – И теперь, видно, собираешься сделать что-то, из-за чего я раскричусь.
– В конечном итоге место выбрала ты.
– Точно, – с прищуром кивнула она. – Это как последний ужин перед повешением, да? – с нервной расстерянностью. – Или как когда заключённый сам выбирает способ казни.
Том оставил её без ответа и просто сел, с демонстративно громким скрипом отодвинув стул. Библиотекарша не шикнула.
– Что будешь делать?
– Я хочу знать всё о том, что пережил Гарри по моей вине.
– Это не твоё дело, Реддл. Слышал что-нибудь о временных парадоксах? – подразумевая, что он-то точно слышал, спросила Гермиона. Стукнула кулаком по пергаменту: – Я не хочу, чтобы Гарри, после всего, что уже пережил по твоей вине, натерпелся сверх положенного.
Том хмыкнул и покачал головой.
– Вы достаточно здесь наследили, чтобы спрогнозировать поведение времени было невозможно. Раньше имели с этим дело?
Гермиона посмотрела на него с сомнением, неуверенная, стоит ли рассказывать.
– Я доверяю твоим знаниям и надеюсь, что ты правильно расценишь это доверие и отнесёшься к рассказанному... профессионально. С научным интересом.
– Я серьёзен, – искренне ответил Том. – И постараюсь помогать, а не путать.
– Но не обещаешь не использовать информацию в своих целях?
– Иначе было бы неинтересно, – пожал плечами он. – Но обещаю сделать всё, что будет в моих силах, чтобы принести пользу. И дать всю информацию, какая у меня будет.
Гермиона рассеянно пробежалась пальцами по корешкам лежащих стопкой книг.
– Мы один раз использовали маховик, но переместились на короткую дистанцию и в бытовых целях. Не было амнезии и неожиданных эффектов, всё замкнулось, как петля.
– То есть по факту вы ничего не изменили?
– Видимо, так.
– А сейчас?
– А сейчас тоже был маховик, только Гарри наложил на него какое-то заклинание перед перемещением. И цели перемещения мы не помним. Нас сильно расщепило, – сведя брови добавила она, – и выхаживала нас...
– Профессор Тод, – уверенно подсказал Том.
– Да. Отсюда и легенда о племянниках.
Том беззлобно усмехнулся и развернулся боком к столу, чтобы видеть проход. Закинул ногу на ногу.
– Если хочешь знать, вам следует продумать детали. Гарри по моей просьбе не допрашивали насчёт его прошлого, но на всякий случай стоит иметь отработанную версию.
Гермиона упёрлась локтями в стол и устало скрыла лицо в ладонях.
– Я не хочу знать, но спасибо за бесценное мнение.
– Да и пожалуйста, – парировал Том, изображая рукой жест, какой делают в шутливом поклоне. – Приятно получать высокую оценку своим экспертным наблюдениям. Но не относись к моим рекомендациям так легкомысленно, всё же мне лучше знать.
– Хватит, – взмолилась Гермиона. – Так мы ни к чему не придём.
– Согласен, – кивнул Том. – Если начистоту, то я считаю, что хуже вы уже не сделаете. Целых два человека в этом времени знают правду, и в ваших – и наших с тобой – силах только строить предположения и надеяться, что воплотятся лучшие из них.
– И какие предположения у тебя?
– Или мы закрываем глаза на все парадоксы и тогда получается, что вы можете повлиять на будущее через прошлое, при этом не исчезнув и не потеряв память, или мы верим в худшее и углубляемся в дебри философии. Тогда можно строить гипотезы относительно решительно чего угодно: параллельные реальности, временные петли, божественный замысел, парадоксы и прочее, – безжалостно перечислял Том. – Но, думаю, во втором случае легче чокнуться, чем предусмотреть всё, и имеет смысл только верить в лучшее. А именно – вы проживаете жизнь в этом времени, меняете события и, например, умираете в тот момент, когда должны были родиться в будущем. Или продолжаете жизнь параллельно с рождением себя самих, каким-то образом избегая конфликта временной линии, – подытожил он. – Можете ради интереса даже наблюдать за жизнью своих маленьких копий. А я бы посмотрел на Гарри в детстве. Это было бы презабавно.
