***
Пятый день эксперимента встречает их неожиданной новостью. Сидящие сонно в общей комнате испытуемые глядят на рябящее изображение Ииоас, который ждёт, пока внимание всех находящихся в помещении не будет обращено только к нему. — Сегодняшний день эксперимента посвящён живому общению, — ровным механическим голосом выдаёт голограмма, вынуждая участников чуть оживиться. — Вы можете отправиться на «свидание» с человеком, которого выберете сами, а можете остаться здесь и провести время наедине с собой. Тренировочный дом и территория рядом с ним по вашему запросу предоставят любую форму и любую потребность, которая возникнет на свидании. У вас есть двенадцать часов на продумывание комплектации запроса для последующего времяпровождения с выбранным вами участником. Ииоас заканчивает и ждёт, оказавшись чуть дальше положенного от испытуемых, а Юнги вдруг выпрямляется. И пусть его лицо по-прежнему ничего не выражает, внутри что-то вздрагивает: он должен выбрать лишь одного?.. Но как ему это сделать, если… Если это невозможно. Их не получается сравнить в чём-то, потому что слишком разные. Юнги чувствует равносильное влечения к обоим, но выбрать может лишь одного кандидата? Положение усугубляется тем, что и Намджун, и Уён вдруг впериваются в него внимательными испытывающими взглядами. Юнги сглатывает, пересекается зрительно сначала с одним, потом со вторым и вообще не понимает, как ему поступить. Он поднимается с дивана и, как ни в чём не бывало, идёт к кухонной зоне, чтобы выпить кофе. Ему срочно необходимо отвлечься, чтобы принять верное решение. А пока… а пока он будет ощущать это зловредное эхо раздражения и злости внутри, которым не способен дать желаемого: облегчения и отсутствие раздражителей.***
Чимин правда думает долго. Он глядит на оставшихся в общей комнате участников и не понимает, что должен делать. Не ощущая влечения ни к кому, кто оказывается в непосредственной близости, Пак уже сомневается в том, что у него действительно есть та самая родственная душа. Он боится. Потому что придя на эксперимент, он уже проникся его целями и старательно искал этого идеального партнёра, но поиски пока не венчаются не то что успехом, вообще ничем. Даже провалом. Это Чимина, несомненно, расстраивает, так что он сидит на диване и отчаянно вглядывается в людские лица, впервые неспособный сконцентрироваться ни на одном. Взгляд ненадолго застывает на полупрозрачной фигуре Ииоас, который продолжает анализировать и считывать данные с участников эксперимента. Голограмма выглядит также, как и всегда, однако стоит ему обратить внимание на Чимина, как в чёрно-синих зрачках вспыхивает едва различимое мерцание. Ииоас идёт рябью и вдруг оказывается сидящим рядом с Чимином на диване пока тот, поджав ногу под себя, кусает кончик указательного пальца. — Мои датчики показывают, что ты взволнован, — выдаёт проекция, вынуждая Чимина снова взглянуть на него. — Тому есть причина? — Я… не знаю, кого пригласить на свидание, — выдыхает Пак, оглядывая снова мерцающее быстро лицо Ииоас. Тот замолкает и вдруг сильно идёт помехами, пугая. — Что… Ты в порядке? — Чимин осекается. Конечно в порядке. Это ведь Ииоас. — Очевидно того, кого ты считаешь своим соулмейтом, — кивает голограмма, восстановившись. Пак знает, что это нужно сделать. Но не может же он сказать, что нет ни одного кандидата, которого он бы действительно предпочёл позвать. Он бы лучше остался в тренировочном доме, занялся бы картиной. Или посидел бы так с Ииоас. Вспоминая о недавней ночи, когда они были вдвоём в его «брюхе», как называет место содержания компьютера искусственный интеллект, когда тот показывал ему чудеса, которым научился, Чимин понимает, что это его привлекает гораздо больше, чем какое-то свидание. Но нельзя. Пак сам себя одёргивает: нельзя желать провести время с проекцией, холодной и недвижимой, без эмоций и привязанностей, выбирать его вместо живых людей и общения, получения энергетического заряда. С той ночи Чимин не может прекратить убеждать себя: Ииоас не должен притягивать его внимание, не должен интересовать Пака больше, чем ваза в углу помещения. Но выходит, почему-то, совершенно наоборот. Ииоас не просто интересен ему, как диковинка. Чимину нравится с ним проводить время. Ему