ANIMAL CORPSE

«Сын господина Кима проник в заведение без предупреждения. Мы знаем, что он иногда приходит, но не раньше, чем предупредит об этом Ким Чен У. Если мы дадим ему деньги из кассы, он сразу же уйдет; но сегодня все было иначе. Нас тогда не было у стойки, а он не должен был приходить. Меня раздражает, что нас не уведомили о его жалком визите. Мы должны были предположить, что, когда он не обнаружит никого за стойкой, то пойдет прямо вниз. Он увидел то, чего не должен был, и у нас не было другого выбора, кроме как избавиться от него. Если бы он нас не оскорбил, его смерть, наверное, была бы быстрой и менее болезненной, но он выругался и побежал. Он споткнулся, и мы смогли схватить его за лодыжку. Когда мы оттащили его к подножию лестницы и оседлали, он визжал, как чертов ребенок, и умолял, чтобы его отпустили. Мы не теряли времени зря, по крайней мере я. Я вставил нож ему в шею прежде, чем он закончил молить о пощаде. Вот так все и закончилось. Тебе не нужно меня благодарить, я знаю, что ты такой же слабый, как Хару, хоть и думаешь, что крутой парень. Ты будешь жалеть о содеянном, но, слава богу, у тебя есть я, хоть и не самый популярный в твоих мыслях. Мне жаль, что тебе сейчас приходится убирать за мной дерьмо, но мне нужно было что-то сделать, иначе ты бы начал мастурбировать, думая о том парне, который никогда тебя не выслушает, тем более если ты окажешься в тюрьме. Пожалуйста. Кстати, поторопись, потому что Нана хочет поиграть.» Он оставил мне в блокноте послание, написанное ужасным почерком, словно он никогда не учился писать. Когда я дочитал ее до конца, меня охватила огромная ярость. Я спрашивал себя снова и снова: «Как он имел наглость усложнять мне жизнь?» Я посмотрел на тело профессора О, и рвота снова подступила к глотке. Перед тем, как потерять сознание, я не знал, как избавиться от одного трупа, а очнувшись, обнаружил, что на полу лежало еще и тело сына Ким Чен У. Я понятия не имел, как долго он тут находился, но, судя по состоянию его крови, он не пробыл тут даже пары часов. — Черт, — выругался я. Первое, что пришло мне в голову, — это затащить его тело в морозилку. Кровь оставила следы, отчего мне пришлось все очистить. Потом я начал думать о кое-чем более важном, по моему мнению, чем новый труп. Меня беспокоила кровь и то, что мне делать с телом О Джунджэ. Я не знал, с чего начать. Мне потребовалось время, чтобы прибраться, ведь потом сделать это стало бы труднее, но поскольку труп профессора потерял твердость из-за оттаивания, нужно было поспешить, чтобы предотвратить его гниение. Если термостат установлен на температуру тридцать семь градусов, бактерии на трупе не начнут действовать так быстро. Процесс разложения будет медленным по сравнению с обычным, что давало мне небольшой запас времени, чтобы очистить кровь прежде, чем она успеет высохнуть, и ее будет труднее удалить с пола. Я приступил к работе, как и накануне вечером. Я собрал кровь какой-то мокрой тряпкой: это был единственный вариант, который я мог себе позволить по времени. Вода в ведре стала алой, и тогда я услышал голос Чеён. — Юнги, — позвала она меня. — Ты там? Я могу спуститься? — Нет! — воскликнул я. — Не спускайся, тебе нельзя видеть, что здесь. — Хорошо… — ответила она. Через несколько минут я поднялся наверх и увидел ее. Первое, что привлекло ее внимание на мне, была кровь. Хоть это была явно не моя, она все равно спросила, все ли со мной в порядке. — Да, — ответил я. — А ты? Как ты? — Ну… Не знаю, от нервов ли это, но я в последнее время плохо себя чувствую, — прокомментировала она, потирая живот. — Думаешь, еще рано? — Я не уверен, Чеён, я никогда не был беременен, — ответил я с улыбкой, чтобы разрядить атмосферу. Она была удивлена и ответила смехом. Она нечасто улыбалась, но когда это делала, выглядела прекрасно. — Ты занят? — Я еще не избавился от тела, — сказал я ей со всей естественностью мира, но ее реакция показалась мне смущающей; она видела, как я убил, но, думаю, нормальные невинные люди не реагируют так холодно, как мы. — Ох… — пробормотала она. — Тогда… Тогда я приду в другой раз. Она помахала мне рукой на прощание и ушла. Прежде чем она вышла за дверь, я сказал ей быть осторожной, и она спокойно улыбнулась мне в ответ. В голове я все еще не мог представить себе, что могу оставить ее в живых; я думал, что в какой-то момент она встанет между нами, но моя интуиция и наше соучастие сохранили мое слабое доверие к ней. Но работа, которая волновала меня куда больше нее, находилась в подвале. Я обдумывал положение дел, спускаясь вниз, и пытался убедить себя, что Чеён никогда меня не предаст. Я доверял ей не потому, что чувствовал, что у нас есть дружеские отношения