Созвездие Энару

Синие глаза. Неестественно яркие и затягивающие. Глубокие и чуждые. Принадлежащие его врагу. — Будь ты проклят, Каратель! — кричит Намджун в тишину камеры. Он даже не сразу поверил чужим словам, сначала решил, что это какая-то шутка. Намджун ведь не знал, как выглядит вражеский полковник, на всех фото тот был либо в маске, либо в шлеме, поэтому ему так сложно поверить и принять, что Каратель — всего лишь смазливый молодой парень, немногим его старше. Теперь враг обрел лицо. У него синющие глаза и блондинистые патлы явно длиннее нормы, положенной военным уставом. Хотя его предшественник — первый мозгокопатель — вообще был похож на девку с волосами до плеч, Намджун успел разглядеть его краем глаза. Они все — неправильные и неестественные, начиная с внешности и заканчивая сбоем в их ДНК, позволяющим им пользоваться извращенными способностями. Намджун даже не удивился бы, если бы ему сказали, что они устраивают оргии и все друг с другом спят. Ну а что? Раз читают мысли и эмоции, контролируют их, от них всего можно ожидать. Его окружает полумрак, тонкий матрас на полу и туалет в углу. В крошечной камере он может передвигаться всего несколько шагов, так как его запястья и лодыжки охватывают тонкие, почти изящные, кандалы, которые ничем не вскрыть. Энарийцы используют какой-то ультразвук, когда активируют замки. Нет ничего, что можно было бы использовать в качестве оружия — все его тайники, включая один в сапоге, пусты, все награды сняты, нашивки срезаны. Мысль о том, что его обыскивали и трогали, пока он был без сознания, вызывает ярость и стыд. Он еще никогда не чувствовал себя настолько униженным. Намджун привык побеждать, превосходить противника, и так внезапно оказаться в плену на милости энарийцев ощущается для него сильнейшим ударом. В первые дни — кто знает, сколько уже прошло, он потерял счет, ведь все его напичканные программами браслеты с него сняли — он поддерживал себя мыслями о побеге. Представлял, как красиво перебьет всех тюремщиков, а потом угонит флайер и победоносно вернется домой, но все его попытки вырваться провалились. Намджун пытался сопротивляться пси-воздействию, думал, вон он шанс, сбежать прямо в коридоре, пока его ведут на допрос, но даже рыпнуться не смог, как ни умолял собственное тело подчиниться приказам мозга, а не чужому контролю. В допросной камере даже пытался перегрызть фиксирующие запястья ленты, но безуспешно. Несмотря на тонкость и эластичность, они оказались крепче любого металла. По крайней мере, ему удавалось закрывать свои мысли от проникновения, используя техники, почерпнутые на курсах. До одного дня. Пока один ублюдок не влез в его голову, выворачивая ее наизнанку. Тот самый Ким Сокджин, о котором Намджун слышал столько чудовищных рассказов и которого мечтал раздавить. Так мечтал уничтожить Карателя, а в итоге тот растоптал его гордость и достоинство, выпотрошив все личное и сокровенное. Намджун изо всех сил пытался сопротивляться, но все равно сломался, все техники и приемы, ограждающие его разум, пали перед натиском этого парня. С того дня его перестали водить на допросы, закрыли в одиночной крошечной камере, где он находится уже несколько дней, если судить по приносимым порциям нетронутой еды. Поначалу Намджун глотал безвкусную биомассу, чтобы поддерживать силы, а сейчас ему все равно. Сам того не хотя, он стал предателем. Выложил все, не открыв и рта. Мерзкий телепат пролез к нему в голову, как червь, отравляя все изнутри своей слизью. Намджун чувствует себя использованным, а насмешливые синие глаза только добавляют пламени в огонь его ненависти. Он не может забыть этот взгляд и в красках представляет, с каким наслаждением убьет Карателя, заставит умыться кровью и на себе почувствовать, каково это, находиться в чужой власти и быть не способным даже пошевелиться. Если он выберется отсюда, хотя с каждым днем это кажется все более маловероятным, обязательно найдет способ отомстить. Надежды на спасение неумолимо тают, и Намджун постепенно теряет волю к жизни. Уже несколько суток ничего не ест, хоть желудок и сводит голодными спазмами. Его мощное тело привыкло к хорошему питанию, и он чувствует, как слабеет. Физический дискомфорт ничто по сравнению с внутренним. Его гложет чувство вины. Благодаря всем его знаниям, Энару теперь получит преимущество в войне, и Намджун начинает