Приди таким, какой ты есть и каким ты был,
Таким, каким я хочу, чтоб ты стал.
Как приятель, как друг, как старый враг.
Не торопись, поспеши,
Это твой выбор, не опаздывай.
Отдохни, как друг, как старая память.
Приди, весь в грязи, пропитанный известью,
Таким, каким я хочу, чтоб ты стал.
Как раньше, как друг, как старая память.
«Nirvana»
***
Пустота пустот — место скрытое от глаз самого Бога, в котором и Дьявол не вспахивал свои нивы. Сплошной туман, поглощающий всë и вся. Лишь водная гладь проглядывалась сквозь необъятную туманность. Еë медленное течение уносило вдаль обмякшее тело человека, вновь покорившегося судьбе. — Пускай река сама несëт меня, — его хриплый голос сливался с призрачными роптаниями. Казалось, что в этом вместилище находятся тысяча и тысяча человек: они то шептались, то тоскливо стонали, словно вспоминая о своей потерянной жизни. Их голоса беспорядочно отражались эхом, преобразуясь в фоновый шум. Но человеку наплевать, о чëм говорит незримая толпа, куда его уносит течение, и даже то, что ожидает после. Его душа и мысли абсолютно пусты, словно тело не хранило в своих недрах эфемерный облик. Единственное, о чëм он мог подумать, так это предположить, что находится в Аидовом царстве, а тело уносят медлительные потоки реки Стикс. Но, к сожалению или к счастью, ему так и не встретились ни причал, ни перевозчик душ Харон, ни трëхглавый Цербер, ни Аид. Средь возгласов призрачной толпы выделялся чей-то очень знакомый голос, слова которого терялись в окружающих звуках. Но с каждым разом глас становился всë ближе и ближе. Всë чëтче и чëтче слышалась речь говорящего: — Тот, кто сейчас предо мной, это и есть король королей? — Дьяволо вздрогнул, взбаламутив речную гладь. Инстинкт «бей или беги» пробудился в нëм, но проникающий до костей животный ужас сковал тело. Ему оставалось только таращиться на белëсое пространство в попытках вычислить чужое присутствие. Ведь этот знакомый голос принадлежал именно ему. Его незримая копия не желала замолкать ни на секунду: — Тот, кого я вижу — всего лишь жалкое подобие, забытое воспоминание о нëм. Разве этого ты желал? Этого? — Этого? Этого? Этого? — повторяло эхо слова разъярëнной копии. Вместе с ним истошно завопила толпа. Тихое место превратилось в пристанище адских страданий. Голова болела от взвинченных возгласов, словно ещë чуть-чуть и она взорвëтся по кусочкам. В ушах неприятно пищало. Крик хотел выбраться из лëгких, будто птица, желающая вылететь из клетки, но рот не открывался. Голосовые связки как будто отсутствовали. Дьяволо душило. Он чувствовал себя человеком во время сонного паралича. Не оставалось абсолютно ничего, как молиться всем святым, приходящим на ум. Молитвы беспорядочно сбивались кучкой, тусовались друг с другом, мимолëтно сменялись одна за другой. Наконец-то мольбы были услышаны. Спасительная тьма обволокла мученика, перенося его в другое измерение. Нынешнее пристанище отличалось от прошлого абсолютной чернотой и всепоглощающей тишиной, проникающей в само естество. Лишь взбудораженное сердце выбивалось своим биением. Дьяволо с трудом приподнялся. Казалось, что место имеет продолговатую поверхность, схожую с футляром или с коридором, не имеющим ни конца, ни края. Впервые смертник не знал, что ему делать. Как вдруг с резким скрипом из неоткуда открылась дверь. В проëме стоял второй он, окутанный тенью, лишь зелëные глаза поблëскивали былым желанием к жизни. — Пойдëм со мной, и я покажу тебе, где ты на самом деле должен быть, — говорила копия, протягивая руку. Дьяволо безмолвно направился в сторону него. Мерно отстукивали по полу каблуки ботинок, будто маятники часов выбивали время. Мученик, не дыша, стыдливо приблизился к двойнику, стараясь избегать встречи взглядами. Он неуверенно протянул ему руку. Когда же их ладони соприкоснулись, двойник рывком потянул его в неизведанность. И вновь очередное чистилище. Дьяволо надеялся, что это окончательное завершение ужасного фантасмагорического парада. Слишком много событий произошло за один отрезок смерти. Стоило местности раскрыться куда больше, как сердце забилось с пущей силой. Оно