понравилось смотреть на ненастоящих бабочек и падающие цифровые звёзды, ему приятно, когда голограмма находится рядом, смешно, когда тот с каменным выражением лица пытается шутить свои анекдоты, найденные на просторах сети. Даже если звёзды нереальные, даже если анекдоты порой не подходят к атмосфере. — У тебя глаза как у оленихи, — вдруг выдает Ииоас, выдёргивая Чимина из судорожных размышлений. Тот поднимает на проекцию глаза и моргает, не понимая, к чему это было сказано. Ииоас мерцает, его фигуру прорезают очередные помехи, и голограмме требуется некоторое время, чтобы снова стать чёткой. — По данным, собранным мной, люди говорят про глаза олених, когда хотят описать нечто невинное, чистое и выразительное. Так говорят о тех, у кого большие и чувственные глаза, — поясняет Ииоас, снова мерцая от помех, словно смущается. Чимин же хлопает ресницами, разглядывая его, пока до разума, объятого тревогой, не доходит информация. — Ты так хотел сказать, что у меня красивые глаза? — вдруг склоняет голову он, разглядывает полупрозрачную фигуру. — Что они чувственные и выразительные? Ииоас долго мерцает, намного дольше, чем обычно, стоит Чимину улыбнуться, растягивая пухлые губы. — Да, — отвечает искусственный интеллект. — Как у оленихи. Чимин прыскает сперва тихо. Потом чуть громче, в конце же разражается хохотом, прикрыв веки. Ииоас непонимающе сканирует его взглядом и считывает поведение, пока Пак пытается успокоиться и утереть от выступивших слёз уголки глаз. — Знаешь, хлеще твоих анекдотов только то, как ты пытаешься делать комплименты, — продолжает посмеиваться Чимин, пока Ииоас застывает ещё более недвижимым, чем прежде. — Мне прекратить? Это вызывает у тебя негативные эмоции? — ровным голосом спрашивает он, не сводя взгляда с Пака. — Нет, нет, — качает отрицательно головой Чимин. — Не вызывает. Не прекращай, — уже тише добавляет он, глядя на изображение проекции из-под ресниц. Сердце вдруг делает громкое «тудум» в груди, отчего на секунду сбивается дыхание. Чимин снова ловит себя на мысли, что неясное, неопределимое ощущение возникает рядом с голограммой, и из-за этого тут же начинает волноваться в три раза больше. Он старается отвести от синеватого силуэта взор, почти испуганно шарит взглядом по общей комнате, пока не натыкается на мирно сидящего в кресле Тэхёна. Тот, поправив сползающие по переносице очки, продолжает читать какую-то книгу. Как ни странно — бумажную, хотя век бумаги давно миновал, и в индикаторе можно найти всё, что угодно для утоления жажды знаний и любопытства. Чимин понимает, что дрожащие внутренности что-то предвещают, и оно ему совсем не нравится. Улыбка из нежной становится немного нервной, он прикусывает нижнюю губу и отчаянно глядит на по-прежнему спокойного Ииоас, а после подрывается с места. — Я сейчас, — как-то дёргано бросает проекции, и сам торопливо перебирает ногами в сторону ставшего чуть ближе к разряду знакомых-друзей Киму. Тот, ощутив приближение Чимина, отрывается от книги, стискивает её в руках и поднимает взгляд на решительно стоящего над ним Пака. — Чего? — нахмуривается Ким, всё ещё изображая обиду после того, как тот над ним смеялся из-за проигрыша и реакции на него. — Пошли на свидание, — выпаливает Чимин, вынуждая густые брови Тэхёна поползти вверх — ближе к линии волос — от удивления. — Чего тухнуть в тренировочном доме? Сходим, развеемся. Как друзья, — добавляет Пак, словно это станет решающим фактором исполнения просьбы. Тэ ненадолго поджимает губы, о чём-то раздумывает, а после откладывает потрёпанный томик и кивает. Чимин выдыхает с облегчением. Он не останется здесь с Ииоас, не будет прозябать в мыслях о том, что его сердце делает подозрительные и странные кульбиты в присутствии проекции компьютера. — Ииоас, — тихо зовёт он. Не требуется и секунды, чтобы голограмма появилась перед ним, вынуждая Чимина вздрогнуть от неожиданности. — Слушаю, Чимин, — ровно проговаривает тот, уставившись на Пака. — Мы с Тэхёном идём на свидание, можешь предложить возможные места, которые предоставляет тренировочный центр? — осторожно спрашивает он и вдруг пугается, когда Ииоас в очередной раз идёт рябью. Тэхён сощуривается, но отвлекается от проекции, как только в торшере рядом начинает мигать и