ID работы: 13855454

Иллюзия Хамелеона

Гет
NC-17
В процессе
107
автор
Размер:
планируется Миди, написано 163 страницы, 18 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
107 Нравится 60 Отзывы 23 В сборник Скачать

Часть 14, Праведный гнев, растворяющийся в тоске

Настройки текста
Примечания:
      Роскошный лаунж-бар манит, соблазняет, сбивает с верного пути людей в свою обитель. Ярко-красные двери, цветная неоновая вывеска едко кислотного цвета «Depravazione», означающая то ли порочность, то ли разврат. Чёртов итальянский, который Марк так и не сумел освоить за два года жизни в Париже.       Мужчина чертыхается, пробуя на вкус косяк с качественной дурью. Терпко. Импульс в мозги посылает мгновенно. Одним словом «то, что нужно». То, что нужно… Да, именно это ему и нужно. Разврат, развлечение и куча неадекватов под ногами, которые не ведают, что творят. Городецкий опирается на холодную стену клуба, выдыхая дым сигареты. Он чувствует, как вещество распространяется по артериям, заражая кровь опасным кристаллическим веществом. Жарко.       Марк сплёвывает горькие слюни, кривится. Пытается вспомнить имя своего знакомого. В голову приходят десятки вариаций. Рокко. А может быть он Энрико. Хотя он также знал Леонардо, который толкал ему веселительные пакетики.       — Эй, дружище, как тебя звать?        Стриженный атлет хмурит брови, словно спрашивая «чувак, какого хрена?»       — Ehi, amico, come ti chiami? — повторяет свой вопрос Марк, но уже на итальянском. Чертовом ломанном итальянском.       Парень выкидывает косяк, нещадно растаптывая его ногой.       — Апостол Матфей, — шипит стриженный, вызывая усмешку Городецкого.       — Точно, Маттео, извиняй.       — Ты бы завязывал с наркотой, Марко, — мягко произносит итальянец, совсем не путаясь в словах. Да, стриженный в русском преуспел куда лучше, чем Марк в итальянском. — Последний раз девочку из-под тебя вытаскивали готовенькой. Мне не нужны проблемы.       — Готовенькой? — искренне удивляется Марк. — Morta? — зачем-то снова переходит на итальянский, шмыгая носом.       — Живая. Устала слушать грустную историю твоей никчемной жизни, разрыдалась, а ты напичкал ее кристаллом. Кстати, заплати мне за него.       Марк кивает головой. Шарит по заднему карману, вытягивая смятые купюры.       — Пятьдесят кусков хватит?       — Давай сюда, на сдачу куплю малышке мороженое, — смеется стриженный, выхватывая купюры.       Марк ухмыляется, снова затягиваясь. Громкая музыка уже доносится за пределы клуба. Армия девушек в откровенной одежде и кокетливыми улыбками толпится у входа. Одна из девчонок рыженькая. Ножки худенькие, личико красивое. Городецкий облизывается, демонстрируя ей особое внимание. Она ему кое-кого напоминает. От мыслей о ней у него в организме запускается танец мотыльков. Тошнота подступает к горлу, а желание прикоснуться к незнакомке только растёт. В ней он видит исключительно её. Ту, которая засела в мозгах, как чертова таблица умножения, которую однажды выучишь, и больше не забудешь. Засела в мозжечке словно татуировка, крепко так, не забыть, не выжечь, не вывести.       