Глава 48
30 апреля 2024 г. в 14:23
Каждый день проходил в мучительном ожидании. Гермиона вставала первой, к десяти подтягивался Том, спрашивающий одним взглядом, а к обеду из комнаты выползал Гарри, уже вслух задающий вопрос:
– Письмо было?
И каждый день то хором с Томом, то в одиночку Гермиона торопливо отвечала:
– Нет.
Тогда Гарри со вздохом облегчения пожимал плечами:
– Видимо, не сегодня.
Так потянулись часы, трамбовавшиеся в дни и позже – в недели. Август перевалил за половину, календарь из Косого Переулка сам собой выводил ровные крестики каждое утро, за окнами всё чаще стучали дожди и всё реже бегали оравы соседских детей. С принесёнными Томом деньгами закончилась изоляция от магического мира; теперь на выходных они шатались по Лондону, заглядывая в магический квартал, выписывали Пророк и, казалось, тоннами таскали книги для Тома, готовившегося к собеседованию в Хогвартсе.
Он стал даже для Гермионы просто «Том». Ещё в момент, когда готовили вместе треклятый торт, она впервые неловко обронила «Том», и с того момента уже не помнила, чтобы называла его Реддлом. Странно было бы называть по фамилии того, кто до полуночи сидит с Гарри, смеётся с Гарри и в перспективе делает то, от чего она предпочитает скрываться Заглушающими.
В фартуке он совсем не выглядел угрожающе, с книгой в руках или за поливкой цветов – тоже, и даже не говорил больше ничего, что заставляло бы кровь стыть в жилах. Только:
– Доброе утро.
– Приятного аппетита.
– Помочь с ужином?
– В пекарню? Сам схожу, посиди с Гарри, я ему, наверное, уже надоел.
В голове назойливо стукал обратный отсчёт. Семь с половиной месяцев, и никакой развязки. Возникало чувство, что в бесконечных переглядках, рокировках, сближениях и разрывах она захлёбывалась, как в топком болоте, всё не понимая, что ждёт впереди. Убивать Тома уже давно никто не собирался, но и что делать с ним, никто не знал. Пусть он хоть тысячу раз поклянётся, что войны не будет, остальных крестражей не будет и самого Волдеморта тоже, Гермиона ему не верила.
Кем они вернутся домой?
Ведь точно вернутся, причём очень скоро, очевидно же: письмо с треугольной печатью – только вопрос времени. И всё-таки, кем они вернутся домой? Победителями или проигравшими?
– Я вижу, о чём ты думаешь. Тут не надо быть легилиментом, – сухо произнёс Том, не отрываясь от книги. – Ты сомневаешься в Гарри.
– Я сомневаюсь в тебе, – честно ответила она, качнув головой. – И то, что ты пытаешься мной манипулировать, только подтверждает, что сомневаюсь не беспочвенно. Тебе не удастся заставить меня чувствовать себя виноватой, – свистящим шёпотом добавила Гермиона. – Только не сейчас, когда времени почти не осталось. Со дня на день всё кончится, и я не уйду, пока не буду уверена, что всё исправила.
– Что меня исправила, – небрежно поправил Том. – И ты всё-таки сомневаешься в Гарри. По крайней мере в том, что он достаточно разумен; он мне верит, – мимоходом напомнил, перелистывая страницу.
– Он не объективен.
– Да ну? – Том обернулся через плечо, вскинул брови и печально улыбнулся. – Не замечал, – ехидно фыркнул он. Отвернулся. Снова, как будто нервно, перелистнул страницу.
Даже затылком Реддл умудрялся выражать издёвку.
– Я не знаю, что ждёт меня в девяносто восьмом.
– На самом деле ты даже не знаешь, ждут ли тебя там. Ждёт ли тебя девяносто восьмой, – переиначил Том, и с этим невозможно было не согласиться.
Гермиона действительно не знала. Даже примерно.
– Нет смысла изводить себя тревогами, когда единственное, что ты можешь – ждать. Мы это уже обсуждали. Если не брать во внимание временные парадоксы, то беспокоиться вам не о чем. Хуже, чем было, всё равно не может сложиться.
– Знаю, – буркнула она. – Но от этого не легче.
– Ты перечитала вообще всё, что успели к этому дню написать о времени. Больше ты сделать ничего не можешь. Успокойся и живи, наслаждайся определённостью «сегодня», пока не наступило «завтра», – невозмутимо продолжил он. – Сегодня у тебя есть дом, деньги и мирная жизнь. Что будет завтра, ты узнать не можешь, значит, должна беспокоиться только о том, как провести вечер. Скажи мне, это логично?
– Логично, – нехотя признала Гермиона.
