Созвездие Энару

Намджун остается на станции Дюна Два до обеда следующего дня. Завтракает с Чонгуком вместе, еще раз поздравляет с днем рождения, отчего младший довольно жмурится, потом показывает свой комплекс тренировок и подсказывает, как наматывать боксерские бинты. Подтягивает его по навигации, чтобы помочь с подготовкой к пересдаче. Чонгук путается в расчетах, пыхтит, чешет стилусом над ухом, но все же справляется с пробным тестом. Намджун решает подобные задачки на лету, даже без справочника, он привык выстраивать сложные координаты для перемещений и прыжков во время боя. Чонгук прав. Ему не стать навигатором, но это и к лучшему. Намджун прощается с ним с грустью на сердце. Он не знает, когда снова вернется на станцию, когда увидит брата в следующий раз. Чонгук так быстро растет, уже на полголовы выше, чем был в прошлую увольнительную. Намджун не хочет пропустить все трогательные моменты юности брата, его взросление и становление, он обещает почаще выходить на связь, хоть они оба понимают, что это трудноисполнимо. — Я буду скучать, хён, — шепчет ему в ухо Чонгук, вставая на носочки, чтобы дотянуться. — Порви там всех. Я в тебя верю. Намджун садится в личный флайер и вылетает из взлетно-посадочного дока в сторону шлюза, оставляя Чонгука внизу. Брат машет и утирает рукавом слезы, и у Намджуна ёкает сердце. Он гонит от себя плохие мысли и выставляет координаты базы. Перемещаться в космическом пространстве станции запрещено, поэтому он покидает его, вылетает за пределы и задает данные для гиперпрыжка. Через несколько мгновений он выходит уже в знакомой точке рядом с родной базой Нибос. Отсюда совсем недалеко до границы с Энару и по пути Намджун встречает несколько патрульных фрегатов — космолетов среднего размера, оснащенных радарами, плазменными пушками и тремя истребителями. Фрегат приветствует его замигавшими маячками и передает по каналу связи сигнал. На смене приятель Намджуна и они быстро обмениваются новостями с базы и станции, а потом каждый продолжает свой маршрут. Вскоре Намджун приземляется в доке для шаттлов на свое именное место — привилегия для лейтенанта с личным флайером. В ангаре кипит работа техников-инженеров, которые проверяют боевые космолеты и исправляют неполадки. Намджун отправляется на дежурный пост и отчитывается старшему офицеру о своем возвращении. — Адмирал Чон просил зайти, — сообщает ему мужчина. — Что-то срочное? — Намджун нервничает. Что могло произойти, пока его не было? — У нас все тихо, — качает головой на его вопрос капитан. — За сутки ни одной атаки. Мы усилили патрули, так что будь готов к вылету завтра с утра. Намджун кивает и без промедления поднимается на верхний этаж военной базы, где располагается командование, их кабинеты и жилые комнаты, а на пол-этажа выше — боевой мостик и командный пункт. Он находит отца в процессе совещания и ждет, пока кабинет не покинут сотрудники секретной службы. Оставшись с отцом один на один, Намджун кланяется в пояс, а Намхёк поднимает на него суровый взгляд. — Вернулся? — Да, отец. Чонгуку исполнилось четырнадцать, он просил передать, что скучает. При упоминании младшего сына адмирал тяжело вздыхает, а на его лице застывает незнакомое выражение. Намджуну кажется, что отец жалеет о невозможности заниматься Чонгуком. Он растил Намджуна и довольно много уделял ему внимания, наставлял и учил, а младшему достаются лишь редкие крохи. С каждым годом конфликт между созвездиями только усугубляется и требует постоянного контроля со стороны командования. Намджун не вправе винить или осуждать отца, он не знает, как поступил бы на его месте. — Я слышал здесь все спокойно? — он встает напротив, так как не смеет сесть без прямого разрешения. — Энарийцы что-то выжидают, — выставляя вперед челюсть, произносит Намхёк. — Трусливо попрятались… Я хочу привлечь тебя к работе аналитиков, зайди к ним в отдел. Намджун знает, что аналитики безуспешно пытаются вычислить расположение новой военной базы Энару. Анализируют движение вражеских патрулей и скопления их фрегатов на радарах, но и база, и главный линкор — крупнейший боевой космолет — так и остаются за пределами их вычислений. Это в духе энарийцев — подло прятаться и бить исподтишка. — Конечно же, я сделаю все возможное. — Хорошо, Намджун-а, можешь идти, — отец больше не смотрит на него, погружается в данные на прозрачной инфопанели перед собой. Намджун глубоко кланяется и покидает адмиральский кабинет. Его смена в патруле только завтра, поэтому он проводит остаток дня в отделе с аналитиками в научном отсеке, закопавшись в карты звездного неба и данные с радаров. Он сходит с ума, пытаясь вычислить координаты чужой военной базы, но не преуспевает, как, впрочем, и другие ученые. Прежняя база Энару, находившаяся прямо на границе, была разгромлена еще двенадцать лет назад, а новую с тех пор так и не смогли обнаружить. Каким-то невероятным образом все эти годы им удается скрываться. К вечеру голова перестает соображать, а приблизиться к разгадке координат так и не удается. Если бы только у них получилось найти чужую базу, Вирион бросил бы все силы на ее уничтожение. Они обладают численным превосходством и боевой мощью, энарийцы же еще держатся только благодаря своим пресловутым пси-способностям. Они словно знают, где вирионские космолеты пересекут границу и дезориентируют их — так, что пилоты теряют управление. Хитроумно уходят от преследования, сбивая космолеты вирионцев с курса, путая и воздействуя на расстоянии. Иногда вражеские истребители появляются буквально из ниоткуда, даже радары не успевают засечь, обстреливают патрульные фрегаты и так же быстро скрываются, растворяясь в темноте