Рыженькая им тоже заинтересовалась. Ну, ещё бы. Красивый, высокий, богатый брюнет. Отличная партия для этой ночи. Она же для этого здесь.       — Дмитрий, впусти девочку, она со мной, — произносит, кивая в сторону раскрасневшейся рыженькой. Девочка улыбается, словно ангел. Не думая подходит ближе к входу.       — Я Майя, — стеснительно щебечет ангел.       «А я твой страшный кошмар» хочет бросить он, но удовольствие слишком соблазнительно, чтобы просто так от него отказываться.       — Марк, — бросает парень, целуя её нежную ручку. — Пошли, куплю тебе что-нибудь выпить.       В прочем, этого вполне достаточно, чтобы девушка пошла за ним. Как он и думал, наивная. Свет софитов бьет в глаза, неприятно отзываясь болью в голове. Городецкий терпит. Привык терпеть. Тащит девчушку к бару, где заказывает ей дорогущий крепкий напиток, кормя ложью, что это просто сладкая водичка.       — Тебе хоть 18 есть? — из-за музыки приходится кричать, чтобы она не переспрашивала. Майя кивает головой, демонстрируя приятные ямочки на щеках.       — Мне 22, — сообщает эта прелесть, хлопая пушистыми ресницами. — А тебе?       Городецкий трет глаза, опираясь на барную стойку локтем. Стандартные вопросы, которые он терпеть не может.       — Двадцать пять, — торжественно сообщает он, потягивая виски, которые ему втиснул знакомый бармен. — И чем же ты занимаешься, Майя?       — Учусь на художницу, — улыбается девчонка, попивая напиток.       — Разве на художников учатся? Б-р-е-е-д. Ты либо рождаешься талантливым, либо нет. Третьего не дано. — Ошибаешься, еще как дано. У нас на потоке были и такие, что даже солнышко рисовать не умели, а сейчас такие картины пишут.       "Солнышко... Ты сама как солнышко" — Чушь. Ну, а ты? Что ты пишешь? — Разное. Я пока ищу свой стиль. К счастью Марка, долго говорить им не пришлось. Коктейль сделал свое дело и тело Майи обмякло, позволяя ей расслабиться до такой степени, что через минут пятнадцать она уже по собственному желанию облизывала губы парня. Она мало что понимала, поэтому не сопротивлялась, когда брюнет, схватив её за тонкую талию, вёл к своей любимой вип-комнате. — Ты сильный, — смеется девушка, забираясь на широкую бардовую кровать. — А ты пьяная, — Марк сбрасывает куртку на пол, аккуратно избавляется от часов, оставляя их на прикроватной тумбе. Мягко, словно кот, заползает на кровать. — И красивая, — одним движением бедра, он расталкивает худые ножки в стороны, открывая своему взору чудесную картину на трусики.       — Это что, пандочки? — без осуждения интересуется он, длинным пальцем поддевая платьице Майи. — Н-не смотри! — устало просит, пытаясь сомкнуть ножки, но встречается с преградой в виде его ноги. — Я…я не шла сюда с ц-целью… ну, понимаешь? — краснеет. На секунду Марк недовольно вздыхает, почти поднимается с неё, не желая связываться с девственницей, даже если она похожа на предмет его возбуждения, но её худенькие ручки быстро останавливают его. — Не уходи, — просит, — п-пожалуйста, не уходи. На фоне здорово барабанит песня Рианы (S&M).

