Предложение

— Привет, красавчик. Один здесь отдыхаешь?       Пак приземлился на стул, облокотившись локтем на столешницу. Парень, сидящий за столиком, удивленно поднял глаза, оторвавшись от телефона, и недоуменно оглянулся. На лице Сонхва тут же появилась широченная улыбка, когда он увидел, как его собеседник с наигранно смущенной улыбкой заправляет прядку кучерявых волос за ухо. — Пока да, один. Исправишь эту досадную оплошность, милашка?       Сонхва прыснул со смеху, не выдержав и рассмеявшись, и согнулся пополам. Юнхо расхохотался в ответ, уткнувшись лицом в ладони. — Какой… к-кринж… — задыхаясь, простонал Чон, откидываясь на спинку стула. Сонхва вытер проступившие на глазах слезинки и шумно выдохнул. — Не, все нормально, — замахал руками он. — Все хорошо, не переживай. А если серьезно, чего сидишь тут? — Минги пошел за едой. Сказал, чтобы я тут его ждал, типо «место сторожил» — хитренькая ухмылка озарила его лицо, и Юнхо перевел взгляд куда-то за спину Сонхва. Тот оглянулся и почти сразу же нашел в толпе Минги, который возвышался над однокурсниками минимум на полголовы. Пак повернулся обратно к Юнхо. — Так что ты хотел? — Вы с Хонджун-и хорошо общаетесь, да? — Типа того. — Вы друзья? — Вряд ли, — мотнул головой тот. — Просто иногда общаемся, вот и все. Мы с ним видимся только из-за того, что они с Минги-я соседи. — Но… вы так хорошо общались. И Хонджун-и, похоже, доверяет тебе. — Ага, — Чон порылся в карманах, находя кейс для наушников.       Он вытащил один из своего уха, убирая в коробочку. Мягкая улыбка не сходила с его губ, а блестящие черные глаза смотрели прямо и внимательно. Однако этот сосредоточенный взгляд отличался от взгляда Хонджуна: если перед настороженным Кимом становилось некомфортно, то под ласковым взором Чона, наоборот, Сонхва расслаблялся. С Юнхо они были заочно знакомы: они оба состояли в студенческом совете, вот только Чон, по сути, не делал ничего из того, что требовалось. Членство в студсовете приносило небольшую стипендию, и потому многие студенты старались попасть туда. Одно время ходил слух, что Чон Юнхо хочет уйти из совета, вот только сам парень никак не подтверждал этой гуляющей информации, а на издевательские подначки типа «Почему ты все еще числишься и получаешь стипендию, если ничего не делаешь?» никак не реагировал.       Преподаватели очень его любили и потому каждый раз мягко намекали Сонхва, что были бы ради видеть Юнхо в списках участников студенческого совета. И Сонхва просто пожимал плечами и никого не выгонял. Он отлично знал, что Юнхо, пусть и не выполняет базовые задачи культурного сектора, к которому относился, типа планирования и проведения мероприятий, все еще являлся неотъемлемой частью студенческой жизни. Возможно, ему бы больше пошла работа в социальном секторе, так как у него была странная способность решать конфликты малой кровью и располагать к себе людей. Или в научно-учебном секторе, где требовалась организация образовательной деятельности. Пак предлагал Чону перевести его в другой сектор совета, на что тот лишь с доброй улыбкой говорил, что ему не принципиально, к какому отделу быть привязанным, так как он все равно не выполняет необходимых обязанностей, а в студсовете только из-за возможности иметь доступ к редким учебным и справочным материалам, которые преподаватели всегда спокойно доверяли участникам совета, считая их в какой-то степени более ответственными в сравнении с обычными студентами. Также у него, как у остальных участников студсовета, было чуть больше прав; например, доступ к базам данных университета. Для Юнхо преподавательские планы и пособия из «первых рук» были незаменимой частью жизни.       Юнхо, будучи третьекурсником, также являлся практикантом. Из-за своей милой мордашки и ответственного подхода к учебе, в середине второго курса он смог напроситься на замену преподавателю по философии, который не смог приехать в университет и провести пару у первокурсников. Сыграло на руку также то, что философия на факультете психологии изучалась лишь на первом курсе а, следовательно, и все необходимые знания университетской программы Чон уже усвоил. А хорошая отметка, полученная на экзамене по философии, была огромным плюсом. Первая проведенная пара вызвала у него кучу эмоций и счастья, и постепенно он сумел выклянчить у преподавателей разрешение провести еще что-нибудь — разумеется, под надзором — а в конце второго курса окончательно подал заявление на практику в университете. С тех пор он стал преподавать основы психологии и социологию у первого и второго курсов, получая за это небольшие поблажки со стороны преподавателей и уважение со стороны студентов. Сонхва не знал, с какой целью Юнхо так много времени убивает на свое маленькое увлечение, которое, по сути, и не нужно было для того, чтобы закончить обучение, но они с Юнхо практически не общались а, следовательно, и спросить об этом возможности не было. Да и не важно это было.       