ANIMAL CORPSE

Я слабак. Раньше чувство вины страшило меня больше, чем темнота. После преступления для меня не было следующего дня, а была вечная, ясная ночь, которую люди называли днем. Раньше я читал в книгах о домах с привидениями и о призраках, населяющих их, что самые темные тени — это те, которые появляются в темноте. Может быть, поэтому с тех пор моя жизнь стала темнее. Возможно, поэтому человечность, которую, как я думал, я потерял, проявляясь каждый раз, когда я чего-то боялся, каждый раз, когда я закрывал глаза и видел эти трупы. Меня поглотило чувство вины, и не существовало слов или молитв, которые могли бы сохранить меня в здравом уме. Какая разница, убил ли я сексуального преступника и наркомана или совершил какое-нибудь преступление похуже? Мой отец забрал у меня все, но забыл забрать с собой мое здравомыслие и каплю человечности. «Ох, Юнги, Юнги… Бедняга… Чувствует себя виноватым в совершении преступления. А где был твой страх перед тем, когда ты взял нож и убил этих двоих?» «Бедный, бедный, бедный убийца!» «Бедное беспощадное животное, жаждущее мяса и крови…! Ты не заслуживаешь ничего, кроме ада и подбадривающего похлопывания по спине, прежде чем тебя столкнут в пропасть». Вот что он думал обо мне. Вот что я думаю о себе. Ты вернулся уже на следующий день, также как и я. Разница между моим возвращением и твоим заключалась в том, что я поспешил в мясную лавку раньше, чем это сделал бы мой босс-педофил. Я совершенно забыл, что он открывал магазин по четвергам, потому что отвозил Чеён в школу (хотя иногда заставлял пропускать занятия, чтобы заполучить ее на весь день). — Извините, что опоздал! — предупредил я, когда он только открывал магазин. Он осмотрел меня с ног до головы, но ничего не сказал. Господин Ким открыл дверь, а я сразу направился к холодильнику, чтобы убедиться, что человеческие останки, от которых я не смог избавиться, хорошо спрятаны. К счастью, они все еще были там, но я позаботился о том, чтобы их нелегко было найти. — Это все мясо, Юнги? — он звучал явно раздраженно. — Касса практически пуста, как и твоя чертова голова. — Извините, сэр… Вчера был не лучший день для продаж. — Тебе лучше избавиться от всей этой ерунды сегодня, иначе ты заплатишь потерей своей зарплаты. — Да, сэр. Что я должен упомянуть о Ким Чен У, кроме того факта, что он был довольно грязным, ужасно выглядящим мужчиной (хоть и я явно я не тот, кто может себе позволить судить других по внешности) и что у него был пивной живот? Возможно, то, что я никогда не знал, что он из себя представляет? Память меня иногда подводит, особенно сейчас, когда я истекаю кровью на снегу. Я уже плохо помню его лицо, и это странно, Чимин… Ким Чен У взял меня к себе, когда мне некуда было идти. Он был мне как отец. Он дал мне работу, и я был благодарен ему за это, пока не понял его истинную сущность. И сейчас я изо всех сил пытался вспомнить, как он выглядел при жизни. Возможно, у господина Кима тогда была борода и большой двойной подбородок. Он был лысым, или, по крайней мере, у него были волосы по бокам головы. У него были маленькие глаза, маленький нос и маленький рот. Он был немного выше меня, был сильным и устрашающим, но все равно оставался алкоголиком. Что я помню, так это то, что он пах пивом и соджу, а еще ел, как свинья. Он также был жадным и хвастливым, но больше всего на свете он был дегенератом. Сначала я думал, что он сутенер, что у него было больше таких девушек, как Чеён, над которыми он издевался и которых продавал, но позже я выяснил, что он отдавал предпочтение Чеён только потому, что она была похожа на его дочь. Вот что он говорил каждый раз, когда видел ее. Иногда он даже дарил ей вещи, принадлежавшие его дочери, например, одежду или украшения. Чеён это не нравилось, но она не могла отказать. Настоящим сутенером Чеён был ее собственный отец. В тот день, когда я впервые встретил его, он пришел с ней в мясную лавку. Когда он увидел меня, то растерялся и попросил Чен У объяснить, почему я был здесь и знаю ли я что-нибудь. Бедняга Чен У