Мне так хорошо быть плохой,

Обратно я ни за что не вернусь,

Теперь боль — мое удовольствие,

Ведь с этим ничто не сравнится.

Марк ухмыляется. Вот чёрт, он же пытается быть хорошим. Что не так с этими девушками. — Поверь, малыш, ты не хочешь такого первого секса, — шепчет он, кусая её за ушком, чувствуя, как дрожит женское тело от его горячего дыхания. Но рыженькой плевать. Ей настолько хорошо от его прикосновений, что она собственноручно тянется к белью, начиная стягивать смешные трусики.

Ведь я могла бы быть плохой, но в этом я невероятно хороша!

Секс витает в воздухе, мне все равно — мне нравится его запах!

Палки и камни могут сломать мои кости,

Но цепи и плети захватывают дух!

— Ну и дура, — усмехается Марк, соглашаясь на её приглашение. — Не плачь потом. Её тело такое мягкое, нежное, ну совсем девственное. Майя дрожит, извивается, сжимает пальцами грязную простынь, на которой до неё здесь побывало не мало пар. Пальцы Марка ледяные, а её тело разгоряченное, такое, что различие в температуре пускает особенный ток по её позвоночнику. — Больно… — шипит малышка, когда чужие холодные пальцы массируют её самое чувственное место, оголенное, словно электрический провод. Плесни воды и оно воспламенится, спровоцируя пожар. Брюнет молчит, продолжая свои манипуляции. Он позже посчитает сколько раз она кончила от его пальцев внутри неё. Сейчас было не время. Пряжка ремня созвучно звякнула, ударяясь об изголовье кровати. Внутри него, словно лава, разливалось садистское желание схватить её за волосы, прижать к матрацу, не церемонясь сделать свои дела, кончить пару раз, и бросить её тут на усладу других зевак, которые обязательно случайно забредут в этот обитель похоти, но он преодолел этот порыв, похоронив его в себе, так и не дав выхода. Вместо этого, он смотрел на нее потемневшими от желания глазами, утирая слезы с красных щек. Сжимал кулаки до боли, чтобы не ворваться в её тело, как он любил делать. Медленно двигался, словно это не трах на одну ночь, где он представлял лицо другой девчонки, а ночь с любимой девочкой, которой он только отдает, не беря ничего взамен. — Марк… — её пальчики цепляются за его волосы, — Марк… Чтобы хоть как-то получить разрядку, он кусает женскую грудь, оставляя багровые следы от своих зубов. Она весьма неожиданно утягивает его в поцелуй. Сладкий, с привкусом выпивки. — Блять, — ругается брюнет, когда до его заполоненного дурью мозга доход сигнал, что он упустил момент, изливаясь в её лоно. — Только этого не хватало, — шипит он, продолжая толкаться, подводя себя к повторной кульминации. Терять уже нечего, ему все равно придется накормить её противозачаточными, так почему бы не сделать эту ночь хоть на каплю приятнее для себя. Майя закатывает голубые глаза, откидывая голову на постель. Она изнеможенна, лишена сил даже говорить. Марк с рыком выходит, наблюдая, как девушка под ним содрагается от полученного оргазма. Смахивает капли пота со лба, падая рядом с ней. Девушка не говорит ни слова, лишь поворачивается, прижимается к его влажному телу, переплетая их ноги воедино. Марк чувствует, как по её бедрам стекает его еще теплое семя и в очередной раз недовольно хмурится. Он лежит с ней минут десять, пока не слышит сопение. После встает, натягивает брюки, закуривает новый косяк, шагает к окну, рассматривая толпу внизу. Докурив косяк, парень возвращается к кровати, находит в тумбочке пачку влажных салфеток и почти заботливо проходится ими по бедрам спящей девушки. Вымывает её дочиста. Хватает куртку и часы и уверенно шагает прочь. Открывает дверь, оглядывается. Пьяные мужчины со своими женщинами толкают кабинки, проверяя их на наличие свободной комнаты. — Блять, что за наказание, — рычит он, перехватывая волосатую руку мужика, когда тот проворачивает ручку той самой двери, откуда минутой позднее вышел брюнет. — Занято, топай давай отсюда, а то наваляю, — толкает мужика в спину, следом и его спотыкающуюся мадмуазель. Городецкий минуту борется с внутренними демонами, не желая проводить тут даже лишнюю минуту. Чёрт бы его побрал, но сегодня в очередной раз его светлая сторона берет вверх над плохой, и Марк входит назад, наблюдая, как Майя подрагивает от холода. Бросает куртку на пол, возвращаясь к кровати. — Если веришь в судьбу, то это точно она, — шепчет он, накидывая на тело девушки простыню. Сегодняшнюю ночь, он, к сожалению, будет вынужден провести у тела пьяной удовлетворенной незнакомки.