космического пространства. Намджун знает, что в закрытом исследовательском секторе Хэльдамеко — на отдаленной базе, где он ни разу не был — идут разработки способов борьбы с пси-воздействием. Он сам тренирует ментальные блоки по специальной программе и неплохо сопротивляется, по крайней мере, на учебной практике. Выставляет мысленные заслоны силой воли и может только надеяться, что они действуют. Псионики кажутся ему противоестественными, сама идея, что они могут залезть к нему в голову, вызывает по спине холодную дрожь. Намджун обещает вернуться в отдел после патруля через день, быстро ужинает — берет ланчбокс из пищевого синтезатора, после чего направляется в сторону душевых. Завтра он вылетает рано, поэтому решает помыться перед сном. Он оставляет форму в своем именном шкафчике и с полотенцем через плечо обнаженный заходит в помещение, где располагаются общие душевые младших офицеров. Пар и влажность наполняют воздух, слышен шум воды, так как кто-то уже использует одну из кабинок, но Намджуна это не смущает. Он занимает другую в противоположном конце ряда и касается ладонью сенсорной панели, включая воду, регулирует напор и комфортную для себя температуру. Почти сразу же тело расслабляется, но голова все еще забита расчетами. Он медленно намыливается, скользя ладонями по подтянутому телу, и пытается очистить разум от всех мыслей, размеренно дышит и настраивается на завтрашний вылет. Намджун так уходит в себя, что даже не сразу понимает, что не так. Сквозь шум воды до него доносятся отдаленные звуки — полузадушенные низкие стоны, шлепки, обрывки фраз. Он вспыхивает, мгновенно раздражаясь, и сжимает кулаки. Выпячивает подбородок вперед и решительно идет к другой занятой кабинке, не утруждаясь прикрыться и шлепая босыми ногами, пока вода стекает по телу. Душевые наполняет густой пар, но он не мешает рассмотреть тех, кто решил использовать их не по назначению. Увиденное совершенно не впечатляет. Двое пилотов, совсем еще молодых новичков, самозабвенно совокупляются — один берет второго на весу, прижимая спиной к стенке кабинки, рвано толкаясь в мужское тело. Они сбивчато дышат и даже умудряются целоваться. Намджун кривит губы. Картина настолько неприятна и противоестественна, что его передергивает от отвращения. — Имена и звания! — он командует, срываясь на рык. Парни настолько поглощены друг другом, что замечают чужое присутствие только после грубого окрика. Они синхронно поднимают головы, заволоченные глаза медленно проясняются, красные распухшие рты округляются. Первый парень выскальзывает из приоткрытого ануса второго и спускает партнера вниз, придерживая за талию. Они оба все еще возбуждены и прикрывают пах ладонями, виновато опуская глаза. — Лейтенант Чон, мы… — начинает один. — Увижу еще раз, получите отметку в личное дело, — сквозь зубы цедит Намджун. — Завтра будете отрабатывать и дежурить вне очереди. В разных сменах. Вон отсюда. Незадачливые любовники мгновенно ретируются, оставляя Намджуна одного. Он потирает виски, морща лоб, и встает обратно под струи горячей воды. Намджун не понимает влечения к собственному полу. Это не первый раз, когда он застает подобную картину, но противно ему все так же. Чужие тела стоят перед глазами, отголоски стонов звенят в ушах. Он просто не понимает, как можно получать такое удовольствие от секса с мужчиной. Некоторые пилоты действительно развлекаются друг с другом, ведь увольнительные случаются редко, а немногие женщины на военной базе — по большей части жены командования. Молодые гормональные парни не справляются с возбуждением и снимают напряжение друг с другом, иногда чисто по-дружески, а иногда и завязывают отношения. Не Намджун. Он здоровый взрослый парень и тяжело переносит воздержание, но трахаться с другим парнем не станет даже под дулом бластера. В отличие от извращенных энарийцев, для которых однополые браки в порядке вещей, большинство вирионцев выступают за традиционный союз. Намджун один из них. Его возбуждают исключительно женские тела, но никак не другие члены. Собственный член понуро висит, пока Намджун промывает его и мошонку, уделяя внимание всем складочкам и отодвигая крайнюю плоть. Вчерашний секс оставил его равнодушным. Это не повод для беспокойства, как и отсутствие возбуждения, что неудивительно после увиденной только что сцены. Он просто устал. Намджун не задерживается в душе и быстро вытирается, надевает спортивные шорты, в которых привык спать, и простые шлепки, прихватывая по пути форму и сапоги с собой. Комнату он делит с тремя другими младшими офицерами, двое из которых на патруле, а третий крепко спит. Намджун тоже засыпает, стоит только устроиться на узкой кровати и прикрыть глаза. На следующее утро он поднимается по побудочному сигналу и присоединяется к дежурному патрулю сразу же после быстрого завтрака. Они занимают фрегат, членами экипажа которого являются капитан, пилот, навигатор и штурмовик, ответственный за оружие. Также к ним присоединяются два младших пилота-стажера. В случае атаки каждый из экипажа способен пересесть на истребитель — быстрый и маневренный мелкий космолет, оснащенный плазменными снарядами. К его огромному стыду, Намджун пилотирует не так хорошо, как ему хотелось бы. Он сдал все тесты и вполне способен управлять любым космолетом, но особого таланта у него нет. Зато в своей сфере он настоящий ас и, по словам знакомого офицера, кандидатуру Намджуна уже рассматривают к повышению. Совсем скоро он станет капитаном третьего класса, получит новые нарукавные полоски и фрегат под свое командование. Намджун обменивается приветствиями и любезностями с командой и усаживается в кресло навигатора, сразу