Но Сонхва понимал, почему первокурсников предупреждали о том, чтобы они не связывались с практикантами в их университете: их было мало и все, по сути, очень сурово относились к своей обязанности вести предметы. Один только Юнхо чего стоил, который без зазрения совести со своей добрейшей улыбкой отправлял проекты студентов на доработку, аргументируя это тем, что на плечах будущих психологов лежит огромная ответственность, а, следовательно, и учиться они должны усердно. За это Сонхва очень его уважал. Чон Юнхо был тем человеком, который, несмотря на загруженность, находил в себе силы действительно ответственно подходить ко многим аспектам жизни. Мало того, что его успеваемость все еще была на высоте, он замечательно преподавал предметы младшим, а также, как пару раз Сонхва довелось увидеть и услышать, был замечательным другом. Поэтому на его отсутствие на собраниях в совете и невыполнение задач культурного сектора Пак Сонхва закрывал глаза. Если бы в научном или социальном секторах были свободные места, он был бы счастлив перевести Юнхо туда, но пока что возможности не представлялось, так как в культурном не хватало людей.       Сонхва понимал первокурсников и Хонджуна в особенности: этот человек вызывал доверие и был невероятно обаятельным настолько, что улыбка сама лезла на лицо. Ему была к лицу профессия психолога. Юнхо пригладил торчащие во все стороны кучерявые волосы и вздохнул. — Джун-и доверяет мне, это правда, но если ты хотел узнать о нем что-то личное, то, боюсь, я в этом не помощник. Во-первых, рабочая субординация, а, во-вторых, я и сам о нем мало что знаю. Мы с ним выпивали пару раз, он мне рассказал о себе немного, вот и все. — Но вы так… — Сонхва нахмурился. — Вы друг друга чуть ли не без слов понимали… — Ты про наш «разговор», когда я с утра забегал за моим хорошим? — удивленно вскинул брови Юнхо, и Сонхва, ненадолго зависнув, наконец медленно кивнул. — А… ну, знаешь, Сонхва-щи, мы всегда перекидываемся парой слов, я спрашиваю, как Джун-и себя чувствует, потому что беспокоюсь, а он как будто отвлекается ненадолго. — Отвлекается от чего?       Юнхо нахмурился и недовольно поджал губы. Сонхва посмотрел на него умоляющими слегка влажными глазами в немой просьбе рассказать все, что возможно. — Сонхва-щи… я не хочу говорить об этом. Тем более с тобой.       Сонхва шокировано моргнул, не ожидая такой ошеломляющей честности. Он впервые слышал, чтобы кто-то был настолько прямолинеен. Даже Хонджун, кажется, был не таким бесцеремонным, а вкупе с сочувствующей улыбкой создавалось странное чувство стыда за свой вопрос. Стоило запомнить, что улыбка — постоянный спутник Чон Юнхо, и он не скрывает под ней ничего плохого, к тому же, взгляд его был действительно очень печальным, но неловкость от такого честного ответа все же присутствовала. Заметив, какую реакцию его слова произвели на Сонхва, Юнхо недолго помолчал, давая эффекту закрепиться, а потом наконец тихонько вздохнул. — Видишь ли, это всего лишь мои догадки о том, что произошло с Джун-и в прошлых отношениях. А, так как вы с ним встречаетесь, пусть и не по-настоящему, у тебя есть определенная власть над ним. И все, что я могу сказать сейчас, ты вполне можешь использовать в жестоких или корыстных целях.       Сонхва возмущенно выдохнул, но промолчал. Он понимал, что нет смысла обижаться. Юнхо хоть и был довольно проницательным, с Паком близко не общался, а, следовательно, и не мог знать, какой он человек на самом деле. Да и эта ремарка «пусть и не по-настоящему» резала раскаленным ножом по сердцу, и на секунду внутри вспыхнуло болезненное чувство вины. Если Юнхо прав, и проблема Хонджуна идет из его прошлых отношений, то неизвестно, как сам Ким воспринимает то, что сейчас происходит между ними с Сонхва. Да и со стороны их «договоренность» могла выглядеть чем-то нездоровым. — Мне жаль, что у тебя сложилось такое мнение обо мне… — Сонхва-щи, — окликнул его Юнхо. Пак поднял грустные глаза. — Я знаю тебя давно, но, к сожалению или к счастью, мы с тобой не встречались, — это вызвало легкую улыбку, — так что и уровень доверия соответствующий. Извини.       И тут в голове щелкнуло воспоминание о разговоре, которое не давало покоя еще тогда, когда Сонхва услышал их диалог. — За что он извинялся тогда перед тобой?       Мимолетное задумчивое изумление скользнуло во взгляде Юнхо, но он тут же понимающе приоткрыл рот, вспомнив, о чем говорит Пак. Он легко пожал плечами. — Не знаю. Правда не знаю, — повторил он на скептический взгляд парня напротив. — Возможно, решил, что напрягает меня своим присутствием, а я вынужденно с ним говорю, пока жду Минги. Или посчитал, что виноват, так как сам говорил мне о том, что не хочет отношений, а тут резко сообщает мне, что он пускай даже понарошку, но встречается с тобой. Или он вообще перед тобой извинялся, а не передо мной. За то, что сказал это мне без твоего разрешения, — пояснил он на изумленный взгляд. — Ну… я был немного удивлен, что он так легко рассказал об этом… — Джун-и довольно эмоциональный человек, — протянул Юнхо, глядя куда-то за спину Сонхва. Наверное, смотрел на Минги, но Пак не хотел поворачиваться и проверять, внимательно вслушиваясь в каждое слово. — Пусть и не показывает этого, но я чувствую, как он пытается себя сдерживать и тормозит каждый раз, когда хочет что-то сказать или сделать. Я беспокоюсь, как бы однажды эти эмоции его не сожрали окончательно. Он может импульсивно сделать что-то, а потом пожалеть. — Это… — Сонхва сглотнул горькую слюну, чувствуя, как бешено заколотилось сердце. — Ты… поэтому так внимательно посмотрел на его руки?.. Ты… боишься… — Что он убьет себя, — Юнхо резко перевел взгляд обратно на Сонхва. Улыбки на его лице не было. Сонхва почувствовал, как на затылке зашевелились волосы, а ладони задрожали, и он спрятал их под стол, вцепляясь пальцами в стул. — Да, я боюсь этого.       