– От твоего отношения к ситуации сама ситуация не изменится.
– Прекрати уже. Хватит.
– Ты никому не поможешь, если будешь тихо паниковать и...
– Замолчи.
Она сама себе это повторяла изо дня в день. С некоторыми вещами придётся смириться, потому что оспаривать их – всё равно, что драться с ветряными мельницами: солнце жёлтое, трава зелёная, всё предусмотреть невозможно, будущее туманно, прошлое изменчиво, сейчас можно жить только настоящим, потому что больше цепляться не за что. Будущее бесконтрольно, прошлое было пластично и податливо, а сейчас уже недостижимо. И не покидало ощущение, что использовать эту податливость удалось не на сто процентов. Можно было сделать больше, успеть больше.
А настоящее... Настоящее невыносимо, когда проходит в ожидании.
***
– Лучше подготовиться уже невозможно. Выспись наконец, – посоветовал Гарри, сонно отхлёбывая чай.
– Я должен быть уверен, что ничего не упустил, – заученно прошелестел Том, не прекращая растирать переносицу. Очевидно же, глаза у него под вечер разболелись и читать стало совсем трудно, но книгу упрямец не откладывал. – Собеседование в одиннадцать. Последние часы – самые ценные, я не могу просто спать.
– Трудоголик, – нежно диагностировал Гарри. Сел на краешек постели, лукаво посматривая в сторону кресла, которое облюбовал Том. – Мир схлопнется, если завтра ты не встанешь с рассветом, чтобы последний раз всё перепроверить.
Том отмахнулся с фальшивым раздражением. Вернулся к чтению и спустя минуту рассеянно пробормотал:
– Закон не предусматривает запрета... Меня должны взять, это же просто школа, а не Визенгамот. И квалификация... результаты ТРИТОНов, да и я был старостой... Диппет не настолько консервативен, чтобы отказать только из-за возраста. Он не идиот, я ценный кадр, потребность в хороших учителях всегда есть. Но и ЗоТИ не магловедение, тут кого попало ради галочки не возьмут, – задумчиво рассуждал он, поглаживая подбородок. – Слизнорт обещал меня поддержать, да и все остальные профессора вряд ли скажут что-то против. Кроме Дамблдора, конечно, а он не пустое место...
Гарри наблюдал за этим со смесью иронии и отчаяния. Потешно, конечно, слушать о сомнениях человека, которому сам Мерлин едва в подмётки годится после стольких часов подготовки, но сомнения-то отнюдь не безосновательны. Сейчас как никогда хотелось верить, что у Тома есть шансы; может, работа отложила бы его планы на политическую карьеру. Ниже, чем в кресло министра, он, разумеется, не метил, но кто знает, возможно, Том остановится на профессорском кресле и проверке эссе. Проявит всю свойственную ему фантазию в устрашающем декоре кабинета и будет вместо коридоров Министерства бороздить в поисках провинившихся учеников коридоры Хогвартса, взметая клубы пыли полами фирменной мантии а-ля Снейп.
– Связи?.. – на пробу уточнил Гарри.
Том пожал плечами с выразительной ужимкой.
– Всех, кого мог, я уже подключил. Попечительский совет может повлиять, но сильно надеяться не стоит. Последнее слово всё равно за Диппетом.
– Если я скажу, что всё будет хорошо и тебе надо отдохнуть, чтобы не выглядеть инферналом, ты же мне не поверишь?
Том сощурился с задорной искрой. Медленно расплылся в провоцирующей улыбке. Подпёр щёку кулаком.
Чертёнок.
– Только если предложишь достойную альтернативу работе.
Он имеет в виду?.. Нет, точно нет. Он не может.
– Иди спать.
–Или что?
Гарри усмехнулся, позабавленный избитым ходом.
– Парселтанг – такой банальный приём. Выдумай что-нибудь получше, когда в следующий раз захочешь сбить меня с мысли.
– Я требую более решительных угроз.
– Иди спать, или я с тобой больше не разговариваю, как тебе такой ультиматум? – упрямо, но с откровенным весельем вздёрнул бровь Гарри.
– О, как низко и подло, отбираешь у несчастного самое дорогое, – содрогнулся Том в притворном ужасе, для пущей драмы заслоняя лицо рукой. Раздвинул пальцы, смеряя строгим взглядом, и легко рассмеялся. – Даже нечего противопоставить.
– Вот и иди спать.
Он кивнул, комично поджав губы. Побарабанил пальцами по подлокотнику кресла, будто раздумывая над ответом, и связь внезапно коротнула, заставив Гарри обхватить покрепче кружку с чаем. Том что-то задумал. Встал под подозрительным взглядом, стянул через голову свитер, оставшись в одной рубашке, сбросил его на кресло. Прошагал, всё ещё под подозрительным взглядом, к кровати, и нагло завалился на неё.
