I. I. O. A. S. Soulmate project

      Тэхён лежит без сна, хотя время уже позднее и ранний подъём им обеспечен. Но у него ни в одном глазу, словно назло. Мысли пересекают голову, мельтеша в черепе, будто мошки, это дико раздражает и вводит в состояние, близкое к срыву. Он малоэмоциональный человек, однако, это не означает, будто Ким — робот. Он не любит компании, ненавидит ненужные касания, не принимает, когда к нему лезут в голову или душу. Ким Сокджин — воплощение всего, что не любит Тэ. Он мозгоправ до корня, не стесняется проявлять эмоции, однако остаётся нечитаемым для него. А ещё… Тэхён подозревает, что он тактильный. Будто по лицу можно понять, насколько тот или иной человек любит, когда к нему прикасаются или когда сам дотрагивается до людей.        Он раздражает, и причину найти у Тэхёна пока не получается, а от этого негативная волна внутри возрастает просто до космического уровня. Переворачивается на другой бок, вспоминая последнюю консультацию, думает о словах куратора по поводу того, что Ким уже понял, кто его «родственная душа». Нужно ли это Тэхёну? Знать, кто этот человек, что из себя представляет, как себя ведёт и что любит. Необходима ли ему эта информация? Хочется чётко и ясно ответить отрицательно, однако единственный ответ, вертящийся на языке, клонится в совершенно иную сторону.        Тэхён понял, да. А ещё узнал, что его так называемый соулмейт — редкостный хитрец. Раздражает. Этого чувства в Киме до того много последние несколько часов, что кажется, будто скоро польётся через край. Он выяснил, что тренировочный дом делится на несколько секций. Это оказалось довольно просто определить даже снаружи, и не то чтобы проектировщики прятали данный факт. А ещё понял, что кураторы ведут почти круглосуточное наблюдение за испытуемыми. К примеру, куратор Чимина — миловидная женщина — дважды появилась в одном и том же комплекте одежды под формой, так что Тэхён понял — они живут здесь же на время эксперимента.        И, скорее всего, один корпус отведён для эксперимента, присутствуют, естественно, технические помещения, компьютерные кабинеты, подсобные склады и, возможно, подземные коридоры. А также — жилой отсек учёных. Вот только как туда пробраться? Тэ ломает голову, а после садится на кровати.        Его захлёстывают не самые лучшие мысли: нарушить множество правил, отправиться в крыло для кураторов и добиться от раздражающего мужчины правды. Точнее, её подтверждения. И тут дело совершенно не в том, что Тэ определил его, исходя из внутренних ощущений — там ничего не витает, кроме раздражения и напряжения. Он высчитал. Анализ участников в первые дни помог ему сразу же определить, что никто из них не является потенциальным кандидатом, а вот кое-кто другой — с большой вероятностью.        А после ему вдруг приходит в голову идея. Тэ поднимается на ноги и начинает бродить по комнате, думая о Сокджине. Волны раздражения застилают его взор, даже накатывает некая доля злости, и Ким пинает тумбочку, тут же шипя от боли в босой ноге. Он ощущает, как множество эмоций захватывают его, запуская план в действие. Не проходит и нескольких минут, как комната озаряется синеватым светом от появившейся голограммы. Ииоас неизменен: холодное выражение лица, механический голос, даже если внешне очень он похож на реального человека, сложенные за спиной руки.        — Господин Ким, — обращается к Тэхёну искусственный интеллект. — С вашего индикатора поступил сигнал о повышенном уровне волнения. Ваши показатели слишком близки к красной зоне, — в подтверждение слов он позволяет появиться шкалам и графикам.        И действительно: тот показывает, что состояние Тэхёна крайне нестабильное.        — Что-то не так? Это связано с вашим самочувствием? — словно участливо спрашивает Ииоас, склоняя полупрозрачную голову. — Я могу предоставить вам необходимое для восстановления баланса, только перечислите список.        — Это не связано с физиологией, — отвечает нервно Тэхён, присаживаясь на кровать и потирая ушибленные пальцы на ноге.        — Ваша психика находится в опасном состоянии, — подтверждает искусственный интеллект, просматривая показатели, считываемые с металлического браслета. — Хотите, чтобы я позвал вашего куратора? — уточняет он, скрывая таблицу показателей с глаз Тэхёна. А тот, скрывая ухмылку, отвечает:        — Хочу. Мне требуется психологическая помощь, Ииоас, — Тэхён знает, что голограмму не устроит расплывчатый ответ.        В силу того, что это всё-таки компьютер, он реагирует на чёткие команды и запросы. В тот же миг глаза Ииоас начинают мерцать, словно происходит обмен данными, а после, когда тот моргает, сверкание пропадает.        — Я отправил оранжевый запрос Ким Сокджину, жду ответ, — проговаривает Ииоас, а Тэ сдерживается от ликования.        Надо же, всё оказывается даже проще, и не надо плестись в корпус учёных и там шарахаться под дверью.        — Ответ на запрос получен. Куратор будет ждать вас в комнате для бесед номер два и три четверти через семь с половиной минут, — выдаёт результат искусственный интеллект, снова моргая.        — Спасибо, Ииоас, — улыбается Тэ, отпуская настрадавшуюся ногу.        Голограмма исчезает, и Ким судорожно выдыхает. Судя по всему, что он только что узнал, корпус учёных точно жилой, иначе Сокджин бы не смог прийти так быстро среди ночи. Он встаёт с края постели, прыгает в шлёпанцы и поспешно покидает выделенную спальню. Почему-то камеры мигают красным, обозначая, что запись приостановлена, а это заставляет Тэхёна сильно напрячься, но он больше увлечён тем, как добраться тихо для персонального помещения, в котором проходят консультации. Старается ступать тише, не привлекать ненароком чужого внимания.        Раздражение уступает место волнению и доле любопытства. Станет ли куратор отпираться? Будет ли вообще что-то обсуждать с испытуемым, когда Тэхён начнёт разговор? Ким не знает. Ему остаётся только лишь ждать момента появления Сокджина, а уж потом он постарается вытрясти из него информацию.        Когда лестница со второго этажа оказывается позади, Тэхён замирает, уставившись на включённый проектор настенного телевизора, который размером с эту самую стену. На диване кто-то есть. И Тэ сильно напрягается, думая, что его могут засечь, а очень бы не хотелось, чтобы кто-то знал, что он позвал куратора среди ночи. Осторожно шагает, заглядывая за спинку дивана, но находит там только Юнги и Намджуна, задремавших во время просмотра какого-то старого фильма про огромный корабль, затонувший в океане. Юнги, прежде растрёпанный и вечно настороженный, почти безэмоциональный и каменный, с расслабленным выражением лица пускает слюни на футболку Намджуна, а тот дремлет, закинув руку за голову и позволяя на себе спать. Тэ хмыкает беззвучно, осторожно отходит от дивана, намереваясь не разбудить парочку, а сам крадётся к комнате два и три четверти.        Скорее всего, в эти помещения есть отдельный вход для учёных, потому что когда Ким тихонько входит и прикрывает за собой дверь, чтобы в следующий миг уже обернуться, то застаёт заспанного Сокджина уже сидящим в кресле. Тот смотрит сонно на Тэхёна, а тому совершенно не совестно, что он вытащил мужчину из постели.        — Ииоас прислал ваши данные с индикатора, — давит зевок Сокджин.        