Между ними повисло молчание. Парень опустил глаза. Гомон студентов давил на барабанные перепонки, а звон ложек и палочек неприятно резал уши. Сонхва не хотел больше смотреть на Юнхо, потому что он чувствовал, что тот внимательно наблюдает за его реакцией. Однако кое-что не давало покоя. — Почему ты так переживаешь о нем? — тихо спросил он, надеясь, что не звучит жалко. На глазах собирались слезы от осознания того, что посторонний человек говорит ту информацию, которую, по сути, знать должен был сам Сонхва. Хонджун казался довольно-таки стойким человеком, никогда не грустил из-за слушков, витающих вокруг, и даже не пытался гавкать на обидчиков, предпочитая равнодушно закатывать глаза. И Сонхва принимал это все за чистую монету, искренне считая, что его парень действительно непробиваемый. — Потому что я знаю, как тяжело люди переживают слухи. Особенно если они бьют по самому больному или распространились благодаря кому-то дорогому. — О тебе тоже говорили что-то плохое? — Нет.       Сонхва удивленно посмотрел на Юнхо. Тот на мгновение глянул за спину Пака. — О Минги говорили, — он слегка нахмурился и скрестил руки на груди, всем своим видом показывая, что не хочет обсуждать это. — И в этом виноват был я. Отчасти, — поморщился он, встряхивая головой. — Но тогда я сумел вымолить прощение, и у нас с ним все наладилось, а когда ребята пытались подшучивать или смеяться над ним, я был рядом. А вот у Джун-и никого нет. И… я боюсь, что, если он пребывает в таком же подавленном и депрессивном состоянии, какое было у моего хорошего, то это плохо кончится. — Почему тогда Минги так плохо относится к Хонджун-и? — О, так ты тоже заметил, — ласково произнес Юнхо. — Видишь ли… Во-первых, Минги довольно робкий и доверчивый, и верит во все, что ему скажут. Поэтому он искренне считает, что Джун-и именно такой, как о нем говорят. А, во-вторых, мне кажется, он завидует ему. — Завидует? — Да. Минги-я очень тяжело переносил то время. А Джун-и очень умело закрывает свои настоящие чувства. И Минги завидует, что он в свое время был не таким артистичным и не мог всем своим видом показывать хотя бы напускное безразличие. — Он так… внушительно выглядит, — грустно произнес Сонхва, и в глазах Юнхо колыхнулись смешинки. — И, честно, кажется довольно истеричным. Но я могу ошибаться. Взять хотя бы то, как он общается с Джун-и, со своим соседом… Я бы не вздумал даже пререкаться с Чонхо-я просто так, вне шутки. Да и его взгляд, когда вы с Хонджун-и общались… — Сонхва передернуло. — Мне на секунду показалось, что он может начать злиться или типа того… — Мой хороший склонен иногда драматизировать или преувеличивать то, что происходит вокруг, — Юнхо нежно улыбнулся, и в его глазах вспыхнули теплые искры, как от походного костра холодной ночью. — А еще он очень сильно ревнует, словно кто-то посторонний сможет разрушить наши отношения.       Сонхва почувствовал, как от этой искренней теплоты в голосе парня ему и самому действительно становится лучше, а внутри поднимается волна уверенности в себе и в Хонджуне. Как Юнхо и Минги смогли решить свои разногласия и остаться вместе после сложного периода — подробностей Сонхва не знал, но был уверен, что это было что-то действительно серьезное — вселяло надежду, что и они с Хонджуном смогут выйти за пределы этого купола тотального непонимания себя и друг друга. — Так что не принимай его слова, обращенные к тебе или Джун-и, слишком близко к сердцу: он сам потом жалеет о том, что наговорил сгоряча. Договорились? — Так вы все-таки встречаетесь? — Нет, что ты, — глубокая печаль исказила его лицо. — Мы просто лучшие друзья, — Чон грустно посмотрел на Минги. Сонхва оглянулся, наблюдая за тем, как Сон оплачивает купленную еду и перехватывает поднос покрепче. Юнхо вздохнул, шепча практически неслышно. — Не более…       Сонхва показалось, что в голосе Юнхо нет ничего, кроме тянущего разочарования и боли. И вдруг стало жаль этого милого и доброго парня, который слишком сильно переносил чувства других людей на себя. Мимолетная мысль мелькнула в голове Сонхва. — Он тебе нравится? — изумленно повернулся обратно он. Чон невесело усмехнулся и поджал губы, смущенно отводя глаза. — Сонхва-щи… тебе пора идти, — тихо произнес он, кивая куда-то в сторону.       Сонхва непонимающе глянул туда, куда указывал Юнхо. За небольшой столик село несколько человек, и Сонхва воодушевленно подобрался, когда увидел их. Он посмотрел на Чона, и тот едва заметно важно кивнул, покровительственно похлопывая Сонхва по плечу. Пак вскочил и, помахав на прощание Юнхо, понесся в сторону ребят из студсовета, явно намереваясь в очередной раз присесть на уши по поводу отчетов и деятельности их секторов. — Это Сонхва сейчас был? — Ага, — кинул Юнхо, помогая Минги аккуратно поставить поднос. Тот пожал плечами и принялся за еду, аккуратно одним только мизинцем поправляя очки. Юнхо протянул руку, снимая их с друга. Тот изумленно поднял глаза. — Ты все еще носишь их?.. — Ну, разумеется. Это ведь твой подарок… — кажется, Сон слегка покраснел под прямым взглядом Юнхо. Он раздраженно протянул руку. — Отдай!.. — Они большеваты тебе. — Да… я знаю. — Тебе удобно их носить? Давай я тебе новые куплю, — Юнхо аккуратно сложил их, кладя на стол. — Все равно надо скоро идти проверять зрение. — Я не хочу новые, — уперто произнес Минги, хмурясь. Он отправил в рот кусочек курицы в кляре и заглянул в телефон, наклонившись.       