же проверяя приборную панель, потому что иногда его сменщик забывает обнулять данные после дежурства. На этот раз все в порядке и Намджун настраивает все датчики и приборы под себя, как ему удобно. В главной кабине они с пилотом и капитаном отвечают за управление, стажеры пристально наблюдают за их действиями, штурмовик же располагается отдельно за оружейным пультом. Они вылетают следом за вереницей таких же фрегатов, строго в ряд, а потом каждый берет курс на свою точку, с которой начинается движение патруля. Радары молчат, спокойно мигая на экране приборной панели, продолжая сканировать окружающее пространство. Маршрут им знаком до мелочей, до каждой звезды и далекой туманности, космос переливается знакомыми красками — от темно-фиолетового и почти черного до зеленого и розового. Капитан переговаривается с пилотом — о семьях, оставшихся на станции, о последних изменениях в меню. Пустая легкомысленная болтовня, половину которой Намджун пропускает мимо ушей, даже не вникая в суть. Он и сам не прочь иногда поболтать, посидеть с друзьями и выпить пива, но всему должно быть свое время и место. Намджун не отвлекается, во время вылетов он всегда собран и предельно сосредоточен, чтобы в любой момент быть наготове. Во время внезапной атаки счет идет на секунды, он это знает не понаслышке, и много раз их космолет избегал вражеских снарядов, только благодаря его скорости и мгновенной реакции. Смена проходит спокойно, и на очередном круге Намджун уже начинает думать, что на сегодня инцидентов не предвидится. Он первый замечает изменения на экране радара — небольшую пульсирующую точку, которую можно списать на случайный обломок астероида или скопление космической пыли, но спустя несколько секунд радар начинает яростно пищать и мигать в полную силу, оповещая о близости вражеского космолета. Экипаж переходит в боевой режим, они сразу же вызывают подкрепление и отправляют свои координаты на базу, после чего медленно приближаются, отключив звук радара, чтобы не отвлекаться на него. Вскоре вражеский космолет видно невооруженным глазом из переднего иллюминатора кабины, и это не просто мелкий разведфлайер, не патруль, это крупный мощный крейсер, по виду находящийся в аварийном состоянии. От одного из двигателей валит дым, половина космолета лишена питания и погружена в полную темноту, вторая же светится с перебоями, а аварийные маячки прерывисто моргают. Капитан и пилот переглядываются между собой, после чего приближают изображение на экране, изучая крейсер ближе. — Это же… — Крейсер самого Карателя, — заканчивает капитан. — По виду только что из боя. — Но мы не получали никаких данных… — вклинивается Намджун. — На границе сигнал не всегда четкий, — строго обрывает его пилот. — Смотри сам. Откуда мог взяться подбитый крейсер? Кто-то из наших подстрелил его. Намджун молчит. Он не может объяснить плохое предчувствие, охватившее его. Холод, пробежавший по спине при виде космолета. От одного упоминания имени Карателя здравый смысл покидает его, кулаки сжимаются, кровь закипает. Намджун хочет уничтожить его, завершить начатое и подорвать крейсер вместе с экипажем. Однако их фрегату не по силам тягаться с мощным бронированным космолетом, поэтому они ждут, пока к ним присоединятся ближайшие патрульные. Фрегаты один за другим выходят из гиперпрыжка, ждут приказа старшего капитана смены и формируют несколько отрядов, выстраиваясь в боевом порядке в виде клина. Фрегат Намджуна оказывается на левом фланге ближе к краю. По команде они активируют силовую броню и идут в атаку, пока безжизненно зависший крейсер противника остается на месте без возможности уйти в гиперпрыжок. Намджуна трясет от напряжения, он стискивает край приборной панели и вглядывается вперед, пока пилот ведет фрегат в атаку и штурмовик по команде открывает огонь. Первый залп не пробивает броню крейсера и они идут на второй заход, воодушевившись отсутствием ответной атаки. По виду ракетные батареи и установки для торпед вышли из строя. Второй залп попадает точно в цель и все огни крейсера полностью гаснут, погружая его в темноту. По каналу связи раздаются возбужденные возгласы других пилотов, смешки и поздравления. Они заходят уже на третий круг, когда атмосфера веселья резко меняется. Потухшие огни крейсера загораются все разом, ослепляя, двигатель перестает дымиться и выглядит совершенно неповрежденным. Намджун матерится под нос, вбивая координаты для прыжка, и отправляет их пилоту. За долю секунды они оказываются в другой точке, а крейсер выпускает ракетный залп по оставшимся патрульным фрегатам, не успевшим переместиться. Будто из ниоткуда материализуются энарийские остроносые истребители — целые десятки — и открывают огонь по уцелевшим космолетам Вириона. В наступившем хаосе команда Намджуна, как может, отстреливается и маневрирует. — Это засада! — раздаются крики по каналу связи, теперь отнюдь не радостные, а агонизирующие, отрывистые и полные ненависти. Некоторые голоса прерываются на полуслове, когда очередной экипаж становится жертвой вражеских залпов. Намджуна охватывает дикое напряжение, по спине и лицу течет пот, но руки действуют слаженно и точно, и только его расчеты дают им преимущество в бою. Вирионцы борются из последних сил. Намджун с воодушевлением замечает, как несколько вражеских истребителей взрываются, подбитые штурмовиками. Они вызывают подмогу с базы и пытаются продержаться до ее прибытия. Внезапно хаотическая картина словно застывает. Намджун с недоумением смотрит на зависшие фрегаты, только что уходившие от преследования, а в следующий момент его накрывает волной пси-воздействия. Он едва успевает выставить блоки, как учили