***
Чимин поднимает глаза, когда ощущает — пристальный взгляд не отлипает от него ни на секунду. Оттого создаётся ощущение зуда между лопаток, такого, что хочется передёрнуть плечами. Он, в очередной раз закусив кончик стилуса, сталкивается взглядом с глазами, которые кажутся глубокими, даже будучи полупрозрачными. Снова наблюдает за ним. Смотрит без остановки, а тёмные зрачки подёргиваются едва заметным мерцанием символов, что в понимании Чимина ещё более странно, чем несуществующий человек в виде проекции в пространстве. Чимин опускает взгляд и снова уставляется на свой лист. Он ответил почти на все вопросы, однако сомневается, что большая часть ответов — правильная. Хотя его это мало волнует. Вряд ли от этого теста зависит жизнь, что поделать, если Пак гораздо сильнее в других вещах. Он может без запинки назвать множество техник рисования, подобрать цвета, вспомнить кучу длинных стихотворений и процитировать некоторые книги, но что-то даётся ему гораздо тяжелее. Он впадает в глубокую задумчивость, пока Ииоас не оказывается слишком близко — снова возле его места. Иногда Пака такое внимание со стороны искусственного интеллекта напрягает. И не безосновательно. С утра он говорил с Намджуном (до начала испытания), и выяснилось, что многое у них различается. На вопрос Чимина является ли к Джуну в комнату Ииоас, тот только удивлённо захлопал глазами. Оказывается, что проекция обосновывается только в непосредственной близости от Чимина, а это немного… напрягает. Откуда такой повышенный интерес? Почему именно Чимин? Есть ли у Ииоас причины, по которым тот уделяет ему больше внимания, нежели остальным? Они снова пересекаются взглядами, когда голограмма нависает над столом Пака, рассматривая его листок. — Вам нужна помощь, Чимин? — осторожно и тихо спрашивает Ииоас, на что тот только хмурится. Это будет нечестно. Зачем он так делает? — Нет, — отвечает Чимин, покачав головой. Он не собирается жульничать, обычно ложь ни к чему хорошему не приводит. Потому, игнорируя мерцающие зрачки и дёрнувшееся от помех лицо голограммы, отворачивается и снова принимается буравить глазами белый лист, испещрённый надписями.***
Юнги не знает, почему складывается именно так. Намджун просто сел рядом с ним и принялся помогать ему с ответами, а Мин безропотно подчинился и стал писать. Однако не смог оставить помощь Намджуна только для себя: он протянул свой бланк на стол, стоящий позади, чтобы Уён тоже мог сдать тест. Не то чтобы Юнги хорошо относился к списыванию, однако чувствовал себя обязанным помочь Уёну. А тот, мягко улыбнувшись, только смущённо отвёл взгляд и покраснел, кажется. Джун не выглядел оскорблённым, скорее, заведённым. Он глядел на опешившего Мина прищуренными яркими глазами, а в тех читалось: «Посмотрим, кого ты выберешь в конце концов». Юнги соперничества между этими двумя не хотел, однако его особо не спрашивали, если честно. Намджун и Уён до этого только перебрасывались недовольными взглядами, однако теперь, сидя на тесте и ожидая финального сигнала часов, обозначающего окончание испытания, эти двое не прекращали друг друга пытаться испепелить взглядом. Таймер пронзительно вопит. Не успевают участники опомниться, как из-под столов появляются небольшие клешни. Они цепляют листки и забирают их, не глядя на то, успели ли испытуемые закончить с тестом или нет. Юнги вздыхает. Он чувствует, как вокруг них троих сгущается атмосфера. Намджун поднимается из-за стола, смеривает Уёна насмешливым взглядом, на что тот только хмыкает и цепляется за локоть Мина. — Юнги-я, — тянет он своим приятным мягким голосом под раздражённым взглядом Джуна, который игнорирует, — ты не хочешь выпить кофе на улице? Сегодня такая замечательная погода! — Я советую вам согласиться и прогуляться, — вдруг из ниоткуда появляется голограмма, вынуждая своим неожиданным появлением всех троих вздрогнуть. — Это поможет вам расслабиться после испытания и наладить контакт друг с другом. Юнги глядит на Ииоас спокойно, а вот Уён кривит нервно губы. Он явно недолюбливает искусственный интеллект, возможно, даже