Предложение

      Юнхо никогда не думал, что в его жизни появится человек, чьего взгляда или обращения он будет готов ждать сутками. Он мельком взглянул на электронные часы, на дисплее которых высветились время и дата. Третий день. Уже третий день Минги избегает его. Если бы кто-то раньше сказал Юнхо, что ему придется испытать на себе всю боль и нетерпеливую горечь разлуки, он бы просто посмеялся. Ну не может в его жизни появиться кто-то, кто станет важнее одного всклокоченного парня с хмурым взглядом и низким бархатным голосом. Еще с самого детства весь его мир строился из семьи, учебы, парочки хобби и Минги. С возрастом ничего не поменялось, лишь стало хуже: теперь детская наивная привязанность превратилась в какое-то гигантское кипящее чувство, заполняющее грудь и давящее на диафрагму так, что было невозможно вздохнуть рядом с этим человеком.       Для Минги, когда тот начинал задумываться о том, что между ними двумя происходит, Юнхо все оправдывал тем, что просто за столько лет дружбы они стали едва ли не единым организмом. В глаза другим он просто улыбался и называл себя его лучшим другом. А по ночам в одиночестве подолгу не мог уснуть, пялясь в потолок и с самой глупой и дурацкой улыбкой на лице вспоминая все мимолетные, но такие теплые и нежные касания, что от одних только мыслей о них по спине бегали табуны мурашек.       С одной стороны, эти эмоции его пугали. Ну нельзя испытывать это пищащее удовлетворение каждый раз, когда ты разговариваешь с кем-то, кого знаешь сто лет. Братская любовь, привязанность, гордость, умиление — да. Но не клокочущую нежность, разрывающую легкие и заставляющую сердце трепетно петь серенады. Но, с другой стороны, было в этом что-то по-своему мазохистско приятное. Прятать глаза, чтобы — не дай бог — он не заметил, как долго ты пялишься; улыбаться не слишком широко, чтобы не догадался, и не слишком сдержанно, чтобы не расстроился; находить больше и больше отговорок, чтобы остаться наедине подольше; искать поводы для прикосновений и совершенно точно «дружеских» объятий и определенно «шутливых» поцелуев в щечку; осторожно-осторожно принюхиваться к тонкой смеси парфюма, шампуня и чего-то еще, такого головокружительного и притягательного. В какой-то момент это стало игрой, и Юнхо начал чувствовать себя как король на шахматной доске, окруженный вражескими пешками и ладьями, которыми управляет упрямый и самоуверенный игрок: вроде, ситуация патовая и стоит уже просто объявить ничью и разойтись, как в море корабли, но эта нахальная, но такая ласковая только для Юнхо улыбка сидящего напротив соперника ака друга детства… о, Юнхо готов был отдать за нее жизнь. Что уж говорить о какой-то там жалкой фигуре на доске.       До этого случая он совсем не задумывался о том, что может что-то пойти не так. Казалось, он идеально прячет то, что творится в душе, и никто и никогда не сможет догадаться, с какими на самом деле чувствами он каждый раз разговаривает с Минги. Вот только он определенно облажался. Позволил эмоциям взять верх и упустил момент, когда открылся перед тем, кто считал его просто другом. — Преподаватель Чон, здравствуйте.       Юнхо, натянув на лицо приветливую улыбку, обернулся к подошедшему парню, легко кланяясь в знак приветствия. Окликнувший его студент выглядел, мягко говоря, паршиво. Всклокоченные тёмные волосы, круги под глазами, поникшие плечи и уставший робкий взгляд. Этого первокурсника он помнил: довелось вести у его группы несколько занятий по основам психологии, и парнишка, такой разбитый сейчас, всегда был бойким и активным на парах. Даже то, что учился он вечером, когда большинство людей уже клевали носом и были рассеянными, никак не умаляло его пылкой тяги к знаниям. За это Юнхо его уважал. — Что-то случилось, Чонхо-щи? — участливо спросил он, отмечая, как парень мнется, неловко заламывая руки и отводя взгляд.       