ненавидеть сам себя. Он готов пожертвовать собой, чтобы искупить вину, готов с голыми руками броситься на Карателя и вцепиться ему в горло, но за дверью камеры стоит мертвенная тишина. На его крики и проклятия никто не реагирует, а ведь Намджун ругается на чистейшем энарийском, в академии он считался лучшим на курсе чужого языка. Каждый раз, когда тюремщик возвращается за подносом, Намджун пытается напасть на него, пытается узнать хоть что-то, но чертов эмпат перекрывает ему связки и слова гибнут в горле, как лопающиеся пузыри. Когда он остается один и снова обретает контроль над собой, кричит в исступлении, срывая голос до хрипоты, беснуется до того, что в изнеможении падает на пол. Он не знает, выжил ли в той бойне кто-то кроме него. Возможно, он не один сейчас в плену, но за все время, пока его таскали на допросы, Намджун никого не видел, только пустые коридоры и редкие серебристые комбинезоны энарийцев. Он один в тылу врага, только вот никаких хитроумных планов у него нет. Намджун с презрением думает, что даже Каратель не выбрался бы, окажись он в такой ситуации. Псионики нервируют его. Намджун и не думал, что они настолько сильны. Теперь победа вирионцев уже не кажется такой скорой и неизбежной. Он слишком наивно так думал и переоценил не только собственные силы, но и своих соратников. Остается только надеяться, что у отца есть туз в рукаве, не зря же Намхёк столько времени проводит в закрытом секторе, куда простым военным доступ воспрещен. Раньше Намджун злился, что не в курсе происходящего на Хэльдамеко, а сейчас безумно рад, что хоть что-то осталось в тайне от ублюдка Кима. Все могло быть гораздо хуже, но мысль не успокаивает, и он еще больше терзается изнутри. Намджун скрежещет зубами, снова и снова вспоминая выражение смазливого лица. Ему стыдно признаться себе, что даже не почувствовал первоначального проникновения в свой разум, таким мягким и вкрадчивым оно было. Ким Сокджин с невыносимой легкостью проник в него, перебирая воспоминания, будто листая файлы, а Намджуну оставалось только бессильно позволять копаться у себя в голове. Тот видел все, всю базу изнутри и расположение военных объектов, даже последний визит на Дюну Два. Видел Чонгука. От воспоминания о брате грудь сдавливает и все бешенство перетекает во вселенскую тоску. Он боится представить, как Чонгук отреагирует на новость о его плене. Все обещания, данные младшему, превращаются в холодную космическую пыль, от которой все немеет и разрывается изнутри, будто Намджун оказался в открытом космосе. «Он не сможет без меня…» Он запрокидывает голову и закусывает нижнюю губу, впивается до того, что она лопается и начинает кровоточить. Все тело трясет от желания что-то делать, бороться, бежать, пальцы нервно подрагивают, но он может только лежать, распластавшись на полу, и ждать. 💫 Время тянется невыносимо медленно. Глаза привыкают к полумраку, но смотреть в камере все равно не на что, и Намджун проводит время, уставившись в потолок. От голода перед глазами все плывет и периодами он проваливается в беспокойный поверхностный сон, оставляющий его еще более разбитым и усталым. Он сам не знает, зачем так мучает себя, но где-то глубоко в подсознании считает, что заслуживает наказания за свою слабость перед лицом врага. Мысли о Чонгуке продолжают возвращаться. Он словно наяву видит бледное лицо брата и его наполненные слезами огромные глаза. Намджуну так больно и страшно за него. Страшнее, чем за самого себя. Без него Чонгук останется совсем один, беззащитный ранимый подросток, без поддержки и помощи. Отцу некогда заниматься им, он не появлялся на станции уже больше года, а теперь, после успешной атаки энарийцев, будет еще сильнее занят. Намджун — связующее звено между отцом и братом, и в его отсутствие связь между ними рискует совсем прерваться. Отразится это в первую очередь на Чонгуке. Намджун просто не может этого допустить. Подвести брата, который так верил в него, сдаться без борьбы, опуская руки. Он должен хотя бы попытаться вернуться, даже с позором, пусть так, но не бросать Чонгука одного. Как бы ни мучило его чувство вины, осознавать, что он предает веру брата в него, еще хуже. Намджун заново переосмысливает события последних дней, расставляет для себя приоритеты, и, когда в очередной раз ему приносят поднос с едой, он съедает всю порцию биомассы, глотая комковатые