сказал ему, что я никак не замешан в этой теме и что очень хорошо следит за Чеён. Очевидно, он ошибался, и я думал, что ее отец никогда о нас не узнает, по крайней мере, до дня своей смерти. Чеён была очень хорошей актрисой. В тот день она ни разу на меня не посмотрела. К счастью, между ней и этими двумя мужчинами ничего не произошло. После того, как они уединились, чтобы побеседовать в отдельной комнате, Чеён должна была пойти в школу. Когда они вышли из комнаты, ее отец попросил у господина Кима безалкогольный напиток. Тот сказал ему, почти с досадой, брать столько, сколько захочет, в ответ на что ему дали счет на пять тысяч вон, но этого не хватило даже на два напитка. Когда Чеён передала мне деньги, то незаметно вручила записку. Я, не дрогнув, открыл кассу и спрятал записку под пятитысячными купюрами, а затем сделал вид, будто чищу витрины, окна и ножи. Чен У попросил меня заточить их, и я подчинился ему. Когда Чеён со своим отцом вышли на улицу, я снова быстро открыл кассу и достал записку, чтобы переложить ее в карман. — Юнги, — позвал меня Чен У. — Да, господин? — Меня не будет в городе два дня. Я оставляю тебя вести дела, и даже не думай обворовывать меня. — Конечно нет, сэр, — ответил я, опустив голову. Впервые за долгое время его лицо изменилось. Он казался обеспокоенным. Я не осмелился спросить его, в чем дело, да мне по сути было все равно, но в конце концов я узнал, что его бывшая жена рассказала ему о пропаже сына, чьи останки лежали здесь на витрине, а голова замерзала в холодильнике в подвале. Как я потом узнал, их сын-наркоман сказал матери, что придет просить у отца денег. Они жили в Тэгу, а Чен У и его младшая дочь — в Сеуле. То, что он приходил просить денег на очередную дозу, не было новостью, но он всегда предупреждал о своем приезде. Его мать забыла сказать Чен У, а он не сказал мне, поэтому их сын и умер. Он умер из-за того, что увидел то, чего ему не следовало. В тот момент мне показалось странным, что мать переживала за него, когда с момента его исчезновения не прошло и суток (и не то чтобы они были родителями года, но для них он был самым ответственным ребенком). Эта причина впоследствии вызовет у меня жуткую тревогу, но говорить о ней пока рано. Когда господин Ким ушел и оставил меня руководить магазином, я достал записку, которую передала мне Чеён. Я прочитал, что там было написано, и улыбнулся, представляя себе эту ситуацию. «Завтра в школе мероприятие, меня должен сопровождать член семьи, но я не хочу, чтобы отец приходил, да и он тоже не хочет. Я не хочу быть одна весь день, поэтому, пожалуйста, Юнги, притворись моим братом и пойди со мной. Чае-Че.♡» Раньше я все время думал о тебе, о том, как стать ближе, не выгоняя тебя из своей жизни, но я так и не смог найти ни безопасного варианта, ни возможности. Когда я прочитал записку Чеён с просьбой, я подумал, что настал мой час икс, чтобы наконец сблизиться с тобой, чтобы наконец добраться до тебя. Я, конечно, пойду на это мероприятие, но сначала мне нужно будет убрать устроенный мной беспорядок. Избавиться от тела еще никогда не было так сложно. Ким Чен У сел в автобус в семь тридцать утра. Я закрыл лавку около восьми тридцати. Избавиться от тел мне предстояло между девятью и двенадцатью часами. Было слишком много того, о чем нужно было позаботиться; так много дел нужно было сделать, и я не мог позволить себе ни малейшей оплошности. Я думал о Чеён и о тебе, Чимин, чтобы замотивировать себя хорошо поработать. Я устал и был напуган. Я нервничал. Мой собственный голос громко говорил в моей голове, предупреждая меня о бесчеловечных действиях, которые я могу совершить в следующий раз. Однако счищая куски плоти, оставшиеся на конечностях, я продолжал убеждать себя, что мое преступление оправдано. Вот почему я не мог чувствовать себя человеком с того дня. И ты все равно наблюдал за мной, ускоряя мое сердцебиение, как всегда этот делал. С того дня меня стало преследовать смутное воспоминание из детства, но оно почему-то казалось не моим. Странно, не правда ли?

