ПРОСИМ СОБРАТЬСЯ В ОБЩЕЙ КОМНАТЕ ЧЕРЕЗ ПЯТНАДЦАТЬ МИНУТ.
Надпись исчезает, как только оказывается прочитанной. А участники, и без того сидящие в гостиной, начинают перешёптываться и обсуждать, что же сейчас их ждёт. Тэхён, допив свой витаминный тёплый коктейль, подходит ближе к Чимину, так и застывшему возле кухонной машины. — Чего ты выглядишь таким напуганным? — спрашивает он, оглядев Пака с ног до головы. — Видимо, сейчас будут объявлять задания. — Какие ещё задания? — вздрагивает Чимин, тряхнув головой. — Ну, как какие, — усмехается тот. — Это ведь эксперимент, Пак. Здесь учёные смотрят за нами, изучают. Человеческий мозг, — он постукивает себя по виску, — самый лучший компьютер. Никогда с ним ещё ничто не сравнилось. Если учёные наблюдают, им нужно спровоцировать особенные моменты нашего поведения. Они будут изучать нашу реакцию на ту или иную ситуацию, будить каждое из возможных человеческих чувств, оценивать способы, с помощью которых мы будем достигать поставленной цели. Они направляются к длинным диванам, чтобы присесть, а Чимин спокойно слушает Тэхёна, продолжающего говорить: — Ииоас оценивает данные из базы нашего тела, но сигналы мозга учёные ещё не научились туда грамотно вводить. Пока такое им недоступно. Однако это — лишь вопрос времени. Искусственный интеллект, вероятнее всего, настроен и запрограммирован на то, чтобы считывать язык тела, в котором выражаются психологические реакции. Он будет сканировать нас, ведь в каждом движении, в каждом вздохе сосредоточена информация. Ииоас анализирует нас, и я даже не удивлюсь, что делает он это двадцать четыре часа в стуки. Чимин дёргает бровью. Он многого не понимает, но такая слежка ему не по душе. Однако становится объяснимым то, почему камеры настойчиво жужжат и сдвигаются. Это призрачная фигура ненастоящего человека наблюдает за ними. В гостиную влетает Намджун. Его волосы чуть влажные от пота, белоснежная майка, не скрывающая рельефов тела, липнет к коже на груди и животе. Джун быстро передвигается по помещению, прежде чем упасть на свободное место рядом с безразличным парнем. Выражение лица у него становится крайне брезгливым, когда Джун усаживается рядом — мокрый от пота и часто дышащий. Но возмутиться тот не успевает: двери гостиной распахиваются, впуская господина Ан. Тот на этот раз без кураторов. Однако вида горделивого это ему не умаляет. Дживон останавливается посредине комнаты и оглядывает сидящих кто где участвующих. — Доброго утра, команда номер два, — белозубо улыбается учёный. — Сегодня стартует второй день нашего эксперимента. Во время первого вы только познакомились друг с другом поверхностно и пережили первый стресс от смены обстановки. Готовы к следующему шагу? Люди в разнобой отвечают положительно, Чимин и Тэхён же предпочитают молчать. Они сидят в похожих позах, однако Тэ — напряжённый и собранный, а Чимин — ленивый и расслабленный. Они разные. Господин Ан щёлкает пальцами, и воздух рассекает синими лучами света, взявшимися словно из ниоткуда. Свет собирается в сгустки, проецируя сначала ноги, после бёдра и часть туловища, а заканчивает грудью и головой. Перед ними снова голограмма. На изображении человека белоснежный костюм двойка, лицо расслабленное, а глаза кажутся внимательными и даже отчасти любопытными. Однако стоит Ииоас повернуть голову, как Чимин замечает, что это выражение немного… приклеенное и неестественное. Он вздыхает, потому что лицо у Ииоас запоминающееся и красивое, да только неживое. — Рад вас всех снова видеть, — проговаривает голограмма, кивая участникам. Кто-то, как и Чимин, молчит, другие же активно приветствуют Ииоас, вызывая на синеватом лице того лёгкую улыбку. — Сегодня на повестке дня у вас есть одно дельце, — заходит издалека учёный. — Тренировочный дом не просто так называется. Во-первых, конечно, потому что здесь вас и ваши тела на пару с разумами