ANIMAL CORPSE

Иногда, когда я выключал свет, я мог видеть силуэт мужчины, сидящего в кресле в моей комнате. Этот человек был не молод, а стар, истерически смеялся без причины. По какой-то причине он показался мне знакомым, но я боялся, что никогда раньше его не видел. Он стал часто бывать в моей комнате по ночам, особенно ранним утром. Когда не мог спать, чувствуя, что кто-то наблюдает за мной, я садился на кровать и видел, как он сидит в кресле. Раньше я разговаривал с тьмой и называл твое имя. Я не знал, по крайней мере в тот момент, зачем я тебя звал, но знаю, когда это случилось, и это было сразу после того, как я бросил тебя. Любопытно, что стул, на котором он сидел, чтобы наблюдать за мной по ночам, напоминал тот, что тогда стоял у тебя дома. Стулья у тебя, конечно, были обычные и другие, однако я знал, что твои. Это была скорее догадка, чем реальность, но иногда догадка может быть более достоверной. Я знал это место, потому что теперь подробно помню, что сидел на нем несколько десятилетий назад, когда произошла история с парнем, которого ты привел домой… Сначала я ударил его ногой по лицу, чтобы заставить отступить; он был настолько ошеломлен и растерян, увидев кровь, хлынувшую из его носа, что не заметил второго удара, от которого он потерял сознание. Я остановился на пару секунд, глядя на него, лежащего на земле, и гадая, умер ли он, хотя мне это казалось маловероятным; я не пинал его так сильно. Если он умер, то это было преувеличением, потому что с такими легкими ударами как он посмел позволить себе умереть от этого педика? Я схватил его за руки и потащил в твою комнату. Лежа на кровати, я взял один из твоих ремней, который нашел в ящике комода, связал его, как мог, и заткнул ему рот комком носков. Потом я вернулся к тебе. — Чимин, — я позвал тебя по имени, но ты мне не ответил. — Чимин, ты чертов псих, просыпайся. Ногой я коснулся твоего тела. Это было несколько легких толчков, чтобы подтвердить, что ты не притворялся, но я не мог не улыбнуться, когда, конечно же, понял, что ты без сознания. И не только это, но и твое кровотечение. Твое лицо начало бледнеть, а губы стали белыми, как бумага. Я не знал, что делать, хотя знал, чего хочу; я хотел уйти, как будто твоя смерть не была моей проблемой, и если бы тебе удалось проснуться, вероятно, парень, который был в твоей постели, также без сознания и с кляпом во рту, сумел бы высвободиться и прикончить тебя. Разве это не карма? Пусть такие ублюдки, как вы, получат по заслугам. Однако, когда твое тело бурно отреагировало на наркотик, который он добавил в твое вино, мое сердце упало (но не заблуждайся: я не чувствовал себя тронутым или расстроенным, просто был в приподнятом настроении), если бы я ушел, ты бы умер? Я никогда не узнаю этого ответа. Знаю только, что я взял тебя на руки и понес в ванную, которая была справа от коридора. Ты ею никогда не пользовался, разве что с целью кого-то убить (к этому мы вернемся позже). Для принятия душа ты обычно выбирал ближайшую ванную комнату с душем. Я положил тебя в ванну вместе с собой. Я все время держал тебя сзади и делал что-то, в чем не был уверен, что это сработает, но однажды я видел это в фильме; я ввел два пальца тебе в рот до упора; пока они не коснулись твоего горла, и ты отреагировал почти мгновенно. Ты изрыгнул все, что проглотил за день, включая вино, выпитое ранее, и с помощью холодной воды я попытался привести тебя в сознание, и оно покраснело из-за крови. Ты мгновенно взглянул на меня, словно вернувшись к жизни всего на мгновение. Твое уязвимое поведение вызвало у меня лишь чувство отторжения. — Юнги… — ты назвал мое имя. — Закрой рот, — ответил я, взяв тебя за голову и окунув в холодную воду. — Проснись, ты больше не можешь играть роль жертвы. Если ты не придешь в себя в ближайшие пять минут, я убью тебя. Несмотря на то, что ты не был полностью в сознании, ты понял мои слова, потому что несколько секунд боролся со мной, чтобы не утонуть, однако снова поддался воздействию препарата и кровотечения. — Обидно, — твое тело рухнуло на мое, когда я прекратил