Парень кивнул, поджимая губы. Он некоторое время помолчал, а потом глубоко вдохнул и поклонился ещё раз. — Я заметил, как вы вчера общались на обеденном перерыве с Пак Сонхва… — Да, — кивнул Юнхо. Он нахмурился, пытаясь понять, что так тревожит Чхве. На занятиях он производил впечатление стойкого и уверенного в себе человека. Совершенно противоположное тому, как он выглядел сейчас. — У меня такая… просьба… Скорее, вопрос. Уточнение… я хотел спросить у вас… ну… Понимаете, он мой сосед по комнате. И некоторое время не ночует со мной. И не могу выловить его. Ни его, ни Чон Уена, — он поднял грустные обеспокоенные глаза. — Он тоже тогда общался с вами. Я хотел бы… они… — Вы поругались?       Чонхо облегчённо выдохнул, мелко и быстро кивая. То, что ему не пришлось произносить это вслух, немного успокоило его. Преподаватель Чон был человеком хоть и строгим, но спокойным и понимающим. Из всех практикантов только он симпатизировал Чонхо. Возможно, из-за того, что учился в том же университете и являлся старшим товарищем Чхве, а, может, и из-за покладистого характера вне учебной деятельности. На парах он был серьёзным и даже отчасти суровым, но при личном общении — Чонхо довелось пару раз поговорить с ним на отвлеченные темы, когда они сталкивались в коридорах — одна его ласковая улыбка чего стоила.       Возможно, со стороны парня это было эгоистично — вот так решать свои личные проблемы через постороннего человека, но отчего-то ему казалось, что Чон Юнхо можно доверить маленькую тайну его состояния последнее время. Основной причиной было то, что Юнхо учился на психолога и мог бы сказать что-то необходимое Чонхо, если он поделится переживаниями. Однако это была не единственная причина выбора. Пару раз от Сонхва он слышал об этом человеке интересные подробности об его отношениях с Сон Минги. Кто такой Минги Чонхо не знал, но, со слов Сонхва, с Юнхо они были невероятно близки настолько, что порой их принимали за парочку. В один из вечеров Пак доверительно сказал своему младшему о том, что между Минги и Юнхо есть какая-то химия, которую крайне сложно не заметить. Мол, эти двое влюблены друг в друга по уши. Так что получить совет от человека, который потенциально ощущает душевные метания, схожие с метаниями Чонхо, было бы крайне полезно.       Чхве ещё раз посмотрел на практиканта. Тот сочувствующе хмурился, о чем-то размышляя. Мелькнула острая и тонкая мысль о том, что Юнхо совершенно не похож на парня, которому нравятся мужчины.       Судя по тому, что Чонхо знал о девушках, им как раз нравятся такие приятные и добрые парни, всегда опрятно одетые и с идеально уложенными волосами. Чонхо наклонил голову. Да и мордашка у Чон Юнхо была привлекательной. Вряд ли у него было мало поклонниц. А когда вокруг тебя много девушек, которым ты нравишься, и они тебе нравятся, правильно? Во всяком случае, отец Чхве, у которого было романов больше, чем лет, прожитых в браке, учил маленького сына, что обилием воздыхательниц нужно пользоваться как можно активнее. — Можем мы, пожалуйста, поговорить? — тихо уточнил Чонхо, с какой-то обиженной и яростной одновременно мольбой глядя на него. Юнхо склонил голову, заинтересованно глядя на эту смесь эмоций. Вероятно, Чхве был человеком твердым, не привыкшим показывать свои слабости перед другими, раз даже прося о помощи умудряется смотреть на своего старшего как на врага. — Разумеется, — кивнул он. Аккуратно проскользнул мимо Чонхо, приоткрывая дверь и с легким полупоклоном придерживая ее, чтобы парень вышел на улицу первым. Тот упрямо посмотрел сначала на Чона, потом — на то, как он приглашающе держит дверь, а затем настойчиво перехватил ручку, всем своим видом показывая, что он и сам может себе ее подержать. Юнхо настаивать не стал и вышел первым. Чонхо нахмурился еще сильнее, прикусывая губу и отводя взгляд.       