дрожать свет. Лампочки по всему периметру общей комнаты искрят и мигают, пугая собирающихся на «свидания» участников, кофемашина, встроенная в кухонную зону, застывает и едва не окатывает стоящего у барной стойки Юнги кипятком, но тот успевает вскрикнуть и отскочить. Чимин удивлённо осматривает мерцающую фигуру Ииоас, который, моргнув и приподняв руку, останавливает странные перебои со светом, а Пак отчего-то внутренне сжимается. Словно… словно то, что он различил в мерцании, было… болью? Он отбрасывает эти мысли, как только искусственный интеллект, выдав ему синие окна результатов, показывает возможные развлечения для него и Кима на этот день. И всё равно не получается избавиться от неприятного чувства вины на задней стороне грудной клетки.***
Попросить у Ииоас устроить кинотеатр под открытым небом было не самым лучшим решением. Юнги мёрзнет, потому что на них уже опускается прохлада вечера, а пледов нет. Ёжится, но не только от холода, а ещё и от того, как в очередной раз Уён и Намджун смотрят друг на друга настолько враждебно, насколько позволяют правила приличия и воспитание. Юнги не по себе. Он, спросив у Ииоас о том, можно ли позвать двоих людей и сперва обрадовавшись этому, не думал, что «свидание» будет настолько напряжённым. Даже дышать между этими двумя страшно. Они то и дело сыплют искрами из глаз, встречаясь взглядами. А когда Юнги обращается к одному, то в разговор тут же влезает другой, перебивая уже начатую беседу. И не то чтобы это начинает раздражать… хотя нет. Это в действительности раздражает. Но Юнги не может поделать с данной ситуацией абсолютно ничего. Стоит только вновь задуматься о том, что ему придётся предстать перед необходимостью выбора, как всё тело противно покалывает испуганной дрожью, и Мин решает, что проще и лучше будет перетерпеть и просто не акцентировать внимание на перепалках этих двоих. Однако когда фильм становится совсем не слышно, Мин выпрямляется и впервые пристально смотрит с укором сначала одному в центр зрачков, а после другому. И Намджун, и Уён смолкают, пристыженно опускают головы и извиняются. Легче и лучше Мину не становится, но по крайней мере тише точно. Желание быть нужным и интересным хоть кому-то вдруг оборачивается чем-то, что Юнги уже не нравится. Соревнование. Перетягивание одеяла. Юнги чувствует, что эти двое по-настоящему ему нравятся, однако их гонка между собой только накаляет и без того насыщенный воздух, отчего Мину неуютно и некомфортно. Он силится погрузиться в просмотр фильма, но нервно дёргающиеся кончики пальцев продолжают постукивать по колену. А руки, оголённые короткими рукавами футболки, покрываются гусиной кожей от прохлады. Заметив это, Намджун обхватывает Мина с одной стороны. Они уже засыпали в обнимку перед телевизором, но сейчас, когда всё происходит не случайно, а намеренно, Юнги ощущает горячее, словно кипяток, смущение. Оно заливает щёки краснотой, накаляет кожу, когда ещё и Уён с другой стороны повторяет движение Намджуна молчаливо. Просто чтобы согреть Юнги. И ему снова чудится, будто он — кусочек сливочного масла, которое тает от простого человеческого прикосновение. Ему нравится, как пахнут волосы Уёна — в них без сомнения хочется уткнуться носом и провести кончиком до самого уха, вызывая щекотку и тихий смех. Или то, какими кажутся обжигающими ладони Джуна, покоящиеся на боку Мина. Какими большими и сильными, это они, наверное, вызывают ощущение «масла» в нём. Так и хочется растаять и вытечь безвольной жидкостью между изящных сильных пальцев, пачкая широкие ладони и выступающие сексуальные вены на тыльной стороне. Юнги вздрагивает и отгоняет подобные мысли прочь, снова утыкается в фильм. Ему уже не так холодно. Скорее, как в аду — обжигает, подстёгивает и вынуждает вдыхать чуть глубже, чем обычно. И непонимания, что делать со всем этим дальше, как и отсрочивание поиска решения, становится катастрофически много в организме.***
