Бусины

      Напрасно Хёнджин волновался из-за песни, потому что общим советом было решено о драконах не петь. Хотя я с удовольствием послушал бы о достижениях моего истинного.       Ну а пока я сам готовил песню к свадьбе учителей. Это оказалось гораздо сложнее, чем казалось. Иногда приходилось советоваться со Вторым Ю, уточнять некоторые моменты у самого Пака, и даже слетать в город, чтобы узнать кое-что у бывшего старейшины Кана — самого пожилого из ныне живущих фениксов, который присутствовал при жизни Чимина до его перерождения. В итоге песня получилась наполненная и красивая. Не потому что я такой прекрасный поэт, нет конечно. А только потому, что писать довелось о таком замечательном фениксе, чьи дела не умещались в строго отведенное количество строк традиционной песни.       Тем временем прилетали многочисленные гости обоих народов. Хённи взял на себя заботу об их размещении.       — Из-за твоего сына, — притворно ворчал мой кругленький омежка, — я не могу делать ничего полезного. Даже готовить не дают, потому что, я то и дело спихиваю со стола посуду своей утонченной фигуркой.       — Эй! Вообще-то самой красивой фигуркой на свете! И моего сына зря не ругай, — любя, негодовал я в ответ. — И разместить гостей тоже очень важно. Без твоей помощи они все ночевали бы под открытым небом, а на улице начало весны — не самое теплые ночи.       — Смейся-смейся, — фыркал Хенджин, целовал меня в губы, и выходил встречать очередную группу прилетевших.       Когда к назначенному дню всё было готово, я волновался, наверное, сильнее самих виновников торжества.       — Феликс, дай мне текст, — незадолго до рассвета к нам вошел Сынмин. В отличии от нас с Хённи, он был уже красиво одет, — постою позади тебя, буду подпевать.       — Ой, да, держи, — я отдал ему свои записи. — Сейчас выйду.       — Поторопись, солнце скоро восходит.       — Бегу, ага.       Весь вчерашний вечер мы просидели за разговорами с родителями, братьями и Тэмином, а потом всю ночь я просто нервничал из-за предстоящего выступления. Это волнение передавалось моему омеге, а от него ребенку. Так, все втроём, мы и крутились без сна. А теперь приходилось бороться не только с переживаниями, но еще и с усталостью.        Но, как только я занял свое место на небольшом, красиво выточенном камне и увидел учителя Пака в торжественном темно-красном костюме, расшитом золотыми нитями, всё волнение моментально пропало.       Омега приковывал к себе все взгляды. И это было более чем оправдано. Его волосы цвета алого заката, подстриженные короче обычного, были аккуратно зачесаны. Бусины уложены так, что образовывали тонкий, драгоценный венок. Изящную шею украшали несколько нитей длинных золотистых бус, что струились сверкающими изгибами по ткани, дополняя и подчеркивая традиционный орнамент свадебного костюма фениксов.       Мин Юнги держал спутника за руки и, как и все мы не мог насмотреться. Сам он тоже был одет в церемониальный костюм светло-серого цвета своих предков и отливающий серебром плотный плащ, который нижней расшитой кромкой почти касался земли.       Все заняли места на скамьях и затихли как раз в тот момент, когда горизонт пронзил первый солнечный луч.       И я запел. Сначала неуверенно и тихо. Но глядя на пару, которая доверила мне начинать их праздник, я наполнялся гордостью и постепенно слова стали звучать всё отчетливее и громче. За моей спиной, в нескольких шагах, Сынмин тихонько подпевал, сверяясь с записями. Постепенно к нам присоединились мои родители, Чон Чонгук и Ким Тэхён, Первый и Второй Ю, потом еще кое-кто из старших учеников школы фениксов, а затем и все остальные. Никто, кроме Хённи, не знал точных слов песни, но они были знакомы с мотивом традиционной песни и подхватывали мелодию.       