Мне так хорошо быть плохой,
Обратно я ни за что не вернусь,
Теперь боль — мое удовольствие,
Ведь с этим ничто не сравнится.
Марк ухмыляется. Вот чёрт, он же пытается быть хорошим. Что не так с этими девушками. — Поверь, малыш, ты не хочешь такого первого секса, — шепчет он, кусая её за ушком, чувствуя, как дрожит женское тело от его горячего дыхания. Но рыженькой плевать. Ей настолько хорошо от его прикосновений, что она собственноручно тянется к белью, начиная стягивать смешные трусики.Ведь я могла бы быть плохой, но в этом я невероятно хороша!
Секс витает в воздухе, мне все равно — мне нравится его запах!
Палки и камни могут сломать мои кости,
Но цепи и плети захватывают дух!
— Ну и дура, — усмехается Марк, соглашаясь на её приглашение. — Не плачь потом. Её тело такое мягкое, нежное, ну совсем девственное. Майя дрожит, извивается, сжимает пальцами грязную простынь, на которой до неё здесь побывало не мало пар. Пальцы Марка ледяные, а её тело разгоряченное, такое, что различие в температуре пускает особенный ток по её позвоночнику. — Больно… — шипит малышка, когда чужие холодные пальцы массируют её самое чувственное место, оголенное, словно электрический провод. Плесни воды и оно воспламенится, спровоцируя пожар. Брюнет молчит, продолжая свои манипуляции. Он позже посчитает сколько раз она кончила от его пальцев внутри неё. Сейчас было не время. Пряжка ремня созвучно звякнула, ударяясь об изголовье кровати. Внутри него, словно лава, разливалось садистское желание схватить её за волосы, прижать к матрацу, не церемонясь сделать свои дела, кончить пару раз, и бросить её тут на усладу других зевак, которые обязательно случайно забредут в этот обитель похоти, но он преодолел этот порыв, похоронив его в себе, так и не дав выхода. Вместо этого, он смотрел на нее потемневшими от желания глазами, утирая слезы с красных щек. Сжимал кулаки до боли, чтобы не ворваться в её тело, как он любил делать. Медленно двигался, словно это не трах на одну ночь, где он представлял лицо другой девчонки, а ночь с любимой девочкой, которой он только отдает, не беря ничего взамен. — Марк… — её пальчики цепляются за его волосы, — Марк… Чтобы хоть как-то получить разрядку, он кусает женскую грудь, оставляя багровые следы от своих зубов. Она весьма неожиданно утягивает его в поцелуй. Сладкий, с привкусом выпивки. — Блять, — ругается брюнет, когда до его заполоненного дурью мозга доход сигнал, что он упустил момент, изливаясь в её лоно. — Только этого не хватало, — шипит он, продолжая толкаться, подводя себя к повторной кульминации. Терять уже нечего, ему все равно придется накормить её противозачаточными, так почему бы не сделать эту ночь хоть на каплю приятнее для себя. Майя закатывает голубые глаза, откидывая голову на постель. Она изнеможенна, лишена сил даже говорить. Марк с рыком выходит, наблюдая, как девушка под ним содрагается от полученного оргазма. Смахивает капли пота со лба, падая рядом с ней. Девушка не говорит ни слова, лишь поворачивается, прижимается к его влажному телу, переплетая их ноги воедино. Марк чувствует, как по её бедрам стекает его еще теплое семя и в очередной раз недовольно хмурится. Он лежит с ней минут десять, пока не слышит сопение. После встает, натягивает брюки, закуривает новый косяк, шагает к окну, рассматривая толпу внизу. Докурив косяк, парень возвращается к кровати, находит в тумбочке пачку влажных салфеток и почти заботливо проходится ими по бедрам спящей девушки. Вымывает её дочиста. Хватает куртку и часы и уверенно шагает прочь. Открывает дверь, оглядывается. Пьяные мужчины со своими женщинами толкают кабинки, проверяя их на наличие свободной комнаты. — Блять, что за наказание, — рычит он, перехватывая волосатую руку мужика, когда тот проворачивает ручку той самой двери, откуда минутой позднее вышел брюнет. — Занято, топай давай отсюда, а то наваляю, — толкает мужика в спину, следом и его спотыкающуюся мадмуазель. Городецкий минуту борется с внутренними демонами, не желая проводить тут даже лишнюю минуту. Чёрт бы его побрал, но сегодня в очередной раз его светлая сторона берет вверх над плохой, и Марк входит назад, наблюдая, как Майя подрагивает от холода. Бросает куртку на пол, возвращаясь к кровати. — Если веришь в судьбу, то это точно она, — шепчет он, накидывая на тело девушки простыню. Сегодняшнюю ночь, он, к сожалению, будет вынужден провести у тела пьяной удовлетворенной незнакомки.***