тебя топить. Ты не умер, черт возьми, ты был тараканом! Я не ожидал, что избегу наказания так быстро. Похоже, ты слишком долго поддавался, ведь, как известно, говорят, что преступники чаще всего совершают ошибки со временем. Но я не могу сказать тебе, является ли твоей ошибкой то, что ты доверился этому парню, или, наоборот, что ты доверился мне. Я думаю, ты никогда бы не подумал, что окажешься в такой ситуации и закончится таким образом. Но было кое-что, что я хотел от тебя; я хотел избавиться от своих чувств к тебе, потому что знал, что ты монстр, который обманул меня и манипулировал мной; что ты причинил мне боль; я знал, что ты такой же, как все, кого когда-либо встречал, но ты был другим. Почему ты был таким? Тогда я этого не знал, но мне хотелось это выяснить. Однако со временем мои воспоминания о тех днях возвращались, и я начинал осознавать причины твоего поведения; мне нужно было от тебя все. Я жаждал твоего внимания, одобрения, твоего тела, твоего разума и даже твоей жизни. Я хотел, чтобы ты был таким, каким, как я думал, ты был. Меня не интересовало быть таким же, как ты; я не желал манипулировать тобой или владеть, как куклой. Я просто хотел, чтобы ты ответил мне взаимностью и принял меня в свое темное царство как объект всех своих страстей… Гнев, презрение, горе, постоянные иллюзии и разочарования, которые ты мне принес, дали мне жизнь. Адреналин, который ты мне подарил, стал моим двигателем. Мне просто хотелось почувствовать себя живым… как… Ты понимаешь меня, или все эти страдания ты причинил мне лишь для того, чтобы забыть о собственной смерти? Я мог бы уйти той ночью. Я постоянно говорил себе, что хочу убежать, но жажда мести была ненасытна, а желание почувствовать кусочек жизни невероятно настойчиво… Вот почему я не ушел. Я решил остаться и поиграть в твою игру. Я знал, что если хочу доминировать на доске Го, мне придется играть также грязно, как ты. Возможно, ты этого не осознавал, потому что был без сознания, но этот ход был твоим последним ходом пять подряд, и следующий ход, который я сделаю, станет началом расширения моего собственного господства над тобой. Несмотря на всю неуверенность и туман, обитавшие в моем разуме в тот момент, в одном я был совершенно уверен: я боялся стать таким же, как ты; стать настоящим монстром, которому больше не нужно будет притворяться, чтобы получить власть над тобой. — Мин Юнги? — сказал ты, когда проснулся. Ты был без сознания два часа, и, к моему искреннему удивлению, на тебя, похоже, не сильно повлияло то, что ты выпил из бокала вина. Может быть, он подсыпал тебе в напиток не наркотики. — Доброе утро, соня. Ты наконец проснулся. — Что…? — как только ты пришел в сознание, то понял, что привязан к стулу. Я связал тебе руки и ноги, чтобы ты не мог двигаться. — Что это всё значит? — Это отстойно, правда? Просыпаешься с дерьмом, целующим твою задницу, и с пробкой, закрывающей твой анус. Ты слегка рассмеялся. — Вот что ты почувствовал, когда проснулся? — Ты надул губы. Даже беззащитный, ты все пытался меня принизить своим надменным и саркастичным характером. — Ой, бедняжка… Бедное животное! Хочешь, чтобы я поцеловал тебя в лоб и побаловал, как будто тебе пять лет? Прекрати нести чушь и развяжи меня! — Эм? Я не думаю, что ты в состоянии отдавать мне приказы, — ты продолжал сердито извиваться на стуле, пытаясь освободиться, но теперь все контролировал я, и вид тебя в отчаянии и гневе напомнил мне себя; у меня было такое ощущение, будто случилось дежавю. — Если хочешь сохранить свои конечности, не провоцируй меня. — Э…? — твое состояние растерянности длилось несколько секунд. Ты нахмурился, как будто не понимая ситуации, но вместо того, чтобы выглядеть испуганным, ты выглядел так, словно не понял шутку: — Что, блять, ты пытаешься доказать? Хочешь отомстить мне за то, что я сделал тебя хромым? Ага, понятно! Но, дорогой, прекрати глупости; ты не испугаешь даже самую трусливую муху. Чертовски глуп, бессовестен и труслив. Развяжи меня, пока я не пожалел, что оставил тебя в живых! — Может быть, или нет, — я схватил