Все мы знали и любили Пак Чимина. Кто-то, как преподавателя, другие как коллегу, брата или почти родителя. Каждый вкладывал в песню свои собственные смыслы и воспоминания, потому что учитель за свою долгую жизнь сделал много добра, разделил многие тяготы и заботы своего вида. Он оказал то мягкое, но незаменимое влияние, без которого род фениксов в послевоенное время мог пойти по неверному пути.       Сам же феникс у алтаря не сдерживал слёз. Он держался за своего альфу, и оглядывал всех нас с нескрываемой благодарностью. А рядом маленький Тэсоль сидел на коленях Хенджина, прижимался щечкой к его животу и, широко раскрыв свои удивительные глаза, слушал песню о папе. Наверное даже что-то понимал, кто знает.       Когда нижний край солнечного диска отлепился от линии горизонта, вся поляна, только что наполненная множеством голосов, укуталась глубоким, торжественным молчанием. Казалось смолкли даже птицы, щебетавшие на лесной опушке.       — Спасибо, Феликс! Спасибо всем вам, друзья! — поклонился Чимин, не выпуская альфьей руки. — Вы слишком добры.       Многие загомонили и закачали головами, но учитель поднял руку, призывая к тишине. Я воспользовался минуткой и поспешил сесть рядом с Хенни. Он взял мои замерзшие ладони своими:       — Молодец, ты отлично справился, — прошептал он. — У меня мурашки до сих пор бегают! Вот, проверь.        Обняв его, я наконец-то почувствовал как напряжение понемногу отступает. Тэсоль с хенджиновых колен глянул на меня ревниво, но потом вернул всё внимание родителям.       — Я знаю, что так не принято, — вновь заговорил Пак, и доверительно посмотрел на пожилого феникса Кана, который сидел в первом ряду рядом с нами. Старик с крупными бусинами в белоснежных волосах благосклонно кивнул. Чимин продолжил: — Я бы хотел, чтобы все мы услышали и о заслугах дракона, — он заметно волновался, но говорил четко, — моего любимого… самого лучшего дракона. Без его смелости ничего бы не изменилось, — он повел рукой в сторону деревни, а сам неотрывно смотрел в глаза своему альфе. — Поэтому прошу всех друзей Мин Юнги выступить свидетелями.       Первым вдруг вскочил Хёнджин. Видимо, он подумал, что все так же поспешат, но взрослые не были столь проворны, а младшие — столь решительны. Так что омега, передав ворчливого кроху Мина мне, весьма грациозно для своего положения, поднялся на резной камень и, жутко волнуясь, заговорил:       — Я не самый близкий ваш… друг, учитель Мин, — Хёнджин смотрел на Юнги. Тот едва заметно улыбался, участливо и снисходительно, как смотрят на повзрослевших, но всё еще детей, — но вы так много сделали для меня, для нас! Поэтому скажу пару слов… Я всегда буду благодарен вам за то, что помогли нам с Феликсом быть вместе. Поддержали с самого начала словом и делом, защитой и своим примером… — он немного замялся.       Сидевшие позади меня Чанбин с Чонином еле слышно хрюкнули, топя смех в кулачки. Кажется, я понял о каком примере подумали эти двое.        — Вы всегда выручаете советом и участием, — тем временем Хённи говорил дальше. — И я никогда не забуду всё то… там, в городе людей. Спасибо! — он опустил глаза.       Я не знал что именно он имел в виду: переговоры с губернатором, помощь Киму в сжигании тех амбаров, где держали нас с Тэмином… Что такого сделал Мин Юнги, раз мой омега так расчувствовался?       — Поэтому, — продолжил Хёнджин и, собравшись с духом, неожиданно заложил основу для всех дальнейших церемоний межвидовых бракосочетаний: — сегодня я становлюсь вашим свидетелем. Я ручаюсь за силу, честность и мудрость Мин Юнги перед его избранником и всеми фениксами. Обещаю быть рядом, когда понадоблюсь.       