на курсах, сопротивляется изо всех сил. Голову сдавливает, словно сжимает в невидимые тиски, из носа капает кровь, пачкая губы, подбородок, и капая на брюки. Намджун не замечает этого. Он с трудом разворачивается, промаргивая пот с ресниц, и видит будто парализованные фигуры пилота и капитана, их мутные стеклянные глаза и безвольно повисшие руки. Стажеры же вообще стонут от боли на полу, сжимая головы руками. Намджун матерится, поднимается с кресла — это получается только с третьего раза — и, шатаясь, бредет через кабину в отсек с истребителями. Он усаживается в один из них, пристегивает ремень и закрывает «фонарь» — прозрачный купол из бронестекла. Дрожащими руками активирует управление и через секунду вылетает в космос, присоединяясь к творящемуся безумию. Он прекрасно осознает, что бой проигран. Они глупо попались во вражескую ловушку, заглотили наживку Карателя, а теперь расплачиваются за самонадеянность. Когда сообщение дойдет до адмирала, он будет в бешенстве. Намджун знает отца и ему даже не нужно представлять его молчаливую ярость. Только вот на этот раз вживую увидеть ее ему вряд ли доведется. Намджун не может позволить себе позорно сбежать, и ничего не остается, кроме как принять последний бой. Он пилотирует на автомате, палит криоплазмой по чужим истребителям, со всей силы давя на гашетку. Мыслей не остается. Ему кажется, что и его самого больше нет, будто он сросся с истребителем, корпус которого — его тело, а оружие — руки, и Намджун сметает врагов одного за другим, превращая в груду дымящегося металла и кусков обшивки. Он отстраненно замечает, как взрывается и разлетается на мелкие куски фрегат, который он совсем недавно покинул, но не позволяет мысли затронуть себя. Его друзья и сосозвездники гибнут, и скоро он тоже присоединится к ним. Вражеские истребители окружают его и Намджун ускользает в последний момент, вырываясь из плотного кольца. Он один из немногих оставшихся вирионцев, кто все еще сопротивляется. Намджун стискивает зубы, выставляя подбородок вперед, и давит на рычаг ускорения, действует на инстинктах и несется на сверхскорости прямо в сторону крейсера Карателя, намереваясь подорвать двигатель ценой своей жизни. Чем ближе он подлетает, тем мощнее становится пси-воздействие. В голове будто что-то с треском лопается, глаза ослепляет резкая боль, пальцы выкручивает судорогой. Намджун теряет управление. Его подхватывает гравитационное поле крейсера и словно магнитом притягивает к шлюзу. Через несколько мгновений, кажущихся ему вечностью, истребитель с глухим звуком приземляется в доке. Намджун не может пошевелиться. Сердце бешено колотится, отдаваясь где-то в горле, уши закладывает, а пот на спине начинает остывать. Его окружают энарийцы — светловолосые, светлоглазые и такие ненавистные, а от усиливающегося воздействия становится сложно дышать. Намджун сверкает глазами, силится вернуть себе контроль над телом, но над ним только смеются — чужие лица искажены насмешками. Хочется выть, но даже это не получается сделать. Он с ужасом видит, как его рука сама тянется к панели. Намджун не контролирует себя, когда нажимает на одну из сенсорных кнопок, и купол «фонаря» со щелчком открывается, поднимаясь вверх и назад. Намджун рычит, рот пузырится слюной, вены вздуваются от бессилия. На него направляют дуло бластера и мир выключается. Намджун погружается в темноту.

💫

Небольшой округлый кабинет погружен в сосредоточенную тишину. Сокджин работает над отчетом об успешно проведенной операции — его план в очередной раз сработал. Инженеры отлично изобразили поломку, используя криодым, истребители скрылись до нужного момента под завесой невидимости, созданной ментально, а сигнал вирионцев о помощи они благополучно блокировали. До военной базы Вириона все сообщения дошли с большим опозданием. Главнокомандующий маршал уже похвалил его, обещая новую награду, однако Сокджин не чувствует радости. Он не считает себя героем. На его счету множество жизней — своих и чужих, и это не повод для празднования. Ему не доставляет никакого удовольствия убивать или отправлять в бой юных пилотов, только что выпустившихся из академии. Груз ответственности грозится погрести его под собой. Он сам себе не принадлежит, и после каждой такой операции чувствует только боль. Он всего лишь телепат, а каково эмпатам, которые чувствуют других как самого себя? Чувствуют, когда теряют одного пилота из связки, чувствуют страх и волнение, боль раненых и сметающий все адреналин. За круглым иллюминатором медленно проплывают знакомые звезды и очертания далеких туманностей. Главный секрет Немо, благодаря которому за двенадцать лет вирионцам не удалось их вычислить, прост. Военная база Немо не статична, как наверняка думают вирионские аналитики, а постоянно находится в движении. Кроме того, ее окружает мощнейшее ментальное поле, которое делает базу невидимой для других. Вынужденная мера, чтобы не допустить повторения трагедии. Псионики сменяют друг друга в специально оборудованных боксах, чтобы поддерживать поле вокруг. Сокджин, когда начинал простым рекрутом, тоже испытал такие дежурства на себе. С его уровнем способностей они давались ему легко, в отличие от некоторых сослуживцев, которые после смены выходили абсолютно выжатыми. Сокджин думает, что смог бы сам удержать целое поле, но проверять свои догадки на практике не торопится. Он пишет отчет вручную на специальной поверхности стола, а строчки появляются уже в печатном виде на экране инфопанели, открытой перед ним. Его помощник в приемной мониторит входящие сигналы и по необходимости перенаправляет на рабочий комм. Личный же молчит. Сокджин знает, что Тэхён уже