или какая-то связь, а просто потому, что моим намерением, когда все это закончится, было исчезнуть из ее жизни. Не имело значения, что она не хотела бы этого: я бы заставил ее, если бы это было необходимо. Я был уверен, что она меня не предаст, потому что она была моим сообщником, а еще потому что я видел, как она без малейших сомнений убила человека. Я бы никогда не причинил ей вреда. Я думал, что нет. Хоть я и поддался последней мысли, пришедшей мне в голову из-за этого ублюдка, мой разум утешал меня, говоря, что я не монстр. Я постоянно слышал голос в своей голове, говорящий мне: «Они такие же, как твой отец. Ты должен убить их. Мир станет лучше для таких людей, как Чеён, и для таких детей, как ты». — Да, — сказал я вслух, относя кишки в дробилку с намерением сделать из бесполезных остатков колбасу. Я не плохой парень и никогда бы не причинил вреда тому, кто этого не заслужил… На самом деле я честен. Чеён, вероятно, погибла бы от рук любого из этих двоих, если бы не я. Я должен спасти ее, чтобы она могла быть свободной. Я повторил этот монолог пару раз в течение всего процесса. Снимая кожу с профессора, я резал плоть, чтобы сделать его неузнаваемым. Разрезая ягодицы, икры и даже нежирное мясо других его конечностей и туловища на стейки или на котлеты для гамбургеров, я продолжал оправдывать свое преступление. Даже когда я снял кожу с его лица и избавился от скальпа, отрезав ему ноги, руки и отделив голову от остального туловища, я с отвращением делал вид, что не плохой человек, но и не хороший. Я продолжал превращать чужое тело в обычный товар. Процесс был медленным, мне пришлось импровизировать, чтобы предотвратить порчу мяса этой свиньи. Слил его кровь, смешал ее с мясными отходами, чтобы сделать колбаски. Каждый раз, когда я что-то заканчивал, сразу же подходил к стойке, чтобы поставить это на витрину холодильника. Я провел девять часов, разбирая беспорядок этого кретина. Девять часов выдавал его тело за мясо животного, одобренное для употребления в пищу человека. Но у меня не было выбора, Чимин, понимаешь? Если бы не твое вмешательство, я бы никогда не продал тебе ребра твоего сексуального домогателя, когда ты в тот день проходил мимо мясной лавки. Я был вынужден закончить работу: идиот уже вынул кишки, я же расчленил его тело, и, поскольку я был мясником, мне пришлось разрезать его грудную клетку и сделать вид, что она принадлежит взрослой свинье. За весь день я почти ничего не продал, и вместо того, чтобы количество продуктов сократилось, оно значительно возросло. Как я собирался объяснить это своему боссу-педофилу? Проще всего было тайно взять себе в пищу мясное филе животного происхождения. Если бы я воровал со своей работы, я бы сэкономил кучу денег. Последним клиентом, которого я ожидал увидеть в тот день, была женщина, принадлежавшая к религиозной общине, приютившей маленьких сирот. За несколько дней до этого она сказала мне зарезервировать для нее много свиных и говяжьих ребрышек, потому что для сбора средств они собирались устроить что-то вроде американского барбекю. Конечно, я сделал, как она просила. Она была добрым человеком и всегда относилась ко мне так, как будто я был ее сыном. Она была прототипом милой старухи, о которой дважды подумай, прежде чем причинить ей вред. Я не собирался позволять детям-сиротам есть плоть сексуального насильника, такого как О Джунджэ. Я отделил мясо настоящих животных от человеческого специально для того, чтобы она взяла менее рискованный продукт. Должен признать, ребрышки выглядели совсем по-другому. Я думал, что смогу замаскировать их под свиные, но рядом с настоящими они выглядели подозрительно. Вот почему я нарезал их еще больше, чтобы скрыть их реальный размер. Женщина пришла в мясную лавку около семи тридцати вечера, чтобы забрать свой заказ. Я всегда изображал вежливость. Дело не в том, что я был апатичен или ненавидел общение с людьми, но у меня не было той харизмы, которая всех привлекает, поэтому мне приходилось притворяться уверенным в себе. В этот момент вошел ты. Мое сердце остановилось, когда я увидел тебя и твою ослепительную улыбку. Мне нравилось смотреть на тебя каждый раз, когда ты приходил, однако мой желудок сжался, стоило тебе в тот день зайти в лавку, потому что я не ждал твоего визита. Церковная дама, пришедшая со спутницей, забрала свой заказ и попрощалась со мной. Ты любезно поприветствовал ее, и она сказала тебе, что ты очаровательный молодой человек. Ты спросил ее, нужна ли ей помощь с сумками, потому что те, в которых были ребра, были не единственными, которые она несла, однако та ответила тебе, что ее сын был рядом, дабы помочь. Прежде чем уйти и оставить нас одних, она пригласила