нож из кармана куртки. Ручка ножа была большой, но, благодаря своему черному цвету, она не слишком выделялась, и ты не увидел ее, пока я не вынул ее. — Я не шучу, Пак Чимин. Думаю, раньше ты развлекался, плохо обращаясь с моим телом и разумом, потому что ты такой, какой есть. Такие люди, как ты, любят причинять боль другим. Это я сумасшедший? Нет, дорогой, это не я. Ты думал, что, поскольку я немного больной, можешь манипулировать мной, но я не один из своих личностей. Я не боюсь тебя, и если тебе когда-либо так казалось, то это потому, что я не мог бежать и не хотел умирать. Разве это не инстинкт выживания — симулировать подчинение и падать на колени, чтобы выжить? Вот что я делал. Помимо того, что я был под кайфом, я знал, что быстрое насилие не приведет меня ни к чему хорошему. — Ты знаешь, что я вижу тебя насквозь? Эта твоя маленькая игра; эта роль крутого парня… Думаю, это самое смешное, что я когда- либо видел за всю свою жизнь! Ты не смог бы убить меня, даже если бы захотел. Не имеет значения, скажу ли я тебе, что ненавижу, что презираю и что ты мне противен; когда я говорю тебе, что ты никогда не сможешь убежать от меня, я имею в виду, что ты никогда не сможешь оставить меня, потому что я нужен тебе, чтобы придать смысл твоему жалкому существованию, или я ошибаюсь, Мин Юнги? На моем лице мелькнуло выражение отвращения. Я думал о тебе как о чертовом сукином сыне и ударил тебя открытой ладонью по лицу. Удар смутил и тебя, и меня, но выражение твоего удивления тут же исчезло. — Это лишь подтверждает мои подозрения. Ты всего лишь овца, притворяющаяся волком. Ты раб, Мин Юнги. Ты так долго был подчинен другим и делал столько всего, чего не хотел, что теперь уже не знаешь, чего хочешь. Ой, прости! Но, слава богу, я знаю, чего ты хочешь. Ты хочешь, чтобы я трахнул тебя, как гребаную шлюху, и сказал, что люблю тебя, чтобы ты мог цепляться за глупую причину, даже если это ложь, оставаться со мной. — Заткнись! — следующим ударом удалось всплеснуть немного твоей крови, однако ты лизнул рану, почувствовав вкус крови, вызывающе глядя на меня. — Ударь меня столько раз, сколько захочешь, я все равно убью тебя, когда выберусь отсюда. — У тебя слишком много самомнения, чтобы быть тем, кто находится в невыгодном положении и вот-вот умрет. — Ах! Так ты думаешь, что это я в невыгодном положении? Хм, интересно… Наверное, ты снова отстраняешься от реальности. По-моему, я просто получаю сексуально приятный опыт. Что будет после ударов? Будем ли мы практиковать бондаж? Я нанес тебе еще один удар, на этот раз сжатым кулаком, потому что подумал, что ты ведешь себя крайне невыносимо. В отличие от двух предыдущих раз, на этот раз ты поднял глаза и посмотрел на меня с гневом и раздражением. — Эй! Что, блять, с тобой не так?! Ты думаешь, что я боксерская груша, сукин ты сын?! — Разве не этим я был для тебя? — Ты злоупотребляешь ударами по лицу. Если ты хочешь устроить истерику из-за того, что я сломал тебе лодыжки, просто возьми этот проклятый молоток и сломай мне ноги, но не лицо! На что, черт возьми, ты жалуешься, животное? Если, в конце концов, ты получил то, что хотел; быть со мной. Разве я не говорил тебе, что ты будешь моим парнем? Что это за собака, которая виляет хвостом, когда я прихожу домой? Из всех моих любовников ты единственный, кого я не хотел убивать, но теперь ты зарабатываешь себе право стать сегодняшним ужином. — Ты великолепен! Чертовски бессмысленный, бесчувственный психопат! Зачем ты говоришь мне эту чушь, будто я должен быть тебе благодарен?! Я не завишу от тебя, Пак Чимин, но ты зависишь от меня. Ты дал мне это понять, помнишь? Я был нужен тебе для твоей чепухи о мести, которая пока ни к чему нас не привела! — Я вздохнул, сдерживаясь, хотя собирался взорваться. — Невероятно, как ты все еще думаешь, что можешь что-то сделать с тем, что находишься в невыгодном положении. Вот даже связанным ты пытаешься действовать мне на нервы, манипулируя мной, но этого больше не произойдет! Молись за свою жизнь и, возможно, оставлю тебя в канаве, чтобы люди, которые тебя