— Слушай, зачем ты меня вытащил кататься на лайнерах, если нам обоим было комфортнее остаться в тренировочном доме? — беззлобно, что для него довольно-таки нехарактерно, спрашивает Тэхён, когда они рассекают на лайнерах по парковой зоне тренировочного дома, огибая редкие лавочки и кусты. Чимин дёргает руль устройства, чем-то похожего на древние «самокаты» без колёс, работающих на электромагнитной энергии и силе притяжения, поворачивая плавно следом за Кимом. Морщит нос, когда прохладный ветер забирается под кофту, взятую из комнаты, думает, как он должен охарактеризовать своё импульсивное решение сбежать от Ииоас. — Я не знаю, — коротко и отчаянно отвечает Чимин, стоит им немного замедлиться и продолжить расслабленно «плыть» над дорожкой из серого пластика, давно заменившего привычный людям ещё лет сто назад асфальт. — Мне нужно было выбраться на воздух. — Или ты отчего-то бежишь, — хмыкает Ким, поправляя вечно сползающие очки на переносице. — Только от чего? Чимин прикусывает губу и выдыхает. От себя, вероятнее всего, потому что именно его организм и то, что, предположительно, составляет собственную душу, реагирует в корне неверно на общество искусственного интеллекта. Но Тэхёну об этом знать не стоит. — Ты ведь знаешь, что я — не твой соулмейт, — вдруг тихо проговаривает тот, словно старается очертить между ними границу, которая явно не перейдёт норм допустимого для знакомых, ну, в крайнем случае, друзей. — Знаю, — кивает Пак, поправляя лезущие в глаза волосы и заходя на новый круг блуждания на лайнере по тёмным дорожкам, залитым только холодным белым светом ночных светил. — Просто… мне казалось, что у нас получилось подружиться за эти несколько дней. В компании всегда легче коротать время. Тэхён какое-то время молчит, наблюдая только за тем, чтобы ни на кого не наскочить, потому что скорость они набрали немаленькую. — И ты не ищешь свою родственную душу, — констатирует Ким, не глядя на Чимина. — Или уже нашёл, но пока не понял? — на этих словах Тэхён уже поворачивает голову, анализируя его. Чимин передёргивает плечами и вздыхает: ему не нравится, когда его эмоции, особенно глубинные, кто-то пытается прочесть. Но делать нечего: за четыре дня общения с Тэ он уже уяснил, что если тот чем-то увлекается, его вряд ли получится остановить от достижения желаемого или выведывания необходимой информации. Пак снова выразительно вздыхает, прежде чем заговорить. — Не всем, как мне кажется, предоставлена возможность найти своего соулмейта. Будут ошибочные мнения, неверные выводы и заблуждения на этом проекте. Тэхён моргает, словно пытается понять слова Чимина. — То есть, хочешь сказать, что тут нет твоего соулмейта? Среди участников ты не ощущаешь никого, кто был бы тебе хоть на какой-то процент близок? Пак кивает коротко, он не особо хочет продолжать разговор об этом, но с другой стороны есть кое-что, рвущееся наружу и нуждающееся в признании реальным. — Да. Здесь нет моей родственной души, — глухо бормочет Чимин, пока лайнер притормаживает, а следом за ним медленно сбрасывает скорость Тэхён. И вдруг предательское повторное за эти сутки «тудум» в груди делает в этот раз больно. Будто бы Чимин обманывает сам себя, словно так нагло и бесстыдно врёт, что собственное сердце, сплотившись с совестью, идёт против него в данный момент. Чимин губы поджимает от этого ощущения, сглатывает вязкую слюну и настойчиво давит в организме сопротивление явной, слишком явной лжи. Он обманывает Тэхёна, обманывает себя, но, по ощущениям, только наполовину. Словно нет возможности признать: он сгорает от неясной тяги, которая окажется без всяких сомнений крайне болезненной и неправильной. Даже в их прогрессивном мире такое попросту невозможно. Потому Чимин рот сердцу затыкает, совесть отправляет восвояси, а мозг аплодирует ему стоя и ухмыляется. Пересекаясь взглядом с Кимом, подозрительно Чимина осматривающим, тот вздыхает и отводит глаза. — Неужто всё должно быть так радостно? Ведь и в жизни мы не всегда способны найти кого-то, кто нам подходит на все сто. Пробуем, ошибаемся, пробуем ещё раз. Не может быть всё настолько гладко в этом эксперименте, — взмахивает руками Пак, словно сам себя настойчиво убеждает в этих словах. — Ииоас для того и создан, Чимин, — наставительно произносит Ким, — чтобы искать лучшего, идеального партнёра. Он не может быть использован зазря, понимаешь? — К чему ты клонишь? — сощуривается Пак, ощущая, как начинает сильно нервничать от развивающейся темы. — К тому, что не могло быть так, что нам просто повезло. Что нас отобрали методом жребия или