***
В очередной раз избивая своего сына, отец произносит неосторожно брошенную фразу: «Щенок, ну и родственники у нас. Твоему братцу даже дела нет до того, что с тобой происходит. Видишь, тебя никто и никогда не спасёт» «Брат?» До какого-то момента Лёша считал, что отец его единственный близкий человек на земле. Зверь, чудовище, но всё ещё родной человек. Отец и сам не осознавал, какую тайну он ему открыл тем холодным зимнем вечером, перевернув всё с ног на голову. «У меня есть брат. Я найду его, чтобы мне того не стоило. И… отомщу»Часть 10, Брат
12 сентября 2023 г. в 20:01
Ваня
— Двенадцать!
Ася фыркает от злобы, вся покрасневшая, с растрёпанными волосами, медленно опускает туловище на синий мат, не отрывая искрящихся глаз от моих. Игриво усмехаюсь, наслаждаясь её страданиями. Скольжу ладонью чуть выше голени, вру, что так проще держать, пока она качает пресс на время. На самом же деле, наслаждаюсь прикосновениями к тёплой бархатистой коже, пока девушка пыхтит от усталости.
Она измученно поднимается, глубоко выдыхая прямо мне в лицо. Жмурюсь, улыбаясь, продолжаю свои мучения.
— Двенадцать! — нарочно вторю, заставляя Хамелеонову пыхтеть от негодования.
— Кислов! — не выдерживает, пихая меня коленом. — Ты засранец, это пятнадцатый раз! Куда смотрит учитель?!
Поддаюсь вперёд, убирая пару прядок от раскрасневшихся ланит.
— Сегодня я твой учитель, киса, — шепчу, едва касаясь губами острого носика.
— Чего расслабилась, куколка, продолжаем, — произношу чётко, вживаясь в роль персонального надзирателя. — Ася, двенадцать, — смелости мне не занимать, жду, что сейчас сорвётся, кинется на меня с обвинениями и проклятиями, но Хамелеон с полным спокойствием опускается на мат, продолжая качать пресс. Довольно одариваю её улыбкой, поправляя задравшийся топик. Кто в своём уме приходит на физкультуру в таком соблазнительном виде? Я на грани того, чтобы не дать полную свободу своим рукам, пусть и безумно хочется. Ранее я контролировал свои желания, прятал необузданную страсть к её упругой вздымающейся груди, но сейчас это желание куда-то пропало, уступая место лёгкой вольности. Лёгкой, благодаря тому, что мы ни одни. Не будь спортзал заполнен людьми, не отпустил бы её сегодня из своих рук ни на секунду.
— Ненавижу тебя, — произносит шутливо, перекатываясь набок. Ладонью ударяет о мягкую поверхность, приглашая поменяться местами. О, я не против. Ася поднимается с матов, и я занимаю её место. Естественно, не позабыв дотронуться до манящей задницы. Мой нимфовый попугайчик стеснительно закатывает глаза, молясь, чтобы никто этого не видел. Спешу её разочаровать: видели все. Наш класс сходит с ума, строя разные теории о наших отношениях. Но одного они не знают, не чувствуют моего накатывающего желания, которое спустя девять долгих лет получило амнистию. Чувствую себя маньяком, желающим заполучить свою жертву.
Наклоняю голову набок. Улыбка спадает с лица. Аня сидит в дальнем углу, одна, на скамейке, уставившись на свои кроссовки. В душе проносится сочувствие, оставляя свою тень в сердце. Её лицо красное и опухшее. Понимаю, Макарова плакала. Много. Её мать никогда мне не нравилась, слишком жестокая для женщины, часто позволяла себе вольности по отношению к Анюте. А сейчас, когда её дочь практически сама готовится стать матерью, наверное, её не узнать. Я не хочу думать о том, что Макарова была с кем-то помимо меня, но сделать этого практически невозможно. Меня не особо это волнует, особенно сейчас, но я по-прежнему испытываю к ней теплые, практически братские чувства.
Не желаю ей зла. Следует поговорить с ней, узнать о её состоянии. У неё никого кроме меня нет.
— Кислов, хочешь стать папочкой? — Асин голос, наполненный раздражением, врезается в уши. — Может, хочешь стать парой для Анечки? Ещё не всё прошло, м?
— А ты хочешь стать мамочкой? — узнаю нас, от этого тепло на душе. Маленькая ревнивая Ася не упустит шанса напомнить о своей боли. Глупая, мне никто кроме тебя не нужен. — Я не против, если хочешь, давай сделаем это.
