Как будто хочешь жить до ста со мной в этой больной глуши

Проблема в том, что они не регулярно видятся, и Влад за эти перерывы успевает благословенно забыть про их ситуацию. Ну, не прям их — скорее, его, — но Влад один за это отдуваться не намерен, и вообще, по большому счету, Костян сам во всем виноват. Он и эти его ноги, господи, помоги. Влад может понять почти все — ну, когда люди влюбляются в глаза, тащатся от фигуры, пускают слюни на задницу, лелеют фетиши на пальцы рук, залипают на губах или, там, ресницах даже. Но ноги, блядь — это что вообще такое? Не, у Костяна со всем порядок, от него всего хорошо-хорошо, и эмоция вот эта обоюдная, которая завела их так далеко, конечно, возникла совсем по другим причинам, но ради бога, а. Влада просто раздражает, когда он что-то не понимает, а эту ситуацию он вообще не раздупляет. Он смотрит на ноги Кости — и дуреет. Ну, ровные, ну, длинные — но это просто две прямые палки, набор костей, обтянутых крепкими мышцами. Вообще ничего притягательного и сексуального же по идее — а забирает так, что аж потряхивает. Нормальные люди на 80% состоят из воды, а Костян — из этих ног своих невозможных. Зачем тебе такие, Костян. Ну куда, честное слово. Ходячая реклама аппарата Елизарова, препаратов кальция и ортопедических салонов. Костиным ногам идёт (ха, блядь, ха) всё. Черные кожаные штаны в облипку, криво обрезанные чуть выше колена джинсовые шорты, свободные мягкие спортивные треники, в которых он запросто гоняет по городу, строгие брюки, плавательные шорты — всё, абсолютно всё. Эти его ноги — катастрофа. Влад тупо не вывозит, коротит, зависает. Ошибка 404, мозг не найден, запустить симуляцию? Запускайте, конечно — как будто у них тут недостаточно всё запущено. Когда Костя огромными пеликаньими шагами прется через весь перрон, неумолимо надвигаясь на Влада не хуже «Сапсана» — Влада затапливает дурацкое-дурацкое чувство, и он все смотрит на его ноги, которые несут Костю ему навстречу. Костя просто стоит, переговаривается с кем-то, активно жестикулирует, улыбается — а у Влада щекотно тянет под солнечным сплетением. Бабочки в животе — это здравый смысл покидает организм, и Влад только крестит его на дорожку. Иди, родной, ты тут не пригодишься. Костя шастает по трейлеру босиком, шарится в поисках табака, ловко организует себе самокрутку, а Влад опять сбоит. — Ты чё, Владос? — интересуется Костя, разминая самодельную сижку. — Почему кормилец босой? — только и может вздохнуть Влад, потому что голые ступни Кости не должны так выматывать одним своим видом, но не думать о том, как могут поджиматься от удовольствия эти пальцы, у Влада не получается. — Кормильца, кстати, тоже надо кормить, пошли пожрём, а, Владька? — как-то жалобно предлагает Костя, и Влад пойдет, пойдет за ним куда угодно, если только они с собой возьмут эти его охуенные ноги. Может быть, дело в том, что Владу кажется, будто на ногах Костя стоит крепко, как в землю вколоченный, хотя он весь порывистый, подвижный, энергичный и неусидчивый. Но рядом с ним Влад реально чувствует, что Костю не сдует ни один серый волк — Костя надежный, верный и какой-то основательный в самом нужном Владу смысле слова. На Костю можно положиться — и он не покачнется, не дернется даже — будет стоять как вкопанный, выдержит все приколы и заебы Влада, и примет решение за обоих, когда у Влада уже нет сил держаться. — И лампа не горит, — грустно констатирует Влад, рассматривая севшую одноразовую электронку, не подающую признаков жизни. — И врут календари, — на автомате продолжает он, постукивая дудкой по столу. Похмельное утро после вечеринки в честь окончания съемок застает их в квартире Кости — кажется, в такси их сгружал Князь, снисходительно посмеиваясь на хилую молодежь. Не переспали они, конечно, только потому, что у Влада вертолеты были такие, что он молился, как бы не сдохнуть по дороге, а в квартире просто вырубился практически в прихожей. Момент безбожно упущен, съемки всё, и разъезжаться по разным столицам, и Костя похмельный даже после душа, с влажными волосами, капающими на футболку, в одних шортах — сидит напротив и страдает в чашку крепкого чая, и непонятно уже совсем ничего. — И если ты давно хотела что-то мне сказать, — отзывается Костя, отставляя чай и чуть разворачиваясь к Владу. — То говори, — добавляет он, а сам смотрит серьезно и шутливо одновременно. Влад молчит, обрабатывая информацию и мечтая