Сказание Яха о скорбящей луне

Кровью устланный путь, Солнце мечтает вздохнуть И встретиться с ней на закате. Не важно, в сребре или в злате.

      Амена слишком невовремя отстранили от службы на лунный цикл. Теперь он вынужден коротать дни в качестве дополнительной охраны изгнанной из Мемфиса наложницы, на окраине Фив. С другой стороны, охотник понимал, что наказание несоизмеримо мало в сравнении с совершенным проступком: нельзя щадить черномагов. Та девушка была слишком юна, неопытна. Она не заслуживала смерти! Так он думал, поэтому сохранил ей жизнь. Сохранил и впервые пожалел...       Эпистат, не щадя и не церемонясь, ударил под дых, Амен согнулся от боли и захрипел.       – Ты опозорил меня. – прошипел командующий. Следующим был удар в челюсть, не будь Амен крепок и физически подготовлен, то, непременно, потерял бы сознание. – Знаешь, что сделала девка, которую ты упустил? Выпотрошила дочь жреца на потеху Исфет!       Земля ушла у охотника из-под ног, слова были куда более болезненными, чем побои. До этого ему приходилось убивать лишь совершенно безумных черномагов, взрослых мужчин и женщин, но той девочке было… Пятнадцать? Шестнадцать? А дочери жреца? Сердце будто затянули тугим узлом, оно кровоточило глубоко внутри. Уйти в себя не даёт эпистат: грубо хватает за волосы одной рукой так, чтобы видеть его лицо, и отвешивает хлёсткую пощёчину другой.       – Хуже всего, что за тебя поручился дикарь, – его голос сквозит холодной ненавистью к Карателю, эпистат впервые предстал в таком свете. – Ещё и подчищал за тобой! Какой позор! Хвали Богов, что повелитель послушал его!       Происшествие сохранили в тайне. Сослуживцам сказали, что кто-то из родных Амена захворал, и он отправится проведать семью. Друзья догадывались – дело нечисто, но разбираться в этом никто из них не спешил, каждый боялся быть наказанным за излишнее любопытство. Да и раз уж Амен жив, значит, не так сильно провинился.       День сменял ночь, ночь день. Совсем скоро охотник снова вернётся в строй. Груз вины по-прежнему тяготит, но предаваться печалящим чувствам ему не хватает времени и сил. Сначала Санера держала его в поле зрения каждый день, словно остервенелый старожил отряда охраны дворцовой темницы. Затем начала нагружать совершенно глупыми поручениями… Передвинуть мебель на локоть вправо, на следующий день влево; отнести ковры в покои, унести ковры из покоев… Какой охотник станет заниматься подобным? Но наказание есть наказание. Амен понимал, что так она отвлекала, пыталась по-своему защитить его от самого себя. И эта простота лишь укрепляла сомнения в том, что Каратель и Санера – один человек.       По возвращении первым делом охотник должен всеми правдами и неправдами добраться до него, чтобы выплатить долг за очередной подаренный шанс жить, бороться со злом. Он благодарен, однако… Первые слухи о появлении багрового пса, гремевшие на весь Египет, и исчезновение наставника явно имели связь, какую? Амен найдет ответ. Но не сейчас.       Третья партия в сенет. Солнце постепенно сближалось с линией горизонта, а значит, это их последняя игра. Сегодня охотник снова бессовестно подыграет отвратительно играющей наложнице. Он объяснял правила по меньшей мере семь раз, всё без толку. Стратегия Санеры (вернее, её отсутствие) заключалась в бездумном выборе самых неудачных участков. Да и Боги явно невзлюбили несчастную: в какой дом ни попадёт, нужного числа на палочках нет. Это до жути забавляло, и Амен готов был поклясться: даже новорождённый младенец сыграл бы лучше. Но отчего-то каждый раз всеми силами выкручивался, хитрил, выдумывал новые правила на ходу, чтобы привести девушку к победе любой ценой.       Когда она впервые предложила сыграть, чтобы скоротать время, он поддался ей из вежливости – Санера не знала правил. Неделю назад из благодарности – сторожить до рассвета сон госпожи было утомительно, но она была слишком тверда в своей решимости не спать и играть всю ночь напролёт, чтобы, цитата, «достигнуть мастерства соразмерного выносливости Фидиппида». Даже он не знал, кто этот эллин, но счёл очередную нелепицу сносной, потому согласился.       