побаивается. Его нельзя осуждать. Технологии — это хорошо, но люди остаются существами, которых поначалу многое пугает из новизны. Они не знают, чего ожидать от той или иной диковинки, ворвавшейся в жизнь. По первой они, скорее всего, недолюбливали табак и картофель, после — смартфоны и интернет, а теперь, когда беспилотные машины, индикаторы для хранения данных и связи или проекции вместо телевизоров на стенах стали привычными, даже такая штука, как Ииоас, для них — неизведанные дебри. Юнги редко боится нового. Редко не доверяет. Новинки вызывают, скорее, любопытство и интерес, нежели страх. Единственное, чего по-настоящему боится Юнги — одиночество. Он уже столько времени соседствует с ним, что становится жутко от мысли: а вдруг Мину придётся остаться одиноким до конца своих дней? Что не существует человека на их планете, способного понять Юнги, принять его скупость в плане эмоций и их выражения, осознать, что он просто такой. Может, когда люди смогут бороздить галактики и найдут другие разумные цивилизации, там для Юнги найдётся понимающее существо. Пока же он довольствуется малым: участием в чуднóм эксперименте по поиску родственной души. Он всё ещё греет в груди надежду, что Вселенная всем решила выдать по паре, даже таким, как Юнги. Есть ли у него определённый типаж? Никогда не думал. Ему нравятся такие как Намджун: сильные, уверенные в себе и своих возможностях, с ярко выраженными лидерскими качествами и подвешенным языком. И такие, как Уён, ему тоже нравятся. С виду усеянные шипами нетерпимости, а внутри мягкие, как топлёный шоколад, но только для тех, кому удастся или будет позволено пробраться сквозь острые колючки. И яркие, смешливые люди ему тоже нравятся. А ещё спокойные, словно море, невозмутимые и умиротворённые, такие, как Чимин. Юнги вообще люди нравятся, только он им — нет. Это огорчает и огорчало прежде, но по лицу Юнги не скажешь о том, что он переживает из-за подобных тем. По лицу Юнги редко вообще можно что-то сказать. И у него складывается ощущение, что Уён и Намджун стараются его порвать, словно два щенка мячик: каждый борется, перетягивает на себя одеяло. Приятно ли ему от подобного внимания? Несомненно. Он солжёт, если скажет, что нет. И внутри тлеет едва заметными угольками смущение, когда двое очаровательных по-своему мужчин борются за его внимание. Они вступают в дискуссию, обсуждая прошедший тест. Следом за ними, удерживая стаканы с кофе, плетутся остальные участники эксперимента, они весело болтают, а Юнги, по-прежнему флегматично рассматривающий окрестности и не прислушивающийся к словесной перепалке двух парней, только замечает Тэхёна, одиноко сидящего на лавочке под тёплым солнцем и грызущего леденец на палочке. Этот экземпляр тоже странный. Отчасти он похож на самого Юнги, но только с первого взгляда. В Тэхёне гораздо больше чувств, чем в Мине: отвращение, ярость, брезгливость. Он пышет ими. И причина тому тоже есть, только вот Юнги не охота копошиться и выяснять суть. Он любит и таких людей, как Ким, вот только опасается. Потому что, как говорится, в тихом омуте можно и по носу схлопотать от местных чертей. Ким Тэхён — бомба замедленного действия, рано или поздно его характер не захочет оставаться сокрытым, как только тот отыщет стимул для движения. Юнги даже стимул не поможет. Он позволяет вести себя в сторону газона и даже не сопротивляется, когда Намджун давит ему на плечо, вынуждая присесть на траву. Земля прохладная, на белоснежной ткани их одежды однозначно останутся следы, но всех, кто развалился на остриженном газоне, это мало волнует. — Юнги, чем ты занимаешься? — спрашивает Джун у него, вынуждая выскользнуть из собственной уютной раковины размышлений. — Я продажник в одном из офисов «Creane», — вяло отвечает он. Мин уже встречался с неоднозначной реакцией на свой вид деятельности. Почему-то у всех его знакомых первая мысль, что Юнги ходит по домам и предлагает новые виды технологий. Нет. Обязанности у Мина совершенно другие: он составляет планы продаж, анализирует спрос и предложение, рассчитывает