вот-вот да и выпрыгнет из груди. Душа ушла в пятки. Родные пенаты предстали перед ним: Рим, Италия и Колизей, напоминавший о былой брани. Оставалось ожидать происходящего. Дьяволо — зритель без материальной оболочки, прекрасно знавший, что здесь произойдет. Чей-то размеренный стук каблуков раздавался эхом по всему Колизею. Из тени колонны медленно выходила его фигура, одетая в сиреневый свитер. — Это испытание, — устрашающе, но почему-то юношеским голосом говорила копия. В ту же секунду всë место развалилось на осколки, освобождая наружу космический простор. По телу пробежались толпы мурашек. Дьяволо понял, что находится в области вырезанного времени. Дыхание перехватило, но уже не от недостатка кислорода, а от желания разрыдаться. Расплакаться, словно маленькое дитя, у которого отобрали любимую игрушку, вторую часть самого себя — его горячо любимого, исчезнувшего навсегда King Crimson'а. Как же давно он не ощущал силы своей способности! Как же давно не чувствовал подобного! Душа изнывала, мучилась от отчаянья. Это последний раз, когда мученик прочувствует силу в своих руках и осознания всевластия над собственной судьбой. — Прошлое снова бросает мне вызов. И я с ним справлюсь, — не знавший своей будущей участи Дьяволо стягивал с себя свитер, оголяя поджарое тело, поверх которого красовался до тошноты приевшийся и словно сросшийся с телом, сетчатый кружевной топ. — Чтобы повзрослеть, человек должен преодолеть свои ошибки юности, — свитер моментально спал, как и тон голоса второго его, став грубей, бархатистей, мужественней. Время снова приняло свой привычный ход. Раздробленный Колизей восстановился. — Ты ведь и сам так считаешь? Жан Пьер Польнарефф! — вопрошал он, пронзительно вглядываясь в сторону фигуры, возвышающейся на верхней площадке лестницы. Жан Пьер Польнарефф — благородный измождëнный рыцарь, восседающий на своей колеснице. Несмотря на схожесть с драным бродячим котом, он всë ещё не растерял духовную непоколебимость. Эта встреча — последний раз, когда Дьяволо видел Польнареффа. Двойник дона мафии прекрасно осознавал, что зритель здесь не один. Он рывком повернулся прямо, устремив свой взор вдаль. — Да восстань же из пепла, нищий и пропащий! Измученный и искалеченный! Борись, пока не поздно! Борись! — звучно закричал он. Его оглушительный крик раздавался ото всюду, не утихая. Фантасмагория не желала прекращаться. Словно в психическом бреду, появлялись резкие образы истерзанных, измученных, искалеченных тысячей, а может быть, миллионов его трупов. Каждый из них, словно двадцать пятые кадры перемещались один за другим, и каждый из них вторил: «Борись!» Весь Колизей неистово поглощала космическая необъятность. — Да здравствует король. Да здравствую я! — такие слова произнëс на прощание второй Дьяволо, мягко улыбаясь себе настоящему. — Борись…***
— Да здравствует король! — неожиданно для всех закричал пробудившийся смертник. Желание к свободе проросло в нëм. Он брыкался, впивался зубами в волосяные отростки, цеплялся ногтями в мощную спину истязателя, желая исцарапать еë напрочь, бился ногами по его лицу — делал всë возможное, чтобы выжить. Но Карсу наплевать на подобное. Для него удары истощëнной добычи, словно укус беззубого щенка во время игры. Куда больше его восхищала человеческая стойкость. Непоколебимое желание к жизни горело в этом тщедушном человеке. Оно кипятком разливалось по венам, заполняло всë нутро. Только идиот с горящим сердцем способен поспорить с величием божества, поставив своë существование на кон. Полубог ехидно улыбнулся: «Уж больно ты бойкий, человечек. Так уж и быть, пока оставлю тебя», — после этого, волосы моментально высвободили человека из смертельной хватки. Дьяволо наконец почувствовал облегчение, в нëм едва горела жизнь: сил больше не осталось, но маленькая борьба не казалась такой напрасной. Если умирать, то не так уж просто. «Какого хера?! Кажется ты не хочешь прекращать этот ебучий цирк, верно? Вошëл во вкус, мать его! Ну хорошо, тогда я его и закончу, чëртова рогатая тварина!» — обращался Дио к покровителю. С улыбкой полнейшего безумия он привстал, готовясь