найдут, смогли похоронить твое тело! — С тринадцати лет я больше не умолял сохранить мне жизнь и никогда не буду умолять, а тем более умолять такое отребье, как ты, позволить мне жить. Если ты собираешься убить меня, сделай это быстро. И это то, что ты мне тогда сказал. Это забавно, понимаешь, Пак Чимин? В тот момент казалось, что ты говорил серьезно. Я посмотрел на тебя, и ты взглянул на меня; я не мог скрыть своего гнева и раздражения, но ты казался решительным и верным своему убеждению; ты думал, что мне не будет дела до того, что происходит со мной; что для тебя я был просто марионеткой… Если бы я знал это тогда, чтобы мог сказать тебе, что будет написано в будущем; что судьба уже была предопределена. Я до сих пор помню, как ты умолял меня не бросать тебя. Я до сих пор помню, как ты плакал по мне после того, как думал, что я умер. Думаю, эти чувства были для тебя новыми; потеряв сестер, ты пообещал себе никогда больше не испытывать привязанности к другим, но так сильно полюбить мужчину было твоей самой большой ошибкой. Я провел пальцем по губам, наблюдая за тобой. На моем лице появилась легкая улыбка. Я знал, что мы можем продолжать играть в эту дерьмовую игру всю ночь и всю неделю, потому что твоя гордость тяжелее солнца. Твой нарциссизм проявлялся почти ядовито, и я боялся, что ты можешь отравить меня своим эгоцентризмом и при этом утомить меня до смерти. — Знаешь, Пак Чимин? Давай культурно поговорим, — сказал я, взяв стул и пододвигая его к тебе. Спинка стула была обращена к тебе, и я сел, положив на нее руки. — Чашки, чай и печенье пропали, — засмеялся ты. — Вы любите чай с сахаром или молоком, Ваше Величество? — Хватит нести чушь, я серьезно. — Я тоже. Я голоден, ты испортил мой ужин. — Эм? Я такого не помню. Я помню, как спас твою задницу от гребаного психопата, который накачал наркотиками и хотел тебя убить. — Он подсыпал мне в напиток не наркотики, а яд. Думаешь, я не знал? Я поменял бутылку, когда ты создавал свою сцену ревности, если бы это зависело от него, он бы дал мне цианид, и я бы умер. — Что? Ты знал? — спросил я удивленно, мне было невозможно скрыть это удивление. — Конечно, я это знал, ты думаешь, я такой же глупый, как ты? О, ты тоже это знал и ничего мне не сказал. Ты плохая собака, когда я освобожусь, я тебе несколько раз хорошенько шлепну по жопе свернутой газетой. — Сколько раз я должен повторять тебе, что ты не в состоянии колебаться? — я поднес кончик ножа к твоей шее, ты слегка посмотрел, почувствовав, как лезвие коснулось твоей кожи, и улыбнулся. — Пришло время тебе быть честным со мной, если ты ценишь свою жизнь и хочешь продолжить свою нелепую месть. — ЛАДНО! Ладно. Ты выиграл, я тебе все расскажу. Не будь таким грубым, ладно? Мне не нравится, когда ты повышаешь на меня голос и говоришь так грубо со мной, — даже сейчас, даже на грани смерти (если бы у меня хватило смелости убить тебя) ты продолжал колебаться. — На этой странице в интернете, похожей на социальную сеть или форум, собираются люди с довольно странными поведенческими чертами. Можешь ли ты представить, что этот парень казался нормальным? Но на самом деле, он больной и опасный человек, который испытывает каннибалистические наклонности и наслаждается тем, что режет людей, когда они в сознании, и занимается с ними сексом. — Осел, говорящий об ушах. — Ха-ха-ха! Очень смешно. Но это правда, что он мне сказал, я не собираюсь отрицать, что я тоже этим увлекаюсь, ну, в конце концов, и что? В этом обществе антропофагия не одобряется только потому, что мы предположительно разумные существа с чувством морали, этики и блаблабла. В других местах мира это культурный вопрос. Если бы мы были гиенами, не имело бы значения, съел ли я труп своего кузена, если бы я был голоден, — на моем лице было выражение полного шока, отвращения, нетерпимости и гнева, как ты мог все это рассказывать?! — Что? Почему ты так на меня смотришь? — Ты больной! Потому что сумасшедший и ты мне противен! Как ты можешь…?! — Что? Как я могу так мало уважать и ценить человеческую жизнь? Хм, я могу сказать тебе то же