Бусины

      В тот день мы остались в городе.       Я отвел друзей в дом к своим родителям. Они еще молодые совсем, вечно заняты моими младшими братьями и разными делами. Отец, увидев группку драконов на пороге, сначала растерялся, но на помощь ему пришел самый младший из троих омежек — мой пятилетний братик Асафи.       — Это Ликси?! — он проворно сбежал по плетеной лесенке. — Потиму ты так давно не прилетал?!       Он прав, я не бывал дома с прошлого лета. И вообще из меня вышел не особо внимательный сын и брат. Несмотря на то, что нас в десятилетнем возрасте отдают в школу, на лето мы обычно возвращаемся домой. Но в этом году я только писал папе пару раз, рассказав о деревне, в которой собираюсь строить жизнь со своим истинным. Я даже не поинтересовался, как они относятся к тому, что мой омега — дракон. Наверное, потому что знал — они полюбят мою ягодку с первого взгляда.       — Привет! — я подхватил братишку на руки. — Как ты вырос!       Отец пришел в себя и пригласил нас в дом. Ребята кланялись, представлялись, всему удивлялись.       — Папа скоро вернется. Вы голодные наверное, — воскликнул отец, окинув взглядом Хёнджина. По моему омеге и правда было видно, что он еле держится на ногах, хотя всё еще светится от счастья.       Кроме овощей, фруктов и ягод ничего не было, но драконы остались довольны и этим перекусом.       За едой, сидя прямо на циновке посреди круглой комнаты, мы рассказали, что именно привело нас в город. О семье учителей, о благополучном рождении маленького крикуна Мин Тэсоля, и о том, как это волнительно. По большей части рассказывал Хёнджин, не стесняясь и оставаясь самим собой — естественным и бурно-эмоциональным.       — Он такой крохотный, — показывая руками размер ребенка, вещал он с сияющими глазами, — весь сморщенный, личико круглое, глазки вообще одни щелочки. Но я как взял его, там доктор попросил подержать, так и влюбился сразу. У вас ведь тоже так было, да? — омега посмотрел на моего отца с восторженным ожиданием. Тот смеялся и кивал. А Хёнджин продолжал описывать, как это приятно и необычно, держать на руках новорожденного.       Я глядел на него, такого счастливого, но сам радоваться не мог. Зная, что ждет моего дракончика по возвращении в деревню, сердце заранее разрывалось от грусти за него.       К вечеру, когда вернулся папа с детьми, я познакомил их с друзьями, представил своего омегу, а потом сразу извинился и оставил всю компанию весело беседовать. Нужно было побыть одному.       — А чего это ты сбежал? — старший из омежек — золотоволосый Тэй, нашел меня на крыше дома.       Раньше я часто сюда выбирался, чтобы спрятаться или избежать наказания за какие-нибудь шалости. Сейчас же мне надо было подготовиться, обдумать, как поддержать Хёнджина, когда мы вернемся и его отец всё расскажет. Я вспоминал пожилого омегу-дракона, его ледяные руки и бледные губы. Он сказал тогда, что, как только его не станет, отец прилетит к Хёнджину сам. И тот прилетел этим утром…       — Надо подумать, — ответил я братишке.       Тот устроился рядом, обнял свои острые коленки и тоже уставился в безлунное небо. Я покосился на него: стал таким взрослым за этот год! Отец всегда старался сблизить нас, несмотря на то, что Тэй и Асафи почти всю свою жизнь росли без меня. Он говорил, что братские узы должны быть очень крепкими. Видимо сам до сих пор переживал за своего младшего брата-омеги, который из-за недопониманий с родителями, улетел из дома на поиски вольной жизни. Это было еще до моего рождения и я не знал подробностей, но печаль всегда чувствовалась в голосе отца, когда он упоминал о важности братской дружбы.       После недолгого молчания, Тэй совсем по-взрослому сказал:       — И мне надо подумать       — О чем? Боишься в школу лететь?       — Ага, — признался Тэй.       — Не нужно бояться, — я потрепал его по макушке. — Там хорошо. Сразу заведешь друзей, быстро привыкнешь.       — А учителя строгие? — его медово-карие глазищи смотрели с надеждой на «нет».       — Бывают, — кивнул я. — Но они справедливые. Наказывают только за дело. А, кстати, если что, всегда выбирай среднее ласточкино гнездо, хорошо? В нем теплее всего.       — Какое еще гнездо? — не понял младший.       Но ответить я не успел, потому что нас окликнул папа, велел живо спускаться и готовиться ко сну.       Печальные мысли снова навалились, когда все крепко заснули. Нас устроили в одной комнате. Рядом сопели друзья, с одного боку пригрелся Асафи, с другого прижался Хёнджин. Мне было тепло и удобно, но внутреннее беспокойство — ожидание того, что неизбежно расстроит омегу — не давало заснуть.       — Говори, — прошептал Хёнджин. — Я прям слышу, как ты думаешь о чем-то важном. О плохом. Говори.       — О каком еще плохом? — отозвался я. Врать я не умел, поэтому лучше как-нибудь просто избежать разговора. — Не придумывай. Спи давай.       — Волнуешься за меня? — не унимался дракончик. — Всё уже хорошо. Метка чуть побаливает, а в остальном полный порядок.       — Правда? — я схватился за эту тему. — Внутри ничего не болит?       — Ну, может совсем капельку. Не волнуйся, — потом Хёнджин приблизился прямо к моему уху и понизил шепот до еле различимого: — И еще… До меня только недавно дошло, — его взволнованное громкое пыхтение щекотало и будоражило, — раз течка прекратилась, это может означать беременность. Минхо уверен, что так и есть. Он потому на тебя и злился, а я и не понял тогда. Отвлёкся на Тэсоля, все мысли вылетели из головы.       — Прости, ягодка, — прошептал я в ответ и погладил его щеке. — Я не должен был…       — Вот прямо сейчас перестань, пока всё не испортил! — строго фыркнул он. А потом прижался ко мне всем телом, буквально растекся на моей груди, закинул ноги на мои ноги, а руками обхватил поперек живота. — Я буду рад, если это окажется правдой. Рановато, конечно, но мы справимся. И только представь: зачать малыша в день середины лета, в день рождения маленького Мина. А представь, что если это судьба — у нас родится альфа, избранный природой для Тэсоля?! А еще в этот самый день я впервые увидел твой город.        Про себя я добавил еще один пункт. Сердце вновь болезненно сжалось, непрошеные слёзы медленно заструились по лицу, и я крепче прижал омегу к себе.       — Я буду бесконечно счастлив, если это окажется правдой, — произнес я еле слышно, чтобы не выдать печали. — А теперь всё-таки, давай отдыхать. Нет, не отодвигайся. Спи на мне. Так спокойнее.       Дракончик повозился, устраиваясь максимально удобно и, чмокнув меня в шею, стал быстро проваливаться в сон. Рядом поворочался братишка, пробормотал что-то и наступила полная тишина.       Утром, после легкого завтрака, мы с друзьями собрались обратно в деревню. Папа расцеловал Хёнджина, наказал мне беречь его, ну и себя заодно. Отец собрал кое-какие инструменты и утварь для будущего дома. Братишки вышли провожать и, обратившись маленькими фениксами, вызвали у драконов небывалый восторг.       — Какие хорошенькие, — прыгая на месте, заливался смехом Хёнджин. Даже Минхо восторженно следил за омежками:        — Они такие мелкие! Настоящие фениксы, миниатюрные, но прямо-таки настоящие!       Асафи, довольный вниманием, специально кружил рядом и выделывался, как никогда. Потом вообще подлетел и опустился на протянутую руку Чана. Не такой уж и маленький, если сравнивать с человеком, но рядом со взрослым фениксом, конечно, разница была значительная. Джисон крутил головой, рассматривая город.       — Нам пора, — сказал я. — Надо еще зайти, проведать учителя Пака.       Попрощавшись, мы отправились в храм, на другую сторону дома-горы. Нас встретил Мин Юнги с Тэсолем на руках. Они вышли прогуляться, пока Пак Чимина осматривал доктор.       — Вы не улетели? — удивился учитель.       Его привычно серьезное лицо сейчас излучало какой-то внутренний свет, гордость и умиротворение. «Будь у него бусины, — подумал я, — они бы сияли на весь город». Свётрочек на его сильных руках недовольно ворочался и кряхтел. Носик морщился, бровки хмурились, глазки щурились от света. Что за вредина вырастет из этого кулька? Но Хёнджин, похоже, видел совсем другого малыша, потому что едва успел перевоплотиться, как тут же кинулся к нему и давай ворковать: «Какой Тэсоль красивый! Какой Тэсоль милый и славный!».       