Иллюзия Хамелеона

      Ася       — Ты совсем не уважаешь молодость? Давай, будет весело! — кричит Кислов, скрываясь за дверью ванной.       Я стою посреди коридора, поражённая тем, что застала Ваню практически обнажённого, щеголяющего по квартире в отсутствие родителей. Сдаётся мне, стоит ему звонить, перед тем, как навещать. Никогда прежде не видела раздетого парня так близко. Пытаюсь перевести дух, а сердце тем временем выпрыгивает из груди. Что за животные инстинкты посещают мою голову, при виде этого… красивого, подкаченного, утончённого тела.       Конечно, я любитель посмотреть фильмы с красивыми мужчинами, о которых мечтает добрая половина женщин в мире, но почему-то раньше такой реакции на мужской торс за мной не наблюдалось. Безумие. Чистое животное безумие.       Неаккуратно скидываю кроссовки у двери, рядом остаётся и джинсовая куртка, которую я зачем-то надела, когда за окном палящее солнце. Запираю дверь, и прохожу вглубь квартиры.       Вздыхаю, оглядывая родные стены. Да, именно родные. В доме Кисловых практически ничего не поменялось, за исключением обоев, и цвета ламината. Всё также как и пару лет назад. Большая просторная кухня выполненная в современном стиле, которую от и до спроектировала мама Вани, всерьез занявшаяся дизайном пару лет назад. Лариса успела перекроить всю квартиру, пока её талант к эстетике ей не наскучил, и она не забросила это дело. Тем не менее, моя мама влюбилась в ремонт, который подруга себе сделала, поэтому, заразившись минимализмом, взмолилась, чтобы Кислова помогла и ей сделать из нашего дома конфетку. Ларису долго упрашивать не пришлось: женщина с большим энтузиазмом принялась за работу уже на следующий день. Они вместе с мамой сделали практически аналогичный дизайн в нашем доме. Теперь, когда Кислов навещал нас с родителями по праздникам, я могла видеть беспокойство в его глазах, ведь заходил он в нашу квартиру, но из-за одинаковых стен и мебели, словно попадал к себе домой. Поначалу его это раздражало: наши комнаты были как две капли воды. Даже наше постельное бельё покупалась в одном магазине. Меня это не особо волновало, но сейчас, видя всё это своими глазами, я понимаю, что наши мамы стали словно одним целом. Разумеется, благодаря нашей неприязни с Ваней. Ненавидели бы мы друг друга на чуточку меньше, и у мамы не появилось бы подруги. Да они должны спасибо нам сказать за наши перепалки.       Так или иначе, в доме Кисловым было комфортно, как дома. За исключением того, что в моём доме никто голым по квартире не бегает. И слава богу, я бы сошла с ума.       — Кислов, что за фетиш на раздевания? — также громко произношу, усаживаясь за кухонный стол. Молоко и песочное печенье, крошки которого и на столе, и на полу. Кислов не меняется. — Ты что, сидел здесь голый и трескал углеводы с молоком? — интересуюсь, откусывая кусочек печенья. Потрясающее. Лариса прекрасно готовит. Жаль только, что это умение распространяется лишь на выпечку. Попробовала я как-то её борщ… Впрочем, это не самое приятное воспоминание в моей жизни. После него по сей день стараюсь избегать всё, связанное со свёклой.       — Эй, я у себя дома, киска, — говорит, вырастая у моего носа, облачённый во всё белое.       — Ты что это, на показ мод собрался, котик?       Ваня непонимающе оглядывает одежду, пытаясь понять, что же не так.       — Белые рваные джинсы, белая футболка, носки, кроссовки тоже будут белыми, угадала?       — А сама то? — хитро улыбается, усаживаясь на стул. — Куда это ты так нарядилась, кошечка?       Наряд у меня и правда чудесный: длинное обтягивающее платье по фигуре в сером оттенке. Специально выбирала, чтобы продемонстрировать результат, который возымела после тренировок для пятой точки. Кислову знать не обязательно, но я полчаса провела перед зеркалом, удивляясь тому, насколько хорошо сегодня выгляжу.       — Тебе повезло, — улыбаюсь. — Я красотка.       Парень хитро ухмыляется, согласно кивая головой. Взгляд так и бегает по моему телу, которое покрывается мурашками.       — Впервые в жизни не могу не согласиться с тобой. Фигурка у тебя что нужно, я бы… — не позволяю ему закончить фразу, громко вскрикивая.       — Не смей говорить ничего пошлого.       — А что такое? Ты стесняешься своего парня?       — Нет, — мотаю головой, протягивая ему печенюшку, которую практически заботливо вталкиваю в открытый рот. — Боюсь не сдержаться, и погладить тебя битой по голове.       Жует, улыбаясь.       — Ты страшная женщина.       Мы ещё десять минут проводим за печеньем с молоком, разговаривая про те самые коробки. После чего Ваня сообщает мне, что попросил Гену помочь, и Кирилл, его друг предположил, что делает это тот, кто находиться ближе всего. Мы задумались. Ваня грешил на моего соседа — Виталика. Мальчик странный, соглашусь, но безобидный, как котёнок. Влюблён в меня с детского сада. Вряд ли он бы стал делать что-то из рода вон выходящее, зная, что мы с Ваней с детства знакомы. Ему было незачем ждать одиннадцать лет, чтобы начать действовать. К тому же у него недавно появилась девушка. Весьма милая.       — Виталик не может, он целыми днями в компьютерные игры играет, — говорю, пытаясь убедить Ваню. — У меня есть предположения, но они, возможно, покажутся тебе странными.       — Страннее этих дурацких коробок? — вскидывает бровь, — сомневаюсь.       — Я предполагаю, что это может быть Городецкий.       Поджимаю губы, наблюдая, как Ваня сосредоточенно обдумывает сказанное мной.       — Думаю, он непростой парень, — шепчет. — Единственное, не ясно, зачем ему так поступать?       Вспоминаю его слова про то, что нравлюсь ему. Может, он просто влюблён, и не знает, что с этими чувствами делать?       — Он признался мне в чувствах, — хмыкаю, пытаясь звучать как можно тише. — Может потому что ревнует к тебе?       — Это не повод заниматься идиотизмом, — рычит Кислов, отодвигая пустой стакан в сторону. — Ася, я не хочу, чтобы ты с ним общалась.       — Мы не общаемся, Вань, — пытаюсь убедить его, но Кислов вспоминает про недавние «объятия», как он полюбил это называть. — Послушай, я ещё раз тебе говорю, он просто хотел попугать меня. Ничего у нас не было, — Кислов открывает рот, собираясь что-то сказать, но я жестом приказываю ему замолчать. — И быть не может. Никогда. Я люблю тебя, понял, злопамятный ревнивый мальчишка.       Ваня поджимает губы, хмуря брови.       — Иди сюда, — произносит, жестом приглашая к себе. Я довольно улыбаюсь, но вставать не спешу. — Ну же, иди сюда. Прямо ко мне на коленочки, — хлопает по бёдрам, вынуждая рассмеяться.       — Ещё чего, — улыбаюсь. — Не заставишь.       — Разве заставляю? — спрашивает, строя обиженное лицо. — Я умоляю, Ася. Иди ко мне, — мурлыкает, упрашивая. В какой-то момент приходится сдаться, и занять место на мужских коленях. — Вот, молодец, хорошая девочка, — шепчет, целуя в шею. — У тебя такое сексуальное платье, знаешь же? Где ты его взяла?       — Украла, — смеюсь, ощущая щекотку от блуждающих по телу пальцев. — Перестань, мне щекотно.       — Мхм? — ласково утыкается носом в шею, заставляя щурится от приятного ощущения. — А так? — руки проходятся по рёбрам, чувствую приятную волну тяжести на своём теле. Хоккей сделал из него плечистого атлета, весьма сильного, чего отрицать я уже не в силах. Слушаю его дыхание у своего уха, и блаженно прикрываю глаза, наслаждаясь теплом наших тел. — Так о чём я там говорил?       — О том, как любишь меня, и всё такое? — бросаю слова, обвивая его шею руками. Мне хочется коснуться розовых губ, и я утоляю это желание, целуя его.       — Об этом тоже, — соглашается, — но сейчас я про двухдневную поездку, Ася. Ты поедешь со мной?       Вздыхаю. Поездка на выходных в соседний город на соревнования… Признаться, не особо я горела желанием проводить выходные в поезде, но Ваня был весьма убедительным, упрашивая меня поехать и поддержать их.       — Мы с Ритой поедем, — сообщаю, возвращаясь к желанным губам.       Ваня       — Пап, я тут собираюсь на соревнования, и кое-что интересное обнаружил в вашей с мамой спальне.       Отец отрывается от газеты, глядя исподлобья. Взгляд хмурый, но заинтересованный. Ухмыляюсь, открывая перед его глазами альбом с фотографиями. Пальцем указываю на один снимок, на котором изображён молодой отец и какая-то девушка, обнимающая, а на следующем снимке целующая его в щёку.       — Да я смотрю мама у нас не ревнивая, раз хранит фотографии твоей бывшей, — кидаю слова, наблюдая, как отец поджимает губы, откладывая газету в сторону. Думаю, что попал в точку. Отец нехотя протягивает пальцы к снимку и недовольно мотает головой.       — Говорил Ларисе избавиться от этого мусора, — рычит, захлопывая альбом.       — И как звали твою подружку, ловелас? — смеюсь, усаживаясь рядом.       — Иван, — шипит отец, — не говори глупостей. Анна никакая не подружка.       — Да, и кто же она тогда, просто знакомая, чьи фотографии ты хранишь?       Мужчина прикрывает лицо рукой, устало вздыхая.       — Она твоя тётя, сын. Моя сестра.       Непонимающе хмурюсь, пытаясь вспомнить родственницу с таким именем. Нет, я всех отцовских знаю, и уверен, что никаких Аней среди них нет, и не было.       — Постой, но если она твоя сестра, почему мы с ней не знакомы? — задаю вполне логичный вопрос.       — Есть на то причины, — скрытно отвечает, отворачиваясь. — Лариса, я же просил тебя сжечь эти фотографии! — грозно произносит отец, грозя матери пальцем.       Мама подходит ближе, рассматривая альбомные листы. Она быстро натыкается на два стареньких снимка.       — Она твоя сестра, Антон. И будете тебе известно, я до сих пор считаю, что ваша семья ужасно с ней обошлась! Мог бы и помириться с сестрой, шестнадцать лет прошло, а ты даже не знаешь, что с ней.       — Хватит! — вопит отец, и я понимаю, что впервые вижу его таким испуганным.       Мужчина спешит подняться со стула, чтобы тотчас скрыться за дверью в ванной.       — Мам, ничего не хотите мне рассказать? Например, что у меня есть тётка, о которой я ни слухом, ни духом.       Лариса поджимает подкрашенные губы, усаживаясь на соседний стул. Видно, что маме судьба неизвестной женщины намного интереснее, чем её родному брату.       — Это Анна, сестра твоего отца… — шепчет, — они давно не общаются, и я не видела её уже лет десять.       — А почему они не общаются?       — Ты же знаешь своего дедушку, Ванюш, — сообщает, устремляя взгляд в сторону.       Дед у нас не подарок. Мужчина в свои семьдесят крепко стоит на ногах, ежедневно занимается спортом, выкуривает по две пачки сигарет на день, глушит воспоминания дорогим коньяком, и нередко доводит жену до белого коленья своими армейскими шуточками. У меня мурашки от одного лишь воспоминания его образа. Седой, высокий и грозный. Умело гонял отца деревянными розгами, даже когда тот вылез из отцовского гнезда и завёл собственную семью. А потом взялся и за моё воспитание. Благо, это продлилось недолго, и мама быстро избавила меня от дедовской школы. Расти бы мне таким же тираничным, замкнутым, шутливым болтуном, как и дед, будь Лариса помягче. Да, как же, всё-таки хорошо, что мы видимся только по праздникам. Старый пердун вгоняет в ужас всех, кто находится рядом.       — Вот у меня настроение теперь точно испортилось, — признаюсь, раздумывая о том, как, наверное, было сложно девочке с таким отцом, если даже Антон бежал от деда в шестнадцать лет.       