Мешочек-ловушка для духов

Сяо Синчэнь неторопливо поднимается, делает несколько шагов вперёд и опускается на колени рядом с дорогим другом. От недавнего вопля ещё звенит в ушах, но крик — это нормально. Человек, рождаясь, кричит, и Сюэ Ян закричал, и это будто символизирует его новое рождение. Сюэ Ян пытается подняться, но руки и ноги ещё плохо слушаются его, его трясёт, дезориентированный взгляд блуждает по дому. — Даочжан, даочжан... — бормочет он, — что это, что это, а? Ты умер? — Нет, мой друг, я жив, — мягко отвечает Синчэнь и заключает его в объятия, укрывая дрожащие плечи широкими рукавами. — И ты жив. Жив! Сомнений нет — это он. За многие месяцы, что даочжан не выпускал из рук душу Сюэ Яна, он научился чувствовать её трепет, и продолжал ощущать его и сейчас, когда она только-только начинала устраиваться в новом теле. Родная и драгоценная душа растеряна и не понимает, что происходит, но это ненадолго. Синчэнь блаженно выдыхает. Как прекрасно, что он может теперь пропускать между пальцами волосы, а не шелковые завязки. Как хорошо, что можно гладить пальцами мокрую от слез, но живую и тёплую щеку, а не вышитую заклинаниями ткань. Можно прижаться губами к горячему лбу, а не к горловине мешочка... Что Сяо Синчэнь тут же и делает. — Даочжан, а даочжан, — бормочет убийца, — это наш дом? Это он? — Да, — шепчет Синчэнь. — А где вся мебель? Вы её на растопку пустили? Почему тут так пусто? Где твоя снулая рыбина? Где Слепышка? Что... что вообще происходит?! Синчэнь не отвечает, лишь прижимает его крепче. Как прекрасно слышать голос — чужой, но с родными интонациями — не у себя в голове, а рядом. По-настоящему. Только сейчас он понимает, как сильно скучал. Он бы просидел так вечно, но пол слишком пыльный и грязный, сквозняк внутри гуляет неимоверный, в доме зябко, душно и неуютно... — Давай я помогу тебе встать, — говорит он наконец, — пойдём на постоялый двор, нас ждут. — Кто? — напряжённо спрашивает Сюэ Ян, — старые друзья, которые тут же прирежут меня? Я на такое не согласен! — В первую очередь, — улыбается даос, — тебя ждёт ужин, чай и конфеты. А потом я отвечу на твои вопросы. — Жду не дождусь, — ворчит Сюэ Ян и неловко пытается подняться. Его шатает от слабости и потери крови, и Синчэнь подхватывает его под руку. Убийца оглядывает окружающую обстановку более внимательным взглядом, отмечая, что в доме, похоже, давно никто не живёт, а ещё... знакомый по записям Вэй Усяня магический круг. Его вернули с помощью ритуала пожертвования тела. В голове возникает ещё больше вопросов. Чье оно? Как святоша Синчэнь пошёл на это — неужели так отчаянно хотел его возродить, что, можно сказать, убил человека? Где он достал описание ритуала? Сколько прошло лет? В каких отношениях он состоял с прежним владельцем тела? Кто, демоны побери, ждёт их на постоялом дворе?? Их ждут не на постоялом дворе, а во дворе — двое. Один из них одет в клановые одежды ордена Гусу Лань. Этих ещё не хватало! Сюэ Ян нервничает, хочет