куски от брикета и запивая сладковатой водой. Впервые с начала плена он ощущает себя лучше. Шок от телепатического вторжения и встречи с Карателем немного рассеивается, к нему возвращаются силы и чувство собственного достоинства, а также просыпается дикое желание жить. Выжить любой ценой и вернуться домой. Он должен — если не для себя, то ради брата. Намджун пытается отжиматься, насколько позволяют тонкие цепи, восстанавливает тонус и выносливость. Несколько дней голодовки подкосили его, но не так сильно, как унижение, поэтому он быстро приходит в форму, хоть и продолжает испытывать голод. Порции слишком маленькие, он бы все отдал за кусок мяса, пусть даже синтезированного. С течением времени будущее уже не кажется таким безнадежным. Намджун приходит к мысли, что он не первый вирионец, попавший в плен, а те данные, которыми он владеет, энарийцы уже давно могли вытянуть из любого старшего офицера. Намджуну просто не повезло. Если бы его план подбить двигатель крейсера удался, он умер бы героем, а так остается только принять свое положение. С каждой проходящей минутой к нему возвращается уверенность, даже освещение камеры начинает казаться светлее. Намджун твердо верит, что отец не оставит его здесь. Сын адмирала — не простой пилот, его обязательно вытащат. По-другому и быть не может. Очередным вечером его будят два энарийца с зелеными нагрудными нашивками, те, что так безжалостно командуют его телом. Вместо подноса с едой он получает дуло бластера в лицо, но выстрела не следует. Его снова лишают контроля над собой, кандалы с тихим писком раскрываются и руки сами выкручиваются за спину. Намджуну так хочется бежать, выхватить бластер из чужих рук и прожечь в обоих псиониках дыру, но тело снова предает его и отказывается слушаться. Он видит все как будто со стороны — кажется, что все это сейчас происходит не с ним. Со сложенными за спиной руками Намджун выходит из камеры в коридор и морщится от света, так как глаза совсем отвыкли, однако ему не дают опомниться и толкают вперед. Ноги послушно вышагивают, Намджун даже ни разу не спотыкается, хоть и ощущает покалывание и легкое онемение в мышцах. Сначала он думает, что они направляются на очередной допрос, но они минуют допросную камеру и продолжают путь дальше. Внутри зарождается искра беспокойства. Неужели от него решили избавиться и ведут на казнь? Намджун судорожно всматривается вперед, в узкие пустынные коридоры с множеством дверей, но без единого иллюминатора. Напряжение растет и множится, охватывая его всего целиком. Намджун не боится смерти, но он не готов. Умереть так глупо, в плену, бесславно и бессмысленно. Тюремщики заводят его в лифт, в котором уже находятся несколько энарийцев в серебристых комбинезонах. Опустив голову, Намджун стоит в дальнем углу и слушает, как те обсуждают, что выбрать на ужин. Его ведут на смерть, а кто-то озабочен такой мелочью, как закончившийся в столовой ореховый мусс. Лифт движется бесконечно долго, почти все пассажиры по очереди покидают его, и все это время Намджун содрогается от ожидания. Наконец, двери открываются, и они выходят в просторный ангар. Намджун с удивлением понимает, что это не помещение для казни, как он ждал, а шумный и многолюдный взлетно-посадочный док, полный космолетов. Сердце ускоряет ритм, дыхание перехватывает, а напряженная тревога сменяется надеждой. Она вспыхивает, загорается в груди, наполняя до краев настолько, что на него косятся тюремщики. Намджуну мерзко от осознания, что те чувствуют его эмоции, но ничего не может с собой поделать. Когда его направляют в сторону пассажирского шаттла, явно оборудованного под военные нужды, сомнений не остается. Внутри все вибрирует от облегчения, что скоро все закончится. Отец не бросил его. Скоро Намджун вернется домой. Он бегло осматривает глазами открытый оживленный док, запоминая все детали. За высоко расположенными иллюминаторами проплывает космическое пространство, незнакомое, но все же при желании Намджун мог бы вычислить местоположение. До этого момента он мог только гадать, где его держат, но сейчас решает, что все же на линкоре, раз они находятся в движении. Странно, что глаза ему так и не завязали, но это только на руку. Возможно, он даже сможет разгадать расположение вражеской базы. Намджун воодушевляется и уже строит планы — он искупит свою вину перед Вирионом и на деле