Миледи.

      Снег пришлось топить, да ещё и землю греть, чтобы можно было всеобщей любимице могилу устроить. Были, конечно, предложения о кремации, либо о «единении с лесом», но их быстро отмели в сторону. Верующая бабуля заслуживала упокоения по всем правилам своей религии. Грэй почему-то просили произнести речь перед тем, как закопать бедный саван без гроба. Она, кажется, справилась хорошо. Лица присутствующих стали спокойнее, словно бы умиротворённее. За зиму такое случилось ещё трижды, но никого это особенно сильно не расстраивало. Старикам всё равно подходило время. Их осталось тридцать два, десять из которых пожилые.       Весной начали закладывать второй дом, сначала построив землянку. От первого жилья до нового было десять шагов и в этих десяти шагах появился плетень, а в его пределах примитивные грядки, вскоре занятые остатками овощей и дикими местными корнеплодами. Охоту пока урезали и теперь чаще ходили к водоёму за рыбой, а так же обыскивали деревья на предмет пчелиных ульев.       Глаза Альберта стали ярче. Должно быть и у него уже процесс идёт полным ходом, однако «жёлтых» черт она за ним не заметила. Если только волосы, но они и до этого были золотистыми. Просто от природы. Интересно, что он тоже начал что-то чертить, но на полу и стенах. Возился с палочками и верёвками, собирая причудливые фигурки, а после старательно их прятал, следя, чтобы никто не мог его за этим застать и крайне расстраивался, оказавшись «пойманным». — Что ты всё время делаешь? — Не скажу, иначе не сработает. — Блондин ухмыльнулся ей и ушёл, словно и правда избегая какого-либо разговора на эту тему, просто скрываясь за кустами.       Девушка проводила его взглядом, а потом почему-то тоже улыбнулась. Ей нравилось, когда она поступал так. Своеобразно.       Жорж так не поступал. Его знание английского улучшилось, но он всё ещё слишком переживал из-за произношения и потому говорил редко и коротко. В основном его интересовали животные, но не как предмет охоты, а как модель. Он мог днями ходить по тропам, изучая следы, а после припадал к земле, если замечал «автора». Грэй заметила за французом то, что он их рисует. Каждого зверя или человека. Словно он так, только для себя, вёл подобие летописи, отвлекаясь за очередным портретом от тяжёлых мыслей. Например от того, как сильно его пугают глаза Гарри, да и её тоже. Наверное, дело в цвете. Из-за него зрачки кажутся узкими, а на фоне блеклой радужки можно подумать, что парочка вообще ослепла. В итоге слишком напряжённый получается взгляд. Жорж ей тоже нравился, но своей осторожностью и мягкостью, несвойственной мужчинам. Нет, конечно, он не становился от этого женоподобным. Ей просто нравилась та особая тишина, которую он излучал. Не каждый может молчанием создавать спокойствие и комфорт вокруг себя.       Она чувствовала, что и он расслабляется, когда она закрывает глаза. Значит, дело только в них. Сегодня она не могла бы открыть их в любом случае — он пел. И так красиво, что веки сами опускались, чтобы ничего не осталось, кроме песни на незнакомом ей языке.       Вот только она начала его понимать. Не сразу, но в какой-то момент она смогла понять одно слово, потом другое… Когда песня закончилась, Грэй, никогда не изучавшая французский, смогла разобрать почти весь припев. Судя по тексту, он напевал что-то народное, даже любовное и ей эта песня понравилась, пусть нежности влюблённых её и отталкивали.       