начал занятия в академии, но кроме фото обедов и восторгов по поводу еды он от него ничего не получал. Джин не ожидает, что Тэхён так быстро откроется и начнет доверять, но все равно невольно беспокоится за парня. Странное незнакомое чувство. У него теперь есть сын. Пусть только по документам, пусть неродной, но почему-то кажется, что это самое правильное решение, которое он когда-либо принимал. Почти как идеальная стратегия, виртуозный план. Правда, к чему все это приведет, он пока что не знает. Будущее так и остается загадкой. Тэхён взрослый самостоятельный парень, но Сокджин все равно чувствует за него ответственность. Он и не думал, что когда-либо станет отцом, ни с кем из своих любовников даже не рассматривал идею отношений, ведь он слишком занят и всегда ставит на первое место свои обязанности. Даже если кто-то из бывших захотел бы попытаться, Сокджин не думает, что что-то бы получилось. Когда-то он мечтал о семье с любимым парнем. По ощущениям в прошлой жизни. Сейчас его единственная мечта — скорое окончание войны. Больше всего он хочет, чтобы вирионцы прекратили свои налеты на их границу и поняли, что не стоит связываться с Энару. Однако и это кажется маловероятным. Конфликт продолжается уже двадцать лет, несмотря на попытки мирных переговоров среди дипломатов, несмотря на делегации с других созвездий, включая миротворцев с Боноала. Галактический совет уже давно махнул на них рукой, ведь за это время дипломаты так и не пришли к соглашению. Конфликт настолько затянулся, что никто уже и не помнит, что послужило его причиной. Сокджин тщательно выводит строчку за строчкой, когда личный комм издает тихий сигнал. Он не глядя принимает вызов, решив, что Тэхён наконец-то соизволил выйти на связь, но слышит совсем другой голос. — Ким Сокджин! Он морщится, когда видит имя Кима старшего на экране комма. Джин не может игнорировать отца, он и так слишком долго сбрасывал его звонки, поэтому принимает безэмоциональное выражение лица и переводит вызов на экран инфопанели. На проектируемом изображении голографического дисплея появляется лицо отца, Ким Минсок хмурится и поджимает полные губы. — В чем дело? — спокойно интересуется Джин. Он уже давно привык к конфронтациям с отцом, поэтому даже не нервничает. Подозревает, о чем пойдет разговор. Хочется сейчас же оборвать связь, сославшись на срочный сигнал, но он по опыту знает, что оттягивать не стоит. Лучше сразу обозначить свою позицию. — Ты еще спрашиваешь? — возмущенно пыхтит Минсок. — Это правда? Ты усыновил приютского мальчишку? Он говорит это таким тоном, будто Сокджин сделал что-то возмутительное — сдался вирионцам или голым прошелся по коридорам станции. — А что тебя так удивляет? Ким Тэхён отличный парень и талантливый эмпат. О таком сыне можно только мечтать. — Ким Сокджин! — взрывается мужчина. — Тебе двадцать семь лет! О чем ты вообще думал? Еще и включил его в семейный реестр! — Ты сам говорил, что мне пора обзавестись семьей. — Но не таким способом! Что о тебе подумают? — Что я сделал доброе дело? — Сокджин пожимает плечами. — Ты больше думаешь о других, чем обо мне. Давай оставим подобные проявления заботы. Мое решение не изменится. Ким Тэхён — теперь часть моей семьи и тебе придется это принять. Лицо Кима старшего багровеет, он набирает воздух в легкие, но не успевает разразиться гневной тирадой, потому что в этот момент рядом с ним появляется мать Сокджина. Она кладет в успокаивающем жесте руку ему на плечо и легко массирует его. Отец сразу же выдыхает, теряя весь пыл. — Ты уверен, Джин-и? — мягко спрашивает Ким Ина. Ее лицо выражает заботу и беспокойство, и пусть Сокджин не может читать мысли на расстоянии через экран, все равно и так знает, о чем она думает. Мать так же осуждает его военную карьеру, как и отец, но по крайней мере пытается делать вид, что принимает его. — Уверен как никогда, — твердо отвечает он. — У Минёна уже третий сын подрастает, — вздыхает она и садится рядом с отцом. Сокджин отводит взгляд и устало потирает переносицу. Зачатки головной боли рискуют перерасти в полноценную мигрень — периодический спутник всех телепатов. Упоминание бывшего парня навевает мгновенную грусть. Когда-то Джин любил его и думал, что непременно женится на друге детства, но у жизни на него были другие планы. В возрасте семнадцати лет его призвали в академию и на фронт, и с тех пор он не оглядывался назад. Десять лет прошло с тех пор, как он видел Минёна в последний раз, слышал, что тот женился на другом парне, простом учителе, но ничего даже не почувствовал. Та любовь теперь кажется ему совсем детской и наивной. — Ты же понимаешь, что я не могу все бросить, — говорит он. Родители никогда не поддерживали его, это не секрет, всегда прямо высказывали свое недовольство. Сравнивали его с сыновьями соседей, фермерами и биологами. Сокджин точно знает, что не смог бы так. Он не выбирал родиться таким сильным телепатом, но делает то, что должен. Жизнь на цветущей планете не для него, как бы ни причитали родители о семье и детях. Его судьба — космос и война, его место здесь, на поле боя. Даже при желании он не смог бы все бросить и вернуться домой на Эон. Да и зачем? Растить экзотические цветы? Делать вид, что ничего не происходит? День за днем одно и то же, мирская рутина — от одной мысли его топит тоска. Полковник Ким Сокджин не создан для простой жизни, он не знает, в чем ее смысл, суть и привлекательность, только вот родители все никак не могут это принять. Сокджин много раз порывался прекратить с ними общение, но не смог. Мать пытается поддерживать его, и он не хочет причинить ей боль, он просто не может быть тем сыном, которого она хотела