Спустя какое-то время Минги обеспокоенно посмотрел на друга. Тот сидел, упершись руками в столешницу и разглядывая парня напротив. Он подпирал ладонью подбородок и широко-широко улыбался, скользя мягким взглядом по чертам лица напротив. — Че лыбишься? — надулся Сон, поправляя челку и слегка выпрямляясь. Кончики его ушей начали потихоньку гореть. — Да вот, думаю… — Садись ешь, давай, — фыркнул парень, ставя тарелки поближе к Юнхо. Он съел кимчи, которую держал, и подцепил немного лапши. Он протянул палочки ко рту Чона, и тот изумленно моргнул, глядя на предложенную еду. — Я… и сам могу… — Сам он может!.. — возмущенно прошипел Минги, щурясь и пытаясь поймать фокус на Юнхо.       Однако лицо друга расплывалось и словно ускользало, так что не было видно никаких четких линий: ни глаз, ни носа, ни покрасневших щек. Ничего из этого не было видно по-нормальному: лишь очертания. Только размытый овал лица и кучерявые волосы, которые — Минги точно это знал — были невероятно мягкими и гладкими. Однажды ему довелось потрогать волосы Юнхо. Сон и правда думал, что он больше никогда не будет мыть эту руку, которой случайно прикоснулся к макушке Юнхо, когда ненароком задел его. Поэтому, занятый своими попытками сфокусировать зрение, он абсолютно не видел, как Чон сдержал улыбку и, смущенно опустив взгляд, попытался съесть протянутую лапшу.       Вот только руки у Сона дрожали, и поэтому никак не удавалось съесть то, что предложили, так как, стоило наклониться, тут же Минги, как будто бы специально, начинал водить палочками во все стороны. Юнхо знал, что это из-за того, что Минги без очков просто не может понять, где у него рот, но это все равно выглядело отчасти забавно. — Погоди… — прошептал он, выдохнув прохладный воздух, который слегка коснулся кожи Минги, а потом схватил его за руку, заставляя остановиться. И Минги замер. Его как будто прибило чем-то тяжелым к стулу. Пальцы Юнхо были горячими и очень легкими, практически невесомыми, хотя держал руку он крепко.       Он наклонился и съел лапшу, но, отстранившись, еще некоторое время держал Минги за руку. Выпрямившись, он прикрыл рот ладонью, не отрываясь глядя прямо на друга, который точно так же пялился на Юнхо. Наконец он убрал вторую руку, и Минги, кажется, протестующе промычал что-то, дернувшись в сторону Чона — он не уверен, потому что пребывал в какой-то прострации. — Можешь дышать, — раздался смешливый голос. Очки вернулись к владельцу, и Минги, вздрогнув, поднял все еще ошеломленный взгляд на Юнхо, который заботливо поправлял волосы Минги, лезущие на лоб и придавленные дужкой. Такая же нежная улыбка и теплый взгляд, внутри которого колыхнулось что-то странное, отчасти хитрое, будто бы Юнхо придумал что-то. — Приятного аппетита!       Он схватил палочки и, забрав свою тарелку с супом, принялся за еду. Минги проворчал что-то про гейские шутки, а потом вернулся к обеду. Уши его, он чувствовал, горели. Руки у Юнхо дрожали.

***

      Уен прыгал по комнате, счастливо пища что-то на уенском. К сожалению, Сонхва им не владел, а Чонхо был крайне занят подбором футболки для своего вечернего «созвона». Он только-только вышел из душа, и поэтому волосы его в хаотичном беспорядке лежали на лбу, и с них все еще капала вода. Пак с легкой улыбкой наблюдал за ним, вполуха слушая Уена. — Ты можешь себе представить? — наконец налетел Чон, поваливая Сонхва на кровать и крепко-крепко сжимая в объятиях. Они, кряхтя, барахтались, пока не свалились прямо на пол, запутавшись в пледе. Уен оседлал бедра Сонхва и очень активно заколотил друга по груди, снова переходя на ультра-визг. — Я даже успею! И ты! И ты! И ты успеешь, и мы!.. Мы с тобой… Еще и в «Сентябре»! Я… Я сейчас задохнусь, Хва-я! Хва!.. Я!.. — он, схватив Сонхва за футболку на груди, не сдержался и начал слегка подпрыгивать от счастья, отчего Пак болезненно сморщился. Чонхо изумленно глянул на старших, тут же закатывая глаза и отворачиваясь. Он наконец-то сумел выбрать что-то одно из своего гардероба, и теперь щеголял в темно-зеленой футболке, которая свободно висела на нем, оголяя накачанные руки и выгодно подчеркивая широкие плечи. Не надо было даже гадать, для кого этот наряд. Сонхва перевел взгляд на Уена, который уже успокоился и снова упал в объятия, прижимая тело парня к земле своей маленькой тушкой.       Он тяжело дышал, счастливо улыбаясь и прижимаясь щекой к плечу Сонхва. Волосы лежали в беспорядке. Щеки горели лихорадочным румянцем. Уен был счастлив.       Буквально несколько часов назад, в полдень, «Moon Light» опубликовали в своем аккаунте в Instagram загадку относительно следующего места выступления. Это был пост, в описании которого была какая-то строчка из песни и три эмоджи с изображением алкогольных коктейлей, а на фото — кленовый красный листочек на фоне реки. Уен отреагировал практически сразу же, мгновенно печатая в комментарии «Бар «Сентябрь» на станции Кангдон». Он успел отправить ответ на пару секунд быстрее следующего фаната, и его бедное сердце едва не остановилось, когда он получил сообщение в директ с официального аккаунта «Moon Light». 