тебя на барбекю. Конечно, она сначала объяснила тебе, что это такое, а ты внимательно выслушал. Ты говорил с ней больше, чем когда-либо говорил со мной! Честно говоря, я завидовал людям, у которых была эта странная способность разговаривать с незнакомцами, как будто это ничего не значило, но почему я не мог добиться от тебя разговора? Я знал тебя и знал, что тебе нравится (более или менее), поэтому мог использовать любую тему, чтобы дружески поболтать с тобой, а не просто жить, фантазируя в надежде, что ты заметишь меня. Я был погружен в свои мысли, пока твои слова отдавались вокруг меня жутким эхо, и ты не произнес эту фразу: — Ну, может, на эти выходные я тоже возьму ребрышек. Это был тяжелый удар реальности. Если бы жизнь могла материализоваться в кулаке, я бы по-настоящему почувствовал боль от ее удара. — Мясник, — позвал ты меня, не стирая улыбку и мягкое выражение лица, — я возьму оставшиеся ребрышки. — Что? Женщины вышли, и мы остались одни. — Я возьму ребрышки, — повторил ты еще раз и подошел к витрине, указывая пальцем на ребрышки О Джунджэ. Те самые. Я не знал, что ответить. Мое тело заледенело, разум опустел, и я почувствовал, что у меня перехватило дыхание. — Я не могу продать их вам, — ответил я без колебаний. Я даже не знал, откуда у меня взялась смелость, но заметил, что мой ответ тебя смутил. — Почему нет? Они для кого-то другого? — ты везде осмотрелся. — Я очень сомневаюсь, что за ними кто-нибудь придет, думаю, у них нет хозяина, — ты снова улыбнулся, — иначе бы ты их не выставил напоказ, не так ли? — Я просто не… — я даже не смог закончить предложение, чувствуя, что надвигается паническая атака. Мне нужно было сесть или лечь, как следует подышать и отдохнуть, но ничего из этого я сделать не мог. «Пожалуйста! — я молился всем существующим божествам. — Пришлите мне кого-нибудь еще, кому нужны ребрышки, я не могу их ему дать…! Не ему!» — Ну… я ничего не понимаю, но тогда предпочту что-нибудь другое, — твоему терпению можно было только позавидовать. — Я возьму сосиски и печень… Эм? В этой печени есть что-то странное. — Что вы сказали? — Что это за животное? Оно не похоже на свинину, тем более на говядину… — твоя улыбка менялась едва ли не каждую секунду, и ты поднял голову, чтобы посмотреть на меня. Мне показалось, что ты можешь читать мои мысли, как я говорю сам себе, что я идиот, разместивший эту проклятую печень среди всех остальных. Я даже не помнил, когда положил ее туда. — Что-то не так? — спросил ты. Я ответил «нет», хотя на самом деле не был в этом так уверен… — Но ты, кажется, очень нервничаешь. Ты что-то скрываешь? — Нет. — Ну, я хочу эту печень, — сказал ты, совершенно уверенный в себе, и, может быть, мое лицо было для тебя смехотворным, потому что ты как-то странно улыбнулся. Ты улыбнулся так, что я не мог распознать твое настроение… Я не мог отнести твою улыбку к доброй или соблазнительной. Для меня это было совершенно ново. — А также возьму ребрышки. «Он что-то знает!» - услышал я голос в своей голове. Этот голос был не мой, а его. Он начал забрасывать меня своими нелепыми домыслами, но хуже всего было то, что, поскольку его голос меня ошеломил, я действительно начал думать, что ты стал для меня опасен. «Он что-то знает!» «Ты должен убить его, иначе он заговорит! Убей его, Юнги, убей его! Ты должен убить всех, кто стоит между нами и нашим планом!» — Привет! — ты щелкнул передо мной пальцами. — Ты будешь меня обслуживать или нет? — Э…? Я… я… Мне стало нехорошо, и, пытаясь найти опору, я споткнулся о стол позади себя, отчего ножи упали на пол, вызвав грохот. — Эй, ты правда в порядке? Я вздохнул. — Да, — ответил я, но твои глаза выдали, что ты, похоже, мне не поверил. — Извините. — Тогда дай мне, пожалуйста, то, о чем я тебя попросил. «Время поспать, Юнги», — сказал он мне. Я зажмурился и на секунду почувствовал себя дезориентированным. Мне хотелось ответить ему, но я не смог этого сделать… Я словно склонился перед ним и кивнул. А потом закрыл глаза. Через несколько мгновений я снова открыл их и услышал твой далекий голос. Я будто так и не проснулся, потому что все еще не мог контролировать свое тело. Я не знал, руководит ли он им по-прежнему, но чувствовал, как он жестикулировал лицом. Может быть, он улыбнулся тебе, когда ты выходил из магазина, бросив мне короткое: — Спасибо, хорошего вечера, — и помахал на прощание. — Наслаждайтесь барбекю, — ответил тебе мой голос с озорным смешком, от которого у меня побежали мурашки. Затем все снова стало темно. И хотя темнота для меня длилась всего секунду, проснувшись, я уже был в подвале, а передо мной на столе лежало тело сына Ким Чен У. Расчленен и обезглавлен. Мне предстояло еще много работы.