***

Ворота школы были открыты. Я поприветствовал охранника на входе, и он ответил на этот жест странным образом: как будто он был запрограммирован на то, чтобы реагировать так по отношению к любому, кто с ним поздоровался. Позади меня вошли еще больше людей, поэтому я двинулся вперед, а здание передо мной стало еще ближе, затем я медленно остановился. Люди впереди меня сделали пару шагов, потом три, четыре, пять… пока я не остался стоять один, глядя на пасмурное небо. Два дня назад шел дождь. Два дня назад я избавился от двух тел самым бесчеловечным способом, и мне пришло в голову одно воспоминание. По какой-то причине мой отец ассоциировался у меня с мужским голосом, который сказал мне эту фразу: «Ты монстр, Юн… И…» »…Ты не заслуживаешь быть живым», — закончил я предложение, глядя в небо. Честно говоря, я даже не знаю, сказал ли это мне мой отец. Да, человек в моих воспоминаниях был мужчиной, но лица я не помню, только темное пятно. Однако волновала меня лишь фраза, лишь эта маленькая деталь: «Ты монстр, Юн… И ты не заслуживаешь быть живым… Ты монстр, Юн…» Монстр… Юн… Юн… Юн… Юн… Юн… Мой отец никогда не называл меня по прозвищу. Он всегда произносил мое имя полностью, и в то время мне казалось странным, что я не отождествляю себя со своим именем. Как будто мой отец никогда не использовал это слово по отношению ко мне. Возможно, он слишком поздно узнал, что у меня расстройство личности, но он все равно никогда по-настоящему не относился ко мне так, словно мы разные люди. Он все равно подчинял нас себе. — Юн… — повторил я еще раз, когда мои ноги бессознательно повели меня внутрь здания. — Это не Юнги. Он не говорил «Юнги». Он не так меня называл… Нас было трое. Нана… и я. Нана… он и я. Нана, он и я…? Нана, Юн и я. Нана, Юн… — Юнги! — меня обняли сзади. Я слегка удивился, но сразу понял, что это Чеён. «Если бы Нана была еще жива, она, вероятно, была бы ее возраста», — подумал я. — Доброе утро, Чеён, — приветливо поздоровался я с ней. Она всегда удивлялась, почему я становлюсь слабым перед ней. Я также был слабым и перед тобой, Чимин, но с ней все было по-другому. Но именно в тот день я это и обнаружил. За несколько дней до ее смерти, когда я притворился ее братом, чтобы она не чувствовала себя одинокой на школьном мероприятии, я понял, почему не убил ее, когда у меня была такая возможность; почему я позволил ее улыбке и ярким глазам, которые загорались только тогда, когда она смотрела на меня, жестоко манипулировать мной. Мне пришлось уничтожить все, чем я дорожил, забыть все, что думал о тебе раньше. И в конце концов я умер от меланхолии, потеряв ее… Чеён напоминала мне Нану, потому что Нана была бы уже ее возраста, если бы она не умерла по моей вине. Я все еще напоминаю себе, что если бы этого не произошло, возможно, моя жизнь не была бы адом. Возможно, мой отец не стал бы меня так мучить. Вся моя семья, возможно, никогда бы не умерла, и я никогда не потерял бы своего брата-близнеца, с которым у меня были самые нерушимые отношения во вселенной. Возможно, мы были неблагополучной семьей, это правда, но я был бы собой. Нана была бы жива, у меня была бы нормальная жизнь, возможно, я даже смог бы добиться успеха. Я жил бы со своими братом и сестрой вдали от наших родителей, в маленькой комнатке на крыше, и мы были бы счастливы, мы с братом баловали бы Нану, как могли. Похоже, я романтизирую бедность, да? Если бы этот «возможный я» существовал и услышал, как я фантазирую о его реальности, он бы сказал мне, что я идиот и что ненормально для здравомыслящих людей думать, что кто-то без денег может быть счастлив… Я на самом деле так не думаю, я скорее убежден, что любая реальность в бесконечном мире квантовых вероятностей, в которой «он» существует, лучше этой. Потому что если бы ты существовал здесь, ты бы существовал и там, и в любом мире, где бы ты ни был, я был бы там и всегда видел бы тебя. Я всегда, всегда буду видеть тебя. И я буду совершать ради тебя одни и те же ошибки снова и снова. По крайней мере я так думал, пока измельчал останки профессора О и сына Ким Чен У. В мясной лавке у нас было приспособление для раздробления костей. Им пользовались нечасто, я даже забыл, что оно там