12:04 Добрый день! : 3 Мы рады, что Вы оказались первым, кто отгадал нашу загадку. В качестве благодарности за Ваши старания высылаю код: 11М64L Надеемся увидеть Вас на выступлении! С уважением и нижайшим поклоном, Ваши сияющие «Moon Light»! <3       Уен не мог поверить своему счастью. К Сонхва он пришел в какой-то прострации ближе к вечеру, стеклянными глазами глядя сквозь друга, и просто молча показал телефон. Сначала Сонхва не понял, почему Чон такой тихий, но когда Чонхо произнес бесстрастное «О, ты выиграл?», он тут же начал орать и носиться по комнате, сшибая все на своем пути.       Каждый раз один из фанатов (тот, кто первым отгадывал локацию проведения) получал от группы какой-нибудь небольшой презент. Нарисованный темперой плакат с автографами, мягкая игрушка, брелок для ключей, сделанный кем-то из группы — не важно, что это было, но сам факт, что подарки всегда были сделаны вручную. И всегда такой подарок доставался только одному человеку. Насколько Уен знал, подарки никогда не повторялись. В каждый была вложена частичка души. А код, высланный в личных сообщениях — код для получения этого подарка. Разумеется, его можно было продать или просто сказать кому-нибудь другому, если по каким-то причинам не хочется получить подарок от любимой кавер-группы, но Уен не собирался этого делать. Он ожидал, что ему начнут написывать в личные сообщения с просьбой поделиться этим маленьким секретом, но ничего такого не произошло. В списке диалогов было тихо. Только висевшая в самом верху строчка переписки с «Moon Light» — и ничего более. Уен даже не смог найти в себе силы ответить им или хотя бы поблагодарить. Силы были лишь на то, чтобы убежать вглубь комнаты Сонхва, удариться плечом об косяк и, споткнувшись о свою же лодыжку, улететь в стенку шкафа. Его переполняло счастье. — Я так хочу теперь туда… — едва не плакал Уен. Сонхва понимающе сжал его руку в своей, обнимая. — Я очень хочу подарок!.. Еще и в моем любимом «Сентябре», понимаешь? — Понимаю… — Пак погладил друга по голове. — Слушай… тут такое дело… — Только не говори, что ты не пойдешь! — тут же вскинулся Чон, подскакивая и яростно глядя на Сонхва. Тот мотнул головой. — Ты обещал! — Нет, не в этом дело… Мы пойдем, разумеется. И я, и ты. Но… с нами еще кое-кто пойдет. Хорошо?.. Мы просто договорились еще в начале недели сходить куда-нибудь, и… я бы хотел сводить его на выступление. Мне кажется, ему понравится. — Твой парень? — вскинул бровь Уен. Сонхва кивнул, и Чон, недовольно поджав губы, слез с друга, садясь на пол. — Ладно… — они с Чонхо переглянулись, но промолчали, заметив напряженный взгляд парня. — Просто… господи, не мешайте моему счастью! — взмахнул руками он. — Я так давно этого ждал. Еще и подарок! Да я в жизни не мог представить, что стану первым в этой хуйне, вы понимаете?! Они всегда так быстро отгадывают, это просто пиздец… А тут… т-тут!.. Тут мой любимый бар! Так он еще и близко к нам! — Уен подскочил на ноги, улыбаясь, как маньяк. — Я… я… Сонхва! — он схватил Сонхва за плечо, утягивая за собой. — Пойдем покурим… — А… да…       Руки у Уена дрожали. Они извинились перед Чонхо за то, что вынуждены его оставить (Чонхо, разумеется, был счастлив), и вышли из комнаты, по пути натягивая легкие курточки, чтобы не замерзнуть. Хоть лето уже и наступило, вечером было все-таки прохладно из-за ветра. Не хотелось заболеть в такое время.       Чон взял сигарету из протянутой Сонхва пачки и, опершись бедрами о низкую ограду, закурил. Он уже успокоился, но теперь, без бешенного блеска в глазах и странной, непонятной отчасти радости, выглядел крайне странно, как будто все его силы разом выпили до дна. Пустой взгляд блуждал по пустым скамейкам. — Как думаешь, какой подарок будет в этот раз? — тихо спросил он. Сонхва сделал затяжку и, задумчиво нахмурившись, выдохнул дым. — Я не знаю. А чего бы ты хотел? — Я… — он замолчал. — Я не знаю. Я так счастлив, что оказался первым, что совершенно забыл о том, что уже завтра что-то получу… Ты же понимаешь, что это значит? — внимательно посмотрел он на друга. Тот вопросительно приподнял подбородок. — Ребята из группы на протяжении недели каждый день дарят фанатам то, что было сделано их руками. То есть, они запарились, нашли время, материалы, сели и сделали, и теперь… Семеро счастливчиков, — он прикрыл рот ладонью. — И я среди них… Мне все равно, что я получу… Я просто… если мне дадут шанс поговорить с ними, я скажу просто огромное спасибо. — Ты, оказывается, такой чуткий? — усмехнулся Сонхва. Он рассмеялся, когда поймал на себе полный обиды и злости взгляд. — И что это было сейчас? — Просто… ты такой активный всегда. Кто бы мог подумать, что ты умеешь думать о других. — Ты буквально мой лучший друг, а при этом… Ах ты ж! — он кинул в него какую-то найденную в кармане бумажку, и Сонхва не остался в долгу, тут же ударяя друга по плечу.       Уен засмеялся и, толкнув Сонхва, кинулся на него с объятиями, но Пак, не придумав ничего лучше, легонько шлепнул его по голове ладонью и вывернулся, отскакивая назад. Однако вдруг он на кого-то наткнулся, и из-под его локтя тут же раздался испуганный писк. Его рука с сигаретой на мгновение чиркнула по коже внезапно появившегося за спиной человека. Болезненное шипение вмиг сбило все веселье. Уен тоже замер. — А… извините… — Сонхва обернулся, кланяясь и взволнованно окидывая взглядом человека. Тот натянул капюшон пониже на лицо, пальцами смахивая пепел с щеки. — Все в порядке… — прошептал он и уже было скользнул мимо парней, ссутулившись, как вдруг Сонхва схватил его за локоть, разворачивая к себе. — Ты чего так поздно возвращаешься в общежитие?       