Мама кивает.       — Она рано забеременела, и твой дедушка сильно избил её, — Лариса, будучи сентиментальной, съёжилась от воспоминаний. — Твоя бабушка опускала душу, рассказывая, как жалеет, что не сберегла её от его жестокости. История не из приятных, сынок. Не нужно тебе этого знать.       — Мам, я уже не ребёнок, и она моя родственница…       Лариса оглядывается, желая убедиться, что отец по-прежнему в ванной.       — Мне рассказывали, что он держал её в погребе пару недель после этого, чтобы никто из соседей не видел синяков, — шепчет, словно опасаясь, что отец услышит хоть слово.       — Беременную? — удивленно вскидываю бровь, ужасаясь от осознания того, какие у нас родственники.       — Сынок, ей было шестнадцать, твой дед так её побил, что у бедной девочки случился выкидыш. А когда ей удалось сбежать, дед настолько всех запугал, что её даже родственники к себе не пускали. После этого твой папа и ушёл из дома…       — Но подожди, после этого отец больше с ней не общался?       — Общался какое-то время, пока она не стала воровать и вести разгульный образ жизни. Потом и вовсе оборвал с ней всякую связь.       — Не знаешь, где она сейчас? — интересуюсь.       Лариса мотает головой.       — Знаю только, что она родила мальчика в один год со мной. Полагаю, он твой сверстник. У неё был не самый приятный муж, поэтому они с твоим отцом совсем перестали общаться. Думаю, он до сих пор живёт мыслями отца, и считает её плохой.       — Я думал это папина подружка, а теперь узнаю, что у меня есть тётя и… двоюродный брат?       — Кто же их знает, может уже не только брат. Аня была… сломленной, оттого постоянно вешалась на слабых мужчин. Иван, заболталась с тобой, — хмурится, возвращаясь к готовке. — Ты тоже не рассиживайся, иди сумку собирай, поезд через пару часов.       Смотрю в одну точку, не замечая ничего, кроме проносящихся поездов перед глазами. Вокруг шум, моя команда занята обдумыванием стратегии к предстоящей игре. Я словно не с ними, а глубоко глубоко в своих мыслях. Никак не даёт покоя откровение мамы и реакция отца на родную сестру. Подумать только, я всегда мечтал о брате, а он, оказывается, итак у меня есть. Только ни он, ни я друг о друге не знаем. Разве так можно? О чём отец только думал, разрывая с сестрой любые связи.       Взгляд цепляется за скрюченную фигуру Городецкого, стоящего недалеко от меня. Парень облачен в серую толстовку и светлые джинсы, учитывая, что на улице заметно похолодало, и вся команда была одета более или менее по-осеннему.       — Ему что, надеть нечего, — хмурюсь, согревая руки Аси в своём кармане. — На улице не лето.       Хамелеонова оглядывается, их взгляды с Лёшей встречаются и он уверенно подмигивает ей, не забыв одарить меня улыбкой.       — Засранец, — фыркаю, прижимая девушку ближе к себе.       — Не обращай внимания, — просит, наблюдая за пришедшим составом. У нас седьмой вагон. Закидываю свою сумку на плечи, затем забираю рюкзак Аси, следуя к вагону.       — Какие у нас места? — интересуется, пока я слежу за тем, чтобы вся команда благополучно вошла в вагон.       У проверяющего возникают некоторые вопросы по поводу паспорта Мела, который тот удачно забыл дома, но мы быстро находим общий язык с полной женщиной, которая закрывает глаза на оплошность друга за тысячу рублей. Выдыхаю. Как всегда.       — У нас места в купе, — запоздало осведомляю, подавая своей спутнице руку.       Ни для того я тащил с собой Асю, чтобы две ночи просидеть вместе со всеми в плацкарте. Пришлось выкупать всё купе. Уверен оно того стоило.       — Подожди, а как же Рита?       — А что с ней? Мел, кажется, тоже в купе едет, — признаюсь, хитро улыбаясь.