бы видеть, кем гордилась бы. Ведь его военные награды не предмет гордости для родителей, а самое что ни на есть разочарование. — Тогда возьми этого Тэхёна с собой в следующий раз, когда надумаешь навестить нас, — после длительной паузы говорит Ина. Сокджин знает, что это маловероятно, но все равно кивает, с облегчением принимая белый флаг. Он ценит ее попытку пойти ему навстречу, однако не собирается в ближайшее время домой и все они это прекрасно понимают. Отец фыркает, но молчит. Раздается сигнал двери, после чего она отъезжает в сторону и в проем заглядывает голова его помощника. — Полковник Ким? Сокджин быстро прощается с родителями, заканчивая и так затянувшийся разговор, и переводит все внимание на адъютанта. — В чем дело, Кибом? — Господин полковник, — невысокий светловолосый парень кланяется, — тот пилот, которого взяли во время операции… — Что с ним? — Это сын адмирала Чона! — выпаливает Кибом, явно довольный новостью. Сокджин приподнимает брови. Такого поворота он не ожидал. Вражеский адмирал Чон Намхёк, по его мнению, пренеприятнейшая личность. Чаще всего именно он является причиной их поражений в бою, а еще мужчина открыто выступает за полную аннигиляцию всех энарийцев, называя их ДНК и пси-способности зверскими и опасными. Сокджин не знает, действительно ли адмирал во все это верит, действительно ли так погряз в своей ненависти. Сам он не испытывает таких сильных негативных чувств — предпочитает сохранять холодную голову и не позволяет ненависти захватить себя. Пленный адмиральский сын кажется ему тем самым знамением, которое он ждал. Парень должен быть ценным источником сведений о вражеских планах и их базе. — Хорошо, — кивает Сокджин. — Что удалось из него вытянуть? Почему не подготовили отчет? Кибом переступает с ноги на ногу. — В этом-то все дело, полковник Ким. Нашим лучшим телепатам не удалось узнать ничего кроме имени. И так поднятые брови окончательно лезут на лоб. Сокджин никогда не сталкивался с вирионцами, способными сопротивляться ментальному воздействию. Они не умеют ставить блоки, только оборудуют космолеты специальной броней, разработанной их учеными, но и она не выдерживает давления множества псиоников. Разве что за последнее время они сделали прорыв и преуспели в создании новых технологий? Мысль отзывается одновременно тревогой и любопытством. Становится даже интересно, но гадать смысла нет. Сокджин собирается увидеть вирионца своими глазами. Он отпускает адъютанта и быстро отправляет законченный отчет. Мысли переключаются на новую задачу, и он быстро забывает о звонке родителей. — Адмиральский сын, ха! — бормочет он и усмехается. — Вот так удача. Сокджин проверяет криоган на поясе и парализатор на ремешке, опоясывающем бедро. Осторожность не помешает, ведь излишняя уверенность в себе и своих способностях может только навредить. Он покидает кабинет, запечатывая его касанием ладони, и ровным шагом направляется в тюремный отсек. Несмотря на растущее любопытство, негоже торопиться. Пленный никуда не денется. Нужный отсек находится в отдаленном уголке базы — в противоположной стороне от жилых и научных. По пути офицеры и сотрудники приветствуют его и поздравляют с успешно проведенной операцией, но Сокджин не останавливается, отвечает только легкой улыбкой. Охрана отсека пропускает его через серию дверей внутрь, и Сокджин первым делом идет в допросную. Здесь узкие коридоры без окон и строгая атмосфера. Он слышит обрывки чужих мыслей, но не видит, кому они принадлежат. В комнате наблюдения за допросной камерой Сокджин находит своего лучшего друга и заместителя, командора Ли Джунки. Тепло приветствует его, похлопывая по спине и обмениваясь телепатическим тычком. Ли — высокий и худощавый, его пшеничные длинные волосы и зеленые глаза привлекают внимание многих пилотов. Однако, как Сокджину хорошо известно, друг уже давно и счастливо женат на одной из научных сотрудниц домашней станции. На нашивке его формы переливается синий завиток, такой же, как у Сокджина, знак всех телепатов. — Ну что, командор, докладывайте, — шутливо произносит Сокджин, окидывая взглядом пустующую камеру. Допрос или еще не начался или уже закончился. — Чон Намджун, сын адмирала, навигатор фрегата. Это информация с наших баз разведданных. Парень поддается воздействию и контролю, но пробиться к нему в голову не удалось даже мне. — Теряешь навыки? У командора девятый уровень телепатии и он с легкостью должен считывать любого вирионца. — Не знаю, кто его научил, но он проецирует только поверхностные мысли, — с досадой потирает подбородок Джунки. — Мысленно орет вирионские песни и матерится на космолинге. Я некоторые выражения даже не слышал. Короче, сплошная головная боль. — Адмирал хорошо выдрессировал своего сынка, — хмыкает Сокджин. — И не говори. Так что вся надежда на тебя, господин десятый уровень. Сокджин картинно разминает костяшки, чем вызывает раскатистый смех друга. Они знакомы еще с академии, вместе через многое прошли, и Джунки — чуть ли не единственный, с кем Джину комфортно общаться. — Тогда стоит вытрясти из него все и вернуть обратно папаше, — губы трогает легкая улыбка. В этот момент он замечает движение — дверь допросной камеры открывается и двое офицеров-эмпатов заводят внутрь парня, такого крупного и мощного, что не будь он под воздействием, точно с легкостью переломил бы обоих пополам. Сокджин с невольным интересом разглядывает его. Как и все вирионцы, он темноволосый и коротко стриженый, почти под ноль. Высокий и мускулистый, черная форма натянута в районе плеч. Руки безвольно висят по сторонам, а голова опущена, поэтому Сокджин не может разглядеть лицо. Эмпаты подводят парня