осыпать незнакомых заклинателей бранью и удрать, но пальцы Синчэня успокаивающе гладят его предплечье, и он молчит. — Всё прошло удачно? — спрашивает второй, в чёрном. — Да, — отвечает Синчэнь, — мой друг вернулся. — Хорошо! — радостно восклицает парень и открывает рот, чтобы сказать что-то ещё, но даос перебивает его. — Сначала ужин, чай и отдых, а потом вопросы, — строго говорит он и больше не улыбается. Молодой заклинатель куксится, как обиженный ребёнок, а второй, из Гусу, недовольно поджимает губы. — Полагаю, вы в состоянии подождать до утра? — Но... — Вэй Ин, — подаёт голос заклинатель из Гусу. — Вэй Ин? — вдруг спрашивает Сюэ Ян, — Вэй Усянь? — Хах! Он самый! — восклицает заклинатель в чёрном. — Мы совсем забыли представиться, ах, где наши манеры! Итак, я — Вэй Усянь, известный как Старейшина Илина, а это — Лань Ванцзи из ордена Гусу Лань. — Сюэ Ян, — фыркает убийца, — или Сюэ Ченмэй, но я, если честно, терпеть не могу это имя. — Нам нужна твоя помощь, — бесстрастно говорит Лань Ванцзи. — Сначала ужин, чай и отдых, потом разговоры, — повторяет Сяо Синчэнь. Ха! Вот он, ответ на некоторые его вопросы. Его вернули, чтобы он выполнил чью-то грязную работу... Как обычно. Даже после смерти покоя не дают, долбанные заклинатели! Будто бы просто так, от большой любви, кто-то стал бы вытаскивать его из преисподней! — Не злись, — мягко говорит Синчэнь, продолжая поглаживать его руку. Его поведение не вяжется с ситуацией, совсем никак... До постоялого двора идут в молчании, медленно, хотя Вэй Усянь, кажется, готов приплясывать на месте от нетерпения. Наконец они поднимаются в одну из снятых комнат — ужин им приносят прямо туда. Сюэ Ян с удовольствием ест — еда тут так себе, но лучше, чем они могли себе позволить, живя в похоронном доме, и обещает себе пройтись с даочжаном по лучшим заведениям Поднебесной... если им, конечно, дадут уйти. Если ему дадут уйти. Когда заканчивается чай и конфеты, Сюэ Ян чувствует, что его сознание уплывает куда-то в сон, и начинает осоловело моргать. На удивление, Сяо Синчэнь поразительно точно чувствует его состояние и настойчиво выпроваживает Лань Ванцзи и Вэй Усяня из комнаты. — Отдохни, мой друг, — шепчет он, помогая ему добраться до кровати, стянуть сапоги, верхние одеяния и лечь, — ритуал, хотя и тёмный, очень тяжёлый и выматывающий. Все вопросы завтра, а сейчас тебе надо поспать как следует. — Сюэ Ян послушно укладывается, но он ощущается каким-то недовольным. — Что-то не так? — Ты теперь знаешь моё имя, — бормочет тот почти заплетающимся языком, — почему не зовёшь? — Сюэ Ян, — шепчет даочжан, укладываясь рядом на узкой кровати. В комнате есть ещё одна, но Синчэнь её игнорирует. — Я был бы счастлив дать тебе другое имя. Ты сегодня родился заново. Ты расскажешь им то, что они хотят, и мы уйдём, далеко-далеко. Никто не найдёт нас... — Ты носишь мою заколку, — бубнит босяк в полусне. — А как же иначе, мой друг? — улыбается Синчэнь, крепко цепляясь за его руку, — теперь спи.