Что-то в его глазах напрягало Юнхо: как будто этот человек изо всех сил борется с чем-то внутри своей головы, из-за чего не мог позволить себе хотя бы улыбнуться в ответ на добрый взгляд того, кого сам же и попросил о помощи. Чон прикрыл глаза, наслаждаясь теплым ветром, пахнущим травой и свежестью, и молча пошел в сторону парка. Младший пассивно последовал за ним.       Разговор они не начинали: Юнхо не хотел давить, позволяя Чонхо хотя бы немного расслабиться и раскрыться, а Чонхо просто не знал, что именно он хотел спросить или сказать. Он успел уже пожалеть о том, что вообще решил спросить совета, потому что иррациональный страх осуждения за испытываемые чувства давил на затылок, заставляя стыдливо опускать глаза. Чхве не знал даже, чьего именно осуждения он боится: Чон Юнхо или своего собственного. Однако он просто следовал за парнем, так как в голове его поселился малюсенький червячок сомнения.       Весь подростковый возраст его воспитывали по устоявшимся духовным нормам и правилам, которым он слепо следовал. Внемля авторитету родителей, не позволял себе сделать что-либо по своей воле, отлично понимая, что за этим последует суровое наказание. Будь то лишение карманных денег или домашний арест — не важно. Чонхо знал, что каждый его шаг отслеживается, а потому не смел даже задуматься о том, чего на самом деле хочет, и совпадают ли желания и взгляды родителей с его собственными. За несколько месяцев обучения в университете и жизни в общежитии он сумел немного спокойнее вдохнуть. Конечно, родители его жили тоже в Сеуле, но отчий дом находился далековато от Ханама, где располагалось общежитие, так что вечно загруженные господин и госпожа Чхве даже не особо старались видеться с сыном. А тот был и не против. Было гораздо легче солгать о том, что он был весь день на парах или готовился к зачетам, чем объяснять, почему он в первые же пару недель после поступления перевелся на вечернее и пошел работать в попытке накопить деньги и «сбежать» из родительского гнезда.       Поэтому, сумев раздобыть себе хотя бы глоточек свежего воздуха, не перекрытый равнодушной, но деспотичной властью родителей, Чонхо в полной мере испытал на себе, каково это — ощущать, как рушится привычная картина мира. Страх перед переменами тянул назад. Желание исправиться и измениться толкало вперед. И Чонхо слушал это желание, потому что из-за него едва заметно выглядывала надежда на то, что он сможет все исправить и вернуть то, что позволяло держаться на плаву. Он несмело украдкой надеялся, что тот парень, даже имени которого он не знал, захочет выслушать Чонхо. Но чтобы он выслушал Чонхо, сначала сам Чонхо должен выслушать и, что самое главное, понять себя. Поэтому он молча шел за своим старшим, из чистого привычного упрямства делая нарочито небрежный вид.       Юнхо его не торопил с разговором и не давил. Он лишь украдкой иногда поглядывал на парнишку, отмечая, как вихри эмоций сменяют друг друга на уставшем лице. Погода была замечательной. Деревья спокойно шелестели, и стены университетских корпусов проглядывались через их ярко-зеленые кроны. Какой-то сладкий цветочный запах, который отдаленно напоминал жасмин, разливался по округе, и ветер разносил этот аромат над землей. Юнхо прикрыл глаза, расслабленно улыбаясь, а потом вскинул голову, разглядывая глубокое ярко-голубое небо. Рваные облака, будто подранные когтистыми лапами, медленно и лениво текли по небосклону. Даже несмотря на паршивое настроение последние дни из-за тоски по Минги, Чон ощущал, как каждая клеточка его тела расслабляется. Он снова посмотрел на Чонхо, который смотрел на выложенные щебнем тропинки, сквозь камешки на которой пробивались тонкие-тонкие травинки. — Смотри, как красиво, — произнес Юнхо, по-доброму улыбаясь младшему. Чхве вздрогнул, глубоко погруженный в свои мысли, и изумленно глянул на Юнхо, пытаясь понять, что ему сказали. Когда смысл услышанного пробился через преграду в виду спутанных хаотичных мыслей, Чонхо тоже медленно задрал голову и так и остался стоять на месте.       