докажет, на что способен. Он заходит на борт шаттла и сразу же замечает вирионских пилотов в такой родной черной форме, однако времени радоваться ему не дают и Намджун, подчиняясь контролю, сам садится в одно из свободных кресел. Его туловище перекрещивают уже знакомые эластичные ремни. Он снова видит себя со стороны — онемевшего и безмолвного. В кабине отсутствуют окна, но Намджун чувствует гул двигателя, чувствует, как шаттл взмывает в воздух и покидает шлюз, выходя в открытый космос. Несколько энарийцев сопровождают их и продолжают подчинять, ограничивая движение и разговоры. Намджуну так хочется повернуться к своим сосозвездникам, услышать родную речь и голоса пилотов, с некоторыми из которых он знаком лично. Однако, в конечном итоге, и это не важно. Он просто хочет домой. Увидеть Чонгука, обнять, отчитаться отцу обо всем, что пережил. Намджун в курсе, что простые шаттлы, как и истребители, не оборудованы мощными двигателями и не способны уходить в гиперпрыжок, поэтому готовится к продолжительному пути. Кто знает, где решили провести обмен пленными. Нейтральных территорий осталось не так уж и много, он помнит только о небольшой станции созвездия Боноал, выступающего третьей стороной в мирных переговорах. Слабость последних дней берет свое, и он даже не замечает, как засыпает. Когда Намджун открывает глаза, шаттл идет на посадку, шумно снижаясь. Сердце начинает колотиться. Сонный и немного дезориентированный, он крутит головой по сторонам, не ощущая воздействия, и замечает полные надежды лица пилотов. Дышать становится легче и Намджун замирает в ожидании, пока космолет касается твердой поверхности и затихает. Вирионцев по очереди выстраивают в ряд, оплетая руки каждого тонкими невесомыми цепями, соединенными между собой. Намджуна забирают с места последним, но оказывается он впереди всех. Он вибрирует от нервного напряжения, всеми мыслями уже дома. Главное, чтобы все обошлось без провокаций. Он переступает с ноги на ногу, когда боковая дверь шаттла медленно ползет вверх, мгновенно наполняя пространство потоком свежего воздуха. Нет, Намджун вдруг понимает. Не воздуха. Ветра. Он делает шаг. Еще один. Глаза распахиваются от картины, открывающейся перед ним. Бескрайнее пространство всех оттенков зеленого. Высоченные деревья с мощными лиственными кронами и зелеными стволами, розоватое небо с фиолетовыми облаками и абсолютно чужие светила и спутники. — Нет… — шепчет Намджун. Только не это. В плечо ему утыкается дуло бластера, но он не двинется с места. Чужой контроль бессилен над ним, ведь Намджун не в силах контролировать даже сам себя. Тело просто застывает от осознания, где он оказался. Он все еще на Энару. За ним не придут. 💫 — С новыми данными мы можем спланировать атаку на Нибос, — задумчиво произносит маршал Квон. Сокджин стоит рядом с ним на командном мостике базы, самом верхнем этаже, где находится главная кабина управления — просторная и округлая, с множеством панелей и пультов, за которыми следят старшие офицеры из каждого отдела, кроме медицинского. Капитан и его помощники заняты управлением и прокладыванием курса, все сотрудники на своих местах, а панорамные иллюминаторы по периметру открывают вид на родную планету Эон. После последней операции база Немо отдалилась от границы, оставляя на передовой главный линкор и несколько крейсеров. Сокджин тоже планировал быть среди них, но маршал попросил его задержаться на некоторое время. Главнокомандующего заинтересовали новые сведения и возможности, которые они несут, а у Сокджина из головы не выходит закрытый исследовательский сектор. — Они работают над новыми технологиями, возможно, проводят испытания новейшего оружия. Мы сильно рискуем, если нападем на Нибос без подготовки, — сообщает он. Маршал внимательно слушает и потирает подбородок. Его светлые глаза как всегда проницательны. Мужчина уже много лет занимает свой пост и все это время его военные решения удерживают Энару от поражения в войне. — Ты уверен, что видел все, что он знает? — Да, маршал Квон. Пленный никогда не был в том секторе, я узнал об этом только из его разговоров с адмиралом. — Хорошо. Я в любом случае жду от тебя разработанный план с учетом всех возможных рисков. Несмотря на то, что Сокджин всего лишь полковник, маршал всегда выделяет его и ценит его разработки и стратегический вклад. — Будет выполнено, — он