— Перестань паясничать, — шипит. — Если хочешь утешить лживую бывшую, пожалуйста. Я не держу тебя.
Приподнимаюсь на локтях, сокращая между нами расстояние.
— Ты ревнуешь?
— А что, если и так?
— Не ревнуй меня к нелюбимой. Лучше ревнуй к самой себе, ты же не знаешь, какую именно часть тебя, я люблю больше.
— Кислов, — Ася качает головой, — прекрати строить из себя поэта, и иди уже, поговори с ней.
Хамелеонова меня озадачивает. Я так и не научился разгадывать её состояния, отличать правду от шутки. И что мне делать?
— Хотя, — продолжает, оглядываясь в сторону Ани. — Какой от тебя прок, ты же парень, сделаешь только хуже. Я сама с ней поговорю. Тем более меня мучает один вопрос.
— Чего? — успеваю перехватить её руку, — Ась, что ты хочешь у неё узнать, вы же не общаетесь.
— Я девочка, Ванюша. Мне проще разобраться в этом, чем тебе, её бывшему парню. Всё, отпусти.
Приходится отпустить. Ася уверенной походкой обходит ребят, пробираясь к Ани.
Ася
— Ну, привет, девочка с начинкой, — тихо приветствую блондинку, вторгаясь в её пространство. Обвожу зал взглядом. Одноклассникам очень интересно, что мы можем обсуждать. Учитывая, что у двух классов урок совмещен, наши персоны интересны многим. Мне плевать. — Как чувствуешь себя? — получается почти заботливо.
Аня нехотя отрывает глаза от пола. Могу видеть синяки под глазами, она вообще спала? В её положении таким шутить нельзя. Стать матерью в восемнадцать лет… Интересно, что она собирается делать?
— Привет…
— Выглядишь не очень, — честно признаюсь.
— А ты наоборот, вся светишься.
— У меня мама недавно родила, поэтому я приблизительно понимаю, как ты себя чувствуешь.
— Кого родила? — с грустью в голосе произносит девушка, убирая волосы с лица.
— Мальчика.
— Поздравляю. Мне не сладко, чувствую себя как выжатый лимон.
— Уже решила, что будешь делать с… ребёнком?
Макарова улыбается, но я вижу разочарование в её лице.
— Уже записалась на аборт, — произносит с болью, — если можешь, не рассказывай никому, пожалуйста.
Вздыхаю.
Проблемы у неё, а грусть накатывает на меня.
— А что отец? — захожу издалека, надеясь услышать правдивый ответ. Меня не покидают мысли об изнасиловании. Пусть мы и не близки, но как девушку я её понимаю. Если это случилось так, как я думаю, нужно обратиться в полицию. Я готова помочь ей. — То есть, — тихо, — не подумай, просто я много думала, и, это.… Ну, тебя же не заставляли? В плане, не насиловали?
Выдыхаю. Слова дались мне с большим трудом.
— У тебя бурная фантазия, — произносит, улыбаясь. Аня немного расслабляется в моей компании, откидывая голову назад. — Что, сложно поверить в то, что я изменила Ване?
Мы это не обсуждали. Хотя, уверена, каждый об этом думал. Когда она забеременела, они всё ещё состояли в… отношениях, если их можно так назвать.
— Нет, это меня не касается. Хотела отвести душу.
— Да ты словно беспокоишься обо мне, Настя?
— По-женски, разумеется.
— Расслабься. Я просто хотела хоть однажды почувствовать себя желанной, — обреченно говорит, не сводя с меня взгляда. Затем Аня отводит глаза в сторону Кислова, который внимательно за нами наблюдает. — Вряд ли ты меня поймешь. Ты же никогда не была с тем, кто, занимаясь сексом с тобой, представляет другую.
— Что бы ты там не думала, между нами никогда и ничего не было, пока вы были вместе, — про один единственный поцелуй решаю умолчать.
Макарова ухмыляется, руша всё моё самообладание.
— Чушь. Не было, потому что ты этого не хотела. Я знаю, что мне не за что тебя винить, Настя. Я сама выбрала парня, зная, что он безнадёжно влюблён в другую. Просто я иначе не умею.
Смотрю на Кислова… и мне больно. Сердце разрывается от этого взгляда. Я правда не замечала его чувств? Чувствовал ли он то же, что чувствовала я, когда Боря в первый раз отверг меня? Или это было больнее?
Помимо щенячьих глаз Вани я натыкаюсь на наблюдающего за нами Кудинова.
— Кстати, зря ты думаешь, что тебя никто не любит, — говорю, кивая в сторону Илью. — Илюша от тебя без ума.