есть. Чен У использовал его, чтобы избавиться от не проданных останков туш или испорченных мясных костей, а поскольку некоторые части скелета я предварительно разрубил, это не лишило меня возможности избавиться от остальных. Но приспособление было старым и несколько неисправным. Я едва ли смог избавиться от тел, а остатки мяса стали настоящей занозой в заднице. Чеён отвела меня в свой класс. Он был на четвертом этаже, и по какой-то причине школьникам не позволялось подниматься на лифте. Это была пытка, я никогда в жизни не делал столько кардионагрузок, как в тот раз. Мой язык был как галстук, когда я наконец дошел. Чеён не выглядела усталой, возможно, потому что она уже привыкла к этой лестнице в ад. Класс находился прямо перед лестницей. Когда я зашел в него, то встретил нескольких родителей и молодых людей: они явно были родственниками других школьников. Чеён сидела почти впереди класса. Я понял, что у нее здесь нет друзей. Все собрались группками и разговаривали друг с другом, и она, казалось, немного завидовала, потому что все ее игнорировали. Именно поэтому каждый раз, когда она смотрела на меня, я пытался улыбнуться ей, чтобы она почувствовала себя лучше. Ты вошел через несколько минут. Твоя улыбка была такой же сияющей, как солнце, скрывшееся на мгновение за тучами. На тебе были черные классические брюки и голубая рубашка с закатанными до локтей рукавами, а на шее висело удостоверение учителя. Именно тогда ты спроецировал на меня воспоминание, но я уже не помню его с той ясностью, как в тот момент. Я был в шкафу. Голый. Ну нет… Я не совсем был голый, прикрыл тело рубашкой в бело-синюю полоску. Это было в комнате брата, он велел мне подождать его, но я решил пойти в чулан, потому что меня успокаивало пребывание в темноте. Когда он открыл двери, свет позволил мне увидеть мои ноги и немного руки… Они были в крови, но я знал, что это не моя. Он назвал меня чужим именем, но мое тело отреагировало мгновенно. Голос у него был такой же, как и у меня, ведь он все-таки был моим братом-близнецом. — Гю… — снова сказал он, когда нашел меня. — Все будет хорошо. — Гю… — повторил я про себя, наблюдая, как ты произносишь свое имя, представляясь классным руководителем, и объясняешь, как будет проходить наш дальнейший семинар с учениками, целью которого является воссоединение как семьи и укрепление семейных уз. Почему он тогда называл меня так? Итак, ты заметил меня. Твой взгляд остановился на мне, а твоя улыбка постепенно угасла. Воцарилось несколько секунд молчания, прежде чем ты сделал вид, что мое присутствие не имеет значения, и продолжил обращаться к остальным. Судя по всему, ты пользовался большой популярностью среди учеников. Они любили тебя, ведь ты был образцовым учителем. Я гордился тем, что тебя любят и тебе доверяют, на их фоне ты казался просто еще одним учеником, но все же была определенная дистанция, которую держали по отношению к тебе, и уважение. — Я очень рад, что вы собрались сегодня здесь… Очень важно и для учеников, и для вас, родителей, чтобы вы поняли друг друга, — сказал ты, услышав тихие жалобы подростков. — Да, да! Я знаю! Это не так, да? Я знаю, но поверьте мне, это важно. Я сделаю все возможное, чтобы всем было весело, хорошо? Блин… Дышать становится все труднее, но ничего страшного, я это заслужил. Я попал в ад и сгорел, я сгорел ради тебя. Я не понимаю, тает ли снег от тепла моего тела, и поэтому у меня такое ощущение, что я тону, однако ты остаешься все таким же. Кажется, что снег вокруг тебя не тает. Пытаюсь держать тебя за руку, но твое тело такое жесткое, хотя я стараюсь об этом не думать. Я ненавижу прошлое, особенно то, в котором я встретил тебя. Я опираюсь тебе на грудь и выпускаю изо рта легкую струю воздуха. Мое дыхание становится все менее и менее горячим. Я наблюдаю за твоими губами и успокаиваюсь: они расслаблены, почти нежно раскрыты. Однако ни мои губы, ни твои не могут прикоснуться друг к другу. Я держусь за твое плечо и не без усилий умудряюсь облокотиться о твою грудь. Я давно перестал чувствовать холод или твое тепло, но мне все равно. Если я буду держаться за плечо и продолжать искать твое сердцебиение, я знаю, что в какой-то момент услышу стук