графики и вероятности потребления того или иного товара. Много бумажной волокиты, постоянное сидение за дисплеем компьютера в компании базы данных и отчётов менеджеров его отдела. И минимальный контакт с людьми (если считать собрания). — Ты продаёшь изобретения корпорации? — любопытно заглядывает ему в лицо Уён. Снова. Это даже отчасти вызывает толику раздражения, но Юнги лишь медленно моргает, разглядывая приятную, невинную улыбку. — Нет, я лишь способствую этому, — ровно отвечает Мин. — А ты принимаешь участие в разработке и продвижении Ииоас? — склоняется ближе к уху Юнги Джун, отчего тот резко оборачивается и чуть не сталкивается с ним носом. — Нет. Этим занимается отделы разработки, инженерии и нововведений, — отвечает чуть более взволнованно, потому что Намджун слишком близко. — Сейчас, скорее всего, Ииоас ещё в фазе разработки. Он попадёт в руки маркетинга только тогда, когда его одобрят после всех испытаний. И то не сразу, там ещё много процедур перед запуском проекта в «люди», — Намджун принимает заинтересованный вид, а Юнги понимает, что ему лучше слишком сильно не распространяться на этот счёт. А то потом получит по голове. — А тебе ничего не будет из-за того, что ты принимаешь участие в эксперименте? — любопытничает Уён, перетягивая внимание Юнги на себя. — Нет. Я не связан с созданием Ииоас, не вхожу в группу учёных. Сейчас я такой же испытуемый, как и вы, — моргает Юнги. Уён понимающе мычит, приложив палец к собственному подбородку. Юнги чего- то в его выражении лица не может понять, однако спрашивать не хочет. — Намджун, — вдруг тот обращается к Киму. — А чем ты занимаешься? Джун хмыкает, словно с выражением «Его Высочество решил снизойти вопросами до простого смертного», Юнги не хочется, чтобы эти двое ругались, но пока ситуация не будет становиться напряжённой, вмешиваться не намерен. — Я бизнесмен, — уклончиво отвечает тот. — Почему-то я не удивлён, — елейно улыбается Уён, рассматривая аккуратные ногти на руках. — Ты такой властный, почти авторитарный. Никто не смеет вставить слово поперёк твоего, так и пышешь важностью и деловитостью. — А ты? — изгибает бровь Джун. Словно насмехается, ведь Юнги точно уверен — Джун в курсе того, чем занимается Уён. Это начинает раздражать. Мин вдруг подскакивает и хлопает ладонями по своим бёдрам. — Я думаю, нам стоит прогуляться по дорожкам, у меня всё затекло от долгого сидения, — выдаёт на выдохе, вынуждая обоих оторваться от нарастающей перепалки и, хмуро глянув друг на друга, проследовать за широко шагающим в сторону аллеи Юнги.***
Чимин, наверное, когда-нибудь привыкнет и перестанет пугаться появления Ииоас. Когда-нибудь точно, но не сейчас. Голограмма образуется перед ним совершенно неожиданно, а Пак давится кофе, обжигает язык и пачкает белую рубашками, когда напиток стремится вырваться через ноздри. — Вы в порядке? — интересуется чудо современных технологий, а Чимин, прокашливаясь, может только кивнуть. К ним приближается маленький андроид на гусеницах и тут же услужливо протягивает Чимину бумажный платок, чтобы тот утёр рот и нос. Пак принимает его помощь, подозревая, что именно Ииоас способствовал его приходу. А робот стоит на месте, немного вздрагивая и едва слышно жужжа. — Ты можешь находиться за пределами тренировочного дома? — тихо интересуется Пак, стараясь хоть как-то оттереть безобразное коричневое пятно, расплывающееся по рубашке на груди. — Да. Я могу находиться везде, где есть мои электроды. — И как далеко они тянутся? — склоняет любопытно голову Чимин. Ииоас мерцает и вдруг оказывается уже не стоящим рядом с ним, а сидящим в ровной, слишком неестественной позе совсем рядом. Будь он настоящим, то они бы соприкоснулись плечами, однако при соприкосновении с рукой Пака, фигура рябит, но Ииоас даже не обращает на это внимания. — Они насквозь пронизывают оба тренировочных дома, часть территории вокруг них и здание компании, но там датчиков проекции гораздо меньше и от центра управления сигнал доходит слабо, — отвечает Ииоас, а Чимин понимает, что его голос кажется не