***

— Какого хрена?! Туго соображающий спросонья убийца шокированно таращится на даочжана. Тот сидит на нём верхом, и всё бы ничего, если бы он не прижимал к его горлу свой меч, кривясь от ненависти и злости. — Вот тебе и доброе утро, мать твою, — шипит он, дергаясь, — на тебе проклятье какое-то, а, даочжан? Стоило тебе возвращать меня, чтобы на следующее утро попытаться прирезать? Синчэнь сильнее прижимает Шуанхуа к его шее, слегка прорезая кожу. Из-под лезвия показалась кровь. — Кто ты такой? — зло чеканя каждый слог, произносит он. — Это ты кто такой, сволота? — рявкает Сюэ Ян. Шок немного отпускает его, и он продумывает свои действия, чтобы освободиться и обезвредить полоумного даоса. Заболтать, отвлечь внимание и напасть — это у него всегда хорошо получалось. — Прикидываешься даочжаном? Куда ты его дел? — Я повторяю свой вопрос: кто ты?! — не сдаётся Синчэнь. — Как смеешь притворяться им? — Да никем я не притворяюсь, долбаный ты святоша! Ты со своей священной горы вниз головой рухнул? Кем я по-твоему прикидываюсь? — Ты — не он, — шипит Синчэнь, — ты — не Сюэ Ян. — А кто же я тогда? — удивлённо распахивает глаза босяк. Этого он не ожидал. Вообще ситуация ставит его в тупик: вчера даочжан обнимал его, как самого дорогого человека на свете, звал другом и даже по имени (хотя последнее, возможно, ему просто приснилось и он принимает желаемое за действительное), держал за руку и желал спокойной ночи, а сегодня... — Ты мне скажи. — Слушай, если ты не веришь, что я — твой дорогой друг, которого ты вчера вернул из мира мёртвых в мир живых, задай мне любой вопрос, ответ на который знаем только ты и я. Синчэнь задумчиво хмурится, но меч от горла не отводит. — Хорошо, — говорит он, — сколько человек я убил в окрестностях города И? — Нихрена себе у тебя вопросы, даочжан! Откуда мне знать?! — в панике восклицает Сюэ Ян. — Ты серьёзно думаешь, что я пересчитывал этих отбросов? Могу точно тебе сказать, что их было больше десятка, но меньше двадцати, а точнее не скажу, хоть прирежь... — Правильно, — настороженно кривит губы даос. — Следующий вопрос... В тот день ты купил не только заколку. Что ещё? — Жратву я купил, это же элементарно, — фыркает Сюэ Ян. — И ленту. Для Слепышки, чтобы не ныла, что тебе заколка, а ей нихрена. Хотя по уму, следовало бы её этой же лентой и придушить... — Правильно, — почти всхлипывает Синчэнь, а рука его начинает дрожать. — Следующий... вопрос... — Эй, может хватит уже? — Следующий вопрос... Если бы я не взял заколку, что бы ты сделал? — Дал бы тебе себя убить. Этой самой заколкой. Твою мать, Синчэнь! Почему ты не хочешь спросить меня о том, какую тварь мы убили на последней ночной охоте?! — Сюэ Ян повышает голос, он практически кричит, надеясь, что это привлечёт находящихся за стенкой заклинателей и те вмешаются, помогут привести даочжана в чувство, ну или на худой конец, не дадут его убить прямо сейчас — им же вроде как от него что-то надо... — Так давай я тебе отвечу — никакую, потому что это был пьяница, который упал в овраг и не мог выбраться и выл, как вурдалак, потому что сломал ногу, ах да, он ещё заблевал тебе рукав, и я чуть не скинул его обратно, а ты мне такой: о, ну что ты, дорогой друг, не ругайся, этот человек ранен, ему нужна помощь, а одежду я сам постираю... Почему ты не хочешь спросить меня, когда начал приносить