Сказание Яха о скорбящей луне

В хладных дланях Луны Забытого прошлого сны. Встреча светил, обещанье, Близится миг прощанья.

      Время утекало стремительно для двух пылких сердец, увлекшихся «ожесточенной борьбой» за несуществующие титулы сенета. Санера то и дело подливала масло в несколько светильников, чтобы в комнате было светлее. Фраза, ставшая откровением для оппонентки, похоже, позволила чувствовать себя свободней. Или то было следствием наступления темноты, в которой девушка чувствовала себя гораздо увереннее.       Верхняя одежда, скрывавшая подтянутое гибкое тело, небрежно свисала с тахты. Впрочем, плотный плат всё ещё покрывал её голову, шлейф скрывал спину. Но даже так это было слишком… Стоило ей слегка податься вперед, чтобы переместить один из своих конусов, глаза охотника сами собой находили открытые участки, взгляд то блуждал по кистям и устремлялся к плечам, то задерживался на ключицах и груди. Когда ход был сделан, она отстранялась, закидывала руку на спинку мебели, ногу на ногу. В этих движениях больше не было прежней скованности и наигранности, лишь непокорность, дерзость, величество. Амен благодарил богов за то, что увидел её истинную сторону в сумраке ночи, иначе… Гамму жгучих чувств, казалось бы, взявшихся совершенно стихийно, поливал ушатом холодных доводов разум. Санера никогда не сможет, не захочет и не будет принадлежать ему. Наложница повелителя и простой охотник из небогатой семьи. Какой вздор! Уж каких-каких, а таких легенд он не слыхивал.       – Пока ибис мечтает о море, сервал, притихший в камыше, готовится к прыжку, – из размышлений Амена выдергивает очередная странная поговорка. Всё же она похожа на наставника. Девушка с озорством двигает фигуру, меняется в лице – раздражена, но с надеждой подкидывает палочки. 1 очко. Недовольно вернула конус в «дом возрождения», хмурится. Охотник был бы рад поддаться, но обещал быть серьезным в оставшихся партиях.       – Вы, воистину, госпожа «дома воды», не иначе, – печально усмехается оппонент, делая честный ход. – Сколько раз подряд вы уже попадаетесь в эту ловушку?       – Вот снова ты заладил. – с напускной обидой пробормотала Санера, отводя взгляд. Должно быть, напоминать лишний раз о невезении было невежливым с его стороны. Усталость приходится отставить на второй план, игра всё еще не окончена. Так странно: он впервые не хочет, чтобы солнце взошло. Коли власти над временем у простого смертного нет, нужно выяснить хоть что-то, пока шанс не упущен. – Вы, госпожа… Лучше бы прикри...       – Могу я спросить? – Амен впервые бестактно обрывает наложницу на полуслове, оглядывается, чтобы лишний раз убедиться в приватности беседы. Решил идти в наступление. Сейчас важно правильно подобрать слова, выстроить верный путь и не раскрыть осведомлённости о её маленькой тайне, которую он невольно узнал накануне.       Изредка ночью из сада, где часто коротала время наложница, доносилось пение. Выходило колоритно, хоть и весьма нескладно, однако от звучания голоса девушки становилось теплее, воображение само собой начинало рисовать картины детства: отдых под сенью пальм, скромный ужин, родителей. Колыбельная матери перед сладкой негой сна такая же тихая, спокойная. Казалось, Санера не скрывала этого маленького увлечения от других, возможно, оно помогало ей отвлечься, предаться воспоминаниям о родных местах и там забыться, уйти от тягостного настоящего.       Каждый звук и каждый вдох её песни в первый день наказания. В ту ночь Амен готов был взвыть, будто раненый зверь, от душевных терзаний и мук совести за содеянное, но Санера сидела на кровати, отведенной ему, непозволительно близко, следила за его самочувствием, верно, догадывалась, почему охотника направили к ней. Не найдя ничего лучше, мужчина с трудом притворился спящим, чтобы не вспугнуть и не показать слабости, она же, едва касаясь, гладила его по голове:       – «Ты пришел из песка, чтобы стать песком; Коль судьба твоя – путь, то и жизнь станет сном», – печальная на первый взгляд, песнь чудесным образом отозвалась в его душе, заглушила тяжесть и позволила провалиться в мир грёз, где среди безбрежных барханов пустыни его ждала пленница, готовая показать совершенно иную сторону мира, свободную от власти, жестокости и зла. На следующий день он пристыдит себя за недостаточное раскаяние, но мебель уже ждала воина, который будет двигать её ровно на локоть и не на фалангу меньше.       Этот момент запомнился наиболее ярко. Потому что в трудный момент девушка оказалась рядом или потому что впервые была настолько близко, что сердце хмурого охотника невольно пропустило лишний удар, разрешая написать мелодию нежных чувств, которым никогда не суждено найти отклик в другом, её сердце?       С тех пор он вслушивался в звуки упорней, чем во время охоты на черномагов, чтобы лишний раз услышать позабытые за шесть лет мотивы. И в минувшую ночь донеслась тихая песня, не лишенная пленительных чужеземных слов, которые больше не резали слух. Прислонившись к стене у окна, Амен беззаботно смотрел на кустарники возле скамьи, куда вскоре сядет наложница. Как и всегда. Внезапно пение прервалось и, к удивлению мужчины, вместо Санеры во двор выскочил пёс, а за ним и она сама.       – Стой, негодник, – девушка грозно шипела ему вслед, боясь разбудить домашних, – Если Мелия проснется и увидит тебя, мало не покажется нам обоим.       