Хонджун промолчал, старательно отводя глаза и поджимая губы. Он окинул взглядом круг света на тротуаре из-под фонаря. Свет слегка выходил на проезжую часть, рассеиваясь, и его мягкая граница непоколебимо текла по асфальту. Хонджун засмотрелся на это, а в голове тут же вспыхнули пестрые, такие же мягкие и обтекаемые образы. Почему-то эта четко определенная граница, очерчивающая ночную тьму от света фонаря, натолкнула на мысль о горах. Или, скорее, о вулканах. О том, как кипящая лава течет по склону из чернеющего камня, пожирая деревья и поваленные сухие стволы, уже давно погибшие от жара и копоти. Лава как будто сияет изнутри, а языки пламени, охватывающие растительность, медленно и так же бескомпромиссно перекидываются на стоящие по соседству кустики и низенькие молоденькие деревья. В его голове и вулкан, и лава — все это было охвачено темнотой. Похоже, что это ночь. Или, возможно, был все же день, а темнота вокруг, отражающая багровый свет огня, являлась лишь заполонившими небо облаками дыма и пепла. Хотя воображение четко рисовало абсолютно пустое черное пространство, озаренное лишь одной-единственной звездочкой, которая практически терялась на фоне пылающего в огненной агонии склона.       Хонджун всегда становился таким сентиментальным после получения очередного рубца на сердце. Хотя, наверное, стоило уже привыкнуть и не так болезненно реагировать на это. Но не так-то просто было не обращать внимания на происходящее вокруг. Был он наивным или глупым — Хонджун точно не знал. Хотелось надеяться на первое, но из раза в раз его убедительно тыкали носом во второе. Стоило бы уже запомнить, что парочка оплаченных чашек кофе и комплимент — не признак большой любви. И, как назло, именно сегодня его этим и осадили: не хотел — не соглашался бы, потому что надо бы понимать, что за каждую «услугу» и за каждое проявление внимания в конечном счете придется отплатить. Хонджун закусил губу, сжимая руки в кулаки и стараясь не смотреть на Сонхва. Он до боли сжал зубы. На его губе наверняка останется ранка, которая стопроцентно будет кровоточить. На фоне точно таких же, наверное, будет не так заметно. Нужно будет по возращении проверить, остался ли тот матовый блеск для губ, который просто великолепно маскировал все трещины, царапины и кровавые рваные ранки от зубов на разодранных губах. Не хотелось бы завтра прятать лицо весь день. Еще и след от сигареты на щеке… Хотелось бы верить, что этот темный шершавый след — просто пепел, и никакого очередного ожога не останется. Их и так достаточно. Что ж… одной ссадиной больше, одной — меньше. Все равно за сегодняшний вечер он получил и так приличное количество ссадин и синяков. Так что на этом фоне закушенная губа и слегка подпаленная кожа на лице — просто пустяки.       Внезапно заболела рука, и Хонджун болезненно сморщился, стараясь вырвать ее из крепких ладоней Сонхва. Тот уже выбросил сигарету и теперь, вцепившись в плечи Хонджуна, старательно пытался заглянуть в лицо парня. Ким мелко качнул головой, из-за чего капюшон опустился еще ниже, и сделал шаг назад. Сердце испуганно билось в груди, и он чувствовал, как дрожат колени. Все тело и без того болело, так тут еще и хватают чересчур сильно… В глазах на секунду потемнело, когда Пак настойчиво потянул парня на себя, что-то сосредоточенно говоря. Слушать его совсем не хотелось. Хотелось только плакать. И спать. В голове шумело. Всю дорогу до общежития Хонджун действительно надеялся просто проскользнуть в комнату и зарыться в кровать, не вылезая. В планах было пропустить завтрашние пары и, сославшись на плохое самочувствие, получить справку у фельдшера их университета. Благо, та женщина была довольно-таки сердобольной и доброй, и убедить ее в том, что Ким себя отвратительно чувствует, не составило бы труда. К тому же, если он не накрасится завтра, то и правда будет выглядеть болезненно и не совсем приятно. Ему уже говорили об этом.       Встречать знакомых в его планы абсолютно не входило. Особенно таких знакомых. Перед Сонхва он чувствовал себя беззащитным и маленьким. Внимательные черные глаза как будто видели насквозь, обнажая всю плещущуюся внутри грязь. Хонджуна тошнило. — Ты точно в порядке?.. — обеспокоенно спросил Пак, бегая глазами по бледному лицу, которое все еще старательно прятали. Он обернулся к Уену. Тот также выглядел взволнованным, хоть и в меньших масштабах. — У тебя есть вода? — Нет… — тихонько качнул головой Чон. Он оглянулся, глазами выискивая автомат с напитками, которые стояли по всей территории их студенческого городка. Наконец вдали блеснуло что-то, похожее на свет от корпуса. — Я сейчас сбегаю, погоди… — Не нужно, — просипел Хонджун, пытаясь вывернуться. — Я просто хочу спать. Отпусти меня… — Ты точно в порядке? — тихонько спросил Пак. Отпускать Хонджуна совершенно не хотелось. Отчасти, потому что выглядел он и правда так, словно вот-вот грохнется в обморок, а отчасти… Что-то явно было не так. Хонджун и до этого пытался вырываться из объятий Сонхва или уходить от его прикосновений, но в этот раз все явно было по-другому. Он был чем-то обеспокоен.       