к бою. Кира, заметивший, что никто не обращает на него внимание тихо встал с кресла вслед за Брандо. Вампир не идиот, и мигом ударил Йошикаге под дых. Тот свалился на пол без сознания. Чудовищно вопя, кровопийца стремительно ретировался в сторону прародителя. Карс, всë еще держа на плече человека, тут же отпрыгнул в другую сторону. — Да кто же ты такой? — в унисон вторили Дио с Дьяволо. — Я — высшее существо! — неистово расхохотался полубог. Он в бешеном азарте взмахнул рукой, со всей дури ударив костяшками пальцев по ногам заложника. Дьяволо истошно завопил от боли. — Винь! Винь! Винь! — ужаснейший хохот божества раздавался по всему помещению. С большей интенсивностью он продолжал те же действия. Словно Питер Стил, Карс виртуозно играл на своей живой гитаре из плоти, напевая мелодию под еë истошные вопли. — Ну всë, уëбок. Ты доигрался! — закричал Дио, ринувшись напролом в сторону Карса. Карс снова отпрыгнул. Издевательски ухмыляясь сверхчеловек корчил безобразные гримасы, имитируя обезьяну: выдвигал вперëд челюсть, скалил зубы, оттопыривал уши, прыгал на месте переминаясь с одной ноги на другую, утробно вопил по-обезьяньи — при этом, показывая пальцем в сторону нежеланного пасынка. — Вот значит как! За мартышку меня принимаешь! — прорычал Дио, поправляя всклокоченную шевелюру. — Мы сейчас посмотрим, кто из нас тут обезьяна! — после этих слов разразился сущий Ад. Начались самые, что ни на есть, безумные догонялки. Вампир и божество, словно буйный ураган сшибали всë на своëм пути. Хлипкий пол едва держался под их весом. Дьяволо, всë это время пребывавший на плече Карса, с трудом сдерживал рвотные позывы. Ужасно кружилась голова, казалось, что и вся окружающая его картинка, безостановочно кружиться вместе с ней. Чувство притяжения пропало. Бедолага давно перестал осознавать своë местонахождение. Чудовища чудом не задавили лежащего на полу Йошикаге. Мужчина старался отдышаться, глядя в такой же треснутый, как и его психика, потолок. Аккуратная прическа утратила прежний вид. «Надо сваливать пока не поздно. Или иначе я труп. Вот и дверь недалеко, а психопатам насрать на меня. Тихонько проберусь — и я на воле!» — самообладание держалось на тоненькой ниточке над пропастью в безумство. Йошикаге встал на четвереньки, в надежде что его не задавят: «Во-о-от так. Теперь осталось безопасно добраться». Средь всего творящегося хаоса, Йошикаге тише мыши полз на четвереньках, подбираясь к двери, ведущей на свободу: «Ещё чуть-чуть и выход. К чëрту вас, ублюдки, к чёрту! Адиос, аревуар, бай-бай, аривердерчи, чëрт возьми! Забуду всех, как страшный сон и заживу спокойной жизнью! Мамой клянусь, мухи не обижу!». Совсем немного оставалось до выхода. На прощание Кира обернулся, глядя в сторону долговязого неформала: «Хоть какая-то от тебя польза для общества. Спасибо, что пожертвовал своей жизнью ради моей», — Йошикаге протягивал руку в сторону двери, желая открыть еë. Но дверь сама отворилась. В дверном проëме показался человек, чья нога нечаянно придавила ему руку.***
Прошло около двух часов с тех пор, как появились Дьяволо и Йошикаге. Ветер воротился в свои владения, взбудораживая заснувшие колосья. Лëгкие серые тучи окутывали звëздное небо. Капля за каплей падали на землю. Пахло промокшей травой. Ещë один гость появился здесь. Человек, походящий всем своим видом на падшего ангела, склонился в молитвенном жесте, взирая чëрными, как смоль глазами, в сторону небесного свода. Из его уст изрекалась тихая молитва — обращение к Тому, кто больше никогда не выслушает ни одного покаяния: — О, Боже, Святой Дух, которого я не ценил, огорчал и отдалял от себя с детских лет моих и до сего дня! Открой мне Твою личность, Твоё присутствие, Твою власть! Дай мне познать семь даров Твоих: дух мудрости и разума, совета и крепости, науки, благочестия и страха Божьего. О, Дух Отца и Сына, что крестишь огнём и льëшься из любящего Сердца Божия в наши сердца! Влейся в сердце моё любовью Твоей! Одного, о Господи, добивался я от Тебя — это искать не богатства, звания, власти, земного уюта и счастья, а единого луча этого горнего