Теплый ветер внезапно вызвал толпу мурашек, и он зябко задрожал, прикусывая губу. Глаза начало щипать. В последнее время он был в слишком раздавленном состоянии, чтобы идеально себя контролировать. Тихонько сжал кулаки в попытке вернуться в трезвое состояние рассудка, но что-то внутри предательски дрогнуло, и из горла вырвался судорожный вздох. Юнхо молча посмотрел на то, как упрямо Чонхо сжал губы и нахмурился, и потом присел прямо на траву. Вокруг не было ни души. Студенты либо сидели по комнатам, либо уехали в город, чтобы за прогулкой насладиться прекрасной погодой.       Юнхо ничего не говорил. Он сидел спиной к Чонхо, и тот расслабленно опустил плечи, обрадованный, что он остался в мнимом подобии одиночества, а, значит, и может перестать себя сдерживать. Он благодарно шмыгнул носом, усаживаясь рядом с Юнхо на траву, и тот, запрокинув голову и подставив лицо золотым лучам, ласково посмотрел на младшего, приоткрыв один глаз. — Если тебе так будет легче, — тихо сказал он, — мы можем сесть спиной друг к другу. Если тебя смущает, что на тебя смотрят, или типа того…       Чонхо на мгновение забыл, как дышать. Снова предательски сдавило горло, из-за чего Чхве рывком отвернулся, бормоча что-то в знак согласия. Юнхо медленно повернулся к нему спиной, упираясь руками в землю и отклоняясь назад, явно наслаждаясь теплым погожим деньком. Чонхо тоже полностью отвернулся.       Некоторое время они сидели молча, снова не зная, о чем спросить друг у друга или как начать разговор. Наконец Чонхо глубоко вздохнул, силясь унять дрожь в пальцах. — Как… как там Сонхва-хен? — В порядке, вроде как. Они с Джун-и очень сблизились за последние пару дней.       Юнхо почудилось, что при упоминании Хонджуна Чонхо крупно вздрогнул. — Вот как… — прошелестел он. — Он у него ночует, да? — Наверное, — медленно протянул Чон. — У Джун-и сосед по комнате Минги. В первую ночь он у меня остался, когда… когда Сонхва-щи только-только начал пропадать из комнаты. А потом — не знаю. — Минги… Минги-сонбэ — это ваш друг, да? Про которого Хва-хен рассказывал? — Наверное, — тихонько рассмеялся он. — Сонхва-щи про кого угодно может рассказывать. Но, да, Минги-я — мой хороший приятель.       Они замолчали. Вдалеке был слышен едва различимый гул толпы и веселый смех. Но сюда, в отделенное от общих взглядов деревьями пространство, этот гомон не долетал, лишь дребезжа на заднем плане практически незаметным белым шумом. — Он… Сонхва-хен… злится?       Юнхо не отвечал. Он спиной чувствовал, как напряженно подрагивает Чонхо, пытаясь собраться с мыслями. Чхве подтянул ноги к груди и обхватил их руками, обнимая себя в защитном жесте. Подумать только… он уже давненько не позволял себе так по-детски вести себя рядом с кем-то. — Он… злится на меня за то, что я сказал, да?..       Чон внимательно прислушивался к малейшему звуку из-за спины, и когда тихий дрожащий голос резануло громкое шмыгание носом, дернулся от неожиданности. Тут же за этим последовал шелест одежды и судорожный выдох. Чонхо старался как можно скорее снова спрятать показавшиеся на глазах слезы, вытирая их рукавом.       Он вздохнул, и, когда в следующий раз начал говорить, его голос звучал сдавленно и сипло. — Я не хотел его обидеть. Ни его, ни Уен-хена… Понимаете, преподаватель Чон?.. — Просто Юнхо, — аккуратно поправил его собеседник, тут же возращаясь к молчанию, когда услышал что-то вроде согласия в ответ. — Понимаете, Юнхо-сонбэ? Я… Я просто так испугался… Мне очень не хватает Сонхва-хена. И… ладно. С Уен-хеном я почти не общаюсь, но все-таки перед ним тоже хочу извиниться, — он всхлипнул, и голос у него надломился. — Я так виноват перед ними. Понимаете?.. Я ужасно виноват. Я… ужасно провинился…       На некоторое время они