Она много размышляла над тем, что чувствует в принципе. Жорж и Альберт ей нравились, потому что она их знала достаточно близко. Гарри она ненавидела за готовность предать их, за высокомерие и ещё много за что. И всё это было для неё более, чем объяснимо. Пусть, нерационально, ведь, как привязанности, так и вражда отвлекают от важных вещей вроде работы или исследований. Нерационально, но логично — можно спокойно обнаружить все полагающиеся причинно-следственные связи. А вот, почему другие мужчины вызывали в ней гнев и отвращение, она себе объяснить не могла. Глупо, но словно только одного их существования было достаточно, чтобы вывести её из себя. Они могли быть грубыми, могли быть вежливыми, могли быть трудягами, могли быть бездельниками, кто-то был старше, а кто-то младше неё, у кого-то хорошо голова работала, а у кого-то нет. Обычные люди. Но ей было плевать, потому что они мужчины. И это было странным. Возможно, это какой-то очень специфичный побочный эффект. — Когда ты уйдёшь? — А ты всё никак не дождёшься, да? — Очевидно, что ты не планируешь оставаться здесь на всю жизнь. — Француз пожал плечами и склонил голову, рассматривая молодые цветы у своих ног. — Я ещё не решила. Эта местность плодородна и безопасна, но это не та земля. где я должна жить. Полагаю, ты лучше других понимаешь это чувство. Возможно, лучше меня. — Я хотел бы на Родину. — Жорж осмелился посмотреть ей в лицо и первый раз не ощутил отторжения. Только в природной скромности всё равно поджал руки к себе, перебирая пальцами. — Я не знаю, почему… Но я кажусь себе сильнее, когда вспоминаю отечество. — Патриотизм. — Грэй кивает с пониманием и подходит ближе, чтобы поставить себя и собеседника в равные позиции. Он никогда не позволял себе смотреть на неё свысока и она со своей стороны старалась делать то же самое. Это было бы просто честно. Он в праве получать такое отношение, ведь мысли его, пусть, скромны, но разумны. Рациональны. — Сильное чувство, способное вдохновить на подвиги, спасти от уныния и… Опасное. Причина, если не каждой, то большинства войн. — Полагаю, ты не патриот. — Верно. У меня нет Родины, которую стоило бы любить. — Англия вполне могущественна и красива, чтобы её любить. — Я не англичанка. Я Грэй. — Девушка по привычке накрывает камень рукой, словно желая почесать шею, но так и остаётся, только пальцами чуть касаясь граней. — Убеждать тебя, что и ты больше не француз я не стану. Патриотизм сидит даже глубже религиозности. — Ты родилась в англии. — Я не человек и следовательно уже не могу быть гражданином, как не может быть им птица или цветок. — У них нет сознания, это иное. — Откуда тебе знать? — Спрашивала она так, но имела ввиду другое и, судя по спокойному кивку головы, именно Парагон была источником информации. Значит, сущность эта реальна или во всяком случае галлюцинация не единоличная. Жорж относился к своим знаниям без трепета, но и не воспринимает их как должное. Он благодарен за дар, при том не впадая в пустые молитвы. — Могу я пойти с тобой, когда ты уйдёшь? Я не хотел бы идти один, мы могли бы вместе покинуть Англию. — Думаешь, мне по сердцу придётся твоя страна?       И Жорж кивнул. Спокойно и уверенно, потому как ему эта идея казалась истинной, с которой при всём желании не получится спорить. Эта его уверенность в самых простых и наивных концепциях тоже ей нравилась. Грэй кивнула ему в ответ, заставляя довольно улыбаться. Почему-то она была уверена, что теперь и Альберт пойдёт с ними, за ним и Гарри, к несчастью, но важнее, что пойдут Элира и Жорж. Их она почему-то любила больше.       