Омеги!       — Тебе надо показаться Первому, — заметив метку на шее Хёнджина, сказал Мин. — Он скоро освободится.       — А доктора Ю нет?       — Нет, он в школе с раннего утра.       — Ну хорошо. Первому, так Первому, — не отрываясь от сюсюканья с малявкой, согласился Хёнджин, — Хоть познакомлюсь с ним. Но это наверное долго, не хочу ребят задерживать…       — А может… — нерешительно подал голос Джисон. Он всё утро был сам не свой, будто не мог набраться смелости на что-то. Но теперь взял себя в руки и обратился ко мне: — Раз у нас есть немного времени, может ты проводишь меня к родителям Сынмина? Знаешь где они живут? Я хотел бы представиться.       — Ладно, — отозвался я. — Конечно знаю. Придется подняться на несколько колец.       Чани с Минхо переглянулись и опустились на край маленькой лужайки.       — Летите, мы тут подождем… уж, — проворчал омега. А потом глянул на меня недобро: — Молись, чтобы доктор не обнаружил у Хённи серьезных повреждений.       Ну я и молился. Пока летел до дома Кимов, пока знакомил с ними Джисона, пока ждал его на крыльце. Молился пока мы летели обратно, и даже слушая и поздравляя друга с удачным знакомством, в душе я молился. И когда вновь увидел своего дракончика, то понял, что мои молитвы были услышаны. Хёнджин выглядел счастливым и будто бы загадочным.       — Угадай, что подтвердил доктор, — хитренько произнес он, когда мы, попрощавшись с Мином, отлетели к лесу.       — Пожалуйста, скажи, что я правильно поставил метку!       — Правильно, — быстро ответил дракончик. Ребята летели чуть впереди, но явно прислушивались. Джисон был всё еще взволнован своим событием, так что не обращал особого внимания. — Ну! А еще что? Не догадываешься?       — А еще, что у тебя нет серьезных повреждений, — громче необходимого предположил я.       Минхо повернул свою изящную синюю морду и пыхнул дымком из пасти.       — Ну это само собой, Феликс, ну чего ты?! Неужели не понимаешь?! — капризно захныкал мой омега.       — Интересно, — решил поддразнить его я, нарочно растягивая слова, — хм-хм, очень интересно, — но потом не выдержал и, осторожно приблизившись, погладил кончиком крыла чешуйчатую шею любимого, — интересно, у нас родится альфа или омега?       — О, да ладно?! Он прям гений, — донеслось спереди.       — Надеюсь альфа, — мечтательно произнес Хёнджин, проигнорировав замечание друга. — Будет парой Тэсолю.       — Ох уж этот маленький Мин, — я не ревновал, не ревновал я, ясно?!       Дракончик рассмеялся и, пристроившись прямо надо мной, быстро обратился человеком:       — Сильный альфа немножко понесёт своего беременного омежку? — обхватив меня за шею, притворно заканючил Хёнджин.       — Заройся в перья, не простуди моего сына, — отозвался я так же наигранно сварливо.       Даже не верилось! В свои двадцать лет, я на полном серьезе произносил: мой сын… Сын от истинного. А еще год назад был уверен, что останусь одиноким на долгое-долгое время.       Я почувствовал копошение, омега и правда распушил пух под перьями, и поёрзав, устроился в нём, как в высокой траве.             — Готово. Твой сын в безопасности, грей хорошенько, — смеялся Хёнджин. — И можешь лететь быстро-пребыстро!       Друзья посмеивались и чуть сбавили ход, потому что лететь быстро-пребыстро с такой ношей на спине я не решался. Но омега всё равно взвизгивал от восторга, при небольших воздушных ямках и тёрся щекой о мой загривок, помурлыкивая что-то довольное.        Мне так хотелось, чтобы этот полет длился вечно. Чтобы мой дракончик еще долго оставался в счастливом неведении. Но горы неотвратимо приближались. Показался край леса. А за ним и деревня.       