к стулу с высокой спинкой и подлокотниками. На секунду вирионец замирает и дергается, сопротивляясь контролю. Один из офицеров тянется к оружию на поясе, пока второй усиливает воздействие. Парализатор не пригождается. Чон Намджун сам опускается на стул, его предплечья и лодыжки тут же оплетают фиксирующие ленты, настолько крепкие, что даже такому здоровяку не под силу вырваться. Эмпаты выходят, снимая контроль, и парень тут же вскидывает голову и лихорадочно осматривается по сторонам — темные глаза злобно горят, а подбородок выставлен вперед. Он дергается, пытаясь высвободить руки и ноги, ерзает и крутится, но все его попытки не увенчиваются успехом. Лицо у него мужественное и волевое, и Сокджин находит в нем отдаленные черты вражеского адмирала. Чон Намджун выглядит одновременно молодо и зрело, сочетая в себе остатки юности и какую-то внутреннюю несгибаемую сталь. Он кажется диким. Опасным. — Совсем еще молодой, а уже прославленный герой Вириона, — замечает Джунки, прерывая раздумья Джина, в которые он погрузился, как в транс. — Это ненадолго. Если в его голове есть что-то ценное, то он станет героем Энару, — насмешливо произносит Сокджин. — Удачи. Покажи ему силу Карателя. — Ты же знаешь, что мне не нравится это имя, — ворчит Джин, выходя в коридор. Дверь в камеру охраняют два офицера, хорошо знакомых ему. На их нагрудных нашивках сверкают ярко-зеленые капли — эмблема эмпатов. Если Тэхён покажет хороший результат в академии и попадет в ряды пилотов, его форму будет украшать такая же зеленая нашивка. — Эмоциональный фон? — спрашивает он. — Напряженный, — говорит один эмпат. — Я бы даже сказал буйный, — хмыкает второй. — Да, — кивает первый. — Он упрямый, а еще фонит ненавистью, как кислотой брызжет. Ему явно у нас не понравилось. — Хорошая работа, — кивает Сокджин. Он делает глубокий вдох, настраивает разум и заходит в допросную после активации кода. Пленный сидит к нему боком, стул располагается ближе к стене, но не вплотную. В остальном камера абсолютно пуста, стены обшиты мягким звукопоглощающим металлом. Все происходящее внутри прекрасно видно с комнаты наблюдения, где остался командор Ли. Вирионец, услышав его, косится краем глаза, а потом плотно зажмуривается. Верная тактика. Зрительный контакт облегчает чтение мыслей. Только вот Чон Намджун не знает, что смотреть в глаза опытному телепату совершенно не обязательно. Только низкие уровни прибегают к подобному. Сокджин подходит ближе, его шаги почти не слышны, тишину прерывает только учащенное дыхание пленного. Он обходит его по кругу, примеряясь и считывая ментальное поле. Джунки был прав, тот и правда транслирует нескончаемый поток и блокирует вторжение — то, что остановило других телепатов. Парень фальшиво голосит похабные песни, слова которых Сокджин с легкостью разбирает, так как неплохо знает вирионский язык. Чужие мысли звучат оглушающе громко. Он встает напротив в полуметре от пленного. Тот поджимает побелевшие губы, между бровями залегает глубокая складка, по лбу течет пот. Вена на шее бугрится, а лицо становится похоже на искривленную гримасу. В нем нет боли и ужаса, только сметающая все на своем пути ненависть. Сокджину даже не нужно считывать его, чтобы это понять. Эмпатам наверняка пришлось несладко от такой дикой волны негативных разрушительных эмоций. «Ублюдки! Твари!» Намджун продолжает извергать мысленный поток ругательств, но Сокджин не дает им затронуть себя. Он смотрит глубже, игнорируя и заглушая выкрикиваемые матерные обрывки, проникает в чужой разум — в самую суть. Разумы вирионцев, которые Джину доводилось считывать, ощущались чуждо, и Чон Намджун не исключение. Чужая энергия сшибает, он действительно бешеный и будто раскаленный, как и предупредили эмпаты. «Не скажу ничего, пусть хоть пытают, пусть лучше убьют! Не сдамся, не предам…» — он выхватывает первые отголоски глубинного сознания. Мысль бьется и пульсирует у Намджуна в висках, как важнейшая и значимая. Причина, по которой он так долго продержался. — Подобное благородство похвально, но оно тебе ничем не поможет, — тихо говорит Сокджин. «Что он хочет этим сказать? Намекает, что уже влез в меня? Провоцирует? Так, Намджун, не отвлекайся, ты сильнее, ты сможешь, давай…» Вирионец вцепляется пальцами в подлокотники стула, так, что сбитые костяшки белеют. Он удваивает усилия, тем самым только облегчая Сокджину доступ в его незащищенный разум. Джин рассматривает образы в чужой голове, их мерцающие нити: тот момент, когда Намджун отчаянно несется на полной скорости вперед, момент, когда его берут в плен, но Сокджин смотрит дальше, ищет все связанное с адмиралом, вражеской базой и военными планами. Ориентироваться получается с удивительной легкостью, он даже не прилагает особых усилий и давления. Видит адмирала Чона в его кабинете, аналитический отдел, где Намджун корпит над координатами. «Хорошо», — думает Сокджин. «Они все еще ищут Немо». Он углубляется дальше и находит все собрания и совещания, на которых когда-либо присутствовал Намджун, все его разговоры с отцом. Вычленяет нужную информацию, отмечает внутреннее оснащение базы и расположение чужих военных объектов, а потом игнорирует увещевания адмирала, взращивающего в сыне ненависть. С презрением просматривает учебные курсы, на которых вирионцы как под гипнозом повторяют, что всех энарийцев нужно истребить. Огромный экран, вспыхивающий пропагандой против псиоников, и сотни курсантов, громко клянущихся убивать любой ценой. Ненависть Намджуна видится ему не просто патриотической, а личной, и хоть Сокджин уже увидел все, что тот знает о вирионских военных планах, не торопится покидать чужой разум. Он ощущается