мне конфеты? А?! Хотя плевать, спрашивай, что хочешь, я даже помню, что ты мне рассказывал, пока я сидел в мешочке! Сказать тебе? Или достаточно? — Достаточно... — шепчет Синчэнь, откладывая меч в сторону. На его лице ни кровинки, щеки и даже губы такие бледные, что сливаются цветом с белоснежной повязкой. Он протягивает дрожащую руку и дотрагивается до его груди. — Твоя душа... она устроилась и почти перестала трепетать. Поэтому я ошибся... Прости, дорогой друг. Я чувствую запах крови. Я что, ранил тебя? Синчэнь подаётся вперёд и безошибочно проводит пальцами по его шее. Почувствовав влагу, он вздрагивает и начинает трястись. — Боги... Я... Я... Чуть не... Ах... Сюэ Ян, широко раскрыв глаза, лежит, не шевелясь: он не знает, что делать. Он не понимает, что происходит, что за бред несёт даочжан, быстрые смены его настроения и поведения вгоняют в ступор, но этот ступор не длится долго: он не дурак и понимает, что с Синчэнем что-то очень сильно не так, его плечи ходят ходуном, он раскрывает рот в попытке вдохнуть, но у него не выходит, губы трясутся и синеют... Твою мать! Синеют! Сюэ Ян садится и хватает его за трясущиеся плечи, чуть встряхивает. — Даочжан! Послушай меня! Услышь! Я в порядке, я в порядке, со мной все хорошо, ты лишь немного оцарапал, кровь уже остановилась, это фигня, мелочь, всё хорошо, Синчэнь, приди в себя, твою мать, ну!!! Двери в комнату распахиваются. — Что у вас происходит? — на пороге стоит недовольный гусуланец, из-за его плеча выглядывает такой же недовольный и сонный Вэй Усянь. — Чего встал столбом, помоги! — рычит Сюэ Ян. — Я не понимаю, что с ним, он задыхается! — Может, подавился? — почесав затылок, говорит Вэй Усянь и подходит, чтобы постучать даочжану по спине. — Он ничего не ел и не пил, — огрызается босяк, — я что, похож на идиота?! Лань Ванцзи стремительно бросается к ним и резко бьет по акупунктурным точкам на спине и груди, и о, чудо! — Сяо Синчэнь надрывно и хрипло вдыхает, вздрогнув всем телом, начинает наконец-то дышать и утыкается в сюэяново плечо, давясь рыданиями. Сюэ Ян неловко обнимает его, хлопает по спине. — Мда, ну вы конечно... Чем вы тут вообще занимались? — ухмыляется Вэй Усянь. До Сюэ Яна наконец доходит вся двусмысленность ситуации: они в одной кровати, в исподнем, да ещё и даочжан сидит у него на коленях, в его объятиях! — У тебя проблемы с этим, учитель? — крысится убийца, крепче прижимая Синчэня к себе. Лань Ванцзи лишь прикрывает глаза. Как бы ему хотелось уметь выражать свои чувства так же открыто... — Ничем мы не занимались, я вообще нихрена не понял, что произошло! Он сначала не узнал меня, будто забыл о ритуале напрочь, потом задавал мне вопросы и проверял, а потом нёс какой-то бред про трепещущую душу... Учуял кровь и начал задыхаться... — Полагаю, Сяо Синчэнь очень сильно испугался, — спокойно говорит Лань Ванцзи. — Я видел такое однажды. Он понял, что ранил тебя, и испугался, что мог убить. — услышав эти слова, даос принимается трястись ещё сильнее. — Но почему он тебя не узнал, сказать трудно. — Эй, полегче, он сейчас опять... — Хм. У меня с собой есть травы. Я могу приготовить ему отвар, который поможет. — Было бы хорошо, — успокаивается Сюэ Ян. — Идите... Мне надо привести его и себя в порядок. — Тебе нужна помощь? — озадаченно спрашивает Вэй Усянь. — Нет. Я сам. Видишь ли, когда даочжан