будут испытывать и проверять. Во-вторых, это всё же место, где вы будете жить и узнавать друг друга. Так что я предполагаю, чтобы чувствовать себя уютно, вам нужно это место подстроить под себя. Чимин вытягивается. Вот его интересует это в первую очередь, потому что с первого же взгляда помещения кажутся ему мёртвыми. — Вы должны разбиться на пары или группы, как вам будет удобнее, — продолжает объяснять Дживон. — Украсить и обставить дом так, как вы считаете нужным. Ииоас предоставит вам все необходимые материалы для этого. Стоит лишь только попросить. А в конце дня я и кураторы оценим ваши старания и посмотрим на успехи, — Ан хлопает в ладоши, и участники принимаются роптать. Чимину тоже нравится подобная идея. Он сразу же оживляется. Однако Тэхён, наоборот, выглядит немного грустным и даже раздражённым. Ким резко поднимается с дивана и удаляется из общей комнаты, стоит господину Ан покинуть помещение. Чимин же, воодушевлённый будущим заданием, подскакивает на ноги. Ему не то чтобы нужна пара, он и сам прекрасно справится, тем более руки чешутся. Перед глазами стоит увиденное утреннее небо, такое красивое и нежное, а взгляд падает на большую несущую стену гостиной. Ииоас всё это время за ним наблюдает, потому, когда резко оказывается рядом, то пугает Чимина. — Вы уже решили, что хотите сделать с домом, не так ли, господин Пак? — интересуется возникшая совсем рядом голограмма. Чимин вздрагивает и почти отскакивает от него, но в последний момент сдерживается. — Да, — выдыхает и сглатывает. — Вы можете попросить у меня материалы, и в течение нескольких минут я предоставлю их. — Я хочу краски и кисти, — резко выпаливает Пак, уставившись на Ииоас, а остальные участники наблюдают за ним. — Какие именно, господин Пак? — Боже мой. Просто Чимин, — раздражённо морщит нос он, вынуждая Ииоас удивлённо моргнуть. Просто когда его называют так, то ощущение, словно на голову свалилась лишняя ответственность и официальность. — Отмечу для себя, — склоняет полупрозрачную голову искусственный интеллект. — Какие именно краски и кисти вам нужны, Чимин? Пак принимается перечислять оттенки и размеры малярных кистей, а глаза Ииоас начинают загадочно и интересно сиять, переливаясь неведомыми символами. Он словно в режиме реального времени записывает и сразу же отправляет информацию, куда надо, пока Чимин говорит. Когда тот заканчивает перечень необходимого, Ииоас моргает, и синее мерцание пропадает. Чимин внимательно рассматривает призрачную фигуру, но Ииоас ничего больше не говорит, только покрывается помехами, пока не раздаётся сигнал, и он не поворачивается в сторону звука. — Ваш запрос будет удовлетворён через пять минут пятьдесят четыре секунды, — выдаёт искусственный интеллект, и голограмма пропадает, отправляясь к следующему участнику. Чимину страшно, потому что ранее он никогда с подобным не сталкивался. Несмотря на то, что его папа — ремонтник, и какие только изобретения человечества не побывали у них в доме, пока Чимин ещё жил с родителями: станции для зарядки андроидов-уборщиков; огромные машины с производства, отвечающие за сортировку и распределение; маленькие портативные скейты, работающие на силе притяжения и зарядке от сети. Чимин много чего повидал за свою жизнь. Многие люди таких приборов не видят, не относясь к производству и изобретению. Но даже так, Ииоас — для него необычная штуковина. Он выглядит будто изображение обычного человека. Однако сам факт, что у этого самого изображения есть подобие человеческого разума в виде машины, способной анализировать поведение и реакции людей… и пугает, и восхищает в то же время. Как бы холоден ни был Пак к новинкам в технологиях, не может не восхититься таким искусным «созданием». Ииоас мерцает, принимая просьбы, а Чимин за ним наблюдает. У него постоянно одно и то же выражение лица, что объясняется просто — он машина. Однако во