Улица 69

Едва начался второй урок, как смартфон в кармане куртки завибрировал. С 2014 года и очередного эпизода со стрельбой по ученикам школа Какузу отказалась от запрета на мобильное зло, позволив девчонкам невозбранно скроллить Инстаграм, а консерваторам – брюзжать в свое удовольствие. Брюзжали они, наверное, не зря. Какузу отвлекся от химии и осторожно потянулся к карману. К его удивлению, сообщение было от Хидана: «НУЖНА ПОМОЩЬ!!! приезжай на угол 69 и 16, быстро!!!!!». Какузу бы решил, что тот снова гонит его хер пойми куда по очередному уебскому поводу, как и миллион раз до этого, но было одно «но». Хидан не присылал сообщения по утрам. В это время он спал как убитый после смены в баре, и чтобы он продрал глаза, требовалась по-настоящему веская причина. Снова что-то случилось? Какузу нервно сглотнул. Хидан вечно влипал в отвратительные истории. Сбегать с продвинутой химии совсем не хотелось – все-таки курс уровня колледжа, − но по средам ставили сдвоенные занятия. Первый урок Какузу уже отсидел, значит, отставание будет некритичным. К тому же, следом шла пара мировой художественной культуры – единственного класса по искусству, который он выбрал, чтобы добрать заветный балл. Творчество и духовное развитие волновали его в последнюю очередь. Перед началом года Какузу долго ломал голову, что ему взять. Все связанные с искусством предметы, от рисования до ведения социальных сетей, казались плохо завуалированным воровством времени. Хидан предложил гончарное дело, а после гонялся за Какузу, хватая его за руки и пытаясь драматично намычать «O-oh my lo-ove…» в пародии на древний фильм с Патриком Суэйзи. Когда он вел себя как кретин, Какузу ужасно хотелось ему врезать, но он этого не делал, только сжимал губы неодобрительно. Что он вообще мог противопоставить Хидану и его хаосу? Ничего. Ни тогда, ни сейчас. Какузу поднял руку. – Что такое, мистер Асуэта? – учительница, миссис Марилло, строго глянула на него поверх очков, будто заранее знала, что произойдет. Говорить перед всем классом было не по себе, но голос Какузу не дрогнул: – Мне только что пришло сообщение от бабушки. Она плохо себя чувствует. Можно мне домой? Кто-то должен побыть с ней, вдруг придется ехать в неотложку… Миссис Марилло какое-то время смотрела на Какузу не мигая, как змея. Выискивала подвох в его словах. Но Какузу старался не пропускать химию и всегда делал домашние задания. У учительницы ничего против него не было, и она смилостивилась: – Хорошо, можешь идти. Только загляни к директору, предупреди его о своем отсутствии. Бабушка – твой единственный опекун? Какузу кивнул. Миссис Марилло нахмурилась. – Тогда поторопись. Тебя ждут дома. Под любопытными взглядами одноклассников Какузу сгреб вещи в рюкзак и направился к выходу. Притворив за собой дверь, он мрачно ухмыльнулся. Его и правда ждали, но в совсем другом месте. Какузу опасался, что застанет перед кабинетом директора очередь из родителей и провинившихся, но там не было никого. Он постучал, раздалось приглушенное «Войдите». Какузу повиновался. Он уже бывал здесь. Директор старшей школы, мистер Уайт, сидел за дубовым столом, напоминающим монументальный двустворчатый гроб, на столе высилась мраморная голова королевы Виктории, а на стенах вокруг пестрели бесконечные дипломы мистера Уайта и наградные грамоты за победы кого угодно в чем угодно. – Здравствуйте. Миссис Марилло просила зайти, – отрапортовал Какузу. – Я отпросился у нее. Бабушке стало плохо. Мистер Уайт многозначительно поднес палец к губам. – Напомните ваше имя, пожалуйста. – Какузу. Какузу Асуэта. – И бабушка – ваш единственный опекун? Какузу едва удержался оттого, чтобы закатить глаза. Да почему все вечно повторяют одно и то же? Он это проходил, когда родителей не стало. Тогда ни у кого не было для него ни грамма новой информации – ни у полиции, ни у врачей, ни у социальных работников. Все повторяли друг за другом тупые, бессмысленные слова, как эхо в горах. Какузу это ненавидел. – Да. – Думаю, миссис Марилло обеспокоена, как и все мы. Если состояние вашей бабушки серьезно ухудшится, мне придется уведомить социальные службы. – Разумеется, – проскрипел Какузу. Скулы свело. Сука. Ну разумеется, вот почему всех так интересует, кто его опекает. Если бы эти лицемерные выродки узнали, что он уже полгода как в одиночном плавании, то обделались бы на месте. Какие им грозят выговоры за недосмотр, какие штрафы и санкции! Но Какузу был осторожен. Как бы то ни было, со следующего августа он преспокойно мог жить один. Самостоятельно подписать договор и снять квартиру (если наскребет денег). Оставалось протянуть десять месяцев. Даже не год! Он справится – если его чертова бабка до этого времени не загнется. – Пожалуйста, не стесняйтесь обратиться ко мне, если вам что-то надо. В этом нет ничего зазорного. Я дам контакты, которые могут помочь. Какузу с трудом представлял себе этих людей. Кто и чем мог ему помочь? Пока во всем свете нашелся только один, кто на самом деле что-то предпринял и сделал это абсолютно безвозмездно. Да, этот человек был ненадежен, всрат, наркозависим и слегка безумен, но ему удалось сделать больше, чем бесконечной череде медсестер, психологов, консультантов, офицеров и соцработников. – Большое спасибо, – выговорил Какузу своим самым ответственным, самым доверительным тоном. – Я обязательно обращусь к вам, если потребуется. Хрена лысого. Однако мистер Уайт выдавил неправдоподобную улыбку, а значит, его воспитательно-ободряющая миссия закончилась, и сказать ему больше было нечего. – Надеюсь, ваша бабушка вскоре поправится. И