замолчали. Юнхо тихо прислушивался. Чонхо лишь судорожно вытирал щеки и глаза от мелких слезинок, настойчиво сжимая кулаки и пытаясь себя пересилить и успокоиться. Как-то все в один момент навалилось так резко, что даже времени не было как следует обдумать, что именно он хочет сказать и обсудить. Юнхо не перебивал, только слушал, и Чонхо с благодарностью подумал, что потом нужно будет угостить старшего ужином за то, что он терпит его сопли и бессвязный монолог. Немного придя в себя, Чхве прикрыл глаза и запрокинул голову, умоляя себя и свой организм не разрыдаться окончательно. — Они ничего плохого не сделали… — пробормотал он. — Но… я общался со своей… своим… со своим другом, — голос задрожал, когда в голову стрельнула мысль о том, что теперь они больше не друзья. Тот парень сам написал, что им стоит прекратить общаться.       Захотелось резко поговорить и об этом тоже. Обычно в такие моменты, когда у них с — теперь уже точно — тем парнем были ссоры, он просто болтал с Сонхва, и Чонхо иногда позволял себе выговориться, не боясь, что его заткнут. Но теперь, когда и Сонхва, и его «солнышко» больше не общались с ним, оказалось, что за несколько дней может случиться столько всего, что будет трудно держать все в себе. Оказывается, когда даже поговорить особо не с кем, накапливается столько мыслей, жаждущих, чтобы их озвучили. — Я общался с одним парнем, мы дружили, переписывались. Почти каждый вечер созванивались… вот… — он вздрогнул и сжался. — Я… изначально думал, что это девушка… — признаваться в этом было стыдно. На несколько секунд Чонхо замолчал, но, не услышав криков отвращения или ругани, тут же успокоился и вздохнул свободнее. — И, честно, до последнего не знал правды. Но… недавно узнал. Вот… это как раз про тот конфликт. Я… мы… мы созванивались, вот, и получилось так, что Уен-хен и Сонхва-хен обсуждали своих… — он замялся. — Парней?.. Ну, наверное, да, парней. Они их обсуждали, а меня так выбесило, что мой друг заинтересовался в этом и тоже решил поспрашивать о том, о ком они вдвоем болтают, ну и я наговорил очень много лишнего, и теперь просто… я… я ненавижу себя, — сбивчиво закончил он, и голос его надломился.       Чонхо всхлипнул. Руки его дрожали, а все тело трясло. Он на пробу придвинулся ближе к Юнхо, упираясь спиной в его спину и несмело откидываясь назад в немой мольбе поддержать. Чон ничего не ответил, лишь откинулся на спину Чонхо, позволив себе слегка расслабиться, и ощущение мягкого теплого давления, значащего, что его не осуждают, а позволяют поискать помощи, стало похоже на глоток кислорода. Чонхо глубоко вдохнул, крупно содрогаясь. — Я наговорил о том, что ненавижу людей нетрадиционной ориентации, что они все больные и мерзкие, и очень плохо отзывался конкретно о Сонхва-хене и Уен-хене. Я позволил себе лишнего, очень много… очень много лишнего, — быстро-быстро затараторил он. Прижав колени плотнее и сильнее откинувшись на крепкую и такую надежную спину позади, позволил наконец слезам стечь по щекам. — Я и сам не знаю, что на меня нашло. В тот момент я еще думал, что мой друг — девушка, а я так… он… он мне так нравится, Юнхо-сонбэ… Извините, что вот так в лоб, я не знаю, как вы относитесь к однополой любви, но мне надо кому-то рассказать… — он судорожно вытер щеку от слез. — Извините… Просто… Мы так долго и так хорошо общались. Он очень веселый, у нас схожие интересы, а еще он обожает комнатные растения… У него, — он засмеялся и вытянул руки, пытаясь что-то показать руками, похожее на круг, — у него в комнате в общаге огромный такой цветок есть, вот такой вот!.. — и он вскинул руки, не в силах объяснить словами. — Он так мило ругается, когда в фильмах или в дорамах какая-то херня происходит, а еще он учится в меде, и на латыни и на английском у него такой красивый почерк!.. — он взахлеб рассказывал все это, захлебываясь в слезах и не в силах остановиться хотя бы на мгновение, чтобы вытереть их. — Я уверен, что он очень красивый, потому что он скидывал фотки своих шампуней и баночек с кремами для лица… И он обожает компьютерные игры, он так быстро ориентируется во всяких квестах и головоломках… я… он… — улыбка медленно сошла с его лица, и слезы хлынули с новой силой. Чонхо обессиленно уронил руки на землю, даже не пытаясь уже как-то скрывать то, что плачет. — Он мне так нравится, Юнхо-сонбэ… — прошептал он, дрожа всем телом и пряча лицо в ладони.       