взгляде Чимина проскальзывает именно интерес к его чертам. Ладони зудят, и тот скребёт по ним ногтями — так периодически случается, когда ему очень хочется что-то нарисовать, либо пришла необычная идея, требующая срочной реализации или наброска. Чимин вздрагивает, когда в стене дома приоткрывается вертикальная дверца — створки её разъезжаются в стороны, — и из отверстия выезжает небольшой погрузчик. На его табло мелькает имя Пака, и погрузчик аккурат останавливается у его ног, мигают синие лампочки над панелью. Ииоас появляется неожиданно, вынуждая Чимина почти вскрикнуть. — Прикажите ему, куда выгрузить необходимое, — спокойно поясняет искусственный интеллект, и Чимин, прочистив горло, произносит: — Вот к той стене, — тихо и скомканно, но погрузчик реагирует, издаёт слабый сигнал, и лампочки мигают ярче, пока устройство перемещается в указанном направлении. Когда сам Пак хочет обернуться и направиться вслед за роботом, то сталкивается со взглядом голограммы. Ему вдруг кажется, что Ииоас смотрит… осознанно. Не просто анализируя и считывая данные, словно он наблюдает за Чимином и что-то пытается понять. Зрачки его снова начинают мигать, но быстро гаснут, и искусственный интеллект, подёрнувшись бликами, поспешно исчезает. Чимин же, наконец, приближается к стене и разглядывает белую поверхность. В голове всплывает фраза, брошенная вчера куратором, о том, что на белом хорошо ложатся остальные краски. Быть может, потому, что это — базовый оттенок, он ровный и гладкий, при смешении же можно получить абсолютно разные цвета. Или потому, что белый — цвет начала. Это слишком философский вопрос, а Чимин не хочет рассуждать. Он хочет рисовать, потому подхватывает с пола первую кисть — широкую и большую, с плоским срезом. Подошедший Намджун помогает ему раскрыть банку грунтовой краски и хватается за вторую похожую кисточку. — Я помогу, неваляшка, — подмигивает он, а Чимин только коротко улыбается. Столкнувшись с красками, он погружается в собственный, давно изученный и привычный мир. Здесь не существует ничего, кроме полотна и его разума. Руки выполняют всё сами, стоит только увидеть цвет и образ.***
Тэхён нервно усаживается на кровать, не желая оставаться в общей комнате. Он стучит пальцами по покрывалу, глядит в окно и фыркает, стоит мыслям снова начать заполонять голову. Воздух словно наэлектризовывается в один момент, вынуждая Кима обернуться: возле противоположной стены пространство искажается и появляется синеватое сияние, складывающееся в изображение молодого человека. Ииоас. От него не скрыться, не спрятаться, не уберечь пошатнувшееся одиночество. Тэхён буравит голограмму взглядом, а та только мерцает и глядит в ответ. Ииоас заинтересованно склоняет голову вбок, а Тэ фыркает и скрещивает руки на груди. — Все участники обязаны проходить испытания, выдвинутые в рамках эксперимента. — Знаю, — рявкает Тэхён. — Я читал договор об участии. Но не хочу. Я не желаю разбиваться на пары или группы, не хочу сближаться с кем-либо. Не за тем сюда явился. Ииоас продолжает его анализировать. Для Тэхёна это сродни сканеру или рентгену: ощущения не из приятный, но спрятаться нет возможности, по крайней мере пока находится в тренировочном доме. Он знает, что тот насквозь нашпигован проводами, диодами и датчиками, в ином случае искусственный интеллект не смог бы свободно перемещаться по помещениям. Тот настроен следить за всеми участниками, и Тэ понимает, что, скорее всего, ещё несколько проекций машины находятся в других местах, помогая остальным в прохождении испытания. — Мне позвать вашего куратора? Ваше состояние находится на жёлтой границе, — Ииоас взмахивает рукой, и перед Тэхёном появляется панель светло-голубого оттенка, показывающая нынешнее состояние испытуемого в реальном времени. Несколько граф относятся к физическому состоянию Кима: его пульс ускорился, давление немного