случайного числа. Наши данные уже на момент отбора, скорее всего, анализировали и изучали. Каждый сюда попал не просто так, — поясняет более спокойно и избавившись от снисходительного тона Тэхён. Он вдруг, спрыгнув с лайнера, подходит к поджавшему губы Чимину и кладёт свою тёплую ладонь на его плечо. — Ты здесь не для пустоты, Чимин. Есть кто-то, кто подходит тебе с очень высокой вероятностью. Просто, возможно, тебе нужно чуть больше времени, чтобы найти. Мы ведь… — Тэхён вдруг запинается. — Мы не машины, а люди. У нас не получится высчитать так быстро. Ну, по крайней мере, если вычесть из числа меня, который сюда за этим и пришёл. Чимин фыркает, но вдруг, забывшись, пожимает ладонь Тэхёна. А тот, как ни странно, его почему-то не отталкивает, словно оттаивает и позволяет им настроить тактильный контакт. Прогулка заканчивается менее напряжённым молчанием, а, поднимаясь к себе, Чимин не может прекратить думать о словах Кима. О том, что здесь есть кто-то, кто подходит ему на все сто процентов. Только кто? Разве Чимин не должен был ощутить нечто волшебное при встрече с соулмейтом, хоть какую-то искру, знамения свыше, хоть что-то… Он вздрагивает, когда слышит жужжание поворачивающейся к нему камеры, ссутуливает плечи и быстро заскакивает к себе в комнату, тихо затворяя дверь. Медлит, думая, продолжать ли сегодня рисование, а руки призывно уже зудят, делая выбор за Чимина, и он сдёргивает простыню со стены, обнажая готовый только наполовину узор. Там есть синева и белизна, есть очертания профиля, намётки лица. И почему-то хочется начать именно с него сегодняшней ночью.***
Юнги сначала опешивает, когда эти двое зажимают его в нише у комнаты для общения с кураторами. Он не успевает опомниться, как оба парня, до того враждебно настроенных друг к другу, вдруг сплочаются, окружив его, непроницаемым взглядом рассматривающего обоих. Не говорят ничего, однако их взволнованность обозначает намерения вместо слов. Юнги вздрагивает, когда Уён подаётся к нему первым. Нет, конечно, в силу взрослого возраста, Мин знает, какими бывают отношения между людьми, однако прежде он не пробовал с мужчинами, хотя сейчас откровенно замечает к тем влечение. Именно в лице Уёна и Намджуна. Уён оставляет горячий сухой поцелуй на щеке, он наполнен волнением и дрожью смущения, а вот Намджун целует скулу более откровенно и соблазнительно. Юнги же себя ощущает загнанной в угол мышью, над которой нависают двое котов: один с песочной короткой шерстью и изяществом в каждом движении, второй — словно Мейн-кун: большой, смурной и дикий, от которого веет природой за километр. Совершенно соблазнительной природой. И только сам Юнги между ними — маленькая хвостатая мышка, которая не знает, куда ему от двух хищников сбежать. Второй поцелуй Уёна приходится в опасной близости от уголка губ, и загнанный в ловушку Мин вздрагивает от того, с каким настойчивым звуком он оказывается сделан. Намджун же более смело поворачивает голову Мина к себе и откровенно касается влажными губами нижней, а тот вцепляется в ткань его футболки. Они снова соревнуются: Уён первым кусает за губы, жмурится и обвивает талию Юнги руками, Джун самовольно зарывается пальцами в тёмные волосы Юнги и оттягивает голову, чтобы проникнуть за линию зубов языком. Юнги же теряется от того, что его перебрасывают из рук в руки, из объятий в объятия, словно горячую картошку. То он обхватывает ртом язык Уёна, судорожно выдыхает, а стоит на мгновение смежить веки, как его уже впечатывает в стену Намджун, покрывая подбородок влажными прикосновениями горячего рта. Юнги тормозит их, когда ощущает, как чья-то рука проскальзывает одним юрким движением за резинку просторных белых брюк, обхватывая полувставшее возбуждение, а после едва ли не мычит, чувствуя, как широкая обжигающая ладонь сжимает ягодицу. Они… они скоро его напополам разорвут, Юнги и сам дрожит от того, насколько приятными оказываются их поцелуи и дразнящие прикосновения, но всё равно, огорошивая обоих парней, выскальзывает из их хватки и оказывает трусливо стоящим у лестницы. — Спокойной ночи, — как-то слишком высоко для привычного тона проговаривает Мин и ретируется в сторону собственной спальни, пока эти двое наглых котов его не догнали и не сцапали окончательно.