Юнхо задумчиво рассматривал облака, положив затылок на макушку Чонхо и позволяя ему выплеснуть все то, что накопилось. Он не перебивал, лишь тихо и внимательно слушал, готовый к тому, что внезапно может понадобиться его помощь.       На несколько минут Чонхо замолчал, пытаясь совладать с нахлынувшими эмоциями, а Юнхо пытался мысленно понять, что именно вызвало такие смешанные чувства у этого парнишки. Если принимать во внимание, что он сказал, мол, «сначала думал, что девушка, оказалось — парень», проблема, видимо, в гомофобии и нежелании мириться с такими отношениями. Также извинения перед Юнхо, если вдруг тому неприятно о таком слушать, искреннее раскаяние, что сорвался на Сонхва и Уена… Если бы Чонхо и правда был так против однополой любви, сейчас бы не убивался, а, наоборот, пребывал в невероятной ярости из-за обмана и самого факта, что ему понравился другой парень.       «Он мне так нравится».       И к чему тогда слезы?..       Хотя, если проблема действительно в ненависти к себе и отрицании своей же ориентации, то все становится просто как дважды два: влюбился в парня, узнал об этом уже постфактум, так еще и напрямую высказал свое отношение парой крепких словечек в сторону старших товарищей. Не особо приятная ситуация.       Юнхо погрузился в анализ, краем уха следя за тем, что творится за его спиной. Всхлипы Чонхо стали более тихими и не такими судорожными, а сам он перестал трястись, как цыпленок на морозе.       Мысли о том, как именно помочь и что именно спросить, плавно перетекали в голове, но какая-то эгоистичная сторона упрямо тянула внимание на себя, заставляя думать лишь об одном. Минги. То, как Чонхо взахлеб рассказывал о своем «друге», как восхищался мелочами и искренне радовался различным сторонам характера, находя их забавными или милыми… Юнхо задумался, а что его привлекает в Минги? Его голос? Чувство юмора? Энергичность и импульсивность? Что стало тем самым спусковым крючком, после нажатия на который все разбилось вдребезги, и Юнхо по уши влюбился? Произошло это как-то чересчур быстро и спонтанно, так что создавалось ощущение, словно так и должно быть, как будто это было логичным окончанием их многолетней дружбы.       Частенько Минги говорил о себе не самые лучшие вещи, порой спрашивая у Юнхо, как он до сих пор терпит такого вспыльчивого и скучного человека. А Юнхо и сам не знал. Он знал лишь, что этот «вспыльчивый и скучный человек» — лучшее, что случалось с ним в жизни. — Так почему ты расстроен? — уточнил Юнхо. — Из-за ссоры с Уен-щи и Сонхва-щи? Почему же ты подошел конкретно ко мне?       Чонхо почувствовал, как щеки заливает краской. Он сглотнул, заламывая руки. — Я… Ну… Сонхва-хен говорил, что у вас с вашим… м… лучшим другом есть какая-то «химия», и я хочу спросить… как вы… приняли? Ну, приняли себя?       Юнхо тихо посмеялся, умилившись тому, как постепенно голос Чонхо становился все тише и тише, а тон его постепенно терял уверенность. Но тут же взял себя в руки и задумчиво хмыкнул. — Тебе ответить как психолог или как человек?       