плачет, у него идёт кровь... Он не любит, когда посторонние это видят. Стесняется. Я помогу ему одеться, сменить повязку... Заклинатели уходят, и Сюэ Ян с трудом отлепляет от себя даочжана. Что-то не так. Его повязка слегка измазана кровью, но... не так, как обычно. Это его, Сюэ Яна, кровь. Повязка Синчэня мокрая насквозь от слез, но крови нет... Он решительно сдергивает ткань с лица и замирает. На него смотрят заплаканные, красные от слез, самые прекрасные на свете сияющие глаза. Такие, как он помнит. — Сюрприз, — пытаясь улыбнуться трясущимися губами, тихо говорит даос. — Я объясню тебе... Потом. Когда они получат то, что хотят, и мы уйдём от них... — Хорошо, — сказать, что Сюэ Ян удивлён, значит, не сказать ничего. Но он терпелив. Он подождёт. Он помогает Синчэню с новой повязкой, с одеждой — его всего колотит, он не может даже толком попасть в рукав рукой, отводит его на вторую, чистую постель и заставляет сесть. Очень вовремя: заклинатели возвращаются с отваром. Синчэнь покорно выпивает его и тут же засыпает. — Пойдём, — говорит Вэй Усянь, — надо поговорить. — Не, давайте здесь. Я от него ни на шаг не отойду! — Мы его разбудим... — А если он проснётся и испугается, что меня нет, вдруг он решит, что вы меня убили, снова начнёт задыхаться и задохнётся? Не-не-не! Откуда я знаю, что ему взбредёт в его больную голову? — Сяо Синчэнь болен? — настораживается Лань Ванцзи. — А он что, похож на здорового?! — хватается за голову Сюэ Ян. — Он никогда так себя не вёл, ну был блаженный конечно, да, но так-то он был нормальный, пока я был жив... — Вот именно. Пока ты был жив. — Хотите сказать, это из-за меня он... таким стал?.. — босяк думает, что они шутят, но у обоих слишком серьёзные лица. — Нет, нет! Как, я же умер, я что, навредил ему этим? Но эта снулая рыбина, его дружок... Или он, или я! Он бы расстроился... Для него уже узнать кто я, было потрясением! — Он не знал, с кем живёт? — удивляется Вэй Усянь. — Он сказал, что не хочет знать моего имени. Ну, я и не говорил. Я хотел открыться ему в... тот день. Не успел. — Сяо Синчэнь держал тебя в ловушке несколько месяцев. Так? — Да, — кивает убийца. — Он говорил со мной каждый день. Он... впал в зависимость. Он мне жаловался на Сун Ланя, что тот на него ругался из-за меня. Но после того он стал со мной говорить ещё чаще... А потом я подумал, что надо использовать Сопереживание. Я хотел рассказать ему... — И как, рассказал? — Ну, да. Он очень сильно плакал тогда. Но что потом, я не знаю — кажется, он поругался со своим унылым дружком, а мелкая засранка схватила меня и выпустила. В следующий момент я очутился уже на мосту... Думаете, из-за этого? — Знаешь ли ты, что после этого он пытался покончить с собой? — говорит Вэй Усянь. — Что?! — Сюэ Ян в ужасе. — Боги!.. Не надо было... Я думал, он захочет знать правду, но если бы я знал, что он захочет умереть от этого... — Я не знаю, что ты ему рассказал, — отвечает Ванцзи, — наверное, ты и впрямь совершил что-то ужасное. Но он чуть не перерезал себе горло на твоей могиле, желая присоединиться к тебе в загробном мире. Его спас смотритель кладбища. Не думаю, что Сяо Синчэнь сделал бы это, если бы ты остался в ловушке. Сюэ Ян переводит неверящий взгляд на мирно спящего даочжана. Сердце его сжимается от чувства, названия которому он не знает. — Задавайте свои вопросы.