враждебно и незнакомо, это верно, но отторжения у Сокджина не вызывает. Кроме того, ему так редко доводится использовать свои способности на максимум, ведь копаться в чужих мыслях незаконно, а сейчас он имеет на это полное право. Сокджин чувствует над ним власть, видит его как на ладони. Намджун кичится своими достижениями, считает себя крутым и мощным, несущим великую миссию. Он просто самоуверенный мальчишка, мечтающий, чтобы отец им гордился, носящий все награды на кителе с самодовольством, горящий желанием отомстить. Вот оно. Сокджин разматывает нить и видит детские воспоминания, высокую женщину в темно-синем комбинезоне с медицинскими нарукавными шевронами, двух мальчиков, а потом тесноту спасательной капсулы, открытый космос и страх. Воспоминание связано с другим, совсем недавним, и в следующий момент Джин переключается на образ младшего брата Намджуна. Единственное слабое место. Здесь мыслеформы сбиваются, наполняются болью, тоской и невероятной мягкостью. Намджун действительно испытывает по отношению к брату нежные чувства, совсем не вяжущиеся с его остальными мыслями и общим фоном. Сокджин уже собирается заканчивать, когда вдруг замечает еще один образ. Ему слишком любопытно, чтобы проигнорировать развратную картинку, поэтому он ныряет в воспоминание. Сначала немного теряется, все выглядит слишком ярко и реалистично: голые тела и интенсивный секс, мощный торс Намджуна, его напряженные плечи и блуждающие руки, и работающий как машина толстый член. Девушка Джина не интересует, а вот мысли вирионца очень даже. С виду он наслаждается процессом, а вот внутри совсем не впечатлен. Картинка плавно перетекает в другую даже без контроля со стороны Сокджина, так бывает со связанными событиями и ассоциациями. Он видит бурную реакцию Намджуна на однополый секс, его отвращение, брезгливость и да, почти незаметное, но все же оно там — любопытство. Намджун не признается сам себе, что завидует пилотам на базе, думает, что с ним самим что-то не так, раз у него проблемы с сексом, и может стоит и правда попробовать это с парнем… Мысль настолько крошечная и мгновенно задавленная, что Джин ее еле замечает. «Что ж», — хмыкает он. «Вот ты какой, Чон Намджун». Больше ему нечего делать в чужой голове. Он получил даже больше, чем нужно, и даже позабавился, поэтому осторожно оканчивает ментальный контакт. Намджун смотрит на него в упор. В темных глазах пылает пламя, ноздри трепещут, его бьет крупная дрожь. Выражение ненависти медленно сменяется пониманием, а потом на нем застывает ужас осознания. Он шевелит потрескавшимися губами, но не находит слов. Джин все еще считывает его, хоть и не так глубоко. Теперь ему не составляет труда проникнуть в него. — Кто ты такой? — наконец хрипит Намджун. — А ты до сих пор не понял? — с широкой улыбкой говорит Сокджин. — Я тот самый Каратель, о встрече с которым ты так мечтал. Рад знакомству? Намджун распахивает глаза, а потом плюет в него. Безрезультатно. Джин все еще стоит в полуметре от него, а пересохшее горло пленного не способно собрать достаточно слюны, так что вирионец только пачкает собственные брюки. — Сукин сын! — рычит Намджун. — Ненавижу! — Спасибо за информацию, Намджун-а, я уверен, она нам пригодится, — Джин игнорирует ругательства и спокойно смотрит парню в лицо. Ему даже немного жаль его. Намджун достойно сопротивлялся, одно это уже похвально. Не каждый день доводится столкнуться с таким противником. Сокджин не хотел бы оказаться на его месте, он ведь прекрасно знает, что является вражеской целью номер один. В подобной ситуации ему грозили бы жестокие пытки, а не безболезненное чтение мыслей. Когда Сокджин выходит, чувствует на себе чужой прожигающий взгляд. Намджун изворачивает шею и, не отрываясь, провожает его бешеными глазами. — Я убью тебя! — кричит он вслед, а Сокджин только улыбается в ответ и машет ладонью на прощание. Он сомневается, что когда-либо увидит Намджуна снова. — Ну ты мастер! — в комнате наблюдения Джунки показывает два больших пальца вверх. — Что-то интересное в его голове? — Стандартные военные данные, — Сокджин пожимает плечами. Он умалчивает подробности, хотя в другой ситуации обязательно поделился бы. Даже не знает, что его останавливает, но по какой-то причине не хочет говорить об увиденном в чужой голове. — Ты молодец. Я был уже готов пару раз ему врезать. — Ты же знаешь, я не приверженец бессмысленного насилия. Чон Намджун — просто мальчишка, Джунки-я. У нас есть цели покрупнее. — Пойдешь докладывать маршалу? — с оживленным любопытством интересуется друг. — Ну разумеется. — Что теперь с ним делать, есть указания? — Выставить требование на обмен. Адмиральский сын на кого-то из наших. В плену у вирионцев достаточно много сильных псиоников, год назад те захватили крейсер одного из генералов вместе с командой, и потеря ощутимо сказалась на всех. Их лишили ощутимой части военной силы, но самое тяжелое — разрыв ментальной связи, связывавшей многих попавших в плен и оставшихся на базе. — Будет сделано, — с пониманием кивает Джунки, ведь сам потерял одного из близких друзей среди пилотов. Сокджин похлопывает его по плечу и бросает последний взгляд на сломленного вирионца, которого офицеры выводят из камеры. Опущенные плечи подрагивают, будто от слез, но Сокджин знает лучше. Он видел Намджуна изнутри и знает, что тот готов разорвать эмпатов голыми руками, стоит только ослабить контроль. Этот парень совсем непрост, недаром сын Чон Намхёка. Впрочем, ему недолго остается находиться на Немо. Сокджин направляется к лифту, чтобы подняться на командный мостик. В голове не остается и следа казавшейся неминуемой мигрени и уже зреет новый план.