все-таки, не забывайте этот разговор. Мы, весь педагогический состав, всегда прикроем вашу спину. – Разумеется, – подтвердил Какузу и мысленно дал себе пять. У него-то врать получалось поискусней, чем у этого хлыща в костюме от Ambercrombie & Fitch. – Я ценю это. А теперь извините, мне надо к бабушке. Ладно, пора признать – отмазка про бабку оказалась опасной. В следующий раз такая не проканает или приведет к печальным последствиям. Значит, придется изобретать что-то другое. Какузу с облегчением покинул кабинет директора, а когда и стены школы остались позади, почувствовал себя по-настоящему свободным. Он бы испытал нечто похожее на счастье, если бы не беспокоился из-за Хидана и его подозрительно раннего сообщения. И он действительно опаздывал! Подходя к остановке, Какузу заметил, как его автобус выворачивает из-за угла и рванул вперед. Местные водители славились равнодушием к судьбе тех, у кого не хватает бабла на собственный автомобиль. Поскольку утренние часы пик только закончились, а до обеда было еще не скоро, салон автобуса радовал пустотой. Какузу уселся на длинном сидении в самом конце и смотрел в окно на лучащиеся осенним солнцем улицы. Вскоре автобус свернул к реке, вдоль которой выстроились роскошные особняки. В другой жизни, где у Какузу были родители и известная доля уверенности в завтрашнем дне, он любил представлять тех, кто владеет этими домами за миллионы долларов. Его фантазия рисовала семьи за воскресными обедами в гигантских столовых – достопочтенных отцов семейства, нефтяников и истинных христиан, их жен с застывшими ботоксными лицами, туповатых на вид белокурых детей. Теперь все это не ебало Какузу. Он ненавидел богачей, которым принадлежали огроменные дома с четырьмя гаражами, ненавидел, как те протирали брюки в офисах и стадом ходили на ланч в китайские рестораны, будто отвалить сорок долларов за порцию риса с мясом в порядке вещей. Какузу презирал всех их, узколобых, невыносимых, подмявших под себя мир, – и мечтал быть одним из них. Он пришел в ярость от своих мыслей и трижды раскаялся, что поленился пойти на поезд. Автобус сам вырулил перед ним, что казалось тогда удачей, но теперь он едва полз, делая поездку нескончаемой. Хидан за это время мог умереть или угодить в новую передрягу… Наконец электронное табло предупредило: «Следующая остановка –16 авеню, юго-запад». Какузу ткнул в кнопку остановки. Он выпрыгнул из автобуса практически на пересечении с 69 улицей. У перекрестка маячила светловолосая фигура, опирающаяся спиной на светофорный столб. Сердце зачастило от непонятного предчувствия. Спустя мгновение Хидан заметил Какузу и помахал с широкой улыбкой, как ни в чем не бывало. Мысленно Какузу готовился увидеть следы крови на его одежде (ведь Хидана, с его-то удачей и умением разбираться в людях, наверняка кто-то пырнул в подворотне), но тот выглядел вполне прилично. Да, футболку стоило бы отгладить, куртка блистала потертостями тут и там, а джинсы словно выудили из пищеварительного тракта аллигатора, но в целом Хидан производил неплохое впечатление. От этого открытия Какузу окончательно отпустило – на доли секунды. Следом подоспело осознание, что его выдернули с уроков из-за очередной хуйни, и он досадливо поджал губы. – Что у тебя? – А у тебя что? – Хидан нарочито лениво отлепился от столба. – Не рад меня видеть? К собственному неудовольствию, Какузу был рад его видеть. Было в Хидане что-то такое, что раз за разом, без задержек и перебоев, вызывало в его мозгу реакцию собаки Павлова. Какузу не способен был всерьез на него злиться. – Я думал, ты подыхаешь в канаве, – проворчал он. Хидан изумленно распахнул глаза. На солнце они казались полностью прозрачными и бесстыдно-лавандовыми, цвета какого-нибудь коктейля, который он мог бы смешать в своем отстойном баре. – Почему это? – Потому, – отрезал Какузу со вздохом. Потом добавил: – Ты выцепил меня с химии. Так что тебе надо? – А! – Взгляд Хидана вспыхнул, как от удовольствия. – Пойдем, покажу. Ты, блядь, обосрешься! Какузу закатил глаза и покачал головой. Ну да, ну да. Однако Хидан уже несся вдоль по улице с четким намерением что-то ему продемонстрировать. Пришлось припустить следом. Их бессмысленный забег закончился у невзрачного дома с выбеленными стенами, справа от которого разместилась ванна. Обычная ванна, треугольная и акриловая, с прорезанными дырками под слив и кран. При этом с местной водопроводной системой ее не соединяли ни трубы, ни шланги; она просто стояла в жухлой траве, будто там ей самое место. Подбежав к ванне, Хидан сделал пасс изобретателя, представляющего миру свое творение. – Смотри! Заебок, правда?! Какузу промычал что-то неразборчивое. С одной стороны, он не хотел сбивать с Хидана радостный настрой, с другой стороны, восхищаться было нечем. Уловка сработала. – Вот-вот, – подтвердил Хидан. – А теперь хватай с другой стороны и вдаривай по съебам! У Какузу отвисла челюсть. Этого он точно не ожидал. – То есть, мы пришли сюда, чтобы спиздить чью-то ванну? Хидан уставился на него своими огромными кристально честными глазами. – Да, блядь! А что тут такого? – Ну, действительно, совсем ничего. – Какузу указал на дом. – Но это типа частная собственность. Тут могут быть камеры! – Видишь хоть одну? – ухмыльнулся Хидан. Какузу пожал плечами. Побеленный дом выглядел таким бедным, что его хозяин вряд ли бы раскошелился на видеонаблюдение. К тому же те, кому хватало денег на камеры, любили устанавливать на лужайках знаки «Охраняется системой Frontpoint», чтобы отпугнуть незваных гостей. – Тогда хватай с другой стороны и