Он выглядит странно. Не так, как днём. Словно совершенно другой человек — без формы синего цвета, без укладки и блокнота. Одетый в полосатую хлопковую пижаму и пушистые зелёные тапки, которые совершенно по цвету с одеждой не сочетаются. Каштановые волосы растрёпаны, торчат иголками в разные стороны, будто тот помыл голову и улёгся спать, а Тэхён откровенно зависает в пространстве, словно поймал глюк. Он выглядит и ощущается иначе. Не таким закрытым, не таким бесстрастным, но по-прежнему загадочным.        — Что случилось, Тэхён? — спокойно обращается к испытуемому учёный, закидывая ногу на ногу и оголяя белую кожу щиколотки, тут же привлекающую внимание.        — Я… — Тэ впервые на собственной памяти не находится с достойным ответом.        Обычно ему палец в рот не клади во время дискуссий, а тут… пустота.        Потому что всё внимание поглощено пухлыми губами и сонными глазами со слипшимися ресницами. Интересно, как выглядит этот человек, когда спит? Приоткрывает ли рот, посапывая, в какой позе устраивается на простынях, легко ли просыпается.        — Вас взволновал наш сегодняшний разговор? — участливо спрашивает Сокджин, кивая на кресло напротив, потому что Тэ продолжает стоять у входа, словно истукан.        Тот проходит вглубь комнаты, буравит куратора нечитаемым взглядом.        — Тэхён? — напрягается впервые он, словно не знает теперь, не может считать по лицу, чего ожидать от Кима.        — Вы сказали сегодня, что я уже давно понял, кто является моим соулмейтом, — выдыхает, разглядывая вдруг выпрямляющегося учёного, который даже замирает, внимательно слушая его.        Внутри Тэ всё клокочет. От раздражения, направленного на этого человека, от злости на себя, потому что раздражение это не получается победить и затолкать куда подальше, как он по обыкновению и поступал. Тэхён хмурится, а после решает пойти другим путём: вместо выброса агрессии он собирается вывести кое-кого на эмоции, и кажется, у него это вполне может сейчас получиться. Будто бы с заходом солнца Сокджин теряет свою невозмутимость, обретая привычки и поведение обычного человека, а не наглого мозгоправа, пристально следящего за постепенно вскипающим Тэхёном.        Потому, не обращая внимания на странный и настороженный взгляд, он присаживается на подлокотник, неожиданно соприкасаясь с плечом вздёрнувшего голову Джина. Тот глядит, почти не моргая, не отводит взгляда, словно ждёт следующего шага от Тэхёна. Злость внутри преобразуется в интерес, раздражение — в ожидание последствий.        — А мой соулмейт что думает по этому поводу? — прищуривается Ким, прикасается к плечу Сокджина, скрытому под тканью пижамы.        — О чём вы говорите? — нахмуривает тот брови.        — Господин Ким, — вздыхает нарочито уставше, словно ему приходится объяснять неписанные истины, — ну что же вы. Я спрашиваю, что вы думаете о том результате, который мы оба получили и теперь ходим вокруг да около в попытках изучить друг друга.        Сокджин поджимает губы и хватается за руку Тэхёна, что вынуждает последнего вздрогнуть. Он не любит касания, считает их ненужными, если другого выхода нет, но от движения куратора его обжигает, стоит коже соприкоснуться с кожей. Вот, наверное, почему Тэ предпочитает обходиться без тактильного контакта с окружающими — слишком непредсказуемо, слишком опасно, потому что это — способ дополнительного давления и игра с психикой.        — Я думаю, что вы ошибаетесь, Тэхён, — усмехается Джин, искривив пухлые губы. — Я не участник эксперимента.        — А я предполагаю, что вы лжёте, — шипит он, выдёргивая ладонь и подскакивая на ноги.        Раздражение возвращается, окутывает его с головы до ног, и, видя, как Ким подскочил, едва не трясясь от злости, Сокджин встаёт следом за ним, внимательно и осторожно наблюдая.        — Я знаю, что ни один из участников не подходит под мои данные, высчитал уже давно, — фыркает Тэ, сжимая пальцы в кулаки. — А ещё я знаю, что внесение данных в базу без информирования вышестоящих — серьёзный проступок, Сокджин.        — С чего вы взяли, что я внёс свои данные? — изгибает бровь тот, скрещивая руки на груди. Тэ поймал его — он уходит в защиту.        — Ииоас.        Тэхён усмехается, вдруг шагая навстречу и оказываясь в опасной близости от куратора, напряжённо вглядывающегося в зрачки испытуемого.        — Ииоас за вами наблюдает, — выдыхает он, делая ещё шаг и едва не соприкасаясь грудью со сложенными руками Сокджина. — Для чего ему это делать? Он — машина, запрограммированная на сбор и анализ данных. Что вы сделали с ним, чтобы он не нашёл лишнее звено в алгоритме?        Сокджин молчит несколько секунд, а после губы его расплываются в лукавой и совершенно довольной улыбке, пока он опускает кисти вниз и анализирует реакцию Тэхёна на своё поведение. Тот стоит напротив и настойчиво пялится на лицо учёного, который зачёсывает лохматые волосы назад.        — Достаточно заменить лишь одну составляющую алгоритма, чтобы Ииоас считывал меня, как участника. Я всего лишь сменил элемент кода и создал второй. Так что для Ииоас я — это два человека сразу. Он анализирует меня, как участника, но с изменённого кода принимает данные, как учёного, — выдыхает Сокджин, а Тэхён ощущает, как у него в груди начинает сумасшедше колотиться сердце.        И понять от чего именно — не получается. Дыхание сбивается, голова пухнет, когда он наблюдает за ухмыляющимся учёным. Джин должен быть раздосадован и испуган тем, что Тэхён его нашёл и разобрался в том, как он незаконно внёс свои биометрические данные для поиска родственной души. Он возмущённо поджимает губы, почти дрожит от ярости и не в состоянии угомонить эмоции, так неожиданно и не нужно сейчас зашкаливающие.        И замирает, когда восхищённый, блестящий взгляд Сокджина снова оказывается устремлён к нему. Сердце пропускает удар, глаза округляются, когда Тэ слышит:        — Я знал, что ты окажешься гением. Никто другой не смог бы подойти мне, никто не сумел бы оказаться твоим соулмейтом. И всё равно я оказался шокирован, что ты обнаружил мой просчёт так быстро! — шепчет горячо куратор, а Тэхён сжимает края футболки в руках, потому что оказывается внезапно неготовым к такому бурному проявлению чувств.        Его пугает то, что Сокджин хотел, чтобы его нашли. Что он желал поиграть с родственной душой в догонялки, а в груди всё равно теплится ощущение колкой, острой гордости за себя. Он знает, что достаточно умён, потому сюда и пошёл, но совершенно не ожидал, что соулмейт провернёт такое. Это шокирует, вынуждает прикусить нижнюю губу, пока Тэ с сомнением оглядывает Сокджина, у которого даже щёки становятся румяными от эмоций.        — Ты — восхитителен, Тэхён, — шепчет он, и уши названного в одно мгновение вспыхивают, а глаза расширяются.        Какого чёрта он так реагирует на этого мужчину? Да, умный. Просто невероятно. Совершенно точно не уступает ему самому, даже кажется, что во многом превосходит Тэхёна, но откуда взялась эта реакция? Почему на него хочется смотреть, особенно сейчас, когда он раскрыт, как брошенный на тротуаре люк. Веет опасностью, но внимание привлекает просто ужасающе. Тэ задыхается, ощущая, как от слов и взгляда учёного его лицо пунцовеет, а щёки пылают. И что он теперь, собственно, должен делать?        