самое. Ты убил двух человек, а затем продал их останки другим людям для совершения преступления; тот, который кажется отвратительным. Что ты мне говорил раньше? Ах, да! Что у тебя не было выбора… Ой, бедняжка. Мне почти жаль тебя. У тебя были и другие, блять, способы избавиться от этих блядских тел, но что ты решил сделать? Ты решил совершить самый жуткий и отвратительный поступок из всех. По крайней мере, есть и другие убийцы-каннибалы, которые едят собственное дерьмо, но не ты… Ты говоришь, что мне нравится причинять боль другим, а как насчет тебя? Ты болезненный кусок дерьма. Отвратительный сталкер и убийца. Мое дыхание стало неконтролируемым, и сердце, казалось, вот-вот взорвется в груди. Ты был чертовски манипулятивным куском дерьма, и ярость сжигала меня заживо. Я хотел ударить тебя еще раз, но знал, что это ни к чему не приведет, поэтому мне пришлось повернуться, чтобы скрыть от тебя свое выражение лица. Все это превосходило меня, даже когда был обездвижен, ты контролировал меня, ты был способен ранить меня своими ядовитыми словами. — Ну, как я тебе говорил… Я встретил парня, с которым познакомился на том форуме. Мы общались несколько недель и несколько раз виделись, но из-за проблем с его графиком мы не смогли указать точный день для осуществления наших отвратительных и психопатических сексуальных отношений, — сказал ты насмешливым тоном, почти как будто смеешься надо мной. — Только сегодня мы встретились снова, и я сказал ему, что приведу его сюда. Он сказал, что любит есть и быть съеденным, а я просто хотел, чтобы он меня трахнул, однако я заметил цианид, который был у этой свиньи в кармане. Конечно, я должен был знать! Если ты переписываешься с кем-то в интернете на криминальном и жутком сайте, то, скорее всего, это какой-то убийца. Поэтому я заменил цианид на крысиный яд и выпил его. Я поднес руку к лицу, чтобы прикрыть лицо. Все, что я слышал, мне было трудно понять. — Ты отравился? Ты идиот, наверное? Из всего, что ты мог сделать, почему ты решил заменить чертов цианид настоящим ядом? — Потому что мне хотелось знать одно: понял ли он, что то, что он мне налил, было цианидом или нет. — Что? — Подумай об этом, Мин Юнги… Каннибал встречает другого каннибала и пытается его отравить, почему? Зачем ему травить меня, если он хочет съесть мое мясо? Он идиот и хочет отравиться и умереть? Несколько недель назад прошла волна преступлений; убийства гомосексуалистов. Они ходили на свидание с теми, с кем познакомились в интернете, на реке Хан, и через несколько недель оказались мертвыми; отравили цианидом и изнасиловали. Знаешь, куда я хотел пойти? Когда я разговаривал с этим парнем, у меня в голове щелкнуло! Сначала мне показалось странным совпадением, что этот парень позвал меня в те же места, где появлялись трупы, но я сомневался, что все жертвы связаны с ним через один и тот же форум. Поэтому, когда я увидел его сегодня и нашел цианид, у меня не было другого выбора, кроме как убить его, но сначала я хотел подтвердить одну вещь: был ли он настоящим убийцей или каким-то больным психом- подражателем, который хотел отравить меня цианидом и изнасиловать потом. Если бы это было так, я бы не узнал симптомов отравления цианидом, когда меня отравил крысиный яд; но как только он увидел, что у меня нет пены изо рта, его улыбка померкла, и он напал на меня с ножом, и тогда я понял; он был цианидным сукиным сыном. Да, я читал о телах, которые обнаруживались в определенных частях города, и что все они были мужчинами, умершими от отравления цианидом, однако твоя история все еще казалась мне невероятной, и я до сих пор не понимал, как, черт возьми, ты решил, что для этого неплохо было бы проглотить яд. — И ты можешь задаться вопросом, Мин Юнги, почему я вообще проглотил настоящий яд? Что ж, я отвечу тебе на еще один вопрос; знаешь ли ты, что такое митридатизм? — Нет. — Митридат VI боялся быть отравленным, потому что знал ли ты, что в Древнем Риме самым известным и эффективным способом убить человека было отравление? Что ж, этот король боялся быть отравленным, поэтому он принимал