настолько скрипучим, как могло показаться изначально. — Центр управления? — моргает он, отчасти не совсем понимая. — Это как здоровая комната, нашпигованная проводами и электричеством? Зрачки Ииоас мерцают, а уголок губ изгибается, когда Чимин воодушевлённо взмахивает руками, словно очерчивая сердце и средоточие всего, что на самом деле составляет искусственный интеллект. — Нет, — Паку чудится, что голос голограммы становится веселее после того, что можно было бы считать за улыбку. — Не совсем. Я думаю, в прошлом так и представляли, даже визуализировали подобные места. Но сейчас это кардинально отличается от того, что привыкли видеть в своём воображении люди. — Мне интересно, как выглядит центр управления. Получается, он — твоё сердце? — Чимин отхлёбывает глоток остывающего кофе. Сегодня они подозрительно разговорчивы друг с другом, Пак то и дело замечает заинтересованное мерцание в облике голограммы. — Нет, — качает голубоватой головой Ииоас. — Скорее, центр управления это и есть я. Чимин непонимающе моргает, а голограмма вдруг задумчиво опускает взгляд в зелёную траву, подпирает полупрозрачный подбородок двумя пальцами. — Смотри, — Ииоас взмахивает руками, неосознанно прекращая общаться с Чимином в уважительном тоне. Пак на это так же не обращает внимания. — Есть мозг, он же центральный компьютер. Это — Ииоас, — перед Чимином появляется дисплей, а на нём движением пальцев искусственный интеллект вырисовывает кругляшок с глазами-галочками. — От компьютера идут ответвления в виде датчиков и электродов. С помощью проводов они раскиданы по всей территории, где действует влияние компьютера в рамках эксперимента. Ииоас движет пальцами, и у кругляшка вырастают щупальца. Они всё растут и растут. Их становится так много, что Чимин охает. Но это лишь под границей земли, на которой Ииоас рисует сверху дома и высотку корпорации. — Эти электроды и датчики помогают мне не только наблюдать за участниками, но и им видеть меня тоже, — продолжает объяснять Ииоас, а Чимин заворожённо смотрит, как он рисует человечка синего цвета, состоящего из палочек и круга. — Выходит, то, что ты видишь перед собой — лишь проекция. На самом деле Ииоас — большой компьютер. А голограмма помогает собирать данные и анализировать их, находясь во множестве мест одновременно. Я сижу с тобой, но посмотри, — Ииоас указывает пальцем на остальную часть территории возле тренировочного дома, и Чимин удивлённо замечает ещё множество рябящих голограмм повсюду. — Я не только рядом с тобой. Ииоас — везде. Он считывает показатели с индикаторов участников, анализирует их внутреннее состояние, всё, что необходимо для эксперимента. Чимин задерживает восхищённо дыхание. Он далёкий от науки человек, однако даже его поражает масштаб возможностей компьютера, созданного людьми. Чимин с горящими глазами оборачивается к голограмме и застывает, сталкиваясь со зрачками Ииоас. Тот наблюдает за Паком, а радужки принимаются мерцать, словно внутри компьютера происходит некая перезагрузка. Чимин сглатывает, засматриваясь мерцанием. Вот бы перенести его на бумагу… Но такое вряд ли возможно. Хотя, когда это Чимин не мог попробовать нарисовать невозможное? — Это безумно интересно, — выдыхает с улыбкой он, обхватывая колени. Ииоас по-прежнему сидит в той же неестественной позе и пристально разглядывает Чимина. Солнце с неба припекает всё больше, и Пак морщит нос, сощуривая глаза. Прикрывает ладонью лоб, чтобы разглядеть Ииоас — из-за слишком яркого света голограмму почти не видно, она ведь… такая эфемерная, полупрозрачная, словно приведение. — Почему люди никогда не говорили о том, что душ — это одомашненный дождь? — вдруг произносит он, вынуждая Чимина в очередной раз опешить. Пак замирает, его лицо вытягивается, пока информация доходит до мозга и занимает там верную полочку. Ииоас не впервые это делает. Он пытается… шутить. И снова голубоватая фигура рябит и покрывается помехами, а Пак вдруг заливается хохотом, когда суть каламбура до него всё же добирается. Он смеётся, хлопая себя по коленям, а проекция снова дрожит рядом с ним. Образ человека опускает голову, и видно, как Ииоас чуть изгибает уголки губ, но это словно даётся ему с трудом. — Почему так резко? — хихикает Чимин. — Почему ты пытаешься шутить посередине разговора? — Мои навыки в беседах всё ещё слабы. Я тренируюсь и пока стараюсь высчитать идеальное время для шуток. Штуки поднимают настроение, — чуть механически произносит искусственный интеллект, а Чимин снова прыскает, прикрывая рот ладонью.***