Охотника прошиб холодный пот. Во дворе ругалась с псом Санера, но её голова впервые непокрыта и теперь, при лунном свете он чётко видит причину ношения столь жарких, неудобных одежд – два кошачьих уха на макушке; длинный хвост, торчащий из-под лёгкой накидки. Наложница фараона – богиня Баст? Невозможно. Кто она? Что за существо? Могущественный черномаг? Тогда… Нет. Нет, нет, нет! Воспоминания разом накрыли его, но Амен цепляется за одно, ставшее последним о по-настоящему близком человеке.       – У моей дочки самые очаровательные ушки, – с гордостью заявляет наставник, в тысячный раз говоря о своем чаде, – и самый блестящий хвост!       – Тююю… Бред какой-то, – с шумом выдыхает скептически настроенный юноша. Этот мужчина – единственный человек во дворце, который плевал на этикет, не лебезил перед вышестоящими и был, что называется, «себе на уме». Это подкупало учеников, они видели в нём не только опытного бойца, но и близкого друга, потому говорили совершенно свободно, не боясь наказаний, – Вы, похоже, днём на солнце перегрелись, господин.       – Уговорю её перебраться во дворец, и сам увидишь. – наставник замахивается древком, но Амен успевает парировать этот удар. Отраженная атака удивляет противника, но лишь на мгновение, которым ученик не успевает воспользоваться. Подсечка левой ногой, острая боль в голени, грохот падения. И вот неопытный птенец горнила битвы вновь смотрит на возвышающегося наставника, приставившего кончик древка к горлу.       – Ммм… – протягивает Санера. Кажется, всё её внимание вновь обращено к игре, она то двигает фигурку вперёд, то возвращает на прежнюю позицию. – Попробуй.       – Мирт и гранат? Или кедр и лимон? – это было совершенно не то, что нужно.       «Как правильно подступиться? Исфет! Какой воин в здравом уме спросит у наложницы повелителя о более выигрышном аромамасле для тела?! – Амен шумно вдыхает и также шумно выдыхает, возвращая привычное спокойствие. Время всё еще на его стороне, да и вопрос поставлен абстрактно, – Великий Ра, пусть Санера подумает, что речь зашла о ладане, но только не о масле…»       – Мирт и гранат тебе подойдет больше. Но ты ведь не это хотел спросить, попробуй ещё раз. – она не спрашивает, утверждает, хитро щурит глаза, зажав вышедшую из игры фигуру пальцами и вращая её. В этом движении безмолвный победоносный клич: «Я знаю больше, чем ты можешь себе представить!». Почему же тогда не отбросит этот дрянной платок с головы, чтобы разгромить его в пух и прах, лишить преимущества? Играет с ним или всё же сомневается?       – Что? Я не… Я спросил то, что хотел, – в этот раз оправдания звучат крайне неубедительно, охотник отводит взгляд. Чувствует себя загнанным в угол. Может, в сенете Санере крайне не везло, но в игре под названием «смутить до потери сознания» равных ей не было. Или равных в этом не было у Тадлы, которая всё детство и юность провела в компании самых разных мужчин – подчинённых отца, готовых отдать за неё жизнь? Воспоминания о том далёком прошлом были всё ещё мутны, возвращались по песчинке, но уже этого хватало с лихвой, чтобы понять истинную природу силы, дарованной ей судьбой.       – Открою тебе маленькую тайну, – она встаёт, опирается обеими руками о стол и перевешивается так, чтобы быть близко, предательски близко к его лицу. Амен буквально кожей ощущает её размеренное дыхание, силится понять, что чувствует в этот момент девушка, – Кончики твоих ушей краснеют, когда ты пытаешься врать. Потом это станет проблемой.       – Это было не честно, – Амен гневно ударяет кулаком песок, хватается за протянутую руку и в очередной раз удивляется мощи, скрытой в обычном человеческом теле. Снова берет древко в руки, упорно отказываясь принять поражение и отпустить учителя.       – Честь… Спроси у антилопы, знает ли крокодил такое слово. – начинает поучать мужчина, раз за разом нанося всё более мощные удары, которые истощили бы любого неподготовленного воина, но только не этого белокурого парня.       – Давай так, – Санера возвращается на тахту, довольствуясь результатом проделанной работы: он смущен и красен, как вареный рак. Ей так хотелось, чтобы ни сенет, ни эта игра в кошки-мышки не кончались. Что ж, с рассветными лучами Амен отправится во дворец, вернётся на службу. Кто знает, быть может, в скором времени мужчина добьётся желаемых высот, но что останется ей? Не важно. Пока что хочется лишь насладиться последней партией в сенет, а дальше будь, что будет. – Покажи мне всё, на что способен. Победишь – выполню любое твоё желание; проиграешь – загадываю я.       – Имя! – внезапно выкрикивает охотник, – Я всего лишь хочу узнать ваше настоящее имя!       – Настоящее имя? – не веря переспрашивает наложница. На этот раз честен. Какой он всё-таки необычный. Санера заметила мужской силуэт в окне прошлой ночью, когда выбежала во двор, но виду не подала, желая уличить его немного позже, вывести на чистую воду и вдоволь насладиться мужскими метаниями, оправданиями, мольбами о помиловании, ведь эта тайна должна была остаться только между ней и несу-бити. Таков был первый приказ повелителя, приведенный в исполнение тем же днём. Свидетели явления лжебогини должны умереть. В глубине души наложница понимала, сегодня виной произошедшему стала её опрометчивость. Одно неосторожное движение может стоить жизни. Так учил… Отец? Менес что-то рассказывал о нём. И раз уж солнце скоро взойдёт, а битва проиграна…       – Что вы делаете? – с недоумением охотник наблюдает, как Санера сдвигает его катушки