Сонхва попытался стянуть капюшон с его макушки, но Ким вцепился пальцами в руку парня, словно просил не делать этого. Его всего колотило, и парню показалось, что, стоит лишь отпустить Хонджуна, тот тут же упадет. Сонхва попробовал подтолкнуть Хонджуна к скамье позади него, чтобы усадить парня на нее, но тот вдруг замер и резко дернулся в сторону, всхлипнув, как только почувствовал, что Сонхва куда-то тянет его. — Тише, подожди… — испуганно зашептал Сонхва, перехватывая Хонджуна покрепче. Тот рванулся в другую сторону, все еще пытаясь вырваться, и Сонхва недоуменно оглянулся на Уена, который шокировано смотрел на происходящее. Хонджун на секунду остановился и обмяк, а потом весь как-то сжался и крупно задрожал, когда почувствовал, как аккуратно ладонь Сонхва прошлась по его голове, опускаясь на плечо. Но сопротивляться перестал.       Пак усадил его на скамейку, и Хонджун протестующе пискнул, болезненно шипя что-то, но не стал ничего говорить. Лишь вжал колени друг в друга, практически скрещивая ноги. Сонхва присел на корточки прямо перед Хонджуном и прикоснулся пальцами к щеке парня, и тот зажмурился, напрягаясь. Паку совершенно не понравилась эта реакция. — Что произошло?.. — тихо спросил он, кладя теплую широкую ладонь на подрагивающую руку.       Хонджун вскинул яростный взгляд, пытаясь, кажется, испепелить Сонхва взглядом. И Сонхва бы поверил, что этот вопрос разозлил и вывел Кима из себя, если бы не одно «но»: в глазах застыли слезы, а разодранная зубами губа слегка кровоточила. Хонджун, пусть и пытался выглядеть суровым и оскорбленным этим вопросом, дрожал, как осиновый лист, и его темные глаза источали страх. Он боялся. Боялся Сонхва. Это осознание окатило, как ледяная вода. — Прости меня, — прошептал он, убирая руку и отодвигаясь. — Ты… ты сейчас… — он сам почувствовал, как в горле встал ком, мешающий дышать. — Ты точно в порядке? Мне показалось, что ты сейчас в обморок упадешь… Точно не надо воды? Хочешь чего-нибудь сладкого?.. — Сонхва порылся ветровке, сидя в полуметре от Хонджуна на корточках. Тот все еще сидел на скамейке, молча наблюдая за парнем и, похоже, даже не моргая. Сонхва вытащил из внутреннего кармана своей легкой курточки половинку какого-то батончика и, покраснев, протянул его Хонджуну, виновато поджимая губы. — Прости… я не ожидал встретить тебя сегодня, поэтому ничего не купил. Хочешь это? Может, тебе станет полегче от сладкого? Тут и орешки, и карамель, и шоколад… Хонджун-и?..       Тот покачал головой, сильнее вжимая голову в плечи и как-то странно глядя на батончик, будто бы он вот-вот взорвется. Он коснулся горла и, глубоко вдохнув, еще раз окинул взглядом Сонхва, который сидел, стыдливо глядя на половинку батончика и, кажется, уже готовый заплакать. — Я не ем сладкое… — прошелестел Хонджун. — Не надо больше мне… — сердце защемило. — Не надо… таскать шоколад… — еле как закончил он, выдохнув. Грудь сдавило тисками, и он тихо застонал, закрывая глаза. Похоже, ему и правда надо как можно скорее сбежать к себе под одеяло. Голова кружится. — А как же наш… — Я продолжу играть роль твоего парня, — Хонджун глубоко дышал, так и не открывая глаз и хмурясь. Он старался восстановить дыхание, но оно постоянно сбивалось, а шумящая в венах кровь била по вискам. Тошнить стало сильнее. — Но просто… без шоколадок. Я все равно их не ем… — Ты же любил сладкое…       Хонджун непонимающе посмотрел на Сонхва. — Ты вряд ли помнишь… но пару лет назад, когда у нас был посвят, мы с тобой общались на балконе. Тогда еще больше половины успело напиться, и ты… повел меня наружу, чтобы я подышал свежим воздухом. А потом, когда увидел, что я утащил с собой вазу с конфетами и пачку сока… ты так обрадовался. Ты почти все конфеты тогда съел.       Хонджун поморщился. Не хотелось вспоминать то время, когда его жизнь, казалось, только-только начиналась. Из университета хотелось уйти уже давно. Как раз из-за вот таких моментов, когда кто-то считает, что знает о тебе все и пытается играть на твоих желаниях. Сладкое Ким уже давно не ест, но самоуверенность Сонхва ранила. Самовлюбленно делает вид, будто бы все знает и может этим пользоваться… Искренне не хотелось верить в то, что его ненастоящий парень может оказаться точно таким же нарциссичным ублюдком, просто рассчитывающим на маленькую интрижку с целью отвадить Джиен. Учитывая, что они с этой девушкой уже давненько не встречались, складывалось ощущение, будто Сонхва его обманул. И от этого еще гаже на душе. Если внимание Джиен (пусть и достаточно откровенное и заметное пару месяцев назад, но сошедшее на «нет» сейчас) — лишь предлог для того, чтобы сблизиться… Хонджун даже представлять этого не хотел, потому что снова начинало щипать глаза, а сердце заходилось в сбитом ритме.       С одной стороны, окажись все действительно так, будет намного лучше: Ким просто еще раз оправдает свое звание и переспит с Сонхва, тот сразу же потеряет интерес и просто уйдет, а Хонджун наконец-то сможет зарыться с головой в свою прежнюю жизнь без светлых улыбок, радостного щебета под ухом и американо по выходным. Мерзкое ощущение, что все это просто очень аккуратная профессиональная игра, вдруг толкнуло Хонджуна в плечо, как бы говоря: «я все еще здесь, ты от меня не избавишься». Но при таком варианте он действительно не понимал, зачем так заморачиваться и пытаться общаться с Хонджуном. Опять же: пара чашек кофе, комплимент — и можно смело швырять на кровать и делать все, что хочется. Все равно ведь Хонджун больше не сопротивляется подобному обращению, и, он уверен, уже весь университет опять в курсе. Ему кажется, будто все на него пялятся. Но, если целью Сонхва было именно распространение слухов о том, что он с кем-то встречается, а не перепихон на одну ночь… В чем смысл выбирать его? Слишком много вопросов, найти ответы на которые не получается. И, вроде как, попыток принудить к чему-то пока не наблюдалось, хотя при этом он стабильно пользуется их последним правилом, чуть ли не до конца расходуя лимит. Зачем и почему — вопросы, ответов на которые нет.       