Впервые в жизни Ким Тэхёна постигает непонимание и нерешительность от незнания, как же поступить в данной ситуации. Он пятится от Сокджина, натыкается на кресло и спотыкается. Уже готовится рухнуть на пол и точно ушибиться, но оказывается схвачен за руку и притянут к кошмарно горячему телу. Тэ привык к собственной температуре, он не ожидает того, что Сокджин окажется похожим на настоящую печку. Он смотрит за родственной душой, а собственная — уходит в пятки.        — В порядке? Я знаю, это шокирует, вводит в ступор, — выдыхает учёный, обхватывая тем временем Кима за талию одной рукой. — И это… очень опасно.        А Тэ может думать только о чупа-чупсе, который забрал у Джина днём, потому что перед глазами чёртовы пухлые, крайне чувственные губы. Что испытывают люди, прикасаясь к ним? Ведь по сути, что такое поцелуй — лишь касание одних губ с другими, почему человеческий разум испытывает столько эмоций, выбрасывает столько гормонов при, казалось бы, обыкновенном контакте? Ведь сравнить можно с… рукопожатием, правда? А вот отвести взгляд не выходит, пока куратор что-то продолжает говорить, а Тэ его совершенно не слышит. Лишь следит за тем, как губы его то приоткрываются, то смыкаются, то вытягиваются на гласных звуках.        Он не знает, зачем это делает, однако, словно действуя по чужой указке, подаётся вперёд и прикасается вмиг пересохшими губами к чужому рту. Ну вот, ничего взрывного, ничего необычного. Точно такое же бесящее Тэ касание, как и всё остальное. Да только глотка продолжает сохнуть, когда Сокджин вперивается в его лицо взглядом и облизывает место, где только что коснулся его рискованно Тэхён. И делает это так медленно, что у него оказывается в руках прекрасная возможность буквально до миллиметров разглядеть, как кончик языка проходится по нежно-розовому участку кожи — на вид (и на ощупь тоже) кажущемуся мягким и гладким, как оставляет влажный след, пока Ким судорожно старается не дышать слишком громко.        — Что ты… — начинает говорить учёный снова, а Тэ затыкает его, прикасаясь снова.        Сталкивает их рты, проглатывает слова, оставшиеся непроизнесёнными, ощущая влагу слюны на своих губах, и чуть приоткрывает, совершенно не умея при этом целоваться. Да, ему это было не нужно. А сейчас… ощущает неловкость, потому что тычется в губы Сокджина, словно слепой котёнок, пытаясь сделать хоть что-то. Он предпочитал никогда не целоваться, потому что было неинтересно, но проклятый Джин вызывает сумбурные, не поддающиеся объяснению желания в теле и эмоции в голове.        Тэхён вздыхает, уже собирается отстраниться и желательно удрать из комнаты для консультаций, как Джин крепче стискивает его талию и прикусывает нижнюю губу, выдохнув через нос. От этого движения основание позвоночника пронзает токовыми разрядами, Тэ вздрагивает, когда этот самый язык, так сильно привлекший внимание ранее, дотрагивается кончиком до его верхней. Зажмуривается, стоит куратору стать немного настойчивее, не знает, куда деть руки, потому просто прижимает к собственной груди и приоткрывает рот шире, позволяя Сокджину продолжить.        Он сперва не понимает, что ему делать и как реагировать, пока тело само не подталкивает к действиям, и Тэ не начинает двигать губами, сминать чужие — то обхватывать нижнюю, то позволять прикусывать и всасывать в рот свою. Но мозг включается, сознание перезагружается, как только они отстраняются друг от друга, прожигая взглядами. Тэхён вздрагивает, резким движением отталкивает Сокджина так, что тот даже пошатывается, и преодолевает расстояние до двери в секунды. Почти сшибает при этом предметы, шумит, но всё же вылетает из помещения, сбегая не столько от Джина, сколько от собственной реакции на него.        