вдаривай по съебам! – вновь скомандовал Хидан и вцепился в бортик ванны, подавая пример. Какузу осмотрелся по сторонам. Рядом с беленым домом стоял еще один, но не близко; через дорогу застройка была куда плотнее. Впрочем, улица пустовала – ни прохожих, ни садоводов-любителей на унылых сентябрьских клумбах, ни детей, гоняющих мяч посреди проезжей части. Даже автомобили мелькали изредка, будто никто с деньгами и самоуважением не хотел соваться в этот район. На столбе у светофора виднелась круглая камера, какие муниципалитет устанавливал, чтобы отлавливать нарушителей на дороге и рассылать им штрафы. Эта камера могла запечатлеть их крестовый поход с ванной, но перекресток находился в отдалении, а значит, лица на записи получатся смазанными. И вообще, отсюда до трейлерного парка рукой подать. Ладно, чем черт не шутит. Какузу подхватил ванну под закругленный бортик со своей со стороны, Хидан – со своей, и они потащили. На удивление, оказалось не тяжело, но все равно неудобно. Бортик неприятно царапал сгиб пальцев. Из-за формы и размеров с ванной почти не получалось маневрировать, и когда они перебегали дорогу в неположенном месте под неистовое гудение, Хидан спотыкался о свою ношу и костерил ее на чем свет стоит. Какузу бы повеселила ироничность происходящего, если бы он не был вторым непосредственным участником воровства ванны и сам время от времени об нее не спотыкался. Кое-как они добрались до более-менее безопасной территории, где начиналась сетчатая ограда трейлерного парка. Вместо того, чтобы направиться к главному входу (где тоже, несомненно, были камеры), они свернули за угол и потащились вдоль ограды прямо по траве. Где-то тут имелся лаз, стратегически проделанный любителями идти в алкогольный магазин самым коротким путем. Какузу и сам время от времени пользовался им, когда приходилось ночью гонять в «Circle K». Впрочем, тот, кто прорезал дыру в металлической сетке, явно не рассчитывал, что в нее постараются протиснуть ванну. Хидан перелез на другую сторону забора и изо всех сил делал вид, что помогает, но все больше бессмысленно елозил руками по пластиковым бортам. Какузу остался снаружи. В его задачу входило толкать ванну вперед, что он и делал, но та крепко встряла. – Ща, погодь, позову кого-нить, – вдруг озарило Хидана. Черта с два Какузу хотел видеть хуев, которых ему удастся подцепить с утра пораньше. Он, блядь, прогулял вторую химию не для того, чтобы сидеть на солнцепеке перед трейлером в ожидании, когда Хидан поебется с очередным обсосом. – Я сам! – прорычал Какузу, поднапрягся и таки пропихнул ванну в дыру в заборе. Хидан издал вопль восторга, словно футбольный фанат после особенно зрелищного гола. Когда Какузу перелез к нему, он похлопал его по плечу. – Всегда говорил и буду говорить – ты мой рыцарь! Вот бы все мужики были такими, как ты… «Нахуй тебе другие мужики, если есть я», – подумал Какузу с привычной смесью злости, отчаянья и усталости, но вместо этого сказал: – Давай просто дотащим ванну до трейлера? Хидан устал, вспотел и уже сам был не рад своей затее, но все-таки помог Какузу довести начатое до конца. Они прилично срезали по узким дорожкам парка, в результате чего ванна наконец оказалась на их лужайке, рядом с дрянными шезлонгами из «Волмарта». – Ты завтракал? – спросил Какузу у Хидана. Вернувшись к себе, тот первым делом избавился от кожанки и футболки. Вопрос заставил его замереть в раздумье, полуголым и странно ранимым. – Хочешь есть? – Блядь, да! А что, когда-то было такое, чтоб я не хотел? Какузу пожал плечами. И то верно. Он поочередно сунулся в мини-холодильник и кухонный шкаф, проверяя, что еще осталось. Ассортимент не радовал. Какие-то консервы с предыдущего визита в фуд банк, четверть пакета тертого сыра, подсохший хлеб, майонез, пара яблок. Какузу выбрал чили с бобами и мясом. Вылив содержимое двух банок в чугунную сковороду, он водрузил ее на плиту. Плита была старой и грела как могла – неуверенно и вяло. Какузу невольно задумался о благах цивилизации. В микроволновке он бы погрел это хрючево за пару минут, но микроволновки у них не было. Да, легко соврать себе, что дело в традиционном способе приготовления, в романтике использования двухкомфорочной плиты или в невероятных свойствах чугуна, но Какузу не любил врать себе, а уж он как никто знал – все дело в деньгах. Если бы у них были деньги, хрена лысого бы они ютились в старом проржавевшем трейлере на окраине города. Вся проблема только в деньгах. Опять, опять и опять. Пока Какузу трудился над импровизированным завтрако-обедом – к смеси в сковороде присоединились два яйца, которые в идеальном мире стоило бы поджарить отдельно, – Хидан сунулся в трейлер. – М-м, нямка, – одобрительно пробормотал он, заглянув в сковороду. Потом склонился над холодильником. Какузу постарался не пялиться на его зад, плотно обтянутый джинсами, и на то, как шов проходит прямехонько между ягодиц. Словно во сне наяву, Какузу видел, как протягивает руку, чтобы повторить пальцами его очертания, надавливает, заставляя жесткий деним потереться о Хиданову дырку… Какузу моргнул. Разумеется, он не сделал бы ничего подобного. Любой из ебырей Хидана сделал бы, но только не он. Он ведь рыцарь – или конченный идиот. Сердце частило, как после забега, и уж точно не от стоящей в трейлере мучительной духоты. Член ныл. Хидан выудил из мини-холодильника пару жестянок с пивом. – Будешь? – Будешь, – хмыкнул Какузу. Ему не помешало бы выпить холодного – из ушей чуть ли пар не валил. Он старался не думать о том, что по его айди это пиво ему бы даже не продали. Все равно оно