И она улыбается. Так, словно я разгадала самую большую тайну в её жизни. Мне становится весело от этого взгляда.
— Это Илья? — озвучиваю свои предположения. Аня отворачивается, задорно улыбаясь. — Ты ему говорила?
— Слушай, ценю твою сердобольность, но не думаешь, что я имею право не обсуждать это с ним? В конце концов, Илья подающий надежды спортсмен, вряд ли в его планы вписываются пелёнки, памперсы, и девчонка, не получившая образование. Это так, на будущее, если решите не предохраняться с Кисловым.
Закатываю глаза.
— Давай ты не будешь решать за него. Да и тебе не помешает кто-то рядом, — несу чушь, — ты не должна проходить это одна, даже если решишься на аборт.
Аня хмурится, обдумывая всё сказанное мной.
— Если уж Кудинов окажется хуже, чем я о нём думаю. Пошли его к чёрту. Я готова держать тебя за руку, не важно, будешь ли ты делать аборт, или рожать. Помни, Макарова, — обнимаю её за плечи, из-за чего девушка невольно дёргается, — я и слова не скажу. Это полностью твой выбор и твоя жизнь. Но ты не должна быть одна, и не будешь.
Она всхлипывает, а я смотрю на неё с сожалением.
— Ненавижу тебя, блин, — произносит, утирая слёзы. Я улыбаюсь, крепче обнимая дрожащие плечи. — Лучше бы ты оказалась сукой, какой я тебя и представляла.
— Порой наши представления не оправдываются, и это чудесно. И всё же, расскажи Илье. Вы вместе решите, нужно ли вам это, или нет.
— Кстати, у тебя с вашим новеньким что-то было? — спрашивает, вводя меня в ступор.
— С Лёшей? С чего ты взяла, я знаю его ровно столько же, сколько все мы.
Аня испуганно взглянула в сторону Городецкого.
— Странный он. Заставил меня солгать вам про ребёнка, шантажируя тем, что всем расскажет.
— Кто, Городецкий? Зачем?
— Не знаю, — отрицательно машет головой. — Я думала из-за тебя. Хочешь дружеский совет: держись от него подальше. Он на меня жуть наводит, придурок.
— Да… — соглашаюсь, отпуская девушку. — На меня тоже…
— Вы чего без меня сплетничаете? — Рита вальяжно преодолевает расстояние от Егора до нас, ревниво оглядывая Аню.
— Да куда уж без тебя, — ехидничает блондинка, смахивая слёзы.
— То-то же.
По велению судьбы, после урока физкультуры натыкаюсь на Лёшу в коридоре, который, кажется, поджидал кого-то из нас, не зря ведь торчал у женской раздевалки полчаса, провожая девочек взглядом. Брюнет успел сменить спортивную форму, и теперь стоял у окна, скрестив руки, демонстрируя уверенность. Мне стало не по себе от хищного взгляда серых глаз. Нутром я чувствовала опасность, мозг бил тревогу, кричал бежать, не попадаться Лёше на глаза, но я шла вперед, несмотря на накатывающий страх. Парень заметил, что я приближаюсь, и поспешил натянуть улыбку. Городецкий бросил взгляд позади меня, и я окончательно убедилась, что ни я его жертва.
— Лёша, — тихо произношу, занимая место напротив брюнета. — Мне Аня кое-что рассказала, не очень приятное, не хочешь объяснить, в чём дело?
Парень прикрывает глаза, словно пытается силой мысли перенести себя в другое место, подальше от меня. У него не выходит, и ему приходится разочарованно открыть глаза.
— Анастасия, и тебе привет, — шепчет, потирая заживающий нос. Странно, синяки никак не портили его, наоборот, подчёркивали острые черты лица. Безумие, но Городецкий точно из тех парней, кому идёт быть постоянно избитым. Он словно бэд бой, сбежавший из книги триллера. Рубашка тёмная, пару пуговиц расстегнуто. Виднеется фарфоровая кожа, на которой немного веснушек. Присмотревшись, вижу едва заметные шрамы. Интересно, где он успел их получить. В целом, образ небрежный, но ему подходит.
— Ну, так что, ничего не хочешь рассказать? — настаиваю, складывая руки у груди, пытаясь мысленно отстраниться, или защититься, а может и то и другое сразу. — Зачем было запугивать девушку, и заставлять лгать?
— Видишь ли, — хмыкает, — её никто не заставлял. Она сама решила солгать. Я нож у горла не держал. Боже упаси, я лишь предложил девочке рассказать правду. Сам удивился, когда узнал, что ребёнок не Кислова. Забавно, да?
