Любовь, которая замёрзнет до смерти

Ты ложишься на чистое ковровое покрытие, застилающее пол, — белое, как крыло свадебного голубя, — утыкаешься лицом в ворсинки, пропахшие пятновыводителем. Благодаря твоим стараниям этот ковер уже не выглядит потертым, в пятнах от подошвы и крови, как в дешевых придорожных гостиницах, где принято не задавать неудобных вопросов. Все дни, которые прошли здесь за работой, ты мало внимания обращала на атмосферу, и только сейчас ощутила на себе гнетущее давление просторной комнаты с высокими потолками. Год ты работала на Нормана Стэнсфилда. «Самый долгий контракт в моей жизни», — кажется теперь тебе, а ты всегда соскакивала с работы вовремя, прежде чем хозяева успевали заподозрить тебя в воровстве. Но кто сказал, что для тебя привязанность к владельцам этих вещей мертва? Иногда это просто врывается в твою жизнь, когда этого меньше всего ожидаешь. Привязанность придает жизни ощущение радости, смысла, красок. И не приходится слишком много думать о том, как жить дальше… В тот день, никогда не готовая встречаться с клиентами лично, ты столкнулась с ним и сделала шаг назад. — Перепутала квартиры, ангелочек? — ты не поняла его насмешливого вопроса, а для последующих за ним событий это был чертовски хороший вопрос. — Чем могу быть полезен? — спросил мужчина, нетерпеливо выдохнув в конце фразы. — Нет, я не… — ты украдкой заглянула ему за плечо. Кажется, будто ты не знала, зачем приехала, и сразу же возникло желание вернуться, но, нервно сжав пальцы на ручке рабочей сумки, напомнила себе о работе. Ты прочистила горло и проговорила заранее заученный текст: — Мистер Стэнсфилд, вы оставляли заявку у нашей фирмы по еженедельной уборке квартиры… — О, правда? Я этого не помню, — перебил мужчина, доставая ручку из внутреннего кармана пиджака. Не вчитываясь в детали бланка, закреплённого на черном планшете, он быстро расписался. — Ну, проходи. И после того, как ты вошла в его жизнь, ты почувствовала странное воодушевление. Это чувство всегда было для тебя особенным, и не хотелось, чтобы оно заканчивалось. Вскружил ли Норман голову, или оказался просто тем, от кого ты не хотела отказываться, неважно, что будет дальше — тебе это нравилось. Тебе понравился он… Даже больше, чем его собственная квартира, совсем не соответствующая его зарплате. Пыли в ней гораздо меньше, чем ожидалось увидеть, однако всё равно показалось, что ты в первый же день проиграла эту битву. Неужели стресс из-за работы может выражаться в постоянном беспорядке? — Нет, — вскричал однажды Стэнсфилд, — ненавижу, когда мои пластинки смешивают в монотонном порядке! — А в каком тогда, простите? — почти с вызовом поинтересовалась ты. — По моему настроению! — Норман гневно вскинул голову, вздернув подбородок. — Ах, ну да, конечно… У Нормана, якобы отличного, настроения никогда не было. Прямо в тот момент мужчина готов был тебя задушить. И хотя какого-либо комментария по поводу его возвышенного, патетического вкуса ты не сказала, злился он по совершенно другой причине: из-за твоей идиотской, детской зависти, от которой ты не могла избавиться. Всегда другие люди были красивее, привлекательнее, успешнее тебя. И пока ты работала на таких людей, руки сами тянулись к их личным вещам. Вехи твоей зависти были отмечены различными предметами одежды, украшений, косметики, канцелярией — всего, о чём прежние владельцы не вспомнят. Одной такой мелочью стало маленькое черное платье из гардероба пожилой светской львицы, способное из любой серой мыши сделать Одри Хепберн, как в «Завтраке у Тиффани». Даже из тебя оно сделало нечто восхитительное с королевским достоинством. Но оно не помогло. Совсем не помогло перевести гнев на милость. С бессильным стоном ты переворачиваешься на спину, взгляд упирается в потолок. Эта его пощёчина, от которой у тебя перехватило дыхание, всё ещё щекочет память фантомной болью… — Знаешь, пока ты работала на меня, я всё время думал, чем же ты занимаешься в моё отсутствие. — Норман взял твоё заплаканное лицо в свои ладони, медленно приблизил к себе и неторопливо произнёс: — И что я обнаружил? Что ты копаешься в моих вещах, заглядываешь в ящики, рассматриваешь вещи… Мужчина приложил большой палец к твоим губам и медленно, как будто искушая, оттянул нижнюю губу вниз. На твоих губах ещё ощущался вкус дорогих кентовских сигарет, которые ты по одной штуке в неделю тащила из его пачки. — Хорошие девочки не лазят в чужих вещах — продолжил Стэнсфилд невероятно мягким голосом, почти шепча, от чего тебе казалось, что земля уходит из-под ног, дает трещину, и вот-вот ты в неё провалишься. — Но ты же не такая, ангелочек. Ты хорошая, правда? Эти его слова теперь всё время звучали у тебя в голове. Слегка напрягая воображение, ты даже могла заставить себя чувствовать ладони Нормана на лице, когда посредством такого физического прикосновения, он брал контроль над тобой. В твоей голове сразу образовался пьяный туман, сердце тревожно застучало в ребра, перекачивая кровь с такой силой и быстротой, что ты чувствовала, как пульсировали шейные вены. Ты всего лишь маленькая воровка, уязвимая и порочная, а Норман мог позволить себе делать с тобой всё что угодно. И ваш первый поцелуй — струйка крови, которой осторожно касаются пальцем, пробуют на язык и размазывают по рту. Но этот поцелуй — его триумф не твой. Ты не знала, что происходит и как следовало отреагировать, почувствовав разочарование мужчины. Ты знала только, что не сможешь этого забыть. Потому что больше никогда не увидишь Нормана Стэнсфилда. Где же он? Среди мертвых. Тебе бы уверовать в кого-нибудь, чтобы знать больше, куда уходят люди после смерти, да ты никогда не стремилась к высшим силам. Небытие сумрачное, в нём гораздо спокойнее. Но бесполезность твоего серого существования вновь грозила поглотить тебя целиком, возвращая в прежнюю рутину. Все надежды на что-то новое и захватывающее испарились, как ацетон из открытого флакона. «Уж лучше бы, — думала ты, вслушиваясь в тишину пустой квартиры, — моя жизнь оборвалась тогда же, когда и его жизнь, под огнём убийцы, в потоке взрыва и внезапного осознания скорой смерти». Нет, ты больше не будешь думать о нём, решаешь окончательно, но это оказывается тяжелее, чем оттереть кровавое пятно.