В животе крутит, словно он чем-то отравился, в голове стоит шум бегущей по венам крови и стука сердца, которое, видимо, решило его довести до тотальной тахикардии и отправить на тот свет после первого и единственного в жизни поцелуя. Тэ взлетает по лестнице, словно вместо ног — реактивные двигатели, накрепко запирает дверь и забирается под одеяло, будто ему пять. Прячется от окружающего мира и прижимает ладони к губам, которых только что касался другой человек.        И самое ужасающее Тэхёна то, что ему это понравилось. Ненавидящий бесполезные прикосновения, не понимающий механизма и нужды поцелуям, он теряет опору под ногами, ощущение мира и себя от воспоминаний о том, как его целовал мужчина.

***

       Чимин опасается. Ему тяжело даже предположить, что задумал Ииоас. И вообще, как машина может что-то задумать?.. Но он всё равно открывает дверь своей комнаты, проверяя, нет ли кого поблизости, пока голограмма выжидающе застывает у верха лестницы, отбрасывая синеватое сияние на тёмный пролёт. Ииоас наблюдает за ним, ждёт, пока Пак вынырнет из пространства отбрасываемого из комнаты света. Чимин осторожно, на цыпочках, крадётся к нему, и вдруг искусственный интеллект моргает, а следом гаснут синие «глаза» камер, сменяясь на красные огоньки. Они не работают. Чимин сглатывает, отчасти ощущая волны страха, а с другой стороны — нетерпения. Он шагает следом за голограммой, которая ведёт его по лестнице, прикладывая указательный палец к губам.        Они преодолевают тёмную общую комнату с работающим телевизором и спящими на диване участниками, застывшими в объятиях друг друга, останавливаются у электронной двери, панель которой светится красным — закрыто. Одно движение Ииоас сменяет цвет панели, и створка отъезжает в сторону. В коридоре темно и только красные индикаторы камер окружают их обоих, да сам силуэт Ииоас отбрасывает тусклый свет на белоснежные стены, кажущиеся в его сиянии неоновыми даже в такой темени. Чимин трусливо вжимает голову в плечи, но идти за Ииоас продолжает, а тот ведёт Пака неизведанными коридорами, открывая им каждую дверь. И самому искусственному интеллекту это не нужно, но он шагает рядом с Паком, словно пытается успокоить и поддержать.        Останавливаются они только когда, спустившись в подвал, преодолевают последнюю самую тупиковую дверь. Здесь странно. Чимин сперва поднимает глаза и замирает. Он себе представлял сердце Ииоас немного иначе: что на полу валяются разные провода, куча неизвестных коробков, мониторов и кабелей, но на самом деле комната… почти пуста. Здесь у самой стены стоит шкаф-щиток с переключателями, а в самом центре с мигающими лампочками находится большой металлический ящик. На нём — наклейка белого цвета с непонятными данными и цифрами, нет никаких кнопок, только синие и жёлтые лампочки размеренно, почти в унисон друг с другом мигают. На самом ящике синими яркими буквами с шаблона выведено: «I. I. O. A. S.». Это — сердце и мозг искусственного интеллекта, воплощение которого стоит рядом с Чимином и словно… волнуется. Стесняется? Паку трудно охарактеризовать это ощущение по лицу проекции, но фигура постоянно рябит, идёт помехами.        — Добро пожаловать в моё «брюхо», — вдруг выдаёт он, указывая полупрозрачной ладонью на ящик, но на Чимина при этом не глядя.        — Для меня большая честь узреть тебя настоящего, — вдруг улыбается Пак, склоняясь в шутливом поклоне перед Ииоас, а тот снова весь мерцает, будто здесь — другой уровень сигнала. Чимин глядит на него, пока Ииоас, застыв на одном месте, весь исходит светом, становящимся ярче и ярче.        — Почему ты привёл меня сюда? — тихо спрашивает Чимин, стоя рядом с ящиком и не зная, что с ним делать.        Ладони зудят от настойчивого желания прикоснуться к металлу, выяснить, что при этом ощутит сам. Ииоас возникает рядом и глядит на «себя» в виде коробка.        — Мне показалось, что это необходимо. Мои сигналы в твоём отношении… необъяснимы.        — Как это понять? — вскидывает голову Чимин, разглядывая вновь покрывающееся рябью лицо проекции.        — Я не могу прочесть тебя. Анализировать, собрать данные — да, но, — свет голограммы чуть меркнет, когда Чимин так пристально его разглядывает. — Я не могу найти ответ на твою личность, Пак Чимин.        — Может, ты просто хотел познакомиться со мной поближе? — склоняет неловко голову тот, не зная, как реагировать, как говорить с машиной о таком, когда буквально стоишь рядом с «живым» компьютером, который произносит настолько странные вещи. — Давай представим, что мы действительно знакомимся.        Чимин протягивает руку проекции, произнося:        — Я — Пак Чимин. Художник, лентяй и безработный. Приятно познакомиться, Ииоас, — выдаёт он, особо не задумавшись и улыбаясь как можно ласковей.        Искусственный интеллект глядит на протянутую ладонь и мерцает, но свет снова быстро гаснет, когда оба понимают: они не смогут прикоснуться друг к другу, как то предлагает Чимин. Пак неловко одёргивает руку и виновато чешет затылок, глядя на голограмму. Ииоас словно выглядит… расстроенным. Будто правда задумался о том, что они — недосягаемы друг для друга в любой форме. На что Пак, прикусив пухлую нижнюю губу, дотрагивается всё же до крышки компьютера, ощущая холод металла и дрожь электричества под поверхностью. Ииоас снова мерцает, в его глазах много помех, но он моргает, вынуждая это пропасть. И Чимину вдруг кажется, будто он ощущает, как металл под его пальцами теплеет на мгновение, но быстро убирает руку, испугавшись.        — Мне приятно познакомиться тоже, Чимин, — выдаёт механически Ииоас, рассматривая лицо и словно считывая его мельчайшие детали. — Я хочу показать тебе то, что умею. Искусственный интеллект это не только то, что в меня загрузили, — поясняет проекция, обходя коробок кругом. — Я обучаюсь. От вас, — поднимает голову на Чимина, а тот чуть поёживается. Это восхищает, но в то же время немного пугает.        — Можешь, пожалуйста, лечь на пол? — проговаривает с каменным выражением лица голограмма, на что Чимин приподнимает брови, однако всё же соглашается.        Опускается на прохладную плитку, ложится на спину и едва не вскрикивает, расслабившись, когда голограмма образуется рядом с ним, а взгляд её направлен в скулу Чимина. Он лежит, почти не дыша, смотрит в потолок, а потом стискивает испачканную в краске футболку пальцами на животе, когда свет в комнате начинает меркнуть. Он гаснет, оставляя только призрачное сияние датчиков Ииоас да тусклый свет его проекции. И после, когда Чимин замечает первое, что бросается ему в глаза, то не способен даже вдохнуть. Воздух попросту не проходит в лёгкие, а застывает комком в горле в момент, когда прямо над ними пролетает маленькая синяя бабочка.        Чимин прослеживает её движение, но вздрагивает, стоит ей исчезнуть, столкнувшись со стеной. Ииоас продолжает за Чимином наблюдать, снова мерцает, но тот этого не замечает, потому что помещение заполняется, кажется, десятками и сотнями сияющих голубых созданий. Они взмахивают крыльями, словно живые, порхают стайкой, выписывая в воздухе пируэты, а потом бросаются в стороны, освещая, будто маленькие фонарики, комнату целиком. Пак приоткрывает рот, наблюдая за этим, сильнее стискивает ткань, когда крохотные бабочки пролетают прямо над ними, но не имеют возможности приземлиться.        