— Не вижу ничего забавного.
— Брось, — фыркает. — Они же встречались, мало ли чего.
Городецкий отталкивается от подоконника, устремляясь ко мне. Заворожёно, с неким страхом, наблюдаю, как пальцами прикасается к моим локонам, и не могу ничего сделать. Стою перед ним, словно парализованная, наблюдая, словно жертва за своим мучителем. Пальцы тем временем уверенно скользят по щеке, обжигая кожу. Брюнет кривит губы, приближаясь ближе.
— Настя, Настя, — шепчет, облизывая обветренные губы. — Всё-таки ты мне нравишься, — усмехается, — не удивительно, что ему тоже...У нас с ним намного больше общего, чем я думал. Забавно, м?
— Ч-что?
Понятия не имею, о чём он.
— Когда-нибудь я всё тебе расскажу, — Алексей поддаётся вперед, и я резко дёргаюсь, опасаясь, что ему придёт в голову поцеловать меня, но брюнет не позволяет отстраниться, удерживая за локоть. Тянет обратно, впечатывая в свою грудь. Одной рукой удерживает меня чуть выше талии, а второй скользит по щеке, обжигая дыханием. У меня бегут мурашки по коже от его сильных рук. Я наивно полагала, что, произойди со мной такое, всегда смогу дать отпор, но сейчас понимаю, что не могу. С Ваней такие трюки проходили, потому что он не применял силу, поддавался мне, позволяя чувствовать себя сильной. На деле же, сейчас, рядом с Городецким, осознаю, насколько слаба. Это пугает. — Всё было бы проще, не будь тебя рядом с ним.
— Пусти, — дёргаюсь, пытаясь собрать волю в кулак. — Сейчас же.
Но Лёша лишь смеется с моих отчаянных попыток высвободиться. Отпускает только тогда, когда позади слышатся шаги и грубый голос, приказывающий отпустить меня.
— А вот и твой принц, — шепчет, убирая руки. — Спокойно, Кислов, мы просто беседовали. Да, сладкая?
— Придурок!
Кислов разгневанно приближается, желая наброситься на Городецкого, но я спешу остановить его. Лёша того не стоит.
— Пусть идёт, — шепчу, обвивая мужскую талию. Прижимаюсь к Вани, как ребёнок, ищущий защиты и поддержки, носом утыкаясь в крепкую грудь. Чувствую, как его рука скользит по волосам, обнимая в ответ.
— Ну, продолжайте играть в любовь, — смеется Городецкий, — не буду вам мешать.
— Вот… урод, — шипит Кислов ему вслед, пальцами зарываясь в мои волосы.
— Да всё в порядке, Вань, — спешу его успокоить. — Не злись.
— Ты тоже хороша, — бухтит, — понравилось обнимать чужого мужчину?
Закатываю глаза.
— Не понравилось, и будет тебе известно, мы не обнимались.
Наступает тишина. Мы стоим в объятиях, слушая сердцебиение друг друга. Я наслаждаюсь моментом, пусть моё сердце и выпрыгивает из груди как чокнутое. Ваня пахнет приятнее, чем любой другой мужчина на планете: свежестью, мятой и моим черничным шампунем, который Кислов облюбовал ещё в десятом классе. «Мои волосы от него мягче, не смейся. От мужских шампуней они жёсткие и непослушные». Так и было. Кудрявые волосы всегда требовали особого ухода.
Помнится, однажды, я прилепила на его кудряшки сразу две огромные жвачки. Ваня не сразу заметил их, перед этим они успели здорово спутать его шевелюру. Кислов схватился за ножницы, намереваясь отстричь копну, но мне эта идея показалась варварской. Пришлось вести его к себе домой, пока родители были на работе, и тщательно попыхтеть над волосами. Я мыла ему голову, а он то и дело щурился от пены, попадающей в глаза. Уже тогда, повзрослевший, Кислов был на голову меня выше, мне приходилось подпрыгивать, или вставать на носочки, чтобы подуть ему в глаза.
«Да стой же ты смирно, Иван-дурачок! Мне не дотянуться… А ну не смей тереть глаза руками!»
«Когда ты так командуешь, я весь дрожу, Хамелеонова»
«Просто стой спокойно, ладно? Позволь мне вытереть пену»
«Что ещё ты можешь сделать?»
Эти воспоминания привели меня в восторг. Почему я забыла это, а сейчас словно вспышка в голове, и я начинаю подмечать все вещи, происходившие между нами. Раньше я помнила только плохое. Или заставляла себя вспоминать лишь это. Между нами всегда было куда больше обычной неприязни.