***

(Ася) — Мам, ну ты чего? Иди гулять с Захарчиком, и не волнуйся, папе я уж как-то еду разогреть смогу. Мама улыбается, держа в руках крошечного малыша в комбинезоне. — Коляску поможешь в лифт закатить, солнышко? — Помогу, давай. Детская коляска оказывается в лифте, за ней входит мама. — Дай поцелую своего братика, — улыбаюсь, наблюдая сонное личико новорожденного. — Какой он, всё-таки, сладкий. — Не забудь выключить суп, Асенька, — последнее, что удается услышать, перед тем, как двери лифта закрываются. — Ещё бы я забыла, ты мне пятнадцать раз сказала, — говорю в закрытые створки, провожая маму на прогулку. Устало волочу ноги до нашей двери, натыкаясь на соседку. Вежливо приветствую, желая скорее скрыться от её изучающего взгляда. Не хватало еще нарваться на неприятные разговорчики. Проходит ровно час моего глупого втыкания в плиту. Суп закипел, и уже выкипает на индукционную плитку. Вкусный он или пересоленный, не особо меня волнует. Ложка предательски выпадает из рук, ударяясь о кафель. Я дрожащими руками держу телефон, не отрывая взгляд от фотографии мамы с коляской, гуляющих в парке, недалеко от дома. — Ч-что происходит? — спрашиваю себя, секунду находясь в ступоре. «Чей это номер?» «Почему кто-то фотографирует маму?» Меня начинает потрясывать. Неизвестный: Он такой сладкий, даже не кричит. Эта женщина была хорошей мамой для вас? — приходит сообщение следом за фотографией. «Была…?» Неизвестный: Отвечай! Дыхание спирает. Я словно прихожу в себя после долгой отключки. Выключаю плиту и срываюсь к двери, попутно печатая текст. «Кто ты?» Хватаюсь за дверную ручку. Неизвестный: Карма. Меня трясёт. «Что тебе нужно? Оставь мою маму в покое!» Неизвестный: Будь вежливой девочкой, ладно? У меня лишь одно условие, выполнишь — твой братик проживёт долгую жизнь, а решишь ослушаться — не доживёт и до завтрашнего дня, поняла? Я чувствую как ком нервов подступает к горлу. Меня тошнит. Я задыхаюсь от страха. «Пожалуйста, не трогай их! Умоляю, кем бы ни был, не причиняй им зла! Сделаю! Я всё сделаю, слышишь?» «Не молчи! Я всё сделаю! Не трогай их!» Неизвестный: Ты же знаешь, что делать, да? Расстанься уже с ним. И помни, что я везде. Даже там, где ты не ожидаешь. Не играй со мной. Размышлять долго не приходится. Я слишком боюсь, чтобы рассуждать критично. «Я сделаю, что ты хочешь. Пожалуйста, не трогай их!» Неизвестный: Сегодня я поверю тебе. Будь умницей, ведь их благополучие только в твоих руках. Телефон выпадает, хватаюсь ладонями за лицо, пытаясь прийти в себя. Тревога одолевает меня. Холодный пот бежит по спине, заставляя содрогаться. — Мамочка, мама, возьми трубку, — гудки кажутся вечностью. — Умоляю… — слезы катятся ручьём. Такие горячие, что обжигают лицо. — Асенька, ну что такое? Я уже у подъезда, — сообщает женский голос. — Мама! Ты в порядке? Ответь мне, ты в порядке?! Секундное молчание отправляет меня прямиком в ад. — Конечно я в порядке, — смеется женщина, — что со мной может случиться? Я уже поднимаюсь, открывай двери. Она отключается, а я измученно сползаю по стене. Поджимаю ноги к груди. Так больше продолжаться не может. Я не вынесу. Мне нужно самой пойти в полицию. Но прежде… Знакомый номер контакта. Нажать. Гудки. Чертовые гудки сводят меня с ума. — Ась, я на тренировке, — слышится усталый голос на конце трубки. — Давай я тебе перезвоню? — Кислов, давай расстанемся...
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.