утопиться в этой чашке чая. — Владь, — окликает Костя, вытягивает ноги, цепляет ступнями ножки стула Влада и рывком пододвигает к себе. Упирается ладонями в его колени и повторяет, глядя в лицо: — То говори. Влад обожает его ноги — что тут еще скажешь. Пиздец сильные — Влад не пушинка, а Костя даже не поморщился, провернув этот трюк. Говорить они, конечно, не говорят — целоваться выходит гораздо лучше. После этого ситуация не отпускает: становится только хуже. Теперь, когда Владу можно, он не может перестать. Он нежно барахлит нутром от самых будничных жестов и поз — как Костян закидывает ногу на ногу, как вытягивает их перед собой и занимает сразу всю крохотную кухню Влада, как садится, подвернув одну под себя, как почесывает голой ступней щиколотку другой ноги, медитативно нарезая бутерброды. Кладет ладонь Косте на бедро, когда они едут в машине, — без подтекста, просто потому что нравится чувствовать, как напрягаются мышцы под пальцами, когда Костя давит на педаль. Берет за колени и разводит бедра в сторону, когда Костя сидит на широком подоконнике, который на кухне Влада вместо дополнительных стульев — не за чем, можно было и так притереться, но Владу нравится трогать его колени и то, как легко Костя разрешает раздвинуть ноги и вклиниться между ними, вжаться ближе и целоваться лениво. Раскладывает Костю на кровати, выцеловывает ступни, задерживаясь на щиколотках, обводя выступающие косточки языком — Костя вздрагивает и легко дергает ногой, но Влад крепко удерживает под стопу. — Застрахую нахуй, — бездумно бормочет он, продвигаясь выше, прикусывает нежную кожу на внутренней стороне бедра, целует под коленями, господи, эти ноги, да что за пиздец. — Как ноги Рианны. Или этого. За 70 миллионов. Бэкхема, — Влад гладит, сжимает, любовно проходится пальцами по каждому сантиметру этой катастрофы, которую Костя привык называть ногами. — Я вам не мешаю? Может, вы уединитесь, не знаю, — светски интересуется Костя, разглядывая Влада сверху с недоверчивым любопытством. — Можешь остаться, — милостиво разрешает Влад, не отрываясь от своего занятия, губами щекотно трогая волоски на его бедре. Больно много Костя понимает. Владу надо — за все те разы, когда Костя и его ноги просто притаптывали на съемочную площадку, а Влад тут же, с порога — ну всё, совсем капитально всё. Хотелось выдрать его из этих дешманских джинсов — и… и на этом фантазия отказывала, потому что Влад особо не представлял, что вообще можно такого сделать с ногами, но потребность была просто физическая. Просто дайте мне эти ноги, и никто не пострадает. Ладно, возможно, у Влада действительно пунктик, или, как он сам это называет, ситуация, потому что пунктиков в его жизни предостаточно, и каждый из них — ну так себе, из тех, которые обычно скрывают. Влад циклится на многих вещах, но костины ноги — самая, мать их, охуенная фиксация в списке заморочек Влада. Тем более что после съемок они видятся гораздо реже — раза два в месяц на интервью, озвучке, съемках промо, совместных мероприятиях, открытии выставки; Костян останавливается несколько раз у Влада, когда приезжает на пробы, Влад пригоняет в Питер на выходные попить пива, погулять, повидаться с друзьями и две ночи подряд засыпать, чувствуя, как Костя оплетает его своими ногами. Перед фестивалем в Архангельске они не видятся почти месяц — как-то не складывается, — поэтому в самолете Влада разбирает со всей накопившейся энергией. Костя просто пытается вытянуть ноги и тут же больно утыкается коленями в спинку впереди стоящего кресла — ничего такого, но Влада в момент выносит чисто от мысли, что лапы Кости не помещаются, им тут тесно. — Отрастил клешни, — улыбается Влад на его попытки укомплектоваться в неудобном кресле. Костя нехорошо улыбается и наклоняется к его уху: — Я бы их лучше тебе на плечи положил, — доверительно сообщает он и тут же отстраняется как ни в чем не бывало. Владу кажется, что они попали в турбулентность, хотя самолет еще даже не взлетел. Но хрен Владу, а не разнузданный секс. Перелет, белые ночи, сбитый режим, недосып, усталость, дорога до отеля на перекладных моторных лодках, перегруз от впечатлений и эмоций — его поплавило еще несколько часов назад, и когда они добираются все же до гостиницы, в постели Влад может за себя только полежать. Обидно пиздец, потому что и так редко удается увидеться, но Влад правда не в состоянии, а Костян зачем-то врубил джентльмена и