– Тебе бы не понравилось, – с печальной улыбкой возразила Гермиона. – Ребёнком он, может, был весьма милым, но его детство тебе точно не покажется забавным.
– Едва ли хуже моего, – жёстко, но без обиды проговорил Том. – И я позабочусь, чтобы в будущем, если для него оно наступит, всё было как можно лучше.
– Это будет через пятьдесят с гаком лет.
– Не вижу никаких противоречий. Вернёмся к сути.
– Да, давай. В общем, если мы верим, – задумчиво начала она, – что наши действия беспрепятственно повлияют на будущее, то можем не думать обо всяческих временных катаклизмах и действовать без оглядки на какое-то... ну, возмездие, ты понимаешь.
– Тебя хоть немного заботит, что с вами будет? – без тени веселья уточнил Том.
– Если честно, намного меньше, чем судьба мира. И твоя в частности, так как одно зависит от другого.
Том, до этих слов качавший ногой, замер.
– А у Гарри ты спросила?
– В будущем он готов был умереть, чтобы избавить мир от тебя. Это так, к слову.
Том шумно выдохнул, неопределённо покачав головой.
– И ты уверена, что он всё ещё готов на это пойти?
– На кону не одна жизнь, а тысячи, – убеждённо произнесла Гермиона. Так медленно, почти по слогам. – Вдумайся.
– Он живой человек и у него есть выбор. Он не обязан класть себя на алтарь во имя абстрактного блага едва знакомых людей. И не увиливай. Я спросил, уверена ли ты, что он до сих пор думает так, как думал раньше.
– Конечно, у него есть выбор! Я его этого выбора не лишаю, – свистящим шёпотом возмутилась Гермиона. Поймав скептический взгляд, вздохнула и всё-таки ответила: – Да, уверена. Я уверена, ничто не изменит его мнение. Гарри по природе своей человек самоотверженный и жертвенный в этом смысле. Он не эгоист и никогда им не был.
– Или просто привык, что из него делают жертву, и со временем стал испытывать своеобразный... «Стокгольмский синдром», так ты говорила?
– Не разбрасывайся в этом времени несуществующими терминами, – проскрежетала Гермиона, сжав зубы.
Том весело фыркнул.
– И что мне за это будет?
– Дам в морду, – невозмутимо пообещала она.
Том прыснул, замотал головой, стараясь сдержать смех.
***
– Пример потрясающего исполнения весьма сложных в освоении чар живописи... – он всё говорил и говорил, но никто уже не следил за течением лекции. Слова сбивались в ровный белый шум. – Кажется, время урока вышло, – с извиняющейся улыбкой прервал свою речь Лафарж, сверившись с часами. Затем взгляд его снова прикипел к Гермионе. – Все свободны и до встречи через неделю. В следующий раз разберём эту тему подробнее.
Гермиона скатала свиток с конспектом занятия и стала собираться, постоянно поправляя слишком громоздкий перстень, от любого движения смещающийся в сторону. Он словно не принимал её, хоть и исправно сохранял нужный размер. Кольцо тёрло пальцы, оставляло синеватый ободок, какой обычно оседает на коже от некачественной бижутерии. Но весило столько, сколько, должно быть, весят кольца из чистого золота.
Она почувствовала на себе пристальный взгляд и подняла голову.
– Профессор?..
– О, нет, извините, мисс Грейнджер. Чу́дное кольцо, – произнёс он так, словно выдал первый попавшийся на язык комплимент.
– Я, скорее всего, не смогу прийти на следующий урок. Можете дать ссылку на проверенные источники по этой теме?
– Лучше расскажу на словах. Вы торопитесь?
Они вышли, и Лафарж уже запирал дверь класса.
– Нет.
Ключ с щелчком провернулся в замке.
– Хорошо. В книгах придётся продираться через заросли бессмысленных высокопарных отступлений, а если вам интересны сухие факты, то лучше уж я их перескажу.