Она была права. Сначала, они с младшей прошли до окраины известных территорий, там их догнали мужчины и только через несколько дней побелевший брюнет выдал себя, попросившись сесть у костра. Это случилось через год. В селении было ещё много людей, но их это не волновало. Осталось пятеро и так почему-то жить оказалось легче. Может, потому что им теперь почти ничего не требовалось и шли они порой даже ночью, не зная усталости. Никто не задавал вопроса, куда они идут. Все знали и в тоже время не имели ни малейшего понятия, но это никому и не было важно. Они шли туда, куда это было нужно. Грэй дорога нравилась, потому что Парагон вела её. Опять было слышно голос и наставления, снова можно довериться кому-то свыше. Наверное, поэтому она когда-то верила — вот так ведомо жить было чем-то… Неописуемо прекрасным. Столь успокаивающим и просто… Приятным. — Мы идём в город… — Альберт сказал это немного недовольно, словно ему это совсем не нравилось. Возможно, ему просто было комфортно в лесу, где правила жизни были суровыми, но простыми, лишёнными нагромождения из социума. — Зачем? — Нам нужно заработать деньги и много. — Зачем? — Жорж хочет домой, нам понадобятся билеты, новая одежда, взносы на оформление нового гражданства и съёмное или покупное жильё, это, конечно, если ты не хочешь разлучаться. — Она делает перерыв, чтобы смочить губы и дать другу усвоить прошлую информацию. — Хотя бы и разлучиться, да одежда тебе не помешает, согласись. — Соглашусь. — Кауц только ухмыльнулся ей в ответ, словно отрезая всякое разъяснение, которое, может быть, Грэй хотела бы рассказать, так ей запретили. Она на эту уловку не обиделась, но глаза сощурила, мол с укором: «ай, поймал, шельма». Блондин сильно своей победой упиваться не стал и словно бы взглядом попросил прощения, чуть склоняя голову. — Я вас всех только искренне попрошу. — Девушка всё ж берёт главное слово среди равных и поднимается над всеми, добавляя ветвей в огонь, чтобы каждый обратил к ней своё внимание, даже если бы не хотел. — Будьте осторожны с людьми. Мы сейчас неясно что такое. Даже, если вам кажется, что всё ещё в зеркало на вас смотрит человек, пусть и странной наружности, жителям так может и не показаться.       Похоже, ей удалось быть объективной, потому как все они кивнули и даже Гарри сделал это искренне, без злобы или насмешки. Грэй сама же обратила внимание на то, что Элира опять возилась с тряпьём. Что-то шьёт всё время и вышивает, может возиться целые вечера, вот и сейчас мастерит. Похоже на человечка. Миловидного такого, аккуратного и немного лупоглазого, но человечка. — Какая это по счёту кукла? — Я их не считаю. — Это от Неё, да? Она объяснила, зачем тебе эти подобия? — Нет, меня они просто успокаивают. — Младшая заканчивает с вышивкой глаза и осматривает свою работу внимательнее. — Да и ты правильно подметила, что нам нужны деньги. — Думаю, они быстро разойдутся… Получаются объективно привлекательными… Нет, кому-то такая лупоглазость будет не по душе, но большинству понравится, эти пропорции делают их похожими на детёнышей животных, даже больше, чем на человеческих детей, так что привлекут внимание даже тех, кого отталкивают младенцы. — А проще? — Шатенка смеётся от настолько сложной конструкции комплимента. Это ведь был комплимент, правда? Во всяком случае, им он ей показался. — Они милые. Кажется, это называется так, хотя, возможно, дело в моём субъективном суждении и изначальные прогнозы не сойдутся с реальными результатами. — Нет, объективнее тебя сейчас во всей Англии не найти. — Благодарю. — Хочешь я тебя сделаю? — Что? — Твой образ. Будет маленькая Грэй, чтобы было с кем заумно пообщаться, если мы все далеко или устали. Они маленькие, ты сможешь носить её в кармашке куда угодно. — Я бы предпочла носить куда угодно маленькую Элиру. — Грэй говорит это без задней мысли и только потом обращает внимание на подругу, с интересом наклоняя голову, чтобы лучше рассмотреть и понять её смущение под тихое перешёптывание вокруг. Что-то сказала не то? Странно, но реакция младшей ей, вообще-то понравилась — Тогда я сделаю одну для тебя… А Грэй побудет со мною.       