Чонхо завис на секунду, удивившись тому, что Чон даже не попытался отрицать наличие этой самой «химии». Колючее чувство стыда заполнило голову, тыча его носом в то, что вот так надо себя вести, а не корить себя за то, что не в силах изменить. Стало стыдно за себя и свою истерику. Потому что другие люди так это не переживают. Чонхо сглотнул. — Как психолог… — Как психолог я должен спросить, что конкретно во всем этом тебя пугает? — Чхве задумался, но ответить ему не дали. — Например, меня пугала перспектива открываться перед обществом и объясняться с друзьями, какой я на самом деле. И помогла мне смена круга общения. Когда в твоем окружении появляется тот, кто поддерживает или даже разделяет твои взгляды, становится проще включить эти самые «взгляды» в картину мира. Что тебя останавливает от того, чтобы просто сказать себе: «Все нормально, и сам я нормальный»? — Чхве снова напряженно нахмурился. — Друзья? Семья? Может, прошлый неприятный опыт? — Родители… — сорвалось раньше, чем Чонхо сумел понять, что он вообще открыл рот. Он тут же испуганно напрягся, но Юнхо лишь кивнул, мазнув теплыми пушистыми волосами по шее Чхве. — Родители, — повторил он. — Родители — авторитет ребенка. Они закладывают в нас фундамент поведения. Никто не может быть плохим или хорошим, и важно это понимать. Ты не можешь переделать себя. Если перед тобой апельсин — хоть убейся, блять, а он не станет куском мяса. Извини за мат, — тут же взмахнул рукой он, но Чонхо активно закачал головой. — Не торопи себя, Чонхо-я, — ласково произнес он. — Не заставляй себя бросаться в это с головой, но подумай о том, что именно заставило тебя так к себе относиться. Почему ты сказал, что «ненавидишь себя»? Ты вылетел из-под крыла родителей, и уже начинаешь жить своей жизнью. Позволь себе расслабиться.       Они замолчали. Чонхо чувствовал, как в груди громко бьется сердце. Он сглотнул и заерзал на земле, пытаясь повернуться к Юнхо. Тот приподнялся, наконец садясь прямо, чтобы младшему было комфортнее. — А… — он взглянул Юнхо прямо в глаза. Щеки его еще не высохли, но Чвхе было абсолютно плевать. — А как человек?       Юнхо улыбнулся. — А как человек… Мне ли не плевать, что и кто там думает? Мне комфортно с Минги. Я влюблен. Меня он вдохновляет. Да, он до сих пор не знает об этом, но и я только недавно осознал все эти чувства. Какая разница, какого пола человек, если мне комфортно? А что там скажут остальные — шли их мнение нахуй, — он задорно подмигнул Чонхо, и тот расплылся в благодарной улыбке. — Тебе нравится этот человек? Ты не злишься, что он обманул тебя? — Нет, — активно замахал головой тот. — Тогда это хороший признак. Это значит, что ты уже на полпути к тому, чтобы перестать себя грызть за свои же чувства. — А… Сонхва-хен и Уен-хен?.. — несмело спросил Чонхо, глядя искрящимися глазами на Чона. — Я знаю и одного, и второго. Просто поговори с ними. Извинись. Только искренне и от всего сердца. Это я тебе как человек говорю, — доверительно понизив голос, наклонился к нему Юнхо. — Они оба тоже очень переживают из-за всего этого. Да, у них есть их парни. Но, если бы Сонхва-щи не переживал о том, что произошло, он бы не избегал тебя, правильно? — Наверное… — Если он старается с тобой не видеться — значит, его тоже эта ситуация грызет. Просто поговорите. Ладно? — Хорошо, — послушно кивнул Чонхо. — И, да, Чонхо-я, — Юнхо поднялся на ноги, смахивая со светло-серых классических брюк прилипшие травинки. — То, что ты взорвался — нормально, — абсолютно серьезно, без тени улыбки произнес он. — Если бы ты заставлял себя и дальше скрывать это и подавлять, было бы намного хуже. Просто поверь. Если ты что-то чувствуешь — не пытайся это скрыть. Откройся тем, кому доверяешь, — он немного помолчал. — Это я тебе как психолог говорю, — улыбка скользнула обратно на светлое лицо. — А то сначала ты прячешь свои эмоции, а потом — орудие убийства. Это — уже как человек, — он рассмеялся, когда Чонхо издал парочку смешков.       