– Было бы очень кстати, – натянуто поблагодарила Гермиона.
В остроконечных верхушках оконных переплётов запутались и теперь выглядывали то тут, то там солнечные зайчики. С улицы лился чистый свет, такой яркий, что не было видно пейзажа – весна клонилась к закату, и с ней понемногу выгорали поля, расплываясь через толстые стёкла окон неясными ржавыми пятнами. Гермиона давно не слушала речь Лафаржа, думая только о том, что наконец избавится от неудобного перстня – Твайле вздумалось хранить его за семью замками, пришлось ждать, пока доставят с континента шкатулку с какими-то хитрыми охранными чарами, – и выделит себе час на прогулку в блаженном одиночестве. Круговорот из уроков, ночной зубрёжки материала к экзаменам и бесполезной траты времени на искусствоведческом факультативе по пятницам окончательно лишили любого свободного времени. Снова навалились усталость и бессонница.
– ...А какая восхитительная плановость! Если бы только увидеть, как выгодно её подчёркивали чары в первые годы после написания... Они, конечно, со временем выветрились, но можно увидеть их действие на современных полотнах. Разумеется, они не аналогичны и даже приблизиться не могут к тому, чтобы быть хоть капельку равноценными работам мастеров прошлого – сейчас совсем разучились писать, мисс Грейнджер, – и всё же, невероятна сама возможность увидеть Джоконду даже такой, выцветшей и несущей в себе только десятую долю от заложенной изначально магии...
Коридор потемнел и оброс мхом по стенам, а Лафарж всё разливался соловьём о каждом мазке, о деградации поколений и том, как попытки сохранения традиций приводят магическое искусство в упадок. Это была та часть его речи, которую Гермиона выхватила из многословного потока повторений и невнятных восхищённых восклицаний.
– Извините, сэр, у меня назначена встреча с профессором Тод. Боюсь, здесь мы должны разминуться, – со скорбным выражением лица произнесла полная нетерпения Гермиона, уже ухватившись за ручку двери.
– Какое совпадение, – пробормотал Гидеон. – Мне как раз нужно заглянуть к профессору.
– И правда, – поникла Гермиона, – удивительное совпадение.
Многовато таких совпадений выпало на её долю и долю Гарри за последнее время.
– Что вы говорили о плановости, мистер Лафарж?
Эта очевидная демонстрация всевидения покоробила. Он говорил о плановости несколько коридоров назад, чего сам, конечно, не отслеживал. А вот Гермиона, на которую, вероятно, и была рассчитана эта поза, всё помнила.
– Звукоизолирующие чары прохудились, да, профессор? – с намёком посетовала она.
– Не до той степени, чтобы это стоило беспокойства, – с напускной строгостью отрезала Твайла. В её глазах должны были плясать шальные огоньки, но они были по обыкновению холодны.
– Увидеть бы это вживую, – с робкой надеждой привлечь к себе внимание вставил Лафарж.
– Жаль, что нет среди нас людей, водивших знакомство с Да Винчи, – согласилась Твайла с непонятной интонацией. – Интереснейший, верно, был человек.
– А работы его...
– Великолепные, – почти прорычала профессор, теряя терпение. – Зайдёте на чай или на вечер вы заняты? – дежурно предложила она, явно надеясь, что у Лафаржа отыщутся какие-нибудь невероятно срочные дела.
– Зайду, очень любезное предложение с вашей стороны, – загорелся не почуявший подвоха Гидеон. – Я и сам хотел обсудить, гхм, кое-что.
– Прелестно, – с улыбкой, больше напоминающей гримасу боли, порадовалась Твайла, уже убедившаяся в его непробиваемой наивности. – Кольцо, – тихо потребовала Твайла, за руку отведя Гермиону в сторону. – Сюда, – указала она на шкатулку. – Минуту.
Профессор отошла в свою комнату, оставив Гермиону ждать в напряжённом молчании.
– Всё-таки чудесное у вас кольцо.