склоняет голову. — Можешь идти. Сокджин отдает честь и еще раз окидывает взглядом планету. Он вполне мог бы заглянуть к родителям на обед или ужин, но внутри все противится идее. Отец будет громко молчать, а мать предлагать познакомиться с сыновьями знакомых, как будто его кандидатура может кому-то показаться привлекательной. Какому парню понравится, что он постоянно занят и каждый день рискует жизнью? Джин прекрасно осознает, что не подходит на роль мужа. Даже здесь, на базе, не стремится заводить отношения, несмотря на внимание со стороны. Он качает головой и разворачивается, направляясь к себе. Его ждет работа. Помимо требуемого плана он все-таки хочет попытаться сопоставить все данные о чужих объектах и закрытом секторе. Если маршала интересует вирионская база, то Сокджина больше волнуют вражеские разработки и лаборатории. — Хэльдамеко… — отстраненно шепчет он. В воспоминаниях вирионца он видел офицеров в форме секретной службы, выходивших из кабинета адмирала, видел карты звездного неба и данные на инфопанели перед Чоном старшим. Так как Намджун не знал, что там, для Сокджина все выглядело туманно и расплывчато, без возможности навести резкость. Все недавние достижения и победы могут просто напросто померкнуть перед новейшим вражеским оружием, такое уже случалось не раз, поэтому он не спешит радоваться и бездумно бросаться в атаку. — Сокджин-а! В коридоре его догоняет запыхавшийся Джунки. Волосы у него сегодня убраны в хвост на затылке, а форма сидит как всегда идеально. — В чем дело? — он настолько погрузился в размышления, что только сейчас услышал друга, который звал его явно не один раз. — Пришел отказ! Вирионцы отвергли предложенный обмен пленными! — возбужденно сообщает Ли. — Как такое может быть? — ошарашенно спрашивает Джин. — Они последние сволочи, вот что я тебе скажу. Как оказалось, адмиральский сын ничего не стоит, наши парни так и останутся там. Сокджин вздыхает. У него душа болит за пленных энарийцев, многих из которых он знал лично. Генерал Хван и десятки пилотов — те, кого они так надеялись вернуть. Он почему-то искренне верил, что адмирал Чон не оставит сына в плену, пойдет на все, чтобы выменять его. Их отношения показались ему достаточно крепкими, он видел в чужих мыслях, что Намджун любит отца и безмерно уважает, ставит на пьедестал. Сокджину незнакомы такие чувства, с собственным отцом у него всегда были натянутые отношения — Минсок растил продолжение себя, а вырос мощный телепат, не желающий под кого-либо прогибаться. Джин не знает, какую роль сыграл Чон Намхёк в принятии решения об обмене, возможно, от него оно не зависело, но в любом случае новость не радует. Ему даже немного жаль адмиральского сына. — Что ж, ничего не поделаешь, — тихо отвечает он. — Что теперь с ним будет? — С кем? А, с Чоном? Отправят на Эон отрабатывать военные преступления, приказ генерала. — Ну, его мускулы там пригодятся, — Сокджин пытается пошутить, чтобы разрядить обстановку. Джунки смеется, запрокидывая голову, и накатившая грусть ненадолго оставляет их. — Может, по кофе? — предлагает он и Сокджин с радостью кивает. Кофе будет как раз кстати. В его голове слишком много мыслей, личных и рабочих, так что небольшая передышка не повредит. Они берут напитки в автомате и устраиваются в офицерской комнате отдыха, где все обустроено под нужды релаксации, от мягких овальных диванов до живых растений, напоминающих о доме. Джунки делится новостями о семье, его сын уже делает первые шаги, а жена на работе в научном отделе исследует вирионскую электронику, снятую с пленных. В процессе разговора Сокджин перезаряжается и уже не чувствует себя таким переполненным и напряженным. Они уже собираются расходиться по местам, как в комнату отдыха забегает взволнованный Кибом. — Полковник Ким! Вас вызывает директор академии пилотов, это срочно! Внутри все замирает от нахлынувшего беспокойства, выпитый кофе свинцом ощущается внутри. Сокджин принимает из рук помощника рабочий комм и подносит его к уху. — Слушаю. — Заглянешь к нам? — раздается низкий голос директора Мина. — Что-то случилось? — Тэхён твой подрался. Сокджин поднимает глаза к потолку и устало потирает их. Драка — не самая страшная новость, он подсознательно ждал худшего, однако беспокойство не отпускает его. Тэхён совсем один в незнакомой обстановке, мало ли что могло случиться. — Хорошо, скоро