его не брало. Дешевое пойло. Когда еда была готова, Какузу разложил ее по тарелкам и вышел из трейлера. Хидан забрался в ванну, разлегся в ней, попивая пиво, и довольно щурился. Какузу протянул ему его порцию. Хидан взял тарелку, чуть не вывалив содержимое на себя, и отсалютовал банкой. Какузу кивнул. Сел в шезлонг. Время приближалось к полудню, а он уже безумно устал. Поспать бы, все равно вечер сегодня свободен, но внутри трейлера стояла такая жара… Какузу был уверен, задремать в ней не удастся, а валяться на бугристом кухонном диване, истекая потом, он не хотел. Отставив открытое пиво на дно ванны, Хидан приступил к еде. – Нажористо. Комплименты повару! Непонятно, на какую реакцию он рассчитывал. Какузу поморщился. Иногда ему хотелось иметь краткий гид по поведению Хидана. Что-то вроде тех книг, которыми зачитываются наблюдатели за птицами, только не про птиц, естественно. Что, например, значит это его «Ты мой рыцарь!» и зачем он восхищается любой фигне? До того, что Хидан не пытается подмазаться, Какузу дошел сам – по тому, что Хидан в принципе плохо подмазывался. – Мне кажется или ты на меня дуешься? – продолжил Хидан. Ванна, в которой он обедал, смотрелась довольно дико посреди травы. – Я не дуюсь, – отрезал Какузу. Чили было не таким уж и отвратным, яйца каким-то чудом удалось сварить «в мешочек», а прохлада пива нивелировала горьковатый вкус. Трапеза проходила приятнее, чем можно было вообразить, – наверное, поэтому Хидан решил докопаться со своей хуергой. – Ага, конечно. Пизденкам своим школьным ври. Какузу поморщился снова. – Ну, че там у тебя? – Хидан поставил локоть на бортик ванны, уперся подбородком в ладонь и, видимо, приготовился слушать, раздавая советы направо и налево. Какузу ненавидел, когда он пытался корчить из себя всезнающего взрослого, потому что большего долбанавта было не сыскать. – Ты вытащил меня с уроков. – И? Какузу демонстративно закатил глаза. – Пришлось соврать, что бабке стало плохо. Все страшно разволновались… – Ему не хотелось прояснять детали и втолковывать Хидану, чем грозят такие эпизоды, и он постарался перейти к более значимой теме: – Теперь думаю сходить к ней. – Нахуй? Ты же ненавидишь старую суку! – едко заметил Хидан. – Да и она вроде от тебя не в восторге. Видимо, обойтись совсем без объяснений не получалось. – Это правда, – признал Какузу. – Но если она умрет, меня заберут органы опеки, и я больше не смогу жить с тобой. Рука Хидана дрогнула. Чили, которое он собирался отправить в рот, шлепнулось обратно в тарелку. Его внезапная растерянность была так велика, что и Какузу волей-неволей ощутил замешательство. Он не думал, что Хидана настолько потрясет мысль о том, что его – Какузу – заберут. То ли в прокуренном Хидановом мозгу плохо вязались концы с концами, то ли он в очередной раз забыл, что Какузу пока не мог распоряжаться своей судьбой, то ли ему действительно нравилась их тихая жизнь вдвоем в этом сраном трейлере. Какузу не хотел зацикливаться на последней версии. Слишком много боли она могла принести при столкновении с реальностью. Речь ведь о Хидане. Если Какузу вдруг исчезнет, он заметит пропажу только по горе немытой посуды и запустению в холодильнике. – М-да, херово… Значит, сделаем все, чтобы старуха цвела и пахла. Не сдержавшись, Какузу фыркнул. – О, она пахнет, не сомневайся. Хидан запрокинул голову и разразился своим фирменным смехом, который начинался приятно и рокочуще, но быстро скатывался в визг злобной ведьмы. Хоть смеялся он преотвратно, при звуках этого безумия губы Какузу сами собой растягивались в улыбке – или каком-то ее чахлом подобии. – Хочешь, я навещу старуху вместе с тобой? – внезапно предложил Хидан. – Все равно сегодня выходной. Ни за что. – Нет. – Да ладно, поржем над ней вместе. Че ты, блядь, какой? Не лишай меня бесплатного развлекалова. Какузу упрямо качнул головой, отчего собранные в хвост волосы хлестнули его по спине. – Нет. Я скорее сдохну… Наверно, он перегнул палку. В глазах Хидана загорелись дьявольские огоньки неуместного интереса. – Что? Тогда я просто обязан пойти! Ну-ка, ну-ка… – Он завозился, выбираясь из ванны. Какузу покачал головой. Ну, блядь, отлично, он сам все испортил. Спрашивается, так сложно было придержать язык за зубами? Теперь Хидан попрется с ним к его чокнутой бабке, а та в лучшем случае натравит на них полицию, а в худшем – будет гоняться за ними, а потом забьет до смерти, как полусгнившая карга из игры «Granny». – Ты пожалеешь. Не говори, что не знал. – Пожалею о чем? – не понял Хидан. Он доедал чили стоя. – Я просто хочу познакомиться с женщиной, из чьей пизды вылезла твоя мать, а заодно узнать, так ли она страшна, как ее малюют. – Она гомофобная расистка с мечтами о возврате сегрегации. Все надеется, что для цветных и для геев запустят отдельный транспорт. – Я бы не отказался от отдельного транспорта. Желательно, личного. Какузу проигнорировал Хиданову шутку. – Она ни за что не купит то, что рекламируют черные. А если этим окажется то, чем она обычно пользуется, в следующий раз она возьмет что-то другое. – Трудно ей живется, наверно. – Вероятно. Она ненавидела моего отца. Вечно говорила о нем мерзости… А после его не стало. Хидан отставил тарелку на крыльцо трейлера, присел на корточки возле Какузу и обнял его за плечи. Какузу, который при всем этом еще пытался как-то прикончить чили, едва не подавился. – Что ты делаешь? – А ты как думаешь? Подбадриваю тебя. Какузу смахнул с себя руки Хидана. – Просто дай мне доесть, – бросил он деланно раздраженным тоном, до сих пор ощущая призрачное тепло