поднимается, а уровень гормонов скачет невыносимо, ведь тот раздражён, и тело реагирует на его состояние. График, относящийся к психике, анализ которой получается непосредственно из первой части граф, относящихся к физиологии, рябит и скачет. Шкала психологического состояния подпрыгивает из зелёной зоны — нормы поведения и самочувствия — к жёлтой всё сильнее. Сверху — оранжевая, означающая стресс, а самый пик шкалы занимает ярко-красная полоска, относящаяся к опасному фактору и повреждению психики. — Нет, помощь куратора мне не требуется, — вертит отрицательно головой Тэхён, стискивает ненадолго пальцами покрывало под собой. Его коробит от мысли, что придётся контактировать с другими участниками. Только взглянув на них и немного изучив поведение вчера вечером, Тэ уже знал, что среди оставшихся девяти человек нет того, кого машина может счесть за идеально подходящего партнёра. Он не то чтобы ощущает это — он знает. Ни один из них не подходит ни под его выставленные разумом критерии, ни в принципе привлекать не может. Потому и раздражает. Зачем ему проходить совместные испытания, если он и без того знает — никто не соответствует. — Я могу предоставить ряд успокоительных напитков на основе трав, если вам необходимо успокоиться, или же запустить видео с дыхательными практиками, медитациями, — снова предлагает помощь Ииоас, но Тэ только раздражённо искривляет губы. Шкала пересекает границу жёлтой зоны — он на взводе. — Я не хочу проходить это испытание. — Для анализа мне требуется собрать данные со всех участников, — проговаривает голограмма механически. — В том числе с тех, кто не желает даже пробовать. По уставу, написанному создателями эксперимента, вы обязаны проходить совместную бытовую деятельность в рамках испытаний, иначе вас ожидает дисквалификация и досрочное расторжение контракта с выплатой положенных неустоек, — цитирует в конце договор Ииоас, отчего Тэ вздрагивает. Он помнит об этом, но почему-то сейчас неспособен совладать с эмоциями. — Пять минут, и я спущусь, — уже тише и менее раздражённо проговаривает Ким, на что искусственный интеллект кивает и распадается на световые частицы, чтобы оставить участника наедине с собой.***
Чимин, прикасаясь к прекрасному, полностью погружается в себя. Позволив Намджуну помочь ему загрунтовать стену, он больше не разрешает прикасаться к краскам, единолично решив расписать стену. То и дело окунает разного размера кисти в банки с красками, смешивает в пустых ёмкостях оттенки, необходимые ему, а после наносит их, выделяя детали рисунка. Он не обращает внимания на то, как Юнги и какой-то молодой человек тихо общаются между собой, развешивая плотные шторы по периметру окон, а кто-то и вовсе ушёл облагораживать свои личные комнаты в компании друг друга. Чимин полностью увяз в этом состоянии. У него давно не было подобного, чтобы погружение было настолько глубоким и прочным. Кто-то называет это состояние вдохновением, другие наплывом, Чимин же — нырком. Потому что действительно погружается, будто под толщу воды, задерживает периодически дыхание, чтобы посильнее сконцентрироваться и увидеть финальный результат, уже вырисовывающийся в воображении и создающийся его руками. Он пачкает в краске ладони. Она же капает и брызгает на одежду и лицо, но Пак не обращает внимания. Оно всё поглощено тем, чем он занят, даже зрачки почти не двигаются, застыв в одном положении. Лицо у Чимина сосредоточенное донельзя. Он совершенно упускает момент, когда солнце начинает клониться к горизонту. В это время остальные участники закончили либо заканчивают испытание, кто-то уже отдыхает, сидя на длинных диванах и наблюдая за тем, как Чимин продолжает снова и снова наносить мазки и брызги на почти готовую картину. Она несложная, нет лишних деталей, потому завершить удаётся сейчас. И как только Чимин наносит последний штрих, то «выныривает» из состояния