буду, — он отключается без лишних слов и возвращает комм адъютанту. — До вечера не жди. Сокджин отпускает Кибома и поворачивается к другу, который с интересом наблюдает за ним и совсем не торопится работать. — Джунки-я, остаешься за меня, мне нужно на Рассвет. — Какие у тебя дела с академией? — любопытствует тот, следуя за Джином к выходу. — Сын подрался. Джунки резко останавливается, закашлявшись от неожиданности, и приподнимает брови. — Потом расскажу, — усмехается Сокджин и хлопает друга по плечу. Быстрым шагом он направляется к лифту и спускается в ангар, решая лететь на личном флайере, ведь они совсем рядом со станцией и беспокоить команду в их выходной не хочется. Сокджин давненько не был за штурвалом, даже хочется вспомнить старые навыки. Он гадает, что могло послужить причиной драки, невольно переживает от незнания, насколько все серьезно. Раз директор Мин ничего не сказал, значит, Тэхён должен быть в порядке, но на сердце все равно неспокойно. «Добро пожаловать в отцовство», — думает он про себя со слабой улыбкой и вылетает из шлюза в сторону станции. Дорога не занимает много времени и, пока его флайер рассекает темное космическое пространство, Сокджин возвращается к мыслям о вражеской военной базе и новым планам. Раскладывает всю известную информацию по полочкам, анализирует и вычленяет главное, после чего повторяет процесс несколько раз, структурируя данные. Чуть позже, когда он вернется к работе, ему будет проще ориентироваться и использовать информацию на полную. Космос вокруг спокойный и тихий, но чем ближе он подлетает к станции, тем больше встречает движения. Жизнь идет своим чередом. Сокджину хочется, чтобы и на границе было так же мирно и оживленно. Из учебников и рассказов старших он знает, что когда-то Вирион и Энару считали друг друга союзниками, даже объединялись против общих угроз и налетов с других галактик, однако двадцать лет назад все изменилось. Вирионцы обвинили энарийцев в провокации конфликта, после чего на границе завязались первые перестрелки. Множество мирных шаттлов — торговых и пассажирских — было сбито, любые отношения между созвездиями мгновенно прекращены. Сокджину было семь лет, когда началась война. Он плохо помнит то время, так как родители старались оградить его от происходящего, делали вид, что ничего не происходит, и он узнавал подробности от других детей в школе. Зато он прекрасно помнит свой шок и боль, когда пришло известие об уничтожении Эрис. Ему было пятнадцать, столько же, сколько и Тэхёну сейчас. Уже тогда Сокджин решил, что будет воевать, что использует свои способности на максимум в нужных целях. Мать плакала, когда он отправился в академию, отец ругал, что нужно было притвориться и завалить тесты, но это было бы предательством, причем не только Энару, но и самого себя. Сокджин окончил академию в рекордные сроки и уже через полгода участвовал в своем первом бою. Тогда на счету был каждый псионик и на возраст никто не смотрел. Сейчас он уже полковник, к его мнению прислушивается сам маршал, а его имя — прозвище — известно каждому вирионцу от мала до велика. Вскоре Сокджин приземляется в доке станции Рассвет и уже через несколько минут заходит на этаж, занимаемый академией пилотов. Навстречу тут и там попадаются молодые парни, почти все при виде его встают по струнке, а внутри заполошно орут от узнавания, что даже забавляет. Эти подростки считают его примером для подражания, а кто-то — Сокджин случайно считывает громкую стыдливую мысль — мастурбирует на его фото перед сном. Без этой информации он бы прекрасно обошелся, но такова доля телепата. Он делает бесстрастный вид и заглядывает в кабинет директора Мина. Его уже ждут. — Насколько все серьезно? — сразу же с порога спрашивает Сокджин. — Его исключат? Директор Мин — худощавый мужчина тридцати четырех лет, который в бытность Джина рекрутом преподавал военную аналитику — поднимается с места и подходит пожать ему руку. — Я еще не настолько сошел с ума, чтобы исключать такого способного парня за возню с кулаками. Оба хороши. — Кто второй? — спрашивает Сокджин, усаживаясь в кресло. — Сын генерала Пака, Чимин. Умный малый. — Так и что они не поделили? — Баллы за тесты и право первому сесть за штурвал нового истребителя. Как раз получили последнюю модель. Остальные просто стояли и смотрели, пока их не растащили учителя. Твой