Старшая согласно кивает и после обращает своё внимание к костру, рассматривая угли и пробуя вспомнить, какие породы дерева они собирали накануне. Они ведь горят по разному — хорошая тренировка для памяти и анализа. Утром снова двинулись, кажется, путь сейчас лежит мимо деревни, во всяком случае здесь точно поблизости люди — Альберт показывал следы чужих стоянок и нашёл в реке старую стрелу. — Кто-то охотился здесь, но давно. Не меньше трёх месяцев. — Зима. Мы делали то же самое. — Гарри пожал плечами и теперь только оглядел само оружие, сильно сощурив глаза. — Укреплённая и крупная. Либо охотник любит поесть, либо у него большая семья… Метил в крупную дичь. — Если нам повезёт, его интересовала шкура, чтобы продать. Это бы значило, что город, в котором можно было бы продать нажитое недалеко. — Осталось только понять, в какую сторону и сколько нам идти. — Грэй вмешивается в их диалог и хмурит брови немного. Прошло слишком много времени, к тому же тогда землю покрывало снегом — она отпечатков не смогла бы сохранить в любом случае. — Как лежала стрела? — По течению. — Блондин и сам понимает, что это единственный ориентир для них. Не слишком удобный и надёжный, но всё же он может сработать. — Смею предположить, что человек шёл от дома, а не гнал дичь к нему. Тогда нас интересует левый берег и движение против течения. — А если ты не прав? — Тогда этот охотник — ёбнутый козёл. — Ты спокойно мог бы сказать «сумасшедший», нет смысла прибегать к брани, она излишне упрощает мышление. — Я имел в виду то, что и хотел, миледи. — Кауц шутливо приклонился перед ней, пока группа наконец сдвинулась против бега реки, вглядываясь теперь в далёкий горизонт. — Сумасшедшие блаженны. Они таковы от рождения и потому их поступки несудимы, однако… Говоря «ёбнутый» я имею в виду человека изначально адекватного, вероятно, даже интеллектуала, в прочем ему либо крепко досталось в жизни по голове, либо он допился до такой степени… Либо же иначе пошатнул своё здоровье вредными привычками, что оказался полностью безмозглым. Сам факт того, что он смел довести себя до такой стадии меня выводит из себя. — Значит, ты не порицаешь брань? — Порицаю её бездумное и неумелое использование, но хочу заметить, что скверные слова порой отражают суть куда как чётче.       Грэй только оглянула его и… Ничего не почувствовала. Её это чуть смутило, но опять же без яркого чувства. Вероятно, это нормально — не придавать разговорам в пути особого значения, однако раньше она могла порадоваться чужим мыслям, либо же огорчиться из-за них. Сейчас же ничего. Вероятно, это просто обстоятельства. Лишь обстоятельства. — Сколько нам идти? — Если мы выбрали правильное направление… Не больше трёх дней. Дольше тащить крупную тушу или шкуру — только портить добычу гниением. — А если он… Извиняюсь, и правда ёбнутый? — Тогда дольше. В любом случае мы вышли к реке, а поселения всегда по ней раскиданы, может, не сразу, но на какое-то селение мы выйдем. Если не найдём в этом направлении — пойдём в обратном. Времени-то у нас теперь хоть загуляйся.       Она опять ничего не почувствовала, хотя могла и разозлиться. Так беспечно относиться к времени и жизни, которая тебе дана. Нет, возвращена. Когда главным был Фалкон, смерть была чем-то предопределённым, причём не в самом далёком будущем, с его-то экспериментами. Сейчас жизнь не так сильно ограничена и возможностей её хранить больше. Было странно, что она не разозлилась на него, хотя была в корне не согласна. Что-то было не так. С ней и её головой.       Она только позволяет себе посмотреть на него и выдохнуть: — Я не уверена, что мы вечные.