полутранса, моргая. Готово. Люди, в том числе Намджун и Юнги, наблюдающие за его действиями, подбираются. Некоторые даже подходят ближе, чтобы рассмотреть готовый вариант росписи, а Пак делает шаг назад, чтобы осмотреть картину целиком. Едва не сбивает банку с краской и чувствует, как кожу на руках стягивает из-за слоёв материала, оставшегося на них. Он выдыхает, удовлетворённый своей работой. Глядит и наслаждается тем, как хорошо ему удалось показать задумку, то, что витало призрачно в его воображении, но теперь реально и ощутимо. Стена выкрашена в цвет слоновой кости, а посредине внизу стоит маленький белоснежный дом. Из его окон и дверей, распахнутых настежь, вырываются потоки краски. Половина расплывается влево, показывая прелесть утреннего неба, с окрашенными в розовый облаками. Другая же — уходящая вправо — словно соткана из ночного полотна. Оно переливается фиолетовым и синим, но приглушённо. Повсюду маленькие точки-звёзды. Рисунки тянутся наверх, становясь всё бледнее, после совсем исчезают. А полоса между ними, смешавшись, образует закатно-рассветное зарево, где яркими пятнами выделяются персиковые облака и граница солнца, то ли опускающегося за линию горизонта, то ли только поднимающегося над миром. Чимин доволен. У него получилось. Он трёт грязными руками кончик носа и морщит его, смущаясь, когда замечает, как участники эксперимента удивлённо разглядывают картину. — Это очень красиво, — раздаётся голос рядом — спокойный и ровный, — когда к нему приближается Юнги. Он, сложив руки за спиной, с интересом разглядывает получившийся рисунок. — Я раньше изучал цифровую живопись, используемую для обучения в школах, однако, это — отличается от всего, что я видел до этого. — Чем же? — спрашивает Чимин, желая, скорее, не узнать действительно в чём отличия, а больше чувства Юнги, которые вызывает расписанная стена. Потому что хочется понимать, правильно ли он всё сделал с точки зрения реакции на картинку. — Она другая, — с придыханием отвечает Мин. — Живая. Словно целая история, которую можно придумать каждому свою, отыскать причину, почему и как быстро. Словно сказка, — уточняет Юнги, а Чимин удовлетворённо кивает. Всё так, как ему хочется. И это можно назвать успехом. Напротив стены появляется Ииоас, в этот раз быстрее, нежели в предыдущие, словно из ниоткуда (по факту, конечно, так и есть). — Уважаемые участники, время, отведённое для задания, истекло. Прошу вас дождаться встречи с кураторами перед ужином, — Чимин внимательно наблюдает за голограммой. Стоя ровно посередине, там, где разделяется картина на две различаемые половины, тот выглядит… странно гармонично. Он будто подходит и тому и другому изображению сразу. Будто Ииоас — та самая закатно-рассветная середина стены, объединяющая два времени суток. Участники расходятся, но Чимин этого делать пока не собирается, он вдруг идёт прямо к голограмме, обращаясь напрямую: — Ииоас! — изображение вздрагивает, и искусственный интеллект не спеша переводит взгляд на него. — Я могу… могу краски себе оставить? — Испытание закончилось, Чимин, — спокойно и вежливо отвечает он, не дрогнув. — Пожалуйста, — складывает в мольбе руки Пак. — Моя комната мертвенно-бледная, я хочу это исправить. Голограмма смотрит на появившийся дисплей, замечая, что у ещё одного участника шкала психики доходит до жёлтого цвета, а Чимин выпячивает нижнюю губу, словно его жалобное выражение лица сможет повлиять на искусственный интеллект. — Это поможет привести ваше психологическое состояние в норму? Вы испытаете радость? — склоняет по-птичьи голову Ииоас, разглядывая Пака ещё пристальнее. — Да! Однозначно, да! — почти подпрыгивает тот, прикусывая нижнюю губу. Зрачки Ииоас снова мерцают, и голограмма рябит. — Если это положительно скажется на вашем состоянии, я думаю, что смогу сделать исключение и ответить согласием на вашу просьбу, Чимин, — кивает голограмма. — Попрошу погрузчик отправить материалы к вам в комнату. — Спасибо, — выдыхает взволнованно Пак, он бы заобнимал Ииоас, если бы тот… был настоящим. Но он — лишь бесплотное изображение, к которому даже прикоснуться не выйдет при желании. Ииоас моргает и исчезает из поля зрения Чимина, а тот, пританцовывая, спешит наверх, чтобы начать отмываться от следов искусства.***
