***
— Ты можешь войти. — Синчэню страшно и волнительно. Он решительно развязывает мешочек и подносит к лицу. Сюэ Яну семь, и он ещё не утратил веру в людей. Это было его ошибкой. Сяо Синчэнь страдает от мучительной боли, горит и мечется в лихорадке и плачет вместе с ним. Сюэ Яну десять, и он уже понял, что на него всем плевать, заклинатель, к которому он просился в ученики, отверг его. Синчэнь терпит побои и копается в мусоре вместе с ним, впервые убивает за еду вместе с ним. Сюэ Яну пятнадцать, и ему дозволяют свершить свою месть. Впрочем, Цзинь Гуанъяо не волнует, кого он убьёт — клан Чан или, скажем, Хэ — оба клана выступают против Верховного заклинателя, а значит, должны быть истреблены. Синчэнь видит самого себя: пытающегося казаться строгим и серьёзным, вплоть до надменности, и чувствует чужое негодование. Сюэ Яну семнадцать, и его пытаются убить. Синчэнь истекает кровью в канаве вместе с ним. Проверяет А-Цин, упивается местью и ненавидит вместе с ним. Смерть отравленных трупным ядом людей ранит его в самое сердце, но куда сильнее — мысли Сюэ Яна: смотри, даочжан, я делаю это ради тебя, ради нас. Эти отбросы посмели издеваться над тобой, они должны поплатиться. Я не могу подняться до твоей высоты, но могу сбросить тебя вниз. Сюэ Яну восемнадцать, и он чувствует, что убийства уже не так прельщают его. Гораздо лучше смешить глупого даочжана и получать от него конфеты. Его это бесит, потому что он чувствует, что теряет себя и становится мягкотелым. Даочжана хочется подвергнуть жестоким пыткам и обнять одновременно. Синчэнь тонет в водовороте нежности-ненависти вместе с ним. Сюэ Яну девятнадцать, и даочжан просит разрешения у дорогого друга дотронуться до его лица. Сюэ Ян позволяет, и Синчэнь сгорает от внутреннего огня вместе с ним. Сюэ Яну двадцать, и после очередной охоты он слышит: пойдём домой, дорогой друг. Его что-то грызёт изнутри, он не осознает, что это в нём просыпается совесть, но Синчэнь понимает и радуется, и мучается вместе с ним. Однажды Сюэ Ян понимает — он ненавидит дорогого друга и завидует ему. А кого он ненавидит, того убивает. Дорогой друг должен умереть, а он, Сюэ Ян, должен занять его место рядом с Синчэнем. Он идёт на рынок и покупает — даже не крадёт! заколку с острым концом и узором из звезд, ну и ленту для Слепышки, чтобы не ныла. Она будто ждала именно его! Сегодня он расскажет даочжану всё и даст выбор: куда он воткнет её — в свою причёску или Сюэ Яну в сердце. Но по пути с рынка его встречает Сун Лань. На миг его захлестывает паника: он отнимет у него всё! Дом, жизнь, Синчэня! Но если он узнает... Если он узнает!.. Всё идёт отлично, пока мелкая засранка не выскакивает из-за куста. Как глупо, думает Сюэ Ян, падая на колени. И это в день, когда он был готов начать жить как честный человек! Видимо, не судьба — он умрёт лжецом и убийцей. Безымянным дорогим другом. Синчэнь вновь истекает кровью вместе с ним и видит себя: напуганного и печального. Сюэ Ян, как ни странно, рад. Он услышал своё имя без ненависти в голосе, да ещё и в сочетании со словами "друг мой". Он держит даочжана за руку левой рукой, ничего не боясь. Теперь и умирать не так тошно. Вспомнив о мешочке-ловушке для духов, он злорадствует, но вдруг Синчэнь не захочет? Надо ему сказать, надо сказать, как он был счастлив... Накося-выкуси, грёбаный Сун Лань, мелькает последняя мысль в его угасающем разуме, когда он ныряет в ловушку. Я всё равно буду с ним, хотя бы так... Синчэнь умирает вместе с ним. Он всё ещё умирает, когда вновь прячет душу в мешочек, когда рыдает и слышит встревоженные крики Цзычэня и А-Цин. — Мне так жаль, мой друг, мне так жаль! — Синчэнь! Очнись! Успокойся! — Мне так жаль... — Синчэнь, да чем он так разжалобил тебя? Что он показал тебе? — кричит Цзычэнь, вырывая мешочек из скрюченных пальцев. — Я не могу смотреть, как эта