прикосновений. Хидан закатил глаза. – Ладно-ладно, мистер Недовольный. Но потом мы вместе пойдем к грымзе, лады? Какузу явно предстоял вечер, полный веселья, поэтому он разом вылил в себя остатки пива, надеясь, что это придаст ему сил. В обмен он получил только сонливость, перетекающую в желание сидеть на месте до ночи, втыкать в небо и не делать абсолютно ничего. Бабкин дом находился неподалеку от школы Какузу; тащиться туда не хотелось. Плюс, по пути предстояло заглянуть в супермаркет и купить продуктов для старухи. Прийти к ней с пустыми руками не позволяло необъяснимое завихрение в логике Какузу – отцу с матерью это бы не понравилось, значит, он не мог так поступить. Отец при жизни никогда не злился на свекровь, только беззлобно посмеивался над ее фанатичной, маниакальной ненавистью. Он даже делал ей подарки на все причитающиеся праздники, а она их выкидывала, предварительно раскритиковав. Рамон Асуэта был странным малым. Как пить дать, Какузу пошел в него. Они прокопались до трех: сначала Хидан принял душ, а затем несколько раз переодевался, демонстрируя свои прикиды. – Так пойдет? – В последний заход он выбрал комбинезон и мешковатую футболку – простой, скромный наряд. Какузу не верилось, будто Хидан беспокоился, понравится или нет его чокнутой родственнице. К чему этот спектакль с примеркой барахла? Не напялил кожаные штаны – и славно. Какузу подтвердил, что все заебись, после чего они наконец выдвинулись в путь. По дороге на поезд они заглянули в «Доллараму». Не лучший образец супермаркета, зато все дешево. Правда, нормальной еды там не бывало, только консервы, хлеб и сладости. Тонны сладостей. Какузу взял несколько банок с супом, тунцом и кукурузой. На этом его фантазия истощилась. Пока он прикидывал, что еще здесь подойдет для питания пожилой женщины не совсем в своем уме, Хидан приволок и бросил в корзину полные горсти шоколадных батончиков. С одной стороны, в «Доллараме» они, по правде, стоили дешевле, а с другой, до зарплаты оставалось больше недели… Рационально ли спускать столько на сахар и кондитерскую глазурь? Какузу открыл было рот, чтобы поделиться размышлениями с Хиданом, наткнулся на него взглядом и закрыл рот. Хидан выглядел сияющим. Мысли о покупке дурацких конфет действительно делали его счастливым, а все, чего хотел Какузу, – чтобы Хидан был счастлив. Блядь. Ладно. Он сэкономит на чем-нибудь другом. В будни поезда ходили довольно часто, и долго топтаться на станции не пришлось. Когда новый красно-белый состав подъехал, Какузу с удовлетворением подумал: раньше начнем – раньше закончим. Не тут-то было. Поезд застрял буквально на следующей станции. Какой-то бомж встал в дверях и минут десять не давал им закрыться, несмотря на увещевания машиниста по громкой связи. – Бля, заебал, – выдохнул Хидан, когда в вагоне в очередной раз прозвучало: «Пожалуйста, отойдите от дверей. Поезд отправляется». – Пойду разберусь с ним. – Что? – ужаснулся Какузу. – Нет! – А что такого? Если этого чмыря оттуда не убрать, мы до ночи не уедем! – заметил Хидан, поднялся с сидения и неторопливой походкой направился к бомжу. Какузу поздно сообразил, что мог бы остановить его, схватив за руку. Бежать следом и устраивать сцену не хотелось, поэтому он наклонил голову, обхватил себя и приготовился к печальному финалу. Фантазия с готовностью рисовала сцены мордобоя. И хрен бы с бомжом. Поезда и станции – его естественный ареал обитания, а этих наркозависимых, грязных, обоссанных упырей с приспущенными штанами и гноящимися ссадинами тут все боятся, включая полицейских. Хидану не выйти из драки победителем. Если кто-то из блюстителей правопорядка прибудет на место разборки, то загребет именно его, как более вменяемого и безопасного для перевозки. Опять же, и пятен от говна и мочи на сидении полицейской тачки он после себя не оставит. Какузу не найдет способа внести за Хидана залог, и тот застрянет в каталажке. Хуевые перспективы. Тем удивительнее, что спустя пару минут Хидан вернулся к Какузу целым и невредимым, крутя в пальцах косяк. – Этот бомж оказался неплохим малым! – радостно поделился он. – Смотри, что мне дали! Какузу скептически воззрился на подарок. – Ты же не собираешься его курить? Хидан фыркнул. – Ну, не прям щас. Мы, типа, в поезде, за такое и отпиздить могут! – Он аккуратно убрал косяк в нагрудный карман комбинезона. В этот момент в вагон ввалился друг бомжа, толкая перед собой проседающую на один бок тележку из «Суперстора» с горой вонючего хлама. Автоматические двери закрылись. Поезд тронулся. Какузу глубоко вдохнул и медленно выдохнул. Как же сильно ему иногда хотелось врезать Хидану, чтобы его мозги встали на место! Но сильнее этого желания – в сотню, тысячу раз – был инстинкт оберегать, защищать от любой опасности, любого неудобства, включая себя и свой гнев. Поэтому Какузу не оставалось ничего другого, кроме как вздыхать. Они сошли на станции, где Какузу всегда сходил, когда ехал в школу. Окрестные виды наводили на мысли про фильмы об ужасах коммунизма: безликие серые и коричневые здания на фоне стриженных газонов выглядели не очень-то по-американски. Только маленькая деревянная церковь на холме выбивалась из общей картины. Впрочем, и она выглядела уныло, под стать району. Какузу и Хидан пересекли трассу по надземному переходу и устремились вглубь квартала. Высокие здания удручающих цветов – отель, клиника лицевой хирургии и еще что-то – остались позади. Началась классическая «двухэтажная Америка» с деревянными заборами и яблонями. – Не особо здесь богато, а, – Хидан кивнул на облезлый дом, мимо которого они