Едва мы приземлились, все оставили свои дела и обступили нас с расспросами. Пока Хёнджин и ребята рассказывали о перелете и городе фениксов, я выискивал глазами альфу Хвана. Может быть Минхо вообще ошибся, и тот сюда не прилетал? Но надежда теплилась не долго. Спустя минуту тот показался со стороны нашего будущего дома. Даже издалека без слов было ясно, что он принес не радостную новость. Я обнял омегу, который оживленно восторгался красотой дома-горы, и поцеловал в висок.       — Твой отец, ягодка, — шепнул ему, и указал на альфу. Тот помахал.       — Расскажем про беременность? — всполошился Хёнджин, зачем-то поправляя на себе летный костюм. Я смахнул с его плеча своё перышко и кивнул.       — Да, расскажи. Только сразу. Не дай ему заговорить первым.       — Почему?       — Интересно будет посмотреть на реакцию, — постарался улыбнуться я. — Разве нет?       — Да-а, — Хёнджин расплылся в коварной улыбке и побежал к отцу, прямо на ходу громко сообщая о нашей радости.       Я инстинктивно напрягся, ожидая реакции. Да и боялся, как бы он не перебил Хенджина плохими новостями. Но старший Хван сделал то, чего я от него точно не ожидал: выражение его хмурого, напряженного лица сменилось радостью. И не поддельной: «О, как здорово!», а такой, что он аж просветлел весь и слёзы по щекам покатились. От этой резкой перемены меня пробрали мурашки. Он подхватил подбежавшего сына, стиснул в объятиях и что-то зашептал, кружа на месте.       — Что происходит? — ко мне подошел Чон Хосок.       — Сам не пойму, — признался я. — Мне казалось отец прилетел его огорчить…       — Так ты знаешь? — учитель Чон посмотрел на меня с сомнением. — Про папу Хенджина?       — Что именно? — хоть я и был готов, сердце все равно замерло.       — Его не стало позапрошлой ночью.       — Догадывался, да, — я не хотел плакать. Не так. Потом, наедине со своим омегой — да, но не при других драконах. Поэтому утер слезы и мысленно ухватился за свою радость: — Но Хённи ждёт ребенка, это придаст ему сил.       — Ребёнка? — Чон округлил глаза. — Когда вы успели? Он же еще не развился полностью…       — Позапрошлой ночью, — невесело хмыкнул я, поняв шутку судьбы. — У него началась первая течка, ну и… — мне было немного стыдно обсуждать этот вопрос с альфой-драконом, который к тому же не Мин Юнги. — Сегодня лекарь подтвердил.       — О-о, Феликс! — учитель стиснул меня за плечи почти так же сильно, как Хван своего сына. На шум стали подходить остальные.       — Да что такое? — не понимал я. Посмотрел на Хенджина вдалеке: омега плакал и часто-часто кивал, прижавшись к отцовской груди.       — Вы в ту ночь просто чудо совершили, — Чон Хосок всё еще восторженно колотил меня по плечам. — Ты же знаешь, что драконы — не фениксы?       — … — я, должно быть, выглядел полным идиотом.       — Мы не возрождаемся из пепла. Тело ушедшего семья придает огню. Его прах хранят до окончания лунного цикла, а затем развеивают по ветру над горами. Такова традиция.       — Да, знаю.       — Но если до конца этого лунного цикла кто-то из кровных родственников: дети, братья, племянники, будь то альфы или омеги, не важно, если они смогут зачать дитя, то хранят прах умершего в своем доме до рождения ребенка. Это помогает духу найти следующее пристанище на этой земле. Ребенок, как бусины у фениксов, становится магнитом, хранилищем души. Так возрождаются драконы.       Он произнес всё это так размеренно и торжественно, что я почувствовал, как меня насквозь пробирает мистическое, неизведанное прежде благоговение перед драконами.       — Но новолуние… — я попытался переварить новые знания и припомнить когда сменится цикл. — Когда оно было? Вчера я луны не видел.       — Сегодня, — подсказал Сокхун, стоявший рядом с отцом.       — То есть у папы Хёнджина оставался один единственный день для возможности переродиться? — начал понимать я. Так вот в чем чудо? Ким Намджун, видимо подошедший уже давно, обливался слезами, улыбался и кивал.       — Мы с ним дружили в молодости, — пояснил он. — Если вместе с его духом вашему ребенку достанется тот же характер, то вам будет, — он шмыгнул сквозь смех, — очень весело.