— Здравствуйте, Юнги, — проговаривает мужчина среднего возраста, на бейдже которого выведено «Пак Инхун». Он является куратором, и теперь будет выпытывать из Мина, как прошёл его день. Юнги никогда не был разговорчивым малым, предпочитая больше делать, нежели болтать. Свои мысли и эмоции под вечным замком, лишь в редких случаях выражая чему-то поистине достойному внимания. Как, к примеру, картина Чимина. Она восхитительна, а Юнги не робот и имеет чувства, чтобы осознать это. Он немного безразличный, но то лишь снаружи. Иногда в нём столько всего бушует, что кажется, вот-вот взорвётся. Он пришёл на этот эксперимент, чтобы найти родного человека. Юнги тяжело даются знакомства и общение, словно прокажённого, его чураются девушки и парни, только сходив на одно свидание. Многие, зная, что он работает в одном из офисов «Crane INC», твердят, будто Мин — такой же бездушный, как и машины, которые продаёт. Но Юнги, вообще-то, с ними несогласен. Он очень сдержанный человек, да только это не значит, что чувств и эмоций в нём нет вообще. Потому объявление о наборе участников на испытания привлекло его внимание. Сначала ощущением нового, а после, когда Юнги, немного посплетничав с Ису из отдела разработчиков, узнал подробности грядущего проекта, преисполнился интересом тоже попробовать. Он искренне возжелал обрести ту самую ценную «родственную душу», которая, быть может, из-за их общих показателей и данных, не станет относиться к природной скованности и эмоциональному слабому выражению сразу же негативно. Ну, он правда надеется найти такую или такого. Неважно кого. Лишь бы было комфортно и на него не кричали, обзывая бесчувственным. И теперь, решившись раз и навсегда изменить свою судьбу и жизнь, Юнги сидит в кресле напротив серьёзного куратора и готовится отвечать на поток его вопросов о том, как же проходит второй день испытаний с его точки зрения. На приветствие Инхуна он только кивает: сложно перебороть привычную манеру поведения сразу же, тем более, тот сам сказал при первой встрече — главное, чтобы Юнги чувствовал себя комфортно во время их бесед. Потому, сев в кресле ровно и закинув ногу на ногу, Мин ждёт вопросов. Так отвечать гораздо проще. — Юнги, по вашему мнению, что хотят разработчики узнать с помощью только закончившегося задания? — начинает спрашивать куратор. — Я думаю, — медленно и чётко проговаривает он, — что они хотят для начала посмотреть на то, кого первично выберут в пару или группу. Так сказать, разберут по предпочтениям и интересам, а быть может, по внешним признакам, из-за которых появляется симпатия. Инхун кивает и что-то записывает стилусом на дисплее своего индикатора. — Ииоас пометил в своём отчёте, что вы отдали предпочтение участнику под номером три — Чхве Уёну. Какими именно критериями вы руководствовались при этом? Юнги зависает. Он не анализировал свой выбор в сторону этого парня, просто тот казался немного высокомерным, оттого остальные ребята его побаивались и обходили стороной. Мину же Уён показался грубоватым только с виду, и он решил попытать удачу, пригласить пройти задание вместе с ним. На деле же он оказался прав, и, несмотря на выражение лица и манеру держаться, Уён оказался человеком мягким, жутко разговорчивым, но тихим. Он рассказывал Юнги о своей работе в приюте для животных, о том, как долго мечтает стать ветеринарным врачом и лечить зверушек, но у его семьи не хватает средств, чтобы позволить Уёну отправиться в желанное учебное заведение. Юнги ему