в твоей груди. — Чимин… Поговори со мной, пожалуйста… — начинаю я умолять, а затем плююсь кровью. — Я умираю на тебе, пожалуйста, сделай что-нибудь… Школьные мероприятия начались вскоре после презентации. Мы направились в сторону спортзала, где нас ждали другие преподаватели. Насколько я понял, класс Чеён был не единственным. Вся параллель была разделена на классы 3-А, 3-В и 3-С. Ты выглядел таким оживленным, таким взволнованным своей группой учеников. Ты казался хорошим человеком: очаровательный принц, словно прямо из сказки. Принц, которого я стремился любить и почитать. Хотя я выполнил задания, которые ты нам дал с Чеён, мой разум продолжал напоминать мне о том, что я сделал две ночи назад. Я чувствовал такой холод и такую большую вину. Это сжигало меня изнутри, моя душа разлагалась, и каждый раз, когда я закрывал глаза, даже если это было всего на секунду или две, то мог видеть трупы, плоть, оторванную от костей, пыль, в которую превратились останки скелетов, кожу, которая больше походила на части жуткого адского костюма, чем на что-то, принадлежавшее ранее человеку. В то утро меня вырвало, прежде чем я избавился от остатков мяса. Я остановился в тускло освещенном углу, наклонился и меня стошнило так сильно, что я подумал, завтра для меня не наступит. Запах стал еще хуже, но я не понимал, почему он так быстро стал неприятным. Рядом с моим домом была свалка. У владельца свалки было три домашних собаки. Каждый раз, когда я проходил мимо, я видел их, прикованных цепями Они лаяли на всех, кто проходил мимо, с переполняющей их яростью. Может быть, они никогда нормально не ели, возможно, они могли бы сожрать и меня, когда я перепрыгивал через забор. Как только они услышали это, то безумно залаяли. Они попытались приблизиться ко мне, казалось, с намерением откусить лицо, но даже несмотря на то, что я боялся и был больше сосредоточен на бегстве, чем на выполнении задания, я снял со спины рюкзак, вынул окровавленные мешки с мясом и бросил их им. Словно дикие, они принялись рвать и есть пластик зубами. — Что думаешь? — сказала мне Чеён, возвращая меня к реальности. — Мне это идет? Я симпатичная? Она сделала две цветочные короны, одну из которых она надела на себя, а вторую на меня. Я воспротивился ее жесту и даже подумал, что это смешно. Мне нравилось проводить с ней время, и из всех воспоминаний о Чеён, которые я храню, именно это больше всего наполняет мое сердце теплом. Она казалась такой счастливой, потому что могла разделить этот момент с кем-то, кто ее выслушает и поймет. И мне нравилось быть для нее этим человеком… После потери сестры и чувства сокрушительной вины на всю оставшуюся жизнь, встреча с Чеён стала для меня передышкой. Я бы сделал для нее все. Я поистине был готов на все, чтобы сделать ее свободной и счастливой… Даже если бы после того, как все закончилось, мои руки обагрились кровью, но она при этом отправилась в лучшее место, где никто не сможет ее найти, и научилась менять свою жизнь, я был бы счастлив… Потому что мне нравилось, как сильно она напоминала мне мою сестру, и в глубине души мне также нравилось думать, что это была именно она и что она никогда не умирала. После занятий, которые, как ты сказал, помогут нам лучше узнать друг друга, мы перешли к своего рода беседе, которая была скорее похожа на групповую терапию, чем на внеклассное занятие. После перерыва, спортивных игр между родителями и учениками, настало время обеда. Чеён не просила меня принести что-нибудь, чем можно перекусить. Я спросил ее, почему она этого не сделала, и она ответила, что предпочла не беспокоить меня, поэтому купила несколько безалкогольных напитков и достала одноразовые стаканчики из собственного кармана. Ты же организовал американское барбекю, пригласив присоединиться к нему учеников и преподавателей из других классов. Думаю, для тебя это был лучший способ сблизиться с коллегами и понравиться им. В какой-то момент Чеён сказала мне, что пойдет в уборную, и тогда я смогу уйти. Я сказал ей, что не нужно меня выгонять, потому что понял, что она тоже не хочет идти домой, так что я могу оставаться столько, сколько она пожелает. Хотя настоящей причиной, по которой я хотел остаться, был