Чхве поднялся на ноги, улыбаясь и благодарно кланяясь несколько раз. Юнхо потрепал его по голове, глубоко вздыхая. — Я просто надеюсь, что смог помочь хоть немного. — Вы очень помогли мне, сонбэ! — горячо возразил Чонхо. Он вытер мокрые щеки, упрямо поджимая губы. — Не знаю, как объяснить… вы выслушали меня, а это уже многого стоит!.. — Я рад, — улыбнулся тот. — Выпей пару стаканов воды сейчас, хорошо? И обязательно отдохни, чтобы голова не болела, — он положил руки ему на плечи. — Обязательно поговори со своим другом. Мне кажется, что вам как минимум нужно объясниться. Удачи! — И вам, — поклонился Чонхо, — удачи с вашим другом!..       Юнхо рассмеялся в ответ на неловкое ответное пожелание парня, глядя на часы. Они медленно двинулись в сторону корпусов. Чонхо потихоньку успокаивался, глубоко дышал и с благоговением рассматривал ярко-зеленые растения и кустарники вокруг. Сердце его спокойно и размеренно билось, и, хоть голова его и побаливала, а череп будто сдавливали тяжелыми обручами, настроение было отличным.       Он тихонько поглядывал по сторонам, чувствуя себя в приподнятом настроении впервые за эти несколько дней, которые, казалось, тянулись вечность. Волна спокойствия и умиротворения затапливала абсолютно все внутренности, заставляя по-дурацки широко улыбаться. Наконец, как только они подошли к дверям в корпус, Чонхо распахнул дверь, с поклоном пропуская Юнхо первым. Тот по-доброму усмехнулся, дружески трепля младшего по голове, и, как только прохлада здания отрезала их от палящего летнего солнца и пропитанного жасмином воздуха улицы, оба наконец расслабленно выдохнули. Однако от резкого контраста температур по рукам скользнули мурашки, заставившие зябко вздрогнуть. — В августе у Минги-я день рождения, — внезапно сказал Юнхо. Он обернулся к Чонхо, который изумленно остановился, так и не успев попрощаться. — Я слышал, что ты неплохо печешь. Я подписан на твой блог.       Чонхо почувствовал, как начинают пылать уши. Он что-то пробормотал, на что Юнхо лишь смешливо фыркнул. Он откашлялся. — Так вот. Мы с Джун-и хотим устроить маленькую вечериночку. На нем — украшения, на мне — музыка и развлечения. Еще Сонхва-щи и Уен-щи хотели присоединиться, чтобы поучаствовать в организации. Не хочешь и ты с нами? — Я… я? — растерянно спросил Чонхо, до этого задумчиво кивающий. Он непонимающе нахмурился. — Вы… уверены? — Разумеется, — кивнул Чон. — Минги обожает сладости, а Сонхва-щи говорил, что твои пирожные хоть и непривычные на вкус, но обалденно вкусные. Я думаю, мой хороший обрадуется, если угощения на его дне рождения сделает его друг. — Но… мы не друзья даже. — Ты понял, что я имею в виду, — рассмеялся Юнхо, и у Чонхо защемило в груди от этого доброго аккуратного смеха. — К тому же… извини, конечно, но, мне кажется, твои родители имеют слишком большой контроль над тобой. Даже сейчас, когда ты учишься. Тебе следует расширить круг общения, чтобы узнать побольше людей. И не только из старого окружения. У меня есть друг из другого университета, мы вместе проходили практику по клинической психологии в свое время. Он тоже придет, они хорошие друзья с Минги-я, плюс, я буду рад с ним увидеться. — Я… хорошо, — согласился Чонхо, опуская плечи и вздыхая. — Это, получается, через полтора месяца?.. — Лучше заранее все спланировать!.. — важно произнес Юнхо. — Он на прощание похлопал парня по плечу, и тот ответил улыбкой. — Да, вы правы. Еще раз огромное вам спасибо, Юнхо-сонбэ! — он низко поклонился.       Тот в ответ лишь махнул рукой, и младший унесся куда-то, на ходу доставая телефон и начиная строчить кому-то сообщения. Юнхо даже догадывался, кому. Он, мурлыча себе под нос какую-то мелодию, развернулся и направился к выходу из учебного корпуса, в голове прокладывая маршрут прямо к комнате Хонджуна и Минги. После такого душевного, пусть и почти одностороннего разговора, создавалось ощущение, что ему все по плечу.       Юнхо твердо вознамерился добиться от Минги ответов во что бы то ни стало. Настроение было великолепным, а легкость заполняла его тело до кончиков пальцев.