искренне посочувствовал, но, правда… молча. Ну, ничего Мин с собой сделать не может, он надеется лишь, что своей безэмоциональностью и неспособностью выражать чувства и переживания не оттолкнул Уёна, ведь тот показался ему действительно милым при личном общении. — Я выбрал его потому, что никто другой не выбирал, — пожимает в итоге Юнги плечами, так и не сумев правильно подобрать слова, чтобы описать причины. — То есть, вам стало его жаль? — спрашивает куратор, покусывая край стилуса. — Нет, не жаль, — мычит задумчиво Юнги. — Скорее, я подумал, что мнение, складывающееся об Уёне у большинства — ошибочное. И оказался прав. Он совсем не такой, каким кажется с первого взгляда. Инхун снова записывает что-то на дисплее, несколько раз кивнув. — Так же Ииоас заметил, что вы проводите с первого же дня много времени с ещё одним участником. Ким Намджуном. У вас общие интересы? — спрашивает Инхун, снова глядя на Юнги. Тот впадает в новый круговорот размышлений. Намджун шумный, разговорчивый, вокруг него вьются почти все испытуемые тренировочного дома. От этого мужчины исходит мощная, сильная и яркая аура, сразу же привлекающая внимание. Он болтливый и смешливый, но при этом в общении видна вся статность и серьёзность его внутреннего стержня, его воля и лидерство, текущее по венам вместо крови. Он сразу же привлёк внимание Мина. Юнги, скорее всего, как раз таки потому, что кардинально от Кима отличается, так и тянется к чужому обществу. Наверное, ему всегда хотелось быть способным так же открываться, как Намджун. Быть таким же душевно и физически сильным, как он, чтобы приковывать взгляды окружающих не только внешним видом, но харизмой, умом и неиссякаемым запасом обаяния. — Он очень обаятельный, — мямлит Мин, хмурясь. Ему тяжело объяснить, почему именно Джун так сильно его притягивает, что хочется хотя бы просто слушать его. В голове всплывает сравнение: Джун — пламя костра — яркое, безудержное и сильное, — а Юнги — маленький безвольный мотылёк, тянущийся к обжигающим языкам. Он стремится к свету, совершенно не понимая, что тот его уничтожит. А Намджун, несомненно, на такое способен. Особенно в случае, если Мин к нему привяжется. Инхун не пытает его расспросами, если Юнги задумывается, позволяет хорошенько обмозговать каждый ответ, допустимо и понятно выражая мнение на тот или иной счёт. Однако теперь Юнги не может перестать думать ни об одном, ни о втором человеке, так или иначе завладевшими его вниманием. Он остаётся погружённым в размышления до конца беседы с куратором и отвечает совершенно невпопад или вообще мычит неразборчиво. А выйдя из комнаты, замечает, как Намджун машет ему рукой, предлагая попить кофе. Почему именно эти двое, чёрт возьми?***
Чимин смотрит на то, как его руки снова пачкаются в краске. Он уже покрыл оставшейся грунтовкой стену напротив кровати в своей комнате, а теперь, разметив, где что будет находиться, принимается рисовать фон. Здесь как раз достаточно краски, чтобы покрыть этим тоном часть стены, так что Пак хватается за кисточку и наносит первые штрихи, очерчивая центральную часть. Он прикусывает язык и радуется холодному белому освещению помещения: именно такой свет по его мнению подходит картине больше всего. Его ладони не прекращают чесаться даже после того, как он выбросил эмоциональный всплеск в общей гостиной. Они зудят, призывают к действиям, отчего Чимин даже спать не может лечь. Он правда пытался, однако полчаса провертелся с одного бока на другой. А идея, пришедшая в голову, так и не оставила его в покое, вынуждая встать и щёлкнуть выключателем. Чимин принялся за рисование почти бездумно, перед глазами стояла лишь картина, которая не даёт покоя. И теперь, когда он размазывает плотный слой краски без запаха по стене, находит успокоение. Ему хорошо. Он проводит кистью снова и снова, смачивает её в растворителе и создаёт эффект