проходили. – С чего ты взял, что тут богато? Хидан пожал плечами. – Ты же сам сказал, твоя бабка расистка. Такое могут себе позволить только до хуя богатые люди! Какузу не понял, шутит он или нет, поэтому промолчал. Иногда Хидан говорил странное. Бабкин дом был заметен издалека. Лужайка перед ним отчаянно заросла – сорняки почти полностью забили засеянную тут когда-то траву. Крыльцо выглядело неопрятно, и окна давно никто не мыл. Из-за белесых разводов и пыли не удавалось разглядеть, что творится в доме. Каждый раз, оказываясь здесь, Какузу внутренне цепенел. Внутренний голос – ладно, оба его внутренних голоса, или сколько их там было, начинали орать, что пора валить, а ведь он не успел переступить порог. Какузу правда не знал, что делать. Он не горел желанием заходить внутрь и с удовольствием бы этого не сделал, но он сам приперся сюда, да еще с Хиданом. Не хотелось выглядеть трусом, хотя тот бы, наверное, не осудил. Какузу подошел к двери и громко постучал. Потом крикнул: – Это я! С другом! Я вхожу. Как он и думал, дверь оказалась не заперта. Бабка всегда оставляла ее открытой, черт знает почему. Они медленно просочились в затхлый, давно толком не проветриваемый дом. Хидан озирался по сторонам; на его лице застыла смесь страха и восторга. Оставалось только догадываться, что его так воодушевило. Бабкин дом напоминал декорации для низкобюджетного фильма ужасов – грязно-розовые обои в цветочек, дряхлая мебель, громоздкая коробка кинескопного телевизора в углу. Саму бабку Какузу заметил не сразу. Та сгорбилась на монументальном кожаном диване, который давным-давно купил дед, и почти потерялась на его фоне. Поскольку телевизор не работал, бабка не двигалась и стояла гробовая тишина, внезапное открытие заставило его дернуться. Хидан и вовсе вскрикнул. – Твою мать! Я чуть кучу не навалил! Она вообще жива? Но Кимберли Моэн, очевидно, была жива. Ее впалая грудная клетка исправно поднималась и опадала в такт дыханию. Она просто спала. Какузу вдруг показалось: сейчас идеальный момент, чтобы оставить пакеты с консервами из «Долларамы» на кухонном столе, развернуться и уйти. Он выполнил свою миссию – убедился, что старуха жива, и принес ей еду. Его совесть чиста. Можно валить. – Она спит, – сказал Какузу. – Давай не будем ей мешать. – Но так я с ней не познакомлюсь! – ни с того ни с сего заупрямился Хидан. – Поверь, ты не хочешь с ней знакомиться. – Да нет, бля, хочу! Именно это я только что сказал!.. Пойду гляну, что у нее в холодильнике. – Хидан безошибочно взял курс на кухню. Его бодрой поступи вторил скрип пола. – Хидан!.. – вполголоса окликнул Какузу. Безрезультатно. Его не слышали. Он бросил растерянный взгляд на бабку. Та всхрапнула во сне и замолкла. Какузу скривился – ну блин, – и тихонько, по стеночке, направился на кухню, стараясь не беспокоить рассохшиеся доски. Хидан как раз проводил ревизию в чужом холодильнике. Когда Какузу присоединился к нему, он выяснял, что в подгорелой кастрюле. Судя по запаху, в ней скрывалось что-то тухлое. – Оставь это говно, если не хочешь проблем, – попросил Какузу. Он нервничал, поэтому модуляции голоса не совсем ему дались; тон смахивал на приказ. – А что, если хочу? Мне интересно, как живут люди! – Не так, как она. Пойдем. – Куда? Мы ведь только пришли! Их перебранка наверняка разбудила старуху. Взгляд Какузу то и дело метался между Хиданом, поведение которого совсем не удавалось контролировать, и аркой, ведущей из гостиной в кухню. Темная сухощавая фигурка могла возникнуть там в любой момент. Какузу не собирался ничего объяснять. По его мнению, все и без того плавало на поверхности. Если Хидану хотелось вести себя по-идиотски, то и последствия пусть разгребает сам. – Я сваливаю, – прорычал Какузу и направился к выходу. Перед самой дверью он остановился. Хидан не следовал за ним, и это было плохо. Катастрофически! Какузу оглянулся. Хидан замер, склонившись над его бабкой, и помахал рукой перед ее лицом. – Эй, бабуль! Просыпайтесь, у вас гости! Какузу внутренне похолодел. Он попытался успокоить себя тем, что старуха сидела как сидела, а значит, не проснулась, и ужас было отхлынул, как волна, оставляя после себя учащенное сердцебиение… Но старуха все-таки проснулась. – Внучок? – проскрипела она сиплым со сна голосом. – Это ты, дорогой? Хидан отдернулся от нее, чуть не сбив журнальный столик. Незначительное, но внезапное препятствие за спиной заставило его замешкаться, чем старуха и воспользовалась. Она проворно вскочила с дивана и стиснула Хидана в каком-то подобии объятия. Он не сумел увернуться – из-за проклятого столика отступать было некуда. – Что происходит?! – воскликнул Хидан высоким, но в то же время сдавленным голосом. – Я умру? Я умру?.. – Я столько лет тебя ждала! – бормотала Кимберли Моэн, наглаживая свою внезапную жертву по спине. – Я знала, знала, Лилли не могла так со мной поступить! Мой милый, мой славный, весь в нее… От упоминания имени матери Какузу стало не по себе. В первую секунду он, как и Хидан, не сообразил, что происходит, но после все медленно встало на свои места. Его мать, Лилли, тоже была белокожей блондинкой со светлыми глазами – средоточие рецессивных генов. Какузу совсем на нее не походил… Но, как ни странно, не Хидан. Он со своими серебристыми волосами, просвечивающими на солнце ресницами и трогательно-розовыми губами действительно выглядел как ожившая мечта бабки Какузу о внуках. Ладно, пора положить конец этому спектаклю. – Привет, бабушка, – бросил Какузу от двери, начиная медленно приближаться к родственнице. – Это Хидан. Пожалуйста, отпусти его, пока