небольшие дозы яда каждый день, пока у него не выработался иммунитет, — ты уделил немного времени, прежде чем продолжить. — Мои родители всегда говорили мне, что, когда я был маленьким, они подсыпали яд в мою еду и еду моих сестер. Я очень боялся умереть, поэтому прочитал об этой истории и сделал это; я глотал яд неукоснительно, каждый день, чтобы не умереть, если однажды они решат сдержать свое слово. Однако, поскольку я не был уверен, что со мной произойдет, если я выпью вино с цианидом, я решил выбрать крысиный яд, таким образом, я почувствую лишь кратковременный дискомфорт, который сделает меня немного слабым, но я бы не умер. Но, думаю, смешанный с алкоголем, он дезориентировал меня и заставил потерять сознание. — Каждый раз, когда ты открываешь рот, я слышу только смешные вещи. Я думаю, что само твое существование смешно. Каннибал, невосприимчивый к яду? Блять, ты что, играешь в бога? Дешевый линчеватель? — Я не знаю, ты мне скажи. Почему ты убил профессора О? Или, почему ты убил своего босса? Разве ты не хотел тоже быть дешевым линчевателем? Или, может быть, тебе просто нужны были оправдания, чтобы не признавать, что ты убийца, Мин Юнги? Мы равны… Ты и я. — Мы с тобой не одинаковы. — Хм… Если ты хочешь в это верить… — Нет, это правда. В отличие от тебя, я не убиваю невинных, — твоя улыбка слегка исчезла, и ты не ответил на мое обвинение. — И это то, к чему я стремлюсь. Ты думаешь, я здесь, потому что люблю тебя? Я больше не забочусь о тебе. Навязчивая идея может исчезнуть так же быстро, как и появилась, и ее может быть трудно преодолеть, в зависимости от того, насколько она сильна. И очень жаль, что ты не дал мне времени больше зацикливаться на этом, иначе был бы твоей собакой, поскольку я здесь ради Чеён. Ни для кого другого. Не для тебя, не для себя, а для нее. — Ох, какой поворот столов. — Заткнись, сумасшедший ублюдок, и расскажи мне, что ты с ней сделал. Скажи мне, почему ты ее убил?! Почему ты решил так осквернить ее тело?! Чем она заслужила это! — из моих глаз текли слезы; они размыли мой взгляд, а губы задрожали. — Куда ты ее увез и зачем? — Ох, Мин Юнги… Какая тебе разница от такого куска мяса, как она? Ты даже не знал ее хорошо, почему ты волнуешься? Она уже мертва. Сейчас это совершенно бесполезно и неактуально. Всю ночь ты говорил мне жестокие и обидные вещи. Я знал, что ты беспринципный монстр, но эти слова послужили спусковым крючком. Ты странно на меня посмотрел, потому что мой взгляд уходил и разум временами был затуманен. Чеён была для меня очень особенной. Она была моей сестрой, она во многом напоминала мне ее… И я хотел спасти ее любой ценой, но я верил, что ты украл эту возможность искупить свою вину. В тот момент я собирался отступить, потому что терпеть не мог, когда ты так о ней говорил. Это чувство, что я перестану быть собой, охватило меня и придало легкое спокойствие, однако ничего не произошло. Не перестал быть собой; я был вынужден признать эту реальность и ненавидеть тебя так, как никогда не думая, что буду ненавидеть. — Ты очень пожалеешь… сказав это, — по моей щеке покатились слезы. Я чувствовал, что пустота в моей груди была ни с чем не сравнима; что мое сердце не могло быть более разрушено. Я подумал о ней еще раз. О ее очаровательной улыбке, ее прекрасных глазах и ее стремлении к свободе. Я даже видел, как она стояла позади тебя с таким трупным и окровавленным видом. Она плакала, как будто умоляя меня сделать что-нибудь, чтобы вернуть ей голос, и моя душа превратилась в пепел. Это был первый раз, когда ты по-настоящему сломал меня; прикончил меня. Поэтому я взял нож и не думал об этом. Я не видел, не слышал, не жил. Когда пришел в себя, то увидел только кровь и услышал твои крики, когда ты смотрел на палец, который я отрубил тебе. Твои душераздирающие крики и твой недоверчивый, полный ужаса взгляд не заставили меня ничего почувствовать. Абсолютно ничего. Несколько капель крови запачкали мои губы, но я убрал их языком. — Теперь ты будешь говорить правду, потому что следующим, возможно, будет еще не один палец, Пак Чимин.