расплывчатости, а после добавляет в середину немного более светлой краски, смешав исходную с белой. Чимин высовывает кончик языка, на минутку отойдя от краски. Сощурив один глаз, выставляет вперёд руку с оттопыренным большим пальцем, будто примеряется к тому, как верно расположить следующие мазки. И вздрагивает, когда ровно по центру тёмно синего пятна, к краям становящегося более светлым, появляется голограмма. Он почти вскрикивает и отскакивает, часто выдыхая от испуга. Никогда, наверное, не окажется способен на нормальную реакцию к настолько резкому появлению Ииоас. — Чимин, сон — важная часть физиологических процессов, необходимая человеку наравне с водой и едой, — спокойно проговаривает голограмма, глядя на перепуганного и растрёпанного после катания по кровати Чимина. — Нельзя пренебрегать отдыхом. — Я знаю, — выдыхает тот, — знаю. Не могу уснуть, когда ко мне приходят идеи, — отвечает тихо Пак, поправляя уже испачканную краской одежду. — Я могу посоветовать вам выпить тёплого и попытаться уснуть снова, — парирует Ииоас, а у Чимина, взвинченного от необходимости продолжить рисовать, пока ещё есть силы, начинает копиться раздражение. — Но я не хочу спать, Ииоас. Я хочу рисовать, — тянет он, почёсывая голову. Голограмма запрашивает данные о его состоянии и удивлённо глядит на шкалу настроения, находящуюся сейчас почти в высшей точке. — Вы уверены, что сможете достаточно отдохнуть для деятельности следующего дня? — с недвижимым лицом спрашивает он, убрав статистику прочь. — Да, уверен, — кивает Чимин и ждёт, пока изображение исчезнет. — Могу я… — зрачки Ииоас снова начинают мерцать, но быстро гаснут. — Могу я остаться и понаблюдать за вашим занятием? — Это необходимо для анализа моих данных? — спрашивает Пак, подходя ближе к стене, отчего Ииоас резво, но с помехами, перемещается чуть в сторону. — Да, — после секундной заминки отвечает он. Чимин жмёт плечами и кивает, словно соглашается. Ему при погружении в занятие будет всё равно на то, будет ли за ним кто-то наблюдать. Тем более, Пак уверен, что запрети Ииоас остаться, тот будет подсматривать и анализировать его через камеры видеонаблюдения. Так что какая разница? Искусственный интеллект перемещается и оказывается немного поодаль, но Чимин отчётливо поначалу ощущает его внимание к тому, чем испытуемый занимается. Это немного напрягает, а когда раздаётся механический голос, то и вовсе вздрагивает: — Рисование стимулирует образование новых нейронных связей в мозге, улучшая его работу, — выдаёт Ииоас тихо, но тем самым отвлекает Чимина, становящегося от этого раздражительным. — Да? Я не знал, — отвечает он, продолжая размазывать штрихи прямо пальцами, тем самым перемешивая цвета между собой. Он обмакивает кисточку в голубую краску, а следом — сразу в синюю, и принимается рисовать полукруги, снова от увлечённости прикусывая кончик языка губами. Но и в этот раз его прерывают. — Человек, посетивший мастерскую художника, обратился к нему с просьбой: «Не можете ли вы предложить мне что-нибудь недорого и в масле?» На что художник ему ответил: «Банку сардин». Чимин медленно оборачивается к застывшему Ииоас и удивлённо вздёргивает брови, но замечает, как изображение идёт рябью, замыливая красивое лицо, а голограмма вдруг перешагивает с одной ноги на другую. Уголок губ Чимина приподнимается, потому что… смешно. Глупо, не вовремя, но смешно. И изо рта вырывается тихий смешок, вынуждая Ииоас снова покрыться точками помех. — По моим данным анекдоты способствуют более успешному течению разговора, — как-то задумчиво произносит искусственный интеллект. — Я вас оставлю, это нерабочая схема. — Да нет, смешно было, — тихо отвечает Пак, улыбаясь краем рта, на что Ииоас снова покрывается помехами и всё равно исчезает. Тут же на потолке — в самом углу комнаты — жужжит, крутясь, камера, вынуждая Чимина усмехнуться. Это что ещё такое было?..