у него не случился сердечный приступ. Женщина повернула голову на голос, мазнула по Какузу незаинтересованным взглядом, и продолжила наглаживать Хидана, слегка раскачиваясь из стороны в сторону. – Мой сладкий, мой хороший… Это не может быть правдой… Хидан попытался отстраниться. – Бабуль, знаете, вообще-то этот парень дело говорит. Вся моя родня из Пенсильвании, а мамку мою звали Арлета, так что я типа не имею к вашему семейству никакого отношения. Бабушка Какузу наконец отпустила его и, нахмурившись, замерла напротив, уперев руки в сухонькие бока. – И кто тогда, во имя всех апостолов, ты на хрен такой? Явился с этим, – она кивнула в сторону Какузу, – обокрасть бедную старушку? А ты, дьяволово отродье… – на этот раз она не сподобилась обернуться. – Сколько раз я говорила тебе не пересекать порог этого дома? – Эй-эй, полегче, мэм! – возмутился Хидан. – Он пришел вас проведать, как и подобает внуку! И даже принес продуктов! А вы, блядь, и слова ему нормально не сказали! И это я не говорю о том, что любая нормальная бабка на вашем месте порадовалась бы вниманию и предложила бы гостям чай… – Чай? Чай?! – Глаза пожилой Кимберли Моэн опасно сузились. Губы превратились в исчезающе тонкую полоску. – Прочь отсюда, пока я не вызвала полицию! В этом доме не рады ни красножопым, ни их друзьям. – Пойдем, – шепнул Какузу Хидану и дернул его за рукав футболки, чтобы вывести из ступора. Но Хидан уже справился с первоначальным шоком и, судя по насупленному лицу, встал на тропу войны. – Че, бля?! – воскликнул он. – Вы, на хуй, должны радоваться, что вы ебаная старая кошелка, иначе я бы вас та-ак взгрел! Не посмотрел бы, что женщина! Потому что, сука, никто не имеет права пиздеть такое и не получать потом по щам! И это все еще, хуй мне в глаз, ваш родной внук! Так что, если вы верите в опизденно большого мужика в небе, лучше бы ему закинуть вас на самый дальний и обоссанный круг ада, где демоны поочередно будут засовывать свои хвосты в вашу ссохшуюся манду! Может, хоть это научит вас ебаной вежливости… Какузу наивно полагал, что готов буквально ко всему, но тирада про демонические хвосты пошатнула его мир. Воображение с готовностью трансформировало каждое услышанное слово в картинку, отчего он окончательно потерялся и не знал, как реагировать. Ясно было лишь одно – им двоим пора убираться. Да и в целом приходить не стоило. – Родной внук?! – переспросила бабка Какузу, будто именно это оказалось самой мерзкой, оскорбительной и грязной частью Хиданова словесного поноса. – Этот копченый мне не внук! Нет у меня внуков! Была дочь, да и ту убили эти, цветные… – Никто ее не убивал, – сказал Какузу, поразившись, как это у него получилось прозвучать так спокойно, хотя внутри все бурлило. – Мама и папа вместе погибли в автокатастрофе, и я чуть не умер вместе с ними… Это был несчастный случай, на том лесовозе лопнуло крепление… – Да лучше бы ты сдох! – выпалила женщина. Снова повисла тишина. Какузу не собирался ее прерывать. Если по-честному, говорить после бабкиного высера не хотелось, а если еще честнее, Какузу и сам иногда думал подобное. Лучше бы он сдох. Лежал бы себе в земле и гнил, тихо, спокойно, безмятежно. Сквозь него прорастала бы трава. Строили бы свои норы суслики. Какузу стал бы частью всего сущего, он бы наконец вписался, и тупые однообразные проблемы вроде бесконечного поиска денег или заботы о людях, которые его не ценят, отвалились бы навсегда. Он бы не чувствовал ни страха за будущее, ни разочарования от настоящего. Он бы не повстречал Хидана. Его мир остался бы простым и понятным. Стал бы он бороться за жизнь, если бы знал, какое дерьмо она с собой принесет? – Верните тогда продукты, – вдруг заявил Хидан. – Что? – бабка Какузу успела войти в раж и теперь безумно вращала глазами, переводя их с одного неприятного ей гостя на другого. – Какузу купил для вас еду, – объяснил Хидан. – На деньги, которые сам заработал. Но вам же насрать, да? Вас же ебет только то, какого цвета у кого хуй. Ну так вот, вы не достойны того, что этот парень пытается для вас делать. Верните продукты. Они там, на кухонном столе. «Пожалуйста, пойдем отсюда», – мысленно взмолился Какузу. На него вдруг обрушился тот вид ментальной усталости, при которой становится не важно, что в принципе происходит и чем оно закончится. Какузу просто не хотел проблем для Хидана и все, а проблемы, вероятно, были на подлете. Он прекрасно их себе организовывал, в любой ситуации делая выбор в пользу самых непопулярных решений. Теперь вот он пытался не то спасти потраченные Какузу деньги, не то реабилитировать его в глазах ненавидящей родственницы… Ну что за идиот. Какузу ждал, что старуха отпустит еще что-нибудь гнусное, но та молча направилась на кухню, сгребла со стола пакет, который Какузу туда поставил, и поволокла его к выходу из дома, злобно пыхтя. Хидан и Какузу наблюдали за ее действиями в безмолвии. Добравшись до входной двери, старуха яростно ее рванула, выбралась на крыльцо и исчезла из виду. – Что она делает? – тихо спросил Хидан, запустив пальцы в волосы. – Какая разница, – перебил его Какузу. – Валим. Хидан кивнул с неожиданной покорностью. Они выскочили на крыльцо как раз в тот момент, когда склочная бабка Какузу закрывала крышку синего мусорного контейнера, стоящего сбоку от тропинки к ее дому. Заметив внука, она гадко осклабилась и прокричала: – Вот где место твоим подачкам, чертово отродье! Вон из моего дома, вон! Какузу забеспокоился, что Хидан вновь начнет с ней препираться, поэтому на всякий случай схватил его за запястье и потащил прочь. За их спинами