Синий свет отражается в глазах Чимина, когда бабочки начинают расти, превращаясь в множество прекрасных маленьких птичек, а те, изменяясь, становятся другими животными: лисами, зайцами, белками и чешуйчатыми рыбами, пляшущими странные танцы над ними. Чимин будто смотрит фильм. Вживую. Он дрожит от ощущения, что столько животных появляются, исчезают вновь в синей проекции под влиянием Ииоас, забывает дышать и глотать слюну, увлекшись наблюдением.        А проекция наблюдает за ним. Неотрывно следит за каждым восхищённым взмахом ресниц, весь светится, видя Чимина, снова покрываясь кругляшками мерцания — такого яркого. Ииоас взмахивает рукой, и животные пропадают. Вместо них над Чимином — на самом потолке — настоящее, почти звёздное небо. Пак приоткрывает рот и протягивает руку, словно может прикоснуться к ярким точкам звёзд, а сам чуть сощуривается. Картинка в его голове начинает складываться. Если до этого художник двигался в неизвестном для себя направлении, на ходу додумывая, как будет выглядеть конечный результат, то сейчас ясно представляет и видит то, каким получится его шедевр в самом конце.        Он оборачивается, когда Ииоас садится, обхватывая прозрачные колени в белых брюках, как его лицо, прежде каменное, выглядит в таинственном блеске совершенно иным. Ииоас наблюдает за Чимином, а после с потолка начинают сыпаться звёзды. Они ударяются о пол, взрываясь электронными искрами, а те, в свою очередь, вспыхивают новой стайкой небольших бабочек, тут же улетающих прочь. За исключением резвой группы, которой управляет машина, позволяя образу виться вокруг полупрозрачных пальцев, порхать и взмахивать крыльями.        Чимин приоткрывает рот, когда лицо искусственного интеллекта пересекает такая тёплая улыбка, что она совершенно точно не может принадлежать машине. Выступающие передние зубы делают Ииоас похожим на кролика, губы изгибаются, а глаза сощуриваются. Наблюдая, Чимин тоже садится, и ладонью проекция отправляет бабочек к нему, но Пак не ощущает прикосновения ненастоящих насекомых. Ииоас может создавать такую красоту, и как жаль, что она не способна стать реальной.        Грустно глядя на внимательно наблюдающего за ним Ииоас, Чимин видит то, что хочет изобразить на стене в финальном варианте.        Они разговаривают, так и продолжая сидеть на полу, и Чимин засыпает Ииоас вопросами, на которые тот терпеливо отвечает: откуда он узнал о той или иной вещи, как он обучается, кто его создал, что там — внутри коробки, содержащей его целиком. И в процессе этого разговора внутри Чимина так начинает щемить, что даже дышать трудно. Его вдруг настигает осознанием: Ииоас не просто машина. Обычные компьютеры и устройства не пытаются глупо пошутить, они не создают ненастоящих бабочек, чтобы показать кому-то, они не разговаривают с людьми. Ииоас — не только железная коробка и светящаяся голограмма.        Вот только помимо восхищения и заинтересованности Чимин ощущает долю испуга, только пока не понимает, с чем это может быть связано. Он позволяет Ииоас проводить себя до комнаты и улыбается ему, прежде чем проекция исчезает, а камеры снова начинают записывать видео. Несмотря на поздний час Пак чувствует наплыв такой энергии, что даже трясутся от предвкушения кончики пальцев. Он снова хватается за кисти и сбрасывает простыню с начатого рисунка, обмакивает ворсистые кончики в вязкую краску, чтобы снова начать рисовать.        Синие и голубые линии пересекают стену, Чимин снова пачкается больше и больше в ярких цветах, изображая то, что видит в своём воображении. Вдруг проскальзывает мысль: а что будет, когда он закончит рисовать? Он покажет рисунок? Оставит его здесь? Обычно Пак знает свои цели: оставить себе, продать, подарить близким, но не сейчас. В данную минуту Пак Чимин просто рисует, не в силах думать ни о чём, кроме сверкающих полупрозрачных бабочках, которые ему показал Ииоас.