Тэхён сидит в такой же позе, как впервые, когда они с куратором встретились. Джин наблюдает за ним, в руках — бумажный блокнот, где наставник помечает всё, что связано с его подопечным. Тэ поджимает ноги к груди и упирается в колени подбородком, под настойчивым взглядом Сокджина он чувствует себя довольно неуютно. Они условились, что у того есть два дня на поиск причин, из-за которых Тэхён пришёл на эксперимент, и срок, данный куратору, истекает сейчас. Тэхёну даже интересно, что выйдет из их уговора, даст ему Сокджин понять и смог ли он отыскать мотивы Тэ. По лицу Джина по-прежнему ничего понять не выходит, оттого Тэхён нервничает. Он ненавидит проигрывать или оказываться в дураках, а в присутствии этого человека, всегда считавший себя гением Ким теперь ощущает себя глупой маленькой лягушкой перед препарацией. — Итак, Тэхён, — заводит разговор Сокджин, потому что время консультаций ограничено тридцатью минутами. — Ты дал мне два дня, чтобы отыскать причины, по которым ты тут находишься. И теперь нам пора решить — кто из нас победит. Будем ли мы дальше молча сидеть и пялиться друг на друга или всё же ты начнёшь отвечать на мои вопросы. Ким кивает, но отвечать Джину не хочет. От учёного по спине и лопаткам Тэхёна бегут назойливые, немного колючие мурашки. Он сталкивается с куратором взглядом и задерживает дыхание. Почему-то в разуме всплывает момент, когда они обменялись чупа-чупсом и слюной заодно, а к щекам снова приливает жар. Тэ шмыгает носом и поправляет очки за правую дужку, чтобы чётко видеть всё. Те сползают к переносице и мешают дышать, а ещё нередко оставляют следы на коже, когда сидят слишком туго, но Ким почему-то отказывается от операции по коррекции зрения, сколько бы семья это ему ни предлагала. Сокджин садится ровнее, вынуждая Тэхёна обхватить согнутые ноги с прижатыми к ягодицам пятками сильнее руками. Учёный ласково, но хитро улыбается. — И чего вы смотрите так? Озвучивайте уже. Время ограниченно, — не выдерживает его взгляда Тэ, бубнит раздражённо, вызывая ещё больше удовольствия на лице куратора. — Основной причиной для твоего нахождения, по крайней мере, официально тобой заявленной, является проверка твоих способностей. Ты — человек с очень развитым мозгом, можно даже сказать, гений. И пришёл сюда, чтобы проверить собственные возможности. Ты хочешь испытать себя: проверить, получится ли у тебя просчитать вероятности параллельно и даже наравне с компьютером, — Тэхён застывает и поднимает на Сокджина глаза снова. Он кажется теперь себе абсолютно обнажённым перед ним, словно от Джина не укроется ничто. К тому же, учёный, кажется, не договорил. — Верно? Тэхён хмурится, кривит недовольно губы, а на лице Сокджина появляется победное сияющее выражение. Он попал в точку. Тэ действительно подал заявку, чтобы испытать собственный разум — сможет ли он быстрее и точнее определить соулмейта для себя и некоторых участников скорее, чем Ииоас. У Кима есть математические схемы и алгоритмы, над которыми он корпит по ночам, просчитывая и связывая с собранными за день данными. И десять дней, чтобы определить, кто же по его собственным расчётам является для Тэхёна идеальным партнёром из отобранных. — Но это не всё, — сладким голосом тянет Сокджин, ощущая вкус приближающейся победы. Тэ глядит на учёного зверем — зло, фырча себе под нос и всё время отворачиваясь. — Ты пришёл сюда за родственной душой, как бы ни убеждал себя в обратном. — Из-за чего такие выводы? — взвивается Тэхён, резко выпрямляясь в кресле и опуская ступни на пол, где едва ими касается прохладной белой поверхности. Сокджин самоуверенно