пацан не промах, хорошо дерется, — усмехается Мин, хитро прищуриваясь. — Я даже не удивлен, что ты забрал его с приюта. Сокджин улыбается в ответ. Он считывает добродушный настрой директора, не заглядывая ему в мысли из уважения, и напряжение постепенно отпускает его. В свое время он считал Мина любимым учителем и тот всегда выделял его среди остальных, поэтому после академии и по мере роста Сокджина на военном поприще между ними завязались приятельские отношения. — Где он сейчас? — В лазарете оба. Не переживай, ничего критичного, их быстро подлатали. Просто я решил, учитывая вашу с ним ситуацию, что твое присутствие парню не повредит, — голубые глаза с вкраплениями янтарно-желтого смотрят с пониманием и поддержкой. — Спасибо, Мин сонсенним, — Джин кивает и поднимается с места. — Сколько раз говорил, можно просто хён, — Мин провожает до его двери. — Наказание они получат оба, я думаю поставить их в связку. — Жестоко, — с улыбкой качает головой Сокджин. — Обычная практика. Ладно, не провожаю, дорогу ты и сам знаешь. — С меня виски при встрече, — под смех Мина Сокджин покидает кабинет. Когда выпадает возможность, они действительно собираются вместе, чтобы выпить и поговорить по душам. Мин Юнги — один из немногих, кто по-настоящему понимает Джина и поддерживает его. Именно он разглядел в семнадцатилетнем подростке, выросшем на планете и впервые попавшем в космос, потенциал и стратегический талант. Пока Сокджин идет по узким ярко освещенным коридорам, окончательно успевает успокоиться. Он нисколько не злится из-за драки и благодарен директору Мину за то, что тот оперативно сообщил о случившемся. Самое главное, что с Тэхёном все в порядке. Сам Джин в свою бытность рекрутом никогда не дрался, но часто попадал в лазарет из-за переутомления — так тренировался и учился, что падал с ног, и потом отлеживался по вечерам в лечебной капсуле. На входе в нужный отсек он сталкивается с Пак Чимином, сыном одного из знакомых генералов. Парень на два года старше Тэхёна и гораздо лощенее. Его благородное лицо и крепкая фигура проецируют гордость и уверенность в себе. На его телепатии стоят сильные семейные блоки, ограничивающие любой доступ к мыслям и эмоциям парня. Сокджин приподнимает бровь. Неужели генералу есть что скрывать? Или просто считает это делом статуса? Впрочем, ему показалось более интересным явное сопротивление Чон Намджуна, чем блоки Пака. Они ему не помеха. В чужой голове Сокджин видит всю драку и ее причины, на это требуется всего несколько секунд, ведь воспоминание совсем свежее и животрепещущее. Чимин даже не замечает проникновения в разум, вежливо, но без особого энтузиазма кланяется и уходит. Сокджин же заходит в лазарет. Он почти сразу замечает Тэхёна в дальнем правом углу, тот сидит на койке у окна с хмурым видом, обхватив себя руками. При появлении Сокджина он вздрагивает и тут же отводит взгляд. Считает себя виноватым, но одновременно правым. Боится реакции Джина, боится, что он… Такой ход мыслей Сокджину совершенно не нравится, поэтому после быстрого кивка дежурному медику он преодолевает расстояние между ними и садится рядом. Тэхён напрягается, подтягивает колени к груди и косится на него. — Меня исключат, да? — мрачно спрашивает он, голос звучит хрипло и обреченно. — Ты же не виноват, — мягко говорит Сокджин. — Он тебя спровоцировал, назвал безродным выскочкой. Тэхён вскидывает голову, в голубых глазах вспыхивает искра. — Ты видел, да? Хён… — Вот именно, что хён, так что не смей даже думать о таком. — Я забыл, что ты все слышишь, — у него краснеют кончики торчащих ушей, почти как у Джина, когда он смущен. — Мы можем вслух обсудить то, что произошло, — предлагает Сокджин, закидывая ногу на ногу и обхватывая колено ладонями, сцепленными в замок. — Я сдал подготовительный тест на один балл лучше, вот и все, — не без гордости сообщает Тэхён, разворачиваясь к нему корпусом и оживленно жестикулируя. — Пак просто лузер, который не сумел это принять. Я честно заслужил право первым сесть в кресло пилота, а он заслужил, чтобы его поставили на место. Как будто я не чувствую его эмоции по отношению ко мне за всеми блоками. Последние слова Тэхён шепчет, чтобы не привлекать внимания, а Сокджин усмехается. Неродной, а весь в него. Он приобнимает Тэхёна за плечи и ерошит короткие волосы. За неделю, что они не виделись, Тэхён не изменился, разве