— Ася, я спрашиваю, — его голос выдернул меня из мыслей. — Идём на свидание?
— Какое ещё свидание?
— Настоящее свидание, с цветами, конфетами, и что там ещё любят девушки?
— Купишь мне цветы? — улыбаюсь.
— Если больше не будешь обжиматься со всякими, то не только цветы, киска.
— Кислов, перестань уже меня так называть! — пихаю его в грудь. — Не обжимались мы, перестань уже.
— Разве ты себя не так же ведешь, напоминая мне про Аню? — хитро улыбается, беря меня за руку. — Не нравится, когда я веду себя также? Мне тоже не нравится.
— Забудь. Больше никаких Ань и Лёш в нашей жизни.
Свидание получается чудесным. Мы практически весь день проводим вместе, гуляя, обнимаясь, обмениваясь своими мыслями. Ваня рассказывает мне много нового про себя, а я заворожено слушаю, внимая интересные факты из его жизни. Правой рукой приходится прижимать букет гипсофил к груди, а левой держать руку Вани, который напрочь отказался отпускать меня хотя бы на метр, пока мы вместе. Громко смеемся, вылечивая окружающих от томности и усталости дней. Мимо проходящий мужчина делает нам комплимент, а его дочурка тычет маленьким пальчиком в Ваню, приговаривая, что в будущем хочет себе такого же «красивого и высокого» парня со смешными кудряшками. Мы искренне обмениваемся улыбками. И я понимаю, что безмерно счастлива рядом со своим врагом.
Вечер настигает нас скоропостижно. Мы теряем счёт времени, и возвращаемся домой лишь к полуночи. Ваня стоит напротив меня, ожидая, когда я войду в свой подъезд, а я мечтаю, чтобы он не уходил, и мы ещё немного побыли наедине.
— Давай, киска, тебе пора идти, — улыбается, опираясь на железный поручень.
— Хорошие девочки уже давно в постели.
— Ну, значит, я не такая уж и хорошая, — флиртую, заглядывая в карие глаза.
— О, ты плохая девочка? — ухмыляется мой ухажёр, наклоняясь, чтобы запечатать на губах поцелуй. Целую в ответ, обвивая его шею руками. Между нами препятствие в виде железной перегородки, но она вовсе не мешает нам терзать губы друг друга. Кислов крепко обвивает меня за поясницу, немного приподнимая, чтобы оказаться ещё ближе. Я тону без остатка.
У итальянцев есть прекрасная поговорка: «стены только у нас в голове». Мои стены разрушились вдребезги, стоило ему однажды меня поцеловать. Во время второго поцелуя от них не осталось ни обломков, ни единого следа. Сейчас, целуя его снова и снова, я и не вспомню, что когда-то мы были врагами. Жизнь стала слаще после того, как мы перестали сталкиваться лбами, разрешив себе любить.
— Люблю тебя, дурака, — говорю, понимая, что привязалась к Ване невидимыми нитями сотканных из собственных чувств.
— Сегодня я добился своего. Во вселенной свершилось наиневероятнейшее событие — Ася Хамелеонова в меня влюбилась, — шепчет, взрывая в моём сердце фейерверки. — Планета не взорвалась, завтра взойдёт солнце, и я снова смогу тебя поцеловать.
Домой поднимаюсь с нисходящей улыбкой на губах. Кажется, ничто и никто уже не может испортить этот момент, как вдруг натыкаюсь на ещё одну коробку. Заметно меньше тех, что имела честь получать ранее. Хмурюсь, не ощущая ничего, кроме раздражения. Страх куда-то подевался, словно моё сердце в секунды повзрослело. Хочется взять и выбросить эту гадость со своего порога. Но я спешу открыть её. В коробке лежит маленький серебряный кулончик с фигуркой ворона.
— Как креативно, — ругаюсь, ловя себя на мысли, что у моего преследователя весьма тривиальное мышление. У человека помешательство на бедных птицах. Интересно, скольких он уже успел убить?
Отгоняю дурные мысли.
Под кулоном записка: «Птицы передают друг другу, за кем следует приглядывать, а кого бояться. Я рядом, возможно, влюблён»
Мне не остаётся ничего, кроме как устало выдохнуть, и закрыть свой подарок. Кажется, я начинаю понимать, кто это может быть. И это страшно. Видимо, он человек не особо-то и шифруется. Но, тогда, что ему от меня нужно? А может его цель вовсе не я?