ты. Ничего не ожидая от тебя, полностью уверенный, что я проведу весь день, наблюдая за тобой издалека, ты подошел ко мне с тарелкой, полной мяса. Я видел, как ты готовишь его на гриле, и был растерян, что ты подошел именно ко мне. — Я удивлен видеть тебя здесь, мясник, — сказал ты, стоя передо мной с тонкой улыбкой. — Я, эм… — не знал, как реагировать, поэтому просто поздоровался. Я сидел на ступеньках трибуны, а ты сел рядом со мной, предлагая взять тарелку и палочки для еды. — Тебе нравится мифология, мясник? Это то, что мне особенно нравится больше всего. Иногда мне кажется, что я выбрал не ту карьеру и что мой долг в этом мире — быть историком… А ты? — Мне нравится… мифология. Греческая, наверное, не знаю. — Греческая хороша, но я предпочитаю нашу собственную мифологию, мясник. Это интереснее, — восторженно сказал ты. — Давай, ешь и скажи, хорошо ли я поджарил мясо! Я откусил кусок, но не смог определить, что это было за мясо: вкус казался странным, но текстура была мягкой и прямо таяла во рту. Такого деликатеса я еще не пробовал, но свинина, кажется, мне понравилась. Я редко мог позволить себе есть мясо из-за его дороговизны. — Вкусно. — Я рад, — ответил ты с улыбкой, но через несколько секунд твой взгляд изменился. — Знаешь легенду о девятихвостой лисе? Это мой любимый мифологический персонаж. Существо, подобное лисе с девятью хвостами, которая может менять свой внешний вид на привлекательного человека, чтобы есть печень людей, которых она соблазняет. Когда они просуществуют тысячу лет, они смогут стать высшими существами или буквально божеством. Я сразу же перестал жевать, услышав эту историю. Дело не в том, что я ее не знал, ведь девятихвостая лиса была самым известным мифологическим персонажем как в стране, так и за ее пределами. Она существовала и в Японии, и в Китае, но я не понимал, почему ты вдруг заговорил об этом. Пока я жевал, то заметил, что ты рассмеялся и рвано вздохнул. Ты посмеялся надо мной. И я продолжал ничего не понимать еще несколько секунд, после чего ты успокоился и посмотрел на меня расслабленным взглядом с улыбкой, настолько странной, что чем больше я на нее смотрел, тем тревожнее мне от этого становилось. Я еще раз взглянул на тарелку, которую ты мне принес. Там был кусок ребра. Я внимательно присмотрелся к нему. В отличие от других людей, я умел распознавать ребра свиньи или коровы, и они не были похожи ни на то, ни на другое. — Извините, — нервно прошептал я, — я не могу узнать текстуру этого мяса… Вы не могли бы сказать, что это? — О, мясник! Это говоришь мне ты? — ты засмеялся и по-дружески ударил меня по плечу. Если бы я не был параноиком, я бы оценил этот жест. — Да. — Это печень и ребра, которые ты мне продал в прошлый раз, помнишь? Я уронил тарелку сразу после того, как услышал твое признание. Я потерял хладнокровие, и мое дыхание стало прерывистым. От всего сердца я хотел тебе кое-что сказать: может быть, пожаловаться тебе или спросить, как ты мог так поступить со мной, но ты посмотрел на меня так холодно, что слова таяли у меня прямо во рту. Ты поднял тарелку и сел обратно. — Ты самый странный человек из всех, кого я знаю, — сказал ты мне. — Тогда ты спросил меня… Прежде чем передать мне заказ, ты спросил, нравится ли мне легенда о девятихвостой лисе. Ты сказал, что это твоя любимая история, но сегодня ты предпочел ей греческую мифологию… — ты кивнул, а я не понял, о каком именно разговоре идет речь. — Интересная перемена мнения. Когда ты поднялся на ноги, чтобы вернуться к остальным, я увидел, как все люди едят то, что ты приготовил на гриле. Я видел, как они жевали мясо, как с их губ капал сок жира, а также кровь из не доготовленных кусков. Я отчетливо слышал скрип их зубов, перемалывающих жареное мясо того, кого они знали, с кем были… И вдруг, закрыв на секунду глаза, я увидел труп профессора О прямо посреди одного из столов. Я также представил, как люди приближаются к его телу и отрывают его плоть руками, чтобы нечестиво ее съесть. Твой голос вернул меня обратно, но мой личный кошмар все еще находился здесь. «Что я наделал?..» — спросил я себя. — Мясник, — сказал ты, держа тарелку и улыбаясь мне, — мне понравилось барбекю. Спасибо за мясо.