– Родовой артефакт, – заученно ответила Гермиона. Эту отговорку она подцепила у чистокровных сокурсников: священное благоговение перед семейными тайнами и привычкой ревностно их оберегать всегда брало верх над любопытством интересующихся. Только Лафаржу об этом, наверное, не сообщили – он так и задохнулся следующим вопросом. Вероятно, не преминул бы его задать, если бы не вернулась Твайла. В уже знакомых тёмных перчатках. Аккуратно откинула крышку шкатулки, держа её одними подушечками пальцев, и показала подбородком, мол, клади. Гермиона осторожно опустила кольцо на бархатную подкладку.
Лафарж сзади, послушно сидевший за кстати выдвинувшимся столом, громко сглотнул.
– Какой предпочитаете чай? – обратилась к нему Твайла ледяным тоном, уже стягивая перчатки. – И какой вопрос хотели обсудить?
«Хотели». Не «хотите». Как будто его уход – решённое дело.
– Да мне тут вспомнилось... Так стыдно, неудобно... Дело одно...
– Идите, – смилостивилась профессор. – Посидим в другой раз.
Лафарж выскочил из комнаты как ошпаренный, на ходу разбрасываясь извинениями.
– И что это было?
– Что конкретно?
– Зачем разбираться с кольцом при нём? И то, что вы сказали на пороге – зачем?
– Затем же, зачем ты ходишь теперь к нему на факультатив, – тоном, не терпящим дополнительных вопросов, то ли пояснила, то ли только больше запутала Твайла. – Интересные хоть лекции?
– Интересные. Для любителей древности.
Гермиона села за стол и с благодарным кивком приняла чашку. Твайла дёрнула уголком рта.
– Прелесть какая. Итак, мы здесь.
– Итак, – повторила Гермиона.
– Вы с Томом неплохо сработались.
– В этом есть что-то предосудительное? – Гермиона отпила из чашки.
– Ни в коем случае, – сказала Твайла с интонацией прямо противоположной словам. – Конспекты, – нараспев напомнила она, завуалировав манерностью требовательность.
Гермиона молча выложила на стол пергамент со свежим конспектом.
– Я могу идти?
– Конечно, – отмахнулась Твайла, успевшая дотянуться до свитка и начавшая вчитываться в текст. – Говорил что-то из ряда вон? Не по теме урока? Спрашивал о кольце?
От неприятной тени, залёгшей на её лице и подсветившей глаза, у Гермионы засосало под ложечкой.
– Ничего конкретного.
– Спасибо, – мягко добавила Твайла, словно признавая свою вину за резкость. – Спасибо за всё и хорошего вечера.
– Что вы, – холодно возразила Гермиона. – Это вам спасибо. Всего доброго, профессор, я зайду через неделю.
– Учись. Но не слишком усердно. Вы ведь хотите вернуться в будущее?
– Я здесь одна. Спросите это, когда со мной будет Гарри, если хотите знать наше общее мнение.
– Я полагаю, – медленно начала профессор, изучающе разглядывая Гермиону, – что Гарри пока не стоит передавать мой вопрос. Это может оказаться несвоевременно.
– Тогда и меня спрашивайте, когда придёт время. До свидания, профессор, – настойчиво повторила Гермиона.
Твайла прижгла её долгим взглядом, от которого засвербела кожа. От такого взгляда, пригвождающего к полу, действующего на Гермиону так, как на рыбок в аквариуме действует постукивание по стеклу, хотелось отмыться. Он лишний раз напоминал, что напротив сидит человек, в мыслях уже загнавший её под колпак колбы и рассматривающий теперь, как букашку вымирающего вида: пристально, беспристрастно и неотступно.
Утешало то, что у Гермионы в кои-то веки выискался скрытый союзник, обещающий если не предоставить подкоп, который спасёт из стеклянной тюрьмы, то хотя бы снарядить лопатой, с помощью которой путь на волю удастся выкопать самостоятельно. И весточка для союзника уже складывалась в голове строчками короткого делового письма, а вспотевшая от предвкушения ладонь сжимала в кармане зачарованную ленточку.