Мне казалось, что сердце сейчас выскочит из груди, так сильно ощущалось волнение истинного. И, похоже кое-кто еще уловил те же волны, потому что стал нетерпеливо суетиться на моих руках, что-то неразборчиво лопотать и тянуть ручонки к Хенни.       Место на церемониальном камне по очереди занимали другие: коллеги, знакомые, бывшие ученики. И все заканчивали свои короткие речи словами моего омеги: ручаюсь за Мин Юнги перед его избранником…       Это было красиво.       — Вполне уместно, юноша, — сказал старец Кан Хёнджину, когда тот, всё еще дрожа и краснея, вернулся на место.       — И всё это правда, — стараясь звучать по-взрослому уверенным, омега приподнял подбородок. Но потом всё же смутился, заулыбался и поклонился почтенному старцу: — Спасибо. Я рад, что не сильно испортил порядок обрядов.       — Наши порядки давно пора совершенствовать, — седовласый феникс потрепал по макушке Тэсоля, и поочерёдно проницательно посмотрел на нас с Хённи. — Я прошел четверть войны, потом еще столько же пытался восстанавливать мир. Старался сделать всё, чтобы наш вид мог не бояться летать, свободно расправив сияющие крылья. И вот теперь, — он чуть улыбнулся, просветлев морщинистым лицом, — мне кажется, что эта задача выполнена. Вами и… — старец кивнул на вновь зарёванного Чимина и, обнимающего его Мина. — Спасибо! Поддерживайте его и впредь.       Потом это волнительное утро плавно перешло в праздничный день. Было много разговоров, музыки и игр, старейшины провели традиционные обряды, гости угощались различными блюдами, а молодежь то и дело отлынивала на танцы.       — Я очень устал, — примерно за час до заката Хёнджин привалился ко мне. — Можно уже спрятаться дома? А перед рассветом ты меня позовёшь на свою песню.       — Пойдём, провожу.       Мы уже отошли от поляны, когда услышали оклик Чимина.       — Хённи, забери к себе Тэсоля, — попросил он. Мелкий дракончик крепко спал на папиных руках. — Пусть поспит с тобой, ладно? Я не могу уйти надолго, а тут так шумно…       — Конечно, — обрадовался мой омежка, который, как и прежде души не чаял в младшем Мине. — Его надо переодеть?       — Да, хорошо бы, — спохватился Пак, глянув на сына, чьи одежки и правда были чумазыми от ползания по траве, игр и прочих активностей. — Одежда в его комнате на кроватке. Извините, что обременяю…       — Ни о чем не волнуйтесь, учитель, — сказал я, забирая ребёнка.       Тот что-то проворчал, вероятно даже во сне понимая, что рядом с ним не самый любимый его дяденька. Я не обижался. Честно признаться, я обожал этого вредину. Немного ревновал, конечно, но уже не мог представить себе мир, в котором не существовало бы этого сурового маленького дракончика.       — Ох, — вдруг схватился за живот Хенджин, когда мы вошли в дом Минов за вещами.       — Что? Болит? Рожаем?! — испугался я. Быстро уложил Тэсоля в кроватку и подбежал к любимому. Было еще рано, срок подходил только через пару недель, но кто знает, как повлияла на беременность активность сегодняшнего дня, да и прошлые переживания тоже не могли пройти бесследно.       — Не знаю. Он просто… так… — омега присел на небольшой плетеный диванчик и изо всех сил сжал подушку. — Очень сильно толкнулся. Подожди немного…       — Может позвать кого-то? Ким Сокджин тут, да и доктор Ю тоже…       — Нет, успокаивается уже, — натужно улыбнулся Хенни.       Но малыш не собирался сдаваться так быстро. Он продолжал буянить, видимо решив отомстить папе за тяжелый день. Я придерживал омегу в объятиях, поглаживал, приговаривал что-то, и пытался облегчить боль феромоном. Наконец, через несколько долгих минут, наш маленький танцор утихомирился.       — Пойдем домой, — предложил Хёнджин. Его щеки побледнели, а лоб покрылся испариной.       — Отдохни немного, — я уложил его, подсунул подушки под голову и поясницу, а сам пересел на пол. — Восстанови силы и пойдем. Тэсоль всё равно спит, куда нам спешить?       — А ты к гостям не вернешься?       — Успею.        Я вздрогнул и проснулся он негромкого копошения и каких-то странных звуков. Стемнело. С трудом вспомнив где нахожусь, я огляделся: детская Минов. Точно. Тэсоль тихонько сопит, мой омега, намучившись, тоже заснул. Сколько мы тут находимся? Судя по кромешной тьме за окном, не меньше двух часов.       — …не беспокойся, мы быстро, — шептал кто-то за дверью комнаты.       — Но гости… — тонкий голос принадлежал Пак Чимину. Но сейчас он звучал куда более взволнованным, чем когда-либо.       — Они и не заметят, — фыркнул хозяин дома, чей голос не спутаешь ни с чьим другим. — Ты же не передумал? Так танцевал передо мной… я ведь правильно понял твой посыл, мм? — прохрустел он где-то совсем близко. Потом шуршание одежд, поцелуев и неровные шаги отдалились в сторону спальни в глубине дома.       — Хенни, ягодка, проснись, — поспешил я к омеге. — Нам срочно пора домой.       — Что случилось? — встрепенулся он, тоже не сразу сообразив где проснулся.       — Ничего страшного. Просто тут… в общем, пора…       Но мои неумелые объяснения прервали весьма умелым и оригинальным образом.       — Это Чимин? — прикрыв рот ладонями, прошептал Хенджин. — Они…       — Вернулись домой, ага, — хохотнул я тихонько. — Пойдём. Встать можешь?       — Да, а ты возьми Тэсоля.       Как двое воришек, мы на ощупь бродили по чужой комнате. Хенджин приоткрыл дверь, выглянул в просторный коридор, и тут же обернулся ко мне, уже протянувшему руки к ребенку:       — Подожди, не бери, нам не выйти.       Я подкрался к нему и тоже заглянул в узкий зазор. По всему выходило, что новобрачные до спальни так и не дошли. В коридоре, больше похожем на удлиненную гостиную, горела единственная свеча на невысоком шкафчике с зеркалом. Но и ее света хватало, чтобы рассмотреть два полуобнаженных тела, слитых в жарком поцелуе в дальнем конце помещения.       — Что ж мы сразу-то не ушли? — пропыхтел у меня над уход омега. Он еле подавлял нервный смех.       — Хм, что, второй раз не так увлекательно? — поддел его я, чуть приобнимая. В ответ получил легкий тычок под ребра и сладкий поцелуй в шею. Ему всё ещё было стыдно. Подумать только.       Мы не решились полностью закрыть дверь, чтобы не выдать своё присутствие, поэтому звуки и обрывки откровенных фраз из коридора доносились до нас практически в полном объеме.       — Выгляни еще раз, может уже ушли в комнату? — попросил Хенни через пару минут, когда образовалось относительное затишье.       Зачем я его послушался? Зачем посмотрел? Одно дело самому делать такое своему омеге, но совсем другое, когда видишь нечто подобное в исполнении старшего, явно более опытного альфы. Мне хватило нескольких секунд, чтобы успеть позавидовать его сноровке и отметить себе парочку приемов на будущее.       — Не ушли, — сообщил я, отстранившись от зазора. Перед глазами всё еще стоял яркий образ увиденного, а в паху — напряжение. Не надо было выглядывать.       Не знаю сколько точно прошло времени, но новобрачные, видимо поддавшись усталости или в поисках более удобной позиции, всё же скрылись за дверью своей спальни. Я сразу же осторожно подхватил малыша, а Хенджин взял его сменную одежду. И теперь, как уже трое вороватых типа, мы выбрались из дома, наполненного томными тихими стонами любовников.       — Зашли за вещичками называется, — вполголоса смеялся мой омега.       Я чувствовал, как усилился его ягодный аромат, и в целом состояние стало более расслабленным, мягким. Но обостренного желания, как бывало раньше, я не ощущал. Сейчас омега будто хотел, чтобы его просто заботливо обнимали и кутали в теплый плед. Что я и сделал, как только мы устроили Тэсоля в, пока еще пустующей, детской кроватке у себя дома.       — Тебе наверное хочется всё развидеть? — прижавшись к моей груди, осторожно предположил Хенджин.       — Наоборот, еще кое-чему у них поучиться, — признался я честно. — Но вообще, да, ты прав, картинка перед глазами всё еще слишком яркая.        Разнеженный и укутанный, мой омежка уснул. Кстати, в последнее время он, прям как заправский феникс, сооружал себе гнездо. Вот только вместо прутьев и трав он сделал его из моих вещей. Сначала я думал — это случайно. Ну подумаешь не убрал с постели кофту или рубаху. Но потом неубранного становилось всё больше, пока в один прекрасный день я не застал Хенни спящим под ворохом всей моей одежды. Её не так много, но омега достал всё до последнего носового платка.       Помню тогда я растерялся. Не стал его беспокоить, а просто вышел из дому по уши озадаченный, и практически врезался в Ким Намджуна. Тот как раз прилетел из школы с кипой книг для деревенской библиотеки, которую мы недавно начали обустраивать.       — Ты чего такой? — удивился он.       — Странное с Хенджином, — пожал я плечами, и кинулся собирать книги, которые выпали из рук учителя по моей вине.        Мы вместе пошли в сторону здания библиотеки, и по пути я рассказал о куче тряпья, в котором мой омега утопился по собственной воле со счастливой улыбкой на прекраснейшем лице.       — Омежье гнездование, — со знанием дела поведал дракон. — Я с близнецами тоже постоянно в вещах Хосока ютился. Да и папа Хённи тоже донашивал сыновей не показываясь из гнезда.       — А почему так? Не хватает чего-то или холодно? — не мог понять я.       — Альфы не могут постоянно быть рядом, — чуть усмехнувшись, поведал Ким. — Но даже если могут, ваш эмоциональный фон, а соответственно и запах, всегда немного меняется. А нам нужна стабильность и надёжность. На последних неделях скачки настроения ни к чему. Только покой и позитив. Так что он просто взял вещи, на которых сохранился приятный ему аромат, и зарылся в них. Для спокойствия, понимаешь?       — Но я почти всегда рядом, да и с настроением все в порядке… после того, как бусины частично восстановились, вообще ни о чем не переживаю. Ну разве что о ребенке, но это так, приятное волнение…       — Может он всё еще неосознанно тревожится из-за того случая с бусинами? Ты не думал об этом? Омеги не всегда в открытую говорят о своих страхах.       — И что мне делать?       — Ничего, — улыбнулся учитель, забирая у меня книги. — Это нормальное явление. Просто позволь ему чувствовать, что всё и правда хорошо, ну и дай пожить в твоих вещах. Это, как минимум, мило, — улыбнулся Намджун. — Еще скучать будешь по этим моментам.       — Спасибо, — сказал я, почувствовав облегчение.       Мы уже подошли к библиотеке. Я придержал дверь и пропустил учителя вперед. Изнутри пахнуло свежеотёсанным деревом и чем-то съестным. Минхо, заведавший читальней, принес с собой драконий перекус. С недавних пор он тоже был в положении, и не собирался пропускать ни единого приёма пищи. Я помахал другу, получил в ответ вполне приятную улыбку и, прикрыв дверь, ушел обратно к любимому.       С тех пор прошла примерно неделя, а мой омега так и не распрощался с вещевыми баррикадами.       И вот теперь, уложив его во всем этом безобразии, и укутав одеялом для повышения уютности, я выбрался из гнездовища. Проверил Тэсоля. Тот спал совершенно, как младенец. Хотя он им и был… В общем, омежки остались дрыхнуть, а я переоделся в лётный костюм и вышел из дому.       Когда я вернулся на поляну новобрачные уже были там. Они тоже сменили праздничную одежду, и выглядели теперь вполне обычно. Ну разве что загадочные улыбки могли выдать необычность их недавней отлучки.       — Все в порядке? — спросил меня Чимин.       — Д-да, Тэсоль не просыпался, Хенни тоже отдыхает, — отчеканил я. Перед глазами всё еще отчетливо маячили некоторые подробности обнаженного тела прекрасного омеги, стоявшего сейчас передо мной. Это немного отвлекало.        Что ж, наверное пора признать, жизнь никогда не станет прежней.       — Хорошо. Спасибо! — чуть приобнял меня учитель. — Все уже собираются взлетать. Ты готов?       Этот обряд долгие годы считался небезопасным. После окончания войны его не проводили несколько десятилетий. Потом, уверившись, что перемирие не нарушается, его возобновили, но очень скромно — всего пару кругов над местом церемонии. Но теперь фениксы могли позволить себе расправить крылья и ярко сиять в ночном небе. Как и мечтал старец Кан и многие другие из старшего поколения.       Мы разбрелись по поляне, а потом по сигналу стали обращаться в птиц. В небо взмывали группа за группой. Старшие сосредоточенно и торжественно, молодежь — весело и непринуждённо.       Тэй, Асафи и Тэмин кружили рядом со мной. Мы дурачились и играли, учили кузена, как «включать» сияние и подстраиваться к группе в полёте. Ведь он, прожив всё детство среди людей, очень редко обращался птицей и теперь был рад любой возможности узнать что-то новое. В школе, конечно были уроки полетов, но сегодня обстановка праздника и полной безопасности кружило голову, подстёгивала к тому, чтобы не просто летать, а радоваться каждому взмаху, каждой искорке в перьях, ветру и возгласам друзей.       Потом взлетели драконы. И тут началось самое необычное! Огромное светящееся кольцо фениксов, а над ним в самой вышине такое же большое из драконов всех мастей и размеров. Они кружили, извергая пламя ввысь и в стороны на манер лучей, озаряя поле, деревню, лес и горы оранжевым светом. Впервые за многие сотни лет безопасным для нас. Теперь этот огонь согревал, а не обжигал, защищал, а не грозил опасностью.       Жаль Хенджин не видел этого. Ну ничего, будет ему сюрпризом на нашей церемонии.       Зрелище было поистине впечатляющим.       Покружив какое-то время, мы зависли в воздухе, и из каждого круга отделилось по одному представителю вида. В середине хоровода фениксов светился золотой силуэт Пак Чимина. А в центре огромного кольца драконов махал гигантскими серебристыми крыльями Мин Юнги. Медленно они стали сокращать расстояние, притягивались, скрепленные зрительным контактом. Омега был гораздо меньше альфы, но сейчас, кружа рядом, они казались идеально подходящими друг другу. Движения в воздухе напоминали танец, взмахи крыльев — синхронные па. Расстояние становилось всё меньше.       — Они не упадут? — испуганно спросил Тэмин, когда новобрачные почти уже соприкасались крыльями.        — Не беспокойся, — отозвался я, — они знают что делают.       Мне вспомнилось, как раньше мы с Хённи проделывали подобное — взмывали высоко-высоко и оборачивались там людьми, чтобы хоть на миг обняться и увидеть любимого в лицо. Тогда это казалось ужасно романтично, но теперь я понял, каким опасным этот трюк выглядит со стороны.       Пара обнявшись на миг застыла на месте, но тут гравитация опомнилась и потянула их к земле. Секунда, другая, и вот они оттолкнулись друг от друга, и вновь обернулись прекрасными крылатыми созданиями.       Мин опустился на поле и расправил величественные крылья, приглашая мужа войти под их защиту. Чимин приземлился рядом и принял приглашение. Могучее серебристое укрытие обернулось вокруг феникса, оставив на виду лишь его хохолок.       Все остальные опускались вокруг, не меняя облика. Мы становились свидетелями невозможного прежде события. Окруженный представителями прежде враждовавших видов, огромнейший дракон бережно обнимал омегу-феникса. У того трепетали прикрытые веки, а бусины, венчавшие изящную голову, мягко пульсировали теплым светом из самой своей глубины.