Теперь всё иначе. Обычно пылкая в выдумывании странных поручений на грядущий день, сегодня Санера задумчива и молчалива. Инициатором этих трёх партий стал Амен. В доме не было никого кроме них, Прекрасный праздник Опета в самом разгаре. Госпожа никогда не держала людей рядом с собой силой и угрозами, не держала и его, позволяя чувствовать ту свободу, которой лишилась сама. Должно быть поэтому слуги с таким рвением хотели ей услужить. Амен снова поддаётся. Почему? Её звонкий смех: она прикроет рот тыльной стороной руки, чтобы скрыть ямочки на щеках и легкий румянец на нежном молодом лице. Поражение того, определенно, стоит.       Охотник расставляет фигуры на небольшом деревянном пенале: конусы и катушки. Девушка в своей привычной манере сидит на тахте, молчаливо наблюдает за подготовкой. Терпкий запах ладана едва ощутим в комнате, наполненной самыми разными подарками от Повелителя. Он, несомненно, выделял Санеру из ряда других наложниц, может, даже по-настоящему любил. Охотнику и раньше доводилось отдыхать здесь, но теперь обилие дорогих вещей выводило его из себя: в своих скромных одеяниях, покрытая с ног до головы, наложница терялась на их фоне. Ощущения, зародившиеся внутри, казались неправильными, но противиться им было совершенно невозможно.       – Госпожа, сказание, о чём оно? – спрашивает Амен, вспоминая тихое пение в саду, услышанное накануне ночью. Он слышал строки ранее – наставник частенько напевал их. О других историях, преданиях и легендах Родины мог говорить часами, приправляя для образности игрой на чужеземном инструменте. Таинственный город Гюрабад, что скрыт в песках; разбойник, приручивший джинна; таинственный цветок, что исцелял любые болезни. Но стоило ученику попросить рассказать в подробностях о сказании Яха, мужчина с серьезным видом утверждал, что почва души юноши ещё недостаточно плодородна, чтобы взрастить семена смысла. В своих странных изречениях он и Санера были довольно похожи. Кидает палочки. Одно очко, значит, катушки его. Ходит первым.       – О Солнце и о Луне, которые нашли способ избежать воли Богов, – безразлично констатирует наложница, но уже в следующую секунду вспыхивает, – Ты подслушивал!       – Ничего подобного. В последнее время я плохо сплю, – к собственному удивлению, ложь получается складной. Голос звучит уверенно и ровно. – Значит, как всегда, о безграничной силе любви.       – Я думаю, она печальней, чем кажется, – девушка задумчиво подпирает подбородок рукой, наблюдая за следующим ходом оппонента, её взгляд скользит к его ушам. С хитрой ухмылкой Санера возвращает внимание на доску, продолжая размышлять, – Куда бы Солнце не пошло, хоть на восток, хоть на запад, на небосводе оно всегда одиноко.       – А Луна разве не одна? – с искренним интересом задает вопрос охотник, не заметив, как началась совершенно другая игра, в которой он уже успел проиграть. И это не сенет.       – У Луны есть звёзды, а у Солнца – никого. Только Луна. Встречающая и провожающая. – умиротворённо поясняет Санера и, сделав очередной необдуманный ход, прикрывает глаза. Задрожавшие на мгновение, губы плотно сжимаются, но уже через мгновение девушка улыбается с той же мягкостью, как в ту ночь, когда впервые заговорила с ним. Можно ли считать господство над проявлением чувств выражением внутренней силы?       – Тогда почему вы не пошли вместе со слугами? Они были бы рады вашей компании, – Амен ловко миновал занавесь из замысловатых образов, подметив то, чего не замечал ранее: насколько одиноким может быть человек. Санера говорила совсем не о героях легенды, а о своей потаённой боли, которой, возможно, впервые поделилась с чужаком.       – Всё это… – наложница лениво, с некоторой долей усталости обводит взглядом комнату, прикрывает глаза, вдыхая запах тлеющего ладана, – бессмысленно. Люди всегда оставляют меня. Так решил Шаи, и в этом моя плата за грех, с которым я рождена.       – Это не твои слова! Жрецов! – не рассчитав силу, Амен с грохотом ставит фигуру-катушку, делая на этот раз ход в свою пользу. Внезапный шум заставляет девушку вздрогнуть, мгновенно включиться в игру. Похоже, она что-то вспомнила и… рассмеялась? Впервые в чьём-то голосе слышалось признание её равной себе. Отрезвляющие слова, серьёзный настрой соперника. Как долго она блуждала во снах? Позволяла себе быть жалкой и беспомощной? То, действительно, говорил жрец в день, когда Тадла приняла судьбу, нашла в себе силы встать, но сдалась фараону без боя.       – Наконец-то достойный воина твоего положения ход.