отказывается спать с человеком на грани сенсорной отключки. Поэтому Влад просто рушится в кровать рядом с ним, задирает на Косте понтовый белый халат, укладывается щекой на бедро и с довольным вздохом обнимает его за ноги. На затылок тут же мягко опускается рука: Костя гладит его по волосам, чуть оттягивая и так кайфово массируя, что Влада размазывает окончательно. Он еще немного балансирует на грани полусна и реальности, а потом отрубается. Кажется, Костя бормочет что-то предельно нежное и задумчивое — дались тебе мои ноги, Владька. Влад бы ответил — еще как дались, — но сил нет даже шевелить губами. Короткий сон немного помогает прийти в себя — на ресурсе power nap Влад едет следующие несколько часов, кое-как затаскивает сессию вопрос-ответов, даже не запинаясь, когда Костян по правую руку ерзает на стуле, а потом расставляет ноги не то что на ширину плеч, а так, что между ними трамвай, блядь, проедет. Нихуя себе, успевает подумать Влад, возбуждение, оказывается, нехило бодрит. Толку от него правда никакого — остаток дня они бесконечно куда-то идут или едут, с кем-то общаются, отвечают на вопросы, дают интервью — Костя бодро и резво чешет в микрофон, комментирует, вспоминает забавные случаи со съемок, не теряется, не тушуется, не сбивается, а Влад может только стоять рядом и с отстраненным ужасом и восторгом понимать, что безбожно залипает. Есть нехорошее подозрение, что на записи этого интервью он рискует увидеть ебучие мультяшные сердечки в своих глазах. Беспокойное сердце Влада твердит ему — остановись, или остановлюсь я, — но как перестать испытывать то, что Влад не хочет переставать испытывать, — вот вам каверзный вопрос, господа журналисты, учитесь. Можно списать все на депривацию сна, от которой Влад впадает в примерно такое же состояние, как сильно подпив — становится мягким, невъебенно ласковым и пиздец тактильным, — но это не то, не то. Накрывает уверенным мощным накатом — чувство неуязвимости, всемогущества, легкости и правильности. Можно вообще не следить за ситуацией — Костян так классно все разрулит и решит, выстоит на эти своих ногах сам, да еще и Владу опору даст, как когда он удерживает его на весу, впечатав спиной в стену, и вколачивается, крепко схватив под бедра. Это чувство Влад увозит с собой в Москву — даже в ручную кладь сдавать не приходится, все при себе, как котенка за пазухой. Костян приезжает через 2 недели — на день рождения друга, — поэтому все очень быстро, почти наспех, толком пообщаться не получается, а когда, если с порога Влада зажимают сначала в прихожей, а потом втискивают в кровать. После Костя вырубается, уставший после 8 часов за рулем, и Влад дает ему час оклематься, но ситуация зудит на кончиках пальцев — он не может удержаться, стекает вниз, целует лодыжки, с силой оглаживает икры и разводит эти бесконечные ноги в стороны, чувствуя, как все внутри сладко скручивает от открытости и уязвимости позы, от доверия и готовности за него бодаться хоть со своими демонами, хоть со всем воинством подземным. — Владь, — жмурясь со сна, хрипит Костя. — Ты чё неугомонный такой? Дай попить хоть схожу, — он дергается было сесть в постели, но Влад удерживает его, смотрит цепко и обвиняюще, потому что — да, это Костя виноват в ситуации. — Владь, правда, — Костян все быстро и правильно считывает по лицу Влада. — Я только на кухню, как хоббит, путешествие туда и обратно. Одна нога здесь, другая там, — обещает он, а сам не сводит поплывшего взгляда с лица Влада и облизывает нижнюю губу. — Не, — мотает головой Влад, устраиваясь на коленях и подтаскивая его к себе за бедра. — Одна нога здесь и вторая здесь, — он укладывает по очереди ноги Кости себе на плечи и улыбается в предвкушении. — Можно они уже тут останутся, а? — вдруг сердито добавляет он, сам не понимая особо, откуда это прорвалось. Костян елозит головой по подушке и смотрит внимательно, прикидывая что-то, а потом приподнимается, сгребает Влада за затылок, тянет к себе — ноги скатываются с плеч, но Влад не успевает возмутиться, как его тут же крепко обхватывают за талию. — Скажешь, если я буду делать тебе голову? — просит Костя в самые губы. — Я и мои привычки устраивать хаос и заляпывать кухню. — Скажу, — обещает Влад, потираясь носом о его щеку. А вот чего Влад точно не скажет, так это то, что пусть — пусть Костя делает ему голову, лишь бы не делал от него ноги. Любимые, мать их, ноги Влада Коноплёва.