(Ася) — Мам, ну ты чего? Иди гулять с Захарчиком, и не волнуйся, папе я уж как-то еду разогреть смогу. Мама улыбается, держа в руках крошечного малыша в комбинезоне. — Коляску поможешь в лифт закатить, солнышко? — Помогу, давай. Детская коляска оказывается в лифте, за ней входит мама. — Дай поцелую своего братика, — улыбаюсь, наблюдая сонное личико новорожденного. — Какой он, всё-таки, сладкий. — Не забудь выключить суп, Асенька, — последнее, что удается услышать, перед тем, как двери лифта закрываются. — Ещё бы я забыла, ты мне пятнадцать раз сказала, — говорю в закрытые створки, провожая маму на прогулку. Устало волочу ноги до нашей двери, натыкаясь на соседку. Вежливо приветствую, желая скорее скрыться от её изучающего взгляда. Не хватало еще нарваться на неприятные разговорчики. Проходит ровно час моего глупого втыкания в плиту. Суп закипел, и уже выкипает на индукционную плитку. Вкусный он или пересоленный, не особо меня волнует. Ложка предательски выпадает из рук, ударяясь о кафель. Я дрожащими руками держу телефон, не отрывая взгляд от фотографии мамы с коляской, гуляющих в парке, недалеко от дома. — Ч-что происходит? — спрашиваю себя, секунду находясь в ступоре. «Чей это номер?» «Почему кто-то фотографирует маму?» Меня начинает потрясывать. Неизвестный: Он такой сладкий, даже не кричит. Эта женщина была хорошей мамой для вас? — приходит сообщение следом за фотографией. «Была…?» Неизвестный: Отвечай! Дыхание спирает. Я словно прихожу в себя после долгой отключки. Выключаю плиту и срываюсь к двери, попутно печатая текст. «Кто ты?» Хватаюсь за дверную ручку. Неизвестный: Карма. Меня трясёт. «Что тебе нужно? Оставь мою маму в покое!» Неизвестный: Будь вежливой девочкой, ладно? У меня лишь одно условие, выполнишь — твой братик проживёт долгую жизнь, а решишь ослушаться — не доживёт и до завтрашнего дня, поняла? Я чувствую как ком нервов подступает к горлу. Меня тошнит. Я задыхаюсь от страха. «Пожалуйста, не трогай их! Умоляю, кем бы ни был, не причиняй им зла! Сделаю! Я всё сделаю, слышишь?» «Не молчи! Я всё сделаю! Не трогай их!» Неизвестный: Ты же знаешь, что делать, да? Расстанься уже с ним. И помни, что я везде. Даже там, где ты не ожидаешь. Не играй со мной. Размышлять долго не приходится. Я слишком боюсь, чтобы рассуждать критично. «Я сделаю, что ты хочешь. Пожалуйста, не трогай их!» Неизвестный: Сегодня я поверю тебе. Будь умницей, ведь их благополучие только в твоих руках. Телефон выпадает, хватаюсь ладонями за лицо, пытаясь прийти в себя. Тревога одолевает меня. Холодный пот бежит по спине, заставляя содрогаться. — Мамочка, мама, возьми трубку, — гудки кажутся вечностью. — Умоляю… — слезы катятся ручьём. Такие горячие, что обжигают лицо. — Асенька, ну что такое? Я уже у подъезда, — сообщает женский голос. — Мама! Ты в порядке? Ответь мне, ты в порядке?! Секундное молчание отправляет меня прямиком в ад. — Конечно я в порядке, — смеется женщина, — что со мной может случиться? Я уже поднимаюсь, открывай двери. Она отключается, а я измученно сползаю по стене. Поджимаю ноги к груди. Так больше продолжаться не может. Я не вынесу. Мне нужно самой пойти в полицию. Но прежде… Знакомый номер контакта. Нажать. Гудки. Чертовые гудки сводят меня с ума. — Ась, я на тренировке, — слышится усталый голос на конце трубки. — Давай я тебе перезвоню? — Кислов, давай расстанемся...