света, единой искры, этого священного огня, который возжëг бы меня и целиком погрузил в пламя Любви! Пусть этот огонь засветится во мне, чтобы выжечь все остатки греха в теле и душе. Семижды очисти меня своими дарами. Сделай из меня святую, угодную Тебе жертву! Разожги во мне рвение и дай мне искупление в покаянии, дабы мог я жить жизнью и умереть смертью воистину раскаявшегося грешника. Аминь, — дождь усиливался с каждым словом молящегося. Громадные грозовые тучи заполонили небосвод. Раскатистый гром слышался вдалеке. Неистовствовал ветер. Неприятно прилипала к телу промокшая ряса. Энрико Пуччи — Иуда, предавший Бога в угоду порочной ереси, вновь взмолился к Нему: — Да даруй же, Боже, верному рабу твоему ночлег, где могла бы примкнуть грешная душа моя! — после этих слов прямо перед его носом ударила ослепительная молния. Пуччи отпрыгнул с места. Сердце забилось, дыхание перехватило. Ещë немного и его бы поджарило молнией. — Неужели Отец Всевышний желает избавиться от меня? — священник покачал головой в лëгкой усмешке. — Такого быть не может. Я — Его орудие, Его знамение. Все жертвы, на которые я шëл, только ради того, чтобы донести до людей Слово Божие. Открыть мирянам глаза на правду, истинную суть их предназначения! — Врëшь! — парировал оправданию внутренний голос, знавший, ради кого на самом деле жертвовал Энрико. Пуччи мог целую вечность вести внутреннюю дискуссию о своих деяниях, где находится, кому по-настоящему принадлежит его вера. Но ужасающие вопли позади него отвлекли от размышлений. Он обернулся. Вдалеке располагался маленький домик, который будто ходил ходуном. — Туда мне и надо… С каждым шагом чудовищные звуки усиливались. — Неужто там бойня? Или наркоманы? А может… бесы? — Энрико хмыкнул. — Будь что будет. Главное — высушиться. Ровно пятнадцать минут промокший до ниточки Энрико добирался до дома. Он дошёл до порога, вслушивался в происходящий хаос и открыл дверь, напоследок глядя на бесконечный простор: — Сейте себе в правду и пожнëте милость. Распахивайте у себя новину, ибо время взыскать Господа, чтобы Он, когда придёт, дождем пролил на вас правду, — с такими словами священник растворился во тьме. Жилище радостно приняло в свои покои ещë одного постояльца. Внутри здания властвовала тьма: стремительные потоки беготни затушили огонь в камине. Пуччи стоял на пожухлом коврике, на котором когда-то находился Дио, стараясь сориентироваться в пространстве. Он шëл к источнику вакханалии. Прямо перед ним — дверь. Энрико нащупал ручку. С тяжëлым скрипом она отворилась, показывая затемнëнный проход в гостиную. Стоило ему шагнуть внутрь, как кто-то зашипел человеческим голосом. — Ну нахер! — выкрикнул священник и пулей выбежал во двор. — Это точно бесы! — переводя дыхание, священнослужитель пытался переварить происходящее. — Лучше промокнуть под дождëм, чем остаться без души! В доме, как ни странно, всë затихло. Только Кира дул на свою травмированную руку. Утомлëнные Карс с Дио переводили дух. Голод давал о себе знать, истощал всю энергию. — Да отпусти ты его! — чуть ли не плача молил Дио, показывая на Дьяволо. — Да! Отпусти меня, мать твою! — поддакивал он. — На кой хер я вообще пробуждался? Ей-богу, лучше б сожрали, — погоня двух ублюдков истощила и его. Весь мир для него — расплывчатая каша, не более. — Видишь, он даже сам не против. Карс, пойми же ты наконец. Мы оба с тобой хотим жрать! А сожрать его — дело чести, ведь мы облегчим ему страдания! — кровопийца топотал ногами, словно маленький ребёнок, требующий леденец. — Ну же! — разрыдался вампир. Всë это время Пуччи внимательно слушал диалог. Сердце волнительно трепетало. Слëзы поступали к глазам. Там, за дверью, слышался родной голос того, кого он так долго и мучительно ждал. Того, по кому тосковал всю жизнь. Нараставшая тоска переливалась через край. Изо всех сил хотелось распахнуть дверь. — Господи, дай мне сил, — священник выдохнул. — Зато я увижу его, — и вот он здесь и сейчас стоит в прихожей, боясь открыть дверь. Но желание сильнее. Пуччи распахивает дверь, вопрошая в темноту: — Дио? Дио вздрагивает от знакомого голоса: — Энрико…