громко захлопнулась дверь дома. Карга зашла внутрь. – Стой! – затормозил Хидан. Он попытался вырвать руку из хвата, и Какузу с неудовольствием его отпустил. – Погодь, я быстро… Хидан намеревался вернуться к дому старухи, и вот это пахло настоящей катастрофой. – Только не надо срать у нее под дверью, – проворчал Какузу. – Да не буду я! Просто побудь тут, я мигом… – И Хидана след простыл. Какузу подумал, что, вероятно, никогда больше его не увидит (по крайней мере, на свободе), но спустя мгновение Хидан вернулся, довольно насвистывая. C собой он нес их многострадальный пакет из «Долларамы», к которому прилипла картофельная кожура. – Подумал, чего добру пропадать, – улыбнулся Хидан, демонстрируя добычу. – Мы не какие-нибудь богатеи. – Не нужно было просить ее вернуть продукты, – сказал Какузу с горечью. – Это для нее. Ты сам видел, что творилось у нее в холодильнике… – А ты сам видел, как она к тебе относится! Вряд ли бы она стала их есть. Какузу склонил голову на бок. – Может, ты и прав, – признал он без всякого удовольствия. – Во всяком случае, теперь у нас есть, на что дожить до зарплаты. – Вот именно, – поддакнул Хидан и ткнул его кулаком в плечо. – Не раскисай. Эта бешеная пизда того не достойна! А еще она приняла меня за своего внука, ты видел?! Я, блядь, чуть не кончился! Какузу грустно улыбнулся. – Хотела бы она, чтобы ты был ее внуком. Отчего-то Хидан рассмеялся. – О, поверь мне, не хотела! Ты знаешь мою политику, согласно которой в мире нет ничего лучше крепкого хуйца в жопе, а она вроде этого не одобряет… Так что мы оба обречены быть у нее в немилости. – Ага. Спустя час они добрались до трейлерного парка. К тому времени Какузу немного отпустило. Наверное, подействовала болтовня Хидана, бессмысленная, но мистическим образом отвлекающая. Она напоминала Какузу пение птиц и другие звуки природы – нечто, показывающее, что жизнь идет своим чередом. Хидановы слова пролетали мимо ушей и растворялись, но Какузу необъяснимо радовался, что они звучат. Как прилив. Как ветер. Без них бы он провалился в собственный мрак с головой. Хидан все-таки смолк, задумавшись над чем-то своим, и Какузу вспомнил, как познакомился с ним, вспомнил ту скверную ночь, так похожую и одновременно не похожую на сегодняшний день. В чем заключалась разница? Тогда Какузу не знал, что Хидан неплохой и в целом безвредный малый. В первую встречу он напугал его до усрачки. Да, нелепо, но нервы Какузу были на пределе. Той ночью он чувствовал, что достиг финала, что загнан в тупик, откуда не выбраться. Мир выглядел максимально враждебно – как, в общем, и Хидан в темноте, под проливным дождем, на грязной забытой богом стоянке для фур. Все началось как замес из низкобюджетного хоррора – и поглядите, куда вырулило. Они жили вместе семь с половиной месяцев. Делили еду. Иногда даже спали в одной кровати. Разве не иронично? Какузу был уверен, где-то там, в глубоком космосе, среди умирающих звезд, дающих начало новым звездам, кто-то непостижимо, необъятно великий заходился хохотом, наблюдая за ними. И все наверняка обстояло именно так. У входа в трейлерный парк происходил какой-то движ. Играла музыка, лаяли собаки, кто-то пьяно улюлюкал. Какузу обеспокоился, что звуки этого мракобесия достигнут и их закутка, но тот находился у черта на рогах, в глухом месте за деревьями и маленькой автоматизированной прачечной, где стирали за монеты. Гудение далекой вечеринки долетало сюда лишь фрагментарно, почти растворяясь в звуковом фоне. Отперев дверь в их старенький трейлер, Какузу испытал едва уловимое облегчение. Крестовые походы на сегодня закончены. Наконец-то он обмоется, натянет треники и поделает домашнее задание в тишине и покое… – Ну твою же ма-ать! – раздалось сзади, и Какузу понял, что был слишком оптимистичен. Позволил себе забыть, с кем имеет дело. – Кто-то спиздил мою ванну! Из темного нутра трейлера пахнуло нагретым деревом, кофе и утекающей в пустоту возможностью расслабиться. Какузу выдохнул и повернулся к Хидану. Внимательно смотрел их поляну – шезлонги, место для барбекю, примятую траву там, где за несколько часов до этого они оставили собственноручно украденную ванну. Да, вне всякого сомнения, кто-то спиздил ее повторно. – Легко пришло, легко уйдет, – философски отпустил Какузу. В погоне за пропажей он не видел никакого смысла. – Ты че, блядь, самый умный? – Хидан был безутешен. – Где я теперь буду отдыхать?! И вообще! Мы, значит, ее перли, надрывались, а какой-то хер взял и все захапал. Вот так просто! И никто ему по ебальнику не прописал! – Как досадно, – буркнул себе под нос Какузу. Отчего-то захотелось рассмеяться – то ли от абсурдности ситуации, то ли от чистосердечного Хиданова негодования, которое трудно было принимать всерьез, то ли оттого, что карма все-таки существовала, хоть и раздавала пинки весьма ограниченному кругу людей. Какузу сомневался, что его мерзкую бабку ждала расплата за все, что та наговорила и сделала, а если и ждала – ее бы это ничему не научило. – Реально досадно, – подтвердил Хидан и добавил расстроенно, – блядь. Надо было срочно чем-то отвлечь его, поэтому Какузу ляпнул первое, что всплыло в его голове: – Зато у тебя остались шоколадные батончики из «Долларамы». Лицо Хидана просветлело: – И косяк бомжа! Не успел Какузу и рта открыть, как Хидан рухнул на шезлонг и закурил. Сладкая прохлада вечернего воздуха уступила место терпкому дыму. Какузу недовольно поджал губы. «И косяк грязного, больного гепатитом бомжа», – подумал он, но вслух ничего не сказал и скрылся внутри трейлера. Домашнее задание само себя не сделает.