– Спать так спать. Уговорил.
Гарри вцепился в кружку и сделал медленный глоток. Пока есть чай, есть и уважительная причина, чтобы не оборачиваться к занятой половине кровати. Пока есть чай, можно пить его очень-очень долго и уверять себя, что надо выпроводить Тома к Мордредовой бабушке, завернув всё в пёстрый фантик ничего не значащей шутки.
– Выключи свет, – потребовали из-за спины изменившимся голосом. – Не спать же при лампах.
Гарри дотянулся до выключателя, сделал ещё глоток. Посмотрел в кружку – там осталось на один раз.
– Ты ведь не собираешься уходить? – напряжённо спросил он.
– Не-а, – как ни в чём не бывало ответил Том. Впрочем, небрежность тона явно была выверенной.
– Ладно.
Гарри собрался с силами и сделал последний глоток. Звякнул кружкой, отставляя её на тумбочку. Обернулся, чтобы удостовериться – да, Том уже трансфигурировал рубашку в пижамную сорочку.
– Хорошей ночи.
– Взаимно, – послышалось из темноты.
Повисла тишина, в которой явственно ощущалось, что оба они сосредоточенно пытались расслабиться. Гарри лежал на спине, сцепив руки на груди и сдвинувшись к краю настолько, чтобы не касаться спины лежащего боком Тома.
Это было странно.
Даже страннее, чем целовать его под дождём. Страннее, чем видеть, как он готовит ужин. В тысячу раз страннее, чем осознавать, что свыкся с укоренившейся уверенностью: будущее под контролем, всё будет хорошо.
Кем он вернётся домой?
Как смотреть в глаза тем, кто ждёт дома, держа в уме, что вот ещё недавно делил постель с кандидатом на должность Тёмного лорда?
Делил, конечно, не в самом радикальном смысле, в сторону которого задумываться не очень хотелось, но делил же. Утром, если Том не сбежит раньше, чем Гарри проснётся, придётся вместе собираться и выходить из комнаты. Потом точно придётся сидеть за одним столом, где напротив место Гермионы, которая достаточно проницательна, чтобы уловить натянутость.
Это такие мелочи, что смех должен разбирать, хотя Гарри почему-то совсем не смешно. Ну кровать и кровать, что такого, если она достаточно большая, чтобы не сталкиваться локтями?
Надо думать, он ночует с бомбой замедленного действия, которую непременно нужно обезвредить, пока не досчитал до нуля таймер, обезопасить, пока это время ещё в пределах досягаемости, но думалось почему-то именно о том, каково будет утром. И о том, что раньше Том всегда уходил, даже если было далеко за полночь, даже если уставал и еле поднимался с кресла. А теперь остался, да ещё так лихо всё обставил, что и крыть нечем, выгнать никак – окажешься в дураках. Неловко просить и намекать оставить в одиночестве не хотелось. А теперь, естественно, поздно.
– Спишь?
– Нет.
– Как будешь добираться?
– Трансгрессирую.
– А потом пешком?
– А как ещё? Камина здесь нет, ближайший Мерлин знает где, на портключ Диппет не расщедрился. Придётся пешком.
– Ясно.
Фантастически странно.
У люстры, оказывается, очень красивые плафоны в виде цветков-колокольчиков. Утром надо посмотреть, какого они цвета. Вот трещина, похожая на змею, совсем как новая брошь, подаренная Томом на день рождения. И пятно, формой отдалённо напоминающее отпечаток подошвы. А люстра толковая. На такой и повеситься можно при случае.
– Спишь? – это спросил Том.
– Нет.
– Ничего, если я себе одеяло трансфигурирую?
– Трансфигурируй.
Больная фантазия.
– Спи, – шепнул в потолок Гарри.
– Постараюсь.
– Напугаешь Диппета своими дикими глазами, кто тебя на работу примет, если директор свалится с сердечным приступом?
– Ну не настолько же плохо я выгляжу.
– Отоспись и будешь выглядеть нормально.
– Кто бы говорил, уже месяц раньше полудня не встаёшь и шатаешься потом, как сомнамбула.
Парировать было нечем.
Странно настолько сближаться с до этого абсолютно чужим ненавистным человеком. Странно получать шанс выучить его повседневные повадки, предпочтения в еде. Может, Том вообще во сне пинается, а Гарри с одиннадцати лет думал о нём как об исчадии ада. Было бы чего бояться, особенно когда видел, как он чертыхается, когда сбегает кофе.
Странно, но как-то... правильно?