разваливается на своём месте и крутит простой деревянный карандаш между пальцами. — Ты одинок. У тебя есть только математика, логика, вычисления и анализ. Но при этом ты являешься живым человеком. У тебя есть эмоции и чувства, даже те, которые до конца ты не понимаешь. Есть физиологические потребности, которые ты блокируешь, списывая на то, что тебе нет необходимости в эмоциональной связи для собственного покоя. Ты даже сам себе, скорее всего, ставил алекситимию, однако у тебя её нет. Твоими основными эмоциями являются злость и брезгливость. Ты боишься телесного контакта с другими людьми, потому что защищаешься от того, что можешь к ним привязаться. На самом деле отчаянно нуждаясь в этом, отгоняешь необходимое прочь, потому что так проще считать себя особенным. Тэ вздрагивает и замирает, медленно разглядывая расслабленное тело Сокджина. — Ты нуждаешься в любви и понимании, Тэхён. Вот, почему ты пришёл сюда. А первая названная мной причина — лишь прикрытие. И ты уже чувствуешь, кто твой соулмейт, просто отказываешься это принимать, — Ким сглатывает от слов куратора, а после срывается с места и, громко топая, выбегает из кабинета. Его щёки горят, сердце невыносимо колотится, Тэхён даже не замечает, как его зовёт Чимин, когда пролетает мимо в сторону лестницы на второй этаж. Поскорее спрятаться от вездесущего взгляда Сокджина, чтобы больше не лез насильно в душу, не ковырялся в его бардаке внутри, не разбирал на составляющее. Тэ отчаянно хлопает дверью и прячется, сползает по косяку на пол, обхватывая голову руками. Он понимает, что крупно дрожит и часто дышит от… волнения и страха. Впервые за много лет.***
После прогулки утром день тянется так же, как и два до этого. Множество книг, настольных игр, бесед, а Чимину тоскливо впервые среди людей. Он хочет наверх — в выделенную ему комнату, потому что руки с каждым днём зудят всё сильнее доделать то, что Пак начал. Он, к сожалению, не сможет эту работу забрать с собой, но почему-то ощущение, что она должна остаться здесь, в душе ощущается закономерно. Чимин прикрывает расписываемую стену простынёй, чтобы одни любопытные глаза туда не пялились слишком явно. И теперь, когда покинул общую комнату, сбрасывает ткань прочь. Руки не отмываются от краски (но на самом деле для Чимина это привычно), а окно приходится всё же оставлять открытым. Пусть материалы не имеют запаха, однако всё же испарения присутствуют. Чимин блаженно зажмуривается и берётся за кисти. Он проводит косые линии, размывает их пальцами, чтобы те превратились из простых завитков в изящные, уложенные локоны, очерчивает подбородок и смазывает его более тёмной краской, чтобы обозначить на своеобразном холсте тени. Увлекается настолько, что игнорирует уже ноющую спину и уставшие ноги. Это — маленькие неудобства по сравнению с накатившим вдохновением. — Чимин, — Пак вздрагивает и роняет кисти, когда Ииоас снова без предупреждения появляется в его комнате. — Отвернись! — испуганно вскрикивает он и тут же закрывает рот ладонью, вспоминая, что он тут живёт вообще-то не один, а время уже довольно позднее. — Не смотри, пока картина не будет закончена, — уже шёпотом произносит Чимин. Там мало что ещё можно понять по наброску фигуры, однако сама мысль, что Ииоас начнёт анализировать его незаконченную работу, пугает. Искусственный интеллект участливо отворачивается, даже камеры жужжат и меняют направления, отчего изо рта Чимина вырывается тихий смешок. — Спасибо, — выдыхает Пак, пока Ииоас мерцает в полумраке его комнаты. — Ты что-то хотел? — Да, — произносит голограмма. — Я хотел… показать тебе кое-что. — М? — удивлённо вздёргивает брови тот, глядя в спину проекции, через которую можно видеть входную дверь. — Я хотел показать тебе… — Ииоас мерцает, трудно сказать что-то, когда голограмма располагается спиной к Чимину, однако… он словно волнуется. — Я хотел показать себя. То есть — центр управления. Чимин закашливается, осторожно завешивая тканью картину на стене так, чтобы не смазать. Он уставляется на Ииоас, а тот, обернувшись, робко… улыбается.