С другой стороны, где-то внутри теплилась надежда, что все не так плохо и, возможно, Сонхва и правда не хочет зла. Что он от чистого сердца общается с Хонджуном, тратит свое время — которого и так систематически не хватает — и силы, чтобы просто побыть рядом. Хотелось верить, что Сонхва действительно такой добрый и отзывчивый, каким кажется, но, опять, возникают все те же вопросы: зачем и почему. Зачем ему именно Хонджун и почему он не выбрал кого-то другого? Неужели ему не понятно, что пообщаться с ним не получится, так как Хонджун закрытый настолько, что даже погоду обсудить трудно? И при этом он находит возможность о чем-то общаться с ним на протяжении трех часов. В голову приходила одна мысль: любовь. Но Хонджун тут же отметал ее, отлично понимая, что невозможно влюбиться в кого-то вроде него. Холодного, распущенного, одинокого и грубого, закрытого от всего мира. С ним даже первокурсники не хотят общаться, потому что боятся сурового взгляда и пассивной агрессии, ставшей, похоже, единственным другом в этом университете. Как-то раз Хонджун услышал, как какая-то первокурсница обсуждала его со своей подружкой, и на вопрос, почему же она не подойдет и не познакомится, если Ким так ей приглянулся, тут же последовал ответ: «Он просто красивый, но не более. Мне кажется, есть в его красоте что-то ледяное, как будто, знаешь… старинный замок. Холодный и заброшенный, а внутри все разваливается. И, по сути, ничем, кроме роскошного фасада, полюбоваться и нечем».       Тогда это очень сильно задело. А спустя пару месяцев он понял, что она права. Ничего, кроме смазливой мордашки.       Сонхва смотрел на Хонджуна, который стеклянными глазами пялился куда-то сквозь парня, и не мог понять, что делать. Сладкое не хочет, молчит, выглядит так, словно на его глазах убили ребенка, а все его тело колотит. Он не понимал, что происходит. В надежде получить хоть какой-то ответ, оглянулся на Уена, но тот лишь сочувственно пожал плечами, да и сам выглядел как-то неловко и расстроенно одновременно. Он глазами указал на Хонджуна, а когда Сонхва непонимающе нахмурился, пальцем осторожно показал себе на шею, снова внимательно глядя на Кима. Пак нахмурился и медленно перевел взгляд туда, куда указал Уен. В темноте было очень трудно разглядеть, что именно привлекло внимание его друга, однако, стоило присмотреться повнимательнее, по спине пробежали мурашки.       На шее Хонджуна были ярко-алые засосы и парочка синяков. Сонхва замер, а рука против воли потянулась к его горлу, и он сам не мог сказать, почему. Хотелось ли утешить или просто прикоснуться, чтобы почувствовать, что эти ссадины реальны? Однако он вовремя себя остановил. На глазах собрались слезы, когда он заметил, как Хонджун, возвращаясь из своего состояния оцепенения, сглотнул вязкую слюну и поморщился, чуть дергая головой. Ему было больно. Он вырывался не только потому, что испугался. Ему было больно от полученных синяков и царапин и страшно из-за того, что высокий и сильный Сонхва, по сути, контролировал его, не давая отстраниться. Пак почувствовал, как по щекам скользнули слезы. Последнее, что он хотел — доставить дискомфорт. Что-то определенно произошло.       Сонхва чувствовал сильнейшее чувство вины, которое было под дых. Слезы текли по щекам. Если бы он послушался тех прописанных правил и не трогал Хонджуна и не пытался докопаться до него, возможно, сейчас бы они уже разбежались и занимались своими делами. Это состояние, когда Ким просто сидит и мертвым взглядом смотрит перед собой, а в глазах — застывший ужас вперемешку со слезами, которые так и не сорвались с ресниц, убивало что-то живое в глубине сердца Сонхва. Как будто что-то теплое таяло и растворялось. Возможно, это была вера в светлый безоблачный мир. — Я в порядке, — наконец прошептал Хонджун, зябко кутаясь в толстовку и фокусируя взгляд на Сонхва. Тот вытер слезы со щек и поднялся на ноги, кивая. Мерзко от самого себя, что он заставил такого человека, как Пак Сонхва, плакать.       Парень отошел подальше, к Уену, неловко опуская глаза и заламывая руки. Хонджун еще немного посидел на скамейке и, убедившись, что его точно отпускают, тут же вскочил и сразу же отошел поближе к воротам на территорию общежития. Он обнял себя руками, несколько раз мелко кланяясь Сонхва и Уену, и те медленно поклонились в ответ. Тут же Хонджун скользнул за ворота, торопливо выискивая в кармане ключи от комнаты и внимательно вслушиваясь в звуки вокруг, ожидая, что за ним кто-то пойдет. Однако Сонхва и Уен остались стоять на месте.       Сонхва дрожащими руками полез за пачкой, вытаскивая сигарету и чиркая зажигалкой. Уен молча смотрел на то, как его друг безуспешно пытается закурить. Наконец он мягко коснулся пальцами плеча Сонхва, забирая зажигалку и аккуратно поджег сигарету, тут же убирая руки. Пак благодарно кивнул, затягиваясь. Он рвано выдохнул, наблюдая за тем, как закручивается дым в свете фонаря. По щекам его снова потекли слезы. — Пиздец. — Да, — согласился Уен. — Пиздец.