что в глазах появился блеск и немного округлились щеки. Пепельные волосы торчат в разные стороны, воротник формы порван и запачкан подсохшей кровью, но все раны и синяки — Джин видел их в воспоминаниях Чимина — залечила одна из восстановительных капсул, которые стоят в центре лазарета в ряд. Это самые простые обиходные модели, на военных космолетах используют те, которые способны срастить отрезанные лазером конечности, восстановить от ожогов кожный покров и даже залечить прожженные бластером дыры. — Прости, что подвел тебя, — с нескрываемой грустью произносит Тэхён. — Это мелочи, не бери в голову. Я больше расстроен из-за того, что ты не сообщил мне лично, — признается Сокджин. — Я боялся, что ты откажешься от меня, вернешь обратно, — Тэхён говорит то, что его действительно беспокоит. То, что Сокджин сразу же услышал, как только зашел. То, что его безмерно расстроило. — Еще чего, рекрут, ты теперь почетный член семьи Ким, никуда я тебя не отпущу, — говорит он немного шутливо, но уверенно, проецируя свои эмоции парню. Тэхён смущенно улыбается, показывая свое истинное лицо. За внешней бравадой скрывается тонко-чувствующий ранимый подросток. Ему важно одобрение Сокджина и его поддержка, важно понимать, что он теперь член семьи и никакие драки это не изменят. Сокджин не сторонник насилия, но некоторыми своими словами Пак Чимин и правда перегнул палку. Тэхён не виноват, что вырос в приюте, не виноват, что стал причиной чужой зависти из-за своего врожденного таланта к пилотированию. Впрочем, если их поставят в ментальную связку, как обещал директор Мин, то им придется научиться работать вместе и чувствовать второго как самого себя. Возможно, это пойдет им на пользу. Такой, как Пак Чимин, не станет жаловаться отцу-генералу, Сокджин уверен в этом. — Пойдем, покажешь мне, как пилотируешь, — он протягивает Тэхёну руку. Тот принимает ее, крепко сжимая ладонь, доверяет этим жестом Сокджину себя, свои страхи и застарелую боль. Не прячет, это больше не нужно. Так как время в запасе еще есть, да и не хочется так быстро бросать Тэхёна, Сокджин доверяет ему управление своим флайером, и они целый час кружат вокруг станции Рассвет. Тэхён отдаляется от основного потока движения, чтобы разогнаться, управляет уверенно и почти виртуозно, словно уже долгие годы за штурвалом, а ведь он только неделю назад пересел с симулятора в кресло пилота. Сокджин восхищен и открыто демонстрирует это. В возрасте пятнадцати лет Тэхён показывает себя наравне с опытными пилотами, что уж говорить о большинстве рекрутов-новичков, выпускников академии. Конечно, во время боя условия совсем другие и пилотировать сложнее, но Сокджину кажется, что Тэхён, выпусти его в истребителе против вирионцев, справился бы. Он не собирается проверять свое предположение и настолько рисковать, но верит в него. — У тебя талант, — взамен говорит он, спокойно покручиваясь из стороны в сторону во втором кресле. — Мне всегда нравились истребители. Я даже сам не знал, что умею, пока в школе не начался курс симуляции полетов, — с азартом сообщает Тэхён, не отводя взгляда от переднего иллюминатора, рычаг управления в его длинных пальцах слушается любого касания. — Как-нибудь слетаем на Эон, — предлагает Сокджин. — Возьму тебя пилотом. — Я там был только один раз с экскурсией, — рассказывает Тэхён, воодушевленный идеей. — Но тебе не стоит все бросать ради меня. Ты нужнее там, на Немо, а я буду учиться и докажу, что лучший. — И скромный, — смеется Сокджин. На душе становится спокойно. Он тепло прощается с Тэхёном, высаживая его в доке, и летит обратно на базу, где его внимания ждет обещанный план атаки. Раньше Сокджин действительно думал, что все свое время обязан посвящать войне, но теперь считает немного иначе. Он не раздумывая покинул базу ради Тэхёна, бросился на помощь, даже не зная подробностей. Такие инстинкты для него новы, как и чувства, им сопутствующие. Возможно, родители все это время были правы и ему правда не хватало собственной семьи. Об этом стоит подумать позже, когда он закончит с насущными обязанностями. Личный комм загорается сообщением от Тэхёна: «Спасибо, хён», и Сокджин улыбается, касаясь ладонью сердца. Он уверен, что сообщение отнюдь не последнее, и это внушает надежду. Отцовство теперь кажется ему не таким уж и страшным. Он хмыкает и с новыми силами возвращается к работе.