***

Они прощаются с Вэй Усянем и Лань Ванцзи у ворот. Им предстоит разойтись в противоположные стороны. С мешочке цянькунь у Сюэ Яна лежит запас трав и рецепт, а также описание точек, на которые надо нажать в случае приступа: предполагается, что ты должен о них знать — нихрена, меня в Ланьлин Цзинь учили другим вещам, а у Вэй Усяня — печать и свиток с подробным описанием, что, кто где и когда. Су Шэ не жилец, ха-ха. Не выкидывай гвозди, ещё пригодятся! Они расходятся. Сяо Синчэнь с наслаждением скидывает повязку и белые одежды, переодеваясь в серо-зеленое ханьфу. Сюэ Ян подстригает ему чёлку — кривовато, но зато лицо даочжана меняется почти до неузнаваемости. — Скажи, даочжан, что ты чувствуешь, глядя на моё новое лицо? — спрашивает как-то Сюэ Ян. — Думаешь ли о его прежнем владельце? — Мне жаль его, но он хотел умереть. Зато он будет отмщен. У вас нет ничего общего. Вы совершенно разные. — Ты изменился, — замечает Сюэ Ян, и даочжан расстроенно опускает глаза, — но мне нравится. Не жалеешь, что вернул меня? Ты ведь всё про меня знаешь. Я убийца. — Ну так я тоже, — отвечает даочжан до того спокойно, что Сюэ Яну становится страшно. — Ты не виноват! — восклицает босяк, готовый — кошмар! — расплакаться. — Я же обманул тебя. — Так я и не об этом. Откуда ты знаешь, чем я занимался, пока тебя не было? У Сюэ Яна темнеет в глазах, он пошатывается, но даочжан заботливо улыбается и поддерживает его. — Не говори, что ты резал Шуанхуа крестьян и городских жителей, словно свиней, — шепчет убийца. Что он сотворил с ним, в кого превратил... — Это была шайка разбойников, но всё же они были людьми, — грустно отвечает Синчэнь. — Но я не пускал в ход свой меч. Ты велел мне взять Цзянцзай. Я сохранил его для тебя. — Я. — Да. — Велел тебе взять мой меч и поубивать им разбойников. Как я это по-твоему мог это сделать? — Ну как же, — Синчэнь удивляется так искренне, будто это что-то само собой разумеющееся, — я всё время слышал твой голос в своей голове. Ты говорил со мной. Ты был со мной. Думаю, после Сопереживания часть тебя осталась внутри меня... — Может, может, — кивает Сюэ Ян, пряча охвативший его леденящий ужас, да поглубже, чтобы даочжан не почувствовал испуганный трепет... Потому что его душа абсолютно цела, и он готов ручаться за это. Он беззаботно шутит про кусок души, который научил даочжана притворяться и врать, болтает про тайники и драгоценности, а сам понимает — Сяо Синчэнь болен. И Сюэ Ян в этом виноват... Они пересекают горы, где Сяо Синчэнь когда-то медитировал, кочуют от поселения к поселению, охотясь на различных тварей. К сожалению, Сюэ Ян не может скрывать долго свой страх, да и сам даос понимает, что с ним что-то не так, когда его настигает очередной приступ, стоит ему перенервничать, а потом ещё. Однажды, проснувшись утром у еще тёплого костра в разбитом ими вечером лагере, Сюэ Ян обнаруживает подозрительную возню. Из-под опущенных ресниц он видит, как Сяо Синчэнь, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить его, одевается, берёт меч, и... — Куда собрался? — резко спрашивает он, а даочжан чуть не подпрыгивает от неожиданности, воровато пряча глаза. — Сбежать вздумал? Вернул меня, а теперь на произвол судьбы бросить хочешь? Не жалко тебе людей-то? — Я тебе в тягость, — шепчет Синчэнь, — я безумен и для тебя опасен. Думаешь, я не чувствую, как ты боишься меня? — Бедовая твоя даочжанская голова, — вздыхает убийца, привлекая его к себе, — я не тебя боюсь, а за тебя. Но мы справимся, слышишь? Всё будет нормально, ну а если нет... Плевать. Даже если ты однажды убьёшь меня, я тебя подожду. Но давай надеяться, что этого не случится. Мы справимся. Сюэ Ян крепче прижимает грустно вздыхающего Синчэня к себе. Он о нём позаботится, обязательно. Это всякие снулые рыбины шляются невесть где, хлопая глазами, которых не заслужили, а он, Сюэ Ян, вот, туточки. — Мы справимся, да, — эхом отвечает Синчэнь. — Справимся.