тварь продолжает издеваться над тобой, и даже смерть ему не помеха! — Нет! Отдай! Отдай!! — умоляет Синчэнь, цепляясь за его одежду, но его друг со злостью отшвыривает ловушку прочь. —Пощади, Цзычэнь! Прошу! Верни мне его! Пожалуйста! Ты и так уже его убил! Сун Лань с ужасом отшатывается. — Ты обвиняешь меня?! В том, что я наказал преступника? Отомстил за свой храм? Что я должен был сделать?! Дать ему убить себя? Снова отвести на суд, после которого его бы опять выпустили на свободу?! — Ты должен был прийти сначала ко мне! Мы бы что-нибудь придумали! Он раскаивался! Он был готов открыться мне, но не успел... — Значит, я все-таки виноват? Синчэнь! Я не хочу ссориться с тобой из-за этого мерзавца, пускай он и мертв! — Ой... —Сяо Синчэнь и Сун Лань синхронно вздрагивают и поворачиваются на звук. А-Цин сидит на земле, сжимая в руках раскрытый мешочек. Пустой. — Что? Что случилось? — упавшим голосом спрашивает Синчэнь. — Даочжан, прости, даочжан... — дрожащим голосом отвечает она. — Просто даочжан Сун кинул мешочек, и я его подобрала, когда Сюэ Ян выходил из твоего тела, он так светился, и мешочек светился, я просто хотела посмотреть, как он светится внутри, я не думала, что он... Прости! — Что? — он подходит к ней и вырывает из рук пустую ловушку. — Где ты? Где ты?! Вернись! Синчэнь зовёт и зовёт, напрягается изо всех сил, до предела обостряя своё восприятие: за время разговоров с Сюэ Яном он хорошо научился чувствовать его душу. Он отчаянно кричит, понимая: его здесь нет. Больше нет. Он ушёл на перерождение или, возможно, даже в Диюй. Но за этим осознанием приходит другое. — А-Цин, — ледяным тоном спрашивает он, — что значит, ты хотела посмотреть? Никто из них и не подозревает, что из-за густого кустарника на них смотрят широко раскрытые от ужаса по-старчески подслеповатые глаза.***
Потеряв не только дорогого друга, но и его душу, Синчэнь словно заледенел. — Значит, А-Цин, ты обманывала меня все эти годы? А ты, Цзычэнь, знал и не сказал мне? Чем вы тогда лучше него? Сюэ Ян был прав: кругом сплошное лицемерие. — У меня ощущение, что эта тварь всё же оставила в тебе кусок своей души. Я не узнаю тебя, Синчэнь. Это был их последний диалог. Синчэнь не спешит объяснять, что он не мог оставаться прежним после того, что узнал. Какой он теперь даочжан? Он убийца, пусть и по незнанию. Любой суд оправдал бы его, но не его собственная совесть. Но самое страшное — он не может ненавидеть Сюэ Яна. Он может ненавидеть только себя, потому что дал себя обмануть. Не выпусти А-Цин его из ловушки, он, возможно, злился бы, плакал, может быть, даже накричал на него и не разговаривал бы с ним неделю, нет, месяц, но теперь, когда он ушёл... Он идёт на рынок и покупает кулёк конфет. А затем идёт в лавку, где приобрёл урну, и покупает ритуальные деньги. А затем идёт на кладбище. — Это тебе, Сюэ Ян, — говорит Синчэнь, кладя конфеты на могилу, а затем наклоняется, касаясь лбом надгробного камня. Затем он берёт медную чашу, которую взял у ворот, высыпает туда ритуальные деньги и поджигает огненным талисманом. — Я так благодарен, что ты решился признаться мне во всем, пусть это и разбило мне сердце. Несмотря на то, что мне больно от твоей лжи, я принимаю твой подарок. Пусть твоё посмертие будет лёгким, мой друг. Мы скоро встретимся там, внизу... — и, как только прогорает бумага, достаёт меч и подносит к своему горлу. — Что же это вы делаете, господин! — кричит кто-то и хватает его за руки. — Как можно?! Синчэнь досадливо кривит губы. Он узнал голос смотрителя кладбища. Как жаль, он сбил ему весь настрой. В другое время он бы не стал злиться, но сейчас ему хочется грубо оттолкнуть старика и послать подальше, чтобы не вмешивался в чужие дела. Синчэнь не узнаёт себя. Возможно, Сюэ Ян и правда оставил внутри него часть своей души? Хорошо, если так. Если ещё одна частичка его дорогого друга будет с ним, горечь утраты не покажется такой сильной. Все, что у него осталось — его заколка да меч, который он успел припрятать, когда Сун Цзычэнь в порыве ярости собрал все сюэяновы вещи, что мог отыскать в доме — талисманы и порошки, и даже одежду — и сжёг. Он покидает город в тот же день, даже не заходя в дом. Возможно, длительная медитация в уединении поможет ему привести мысли в порядок. Синчэнь сходит с горы, где он медитировал, такой же заледеневший, спокойный и прозревший — во всех смыслах. Он удивлён, что ему удалось вернуть зрение — но всё же рад. Наведавшись в ближайший населённый пункт, он с удивлением узнаёт, что со смерти Сюэ Яна прошло семь лет. Будет забавно, даочжан, звучит в голове голос дорогого друга. Кто теперь узнаёт тебя с глазами? Давай прикупим тебе другую одежду и спрячем меч, вот будет потеха, если твой дружок будет искать тебя и пройдёт мимо, не признав! Синчэнь улыбается, впервые за много лет. И решает прислушаться к совету дорогого друга. Он странствует, нигде не задерживаясь, помогает людям, чем может и берёт столько, сколько ему могут дать. Дорогой друг в его голове возмущается, что даочжану снова сядут на шею, а он-то не сможет призвать к порядку этих... Однажды неподалёку от Юэяна на него нападают разбойники. И ладно они хотят его просто ограбить! Они насмехаются над ним, отпускают похабные шутки о его "милом личике". Не то чтобы его это волновало, но частичка Сюэ Яна у него внутри вся дрожит от злости. Возьми мой меч, шепчет дорогой друг, твой меч для чудовищ, а мой — для людей... Не марай Шуанхуа об эти отбросы. И нет, даже не думай про суд. Они слишком хорошо одеты для простых разбойников, значит, их кто-то покрывает... Выпусти меня, даочжан, я покажу им.. Синчэнь достаёт Цзянцзай и без колебаний убивает всю шайку. А затем находит их логово, а в логове — трёх связанных женщин. Они рыдают от счастья и падают ему в ноги с благодарностями. Доставив их в ближайший город, он убеждается в правоте дорогого друга. Как мерзко. Да, мир полон дерьма и мерзости, даочжан, но я помогу тебе. Никто больше не обманет тебя.***
Через пару дней Синчэнь, толком не зная, зачем, решает вернуться в город И. Остановившись и весьма удачно разбив лагерь на поляне у небольшой реки, он пытается медитировать, но голос в голове продолжает его отвлекать. Синчэнь пытается невпопад отвечать, не боясь, что со стороны это выглядит ещё более странно, чем разговор с мешочком, и философски провожает глазами проплывающее мимо тело. Стоп... Тело? Юноша, которого он вытаскивает из реки под ехидные комментарии друга, совсем молод — на вид ему не больше восемнадцати. Он одет как заклинатель, но меча при нём не видать. Синчэнь приводит его в чувство, и каково же его удивление, когда парнишка вместо благодарности чуть ли не кидается на него с кулаками! Правило номер один, даочжан: прекрати вытаскивать всяких полутрупов из канав, рек, озёр, мусорных куч и так далее! — Зачем?! — рыдает юноша, — Зачем?! Я только решился... Синчэнь пытается успокоить его и даже напоить чаем, дает ему своё одеяло, помогает развесить для просушки вещи и не без любопытства выслушивает его историю. Милый юноша оказался неудачливым самоубийцей, совсем как он сам. — Меня зовут Ло Цзы, я из семьи странствующего заклинателя. Мой отец погиб на охоте три года назад, а мать — когда мне было десять лет. Из всей моей семьи у меня осталась только моя красавица-сестра. Я берег её как мог! Мы решили осесть в Юэяне, но на свою беду встретили там одного человека... Он долго ухаживал за А-Мин, добивался её и сулил золотые горы, а затем соблазнил! Я пытался образумить её, говорил, что честный человек сначала женится, но она не хотела меня слушать, и мы поссорились... А когда оказалось, что она в тягости, выяснилось, что у того человека есть жена! Какой позор! Моя любимая сестра не выдержала и... О боги! Она свела счёты с жизнью!... А когда я пришёл, чтобы вывести мерзавца на чистую воду, меня избили до полусмерти, отобрали меч и обвинили в воровстве! Я чудом избежал тюрьмы! Слабак, пренебрежительно хмыкает Сюэ Ян в его голове. Надо было прирезать его и его женушку, да и дело с концом. — Как звали того человека? — чисто из вежливости интересуется Синчэнь. — Этого мерзавца? Чан Пин... Дорогой друг кричит и беснуется у него внутри. — И ты не хочешь ему отомстить? — К сожалению, я слишком слаб и труслив, чтобы поднять руку на человека. Ночные твари — это одно, а вот люди... — Некоторые люди бывают хуже ночных тварей! — выплёвывает Синчэнь, кривя губы. Синчэнь! Давай убьём его, давай убьем его, порежем его на куски! Ублюдок! Синчэнь!!! СИНЧЭНЬ!! Даос прижимает пальцы к вискам. Ло Цзы что-то говорит, но крики Сюэ Яна заглушают его слова. — Помолчи! Я ничего не слышу... — Господин? — с тревогой спрашивает юноша. — Простите, — сдавленно отвечает ему Синчэнь, — я...это я не вам. Что вы намерены теперь делать? — Не знаю, — пожимает плечами тот. — Наверное, пойду с вами, если позволите. Всё равно мне больше некуда идти. На следующее утро они отправляются в город И. Перед этим Синчэнь переодевается в белое и завязывает глаза, строго-настрого наказав юноше делать вид, что так и надо.***
Подчиняясь указаниям руки, Вэй Усянь со своим спутником оказываются в предместьях города И. Он пользуется дурной славой, фэн-шуй здесь скверный, люди — полунищие, население уменьшается с каждым годом. Но им нужен отдых после долгой дороги, а здесь есть какой-никакой, а постоялый двор. — Нечасто у нас бывают новые лица, — говорит хозяин, поднося им вино и еду. — Вы заклинатели? Проездом здесь? — С чего вы взяли? — интересуется Вэй Усянь. — Ну не на постоянное же житье вы приехали в эту глушь... Были у нас тут заклинатели, да ушли. А нечисти здесь — ого-го, бесчинствует... Эх.. — Кто же жил здесь? — ровным тоном спрашивает Лань Ванцзи. — О, здесь жил один слепой даочжан по имени Сяо Синчэнь. Вэй Усянь поперхнулся вином. — Шишу?! Рассказывайте же, рассказывайте скорей! Лань Чжань, ты слышал?? — Много лет назад он жил здесь. С приблудной слепой девчонкой да другом своим, вроде как тоже заклинателем. Рожа у того друга была разбойничья, а на руке перчатку носил. Да только погиб он. — Кто, шишу погиб?! — Да нет, друг его. Уж как даочжан по нему скорбел, как скорбел! — Эй, хозяин! Давай-ка лучше я расскажу, — вступает в разговор какой-то старик и, ничуть не стесняясь, подсаживается к ним за стол. — Меня зовут Ю Сыхай, я смотритель городского кладбища. Слушайте же... Даочжан Сяо Синчэнь говорил, что его друг погиб на охоте, но это вовсе не так. В тот день в город прибыл его давний знакомый — тоже даочжан, только в чёрных одеждах. Поговаривают, что он-то и убил этого друга. А даочжан Сяо тело сжёг и похоронил его прах — я сам видел и помогал даже — а душу спрятал в волшебном мешочке, ходил в лес и разговаривал с ним, и в этом находил утешение. — смотритель отхлебывает вина, не спрашивая, но заклинатели не обращают внимания: они слушают, затаив дыхание.— Но приятель, другой даочжан, про это узнал и жутко на то обозлился. Старуха Мо подсмотрела да подслушала, как они ссорились, как этот даочжан в тёмном отобрал мешочек, говоря, что покойный был убийцей и преступником, а даочжан Сяо молил о пощаде, кричал ему, что он и так убил его друга и просил вернуть его душу. Но приятель тот мешочек в сторону кинул, а девчонка его подобрала, да душу — по незнанию ли, нарочно ли, кто ведает — и выпустила! — Вэй Усянь подливает смотрителю ещё вина, и тот, благодарно крякнув, продолжает. — Старуха Мо рассказывала, но сначала ей никто не поверил. Да только на следующий день даочжан Сяо пришёл на кладбище к своему другу, принёс конфет — тот при жизни был весьма охоч до сладостей, что дите малое — сжёг ритуальные деньги да чуть не покончил с собой с горя прямо у его могилы. Я там был, верьте мне, господа бессмертные — своими руками его удержал, меч от горла отвёл... — И что дальше? — Даочжан Сяо покинул город, и больше его никто не видел. А потом и приятель его с девчонкой ушли — разыскивать. Нашли ли, не ведаю. — А как звали того погибшего друга? — спрашивает Ванцзи. — А! На могиле написано: Сюэ Ченмэй. Даочжан его ещё Сюэ Яном звал. — Не может быть, — непререкаемым тоном возражает Лань Чжань. — Они были смертельными врагами. — Ну так примирились, значит, — пожимает плечами смотритель, — несколько лет как-никак кров делили. — А может ли быть, что шишу не знал его имени? Вы говорили, он был слепой? — Слепой, да не глупый же. Он сам и сказал, какое имя на камне выбить. А когда на могилу с конфетами пришёл, имя покойного вслух назвал. Так и сказал, мол, это тебе, Сюэ Ян. Да я вас сам провожу и отведу, покажу эту могилу. Да только уж, наверное, завтра — время уж позднее...***
— Мир перевернулся с ног на голову, — жалуется Вэй Усянь, глядя на надгробный камень, на котором действительно чётко написано: Сюэ Ченмэй, дорогой друг. — Что произошло между ними, что из врагов они стали друзьями, настолько близкими, что шишу чуть не покончил с собой от горя? — Вэй Ин, — тихо говорит Ванцзи, указывая куда-то вниз, — смотри. На земле у камня лежит кулёк конфет. — Бумага не успела отсыреть, — заметил он. — Кто-то положил его здесь совсем недавно. — Кто вы такие? — раздаётся холодный голос за спиной. Вэй Усянь и Лань Чжань оборачиваются: перед ними стоит слепой заклинатель в белом, в руках у него медная чаша, заполненная ритуальными деньгами, а за спиной неловко переминается с ноги на ногу незнакомый юноша. — Шишу?! Синчэнь удивлённо склоняет голову. — Я Вэй Усянь! Сын Цансэ-саньжэнь. Мы с тобой, можно сказать, родственники. А это Лань Ванцзи, мой друг. Синчэнь аккуратно ставит чашу с деньгами на землю и кланяется. — Рад встретить вас. Это Ло Цзы, — представляет он своего спутника. — Ваш друг? Синчэнь горько усмехается. — Попутчик. Я приехал в этот город, чтобы навестить могилу моего друга и скоро вновь покину это место. — Он садится на землю и поджигает ритуальные деньги, более не обращая внимания на них. — Господин Вэй? — удивлённо спрашивает Ло Цзы. — Старейшина Илин? Я слышал о вас, вы же умерли! — Я действительно был мёртв больше десятка лет, — усмехается тот, — но один добрый человек вежливо уступил мне своё тело. Юноша бросается на колени и кланяется, касаясь лбом земли у самых ног Вэй Усяня. — Эй, парень, ты чего?! Вставай! — Господин! Молю, научите меня! — Что ты несёшь, Ло Цзы? — неприязненно спрашивает Синчэнь. — Чему он должен научить тебя? — Ритуал пожертвования тела! Я слышал о нём... Даочжан Сяо, теперь я понял, вы не зря спасли меня! Я буду счастлив отдать своё тело вашему другу! Пусть он отомстит за мою сестру, раз я не смог, пусть он убьёт Чан Пина! Сяо Синчэнь прислушивается, но голос друга в голове молчит. Правильно, он должен принять решение сам. Они уговаривали Вэй Усяня довольно долго. Однако решающими оказываются слова Синчэня о том, что Сюэ Ян может помочь им в их поисках... И вот уже он сидит на полу в пустом похоронном доме и смотрит на лежащее в кровавом магическом круге неподвижное тело и надеется... Наконец человек в круге шевелится, стонет, бормочет невнятные ругательства, садится, открывает глаза. Синчэнь немного видит сквозь неплотную ткань, прикрывающую глаза — дорогого друга ждёт сюрприз, когда они отвяжутся от Вэй Усяня и Лань Ванцзи — но в этот момент не выдерживает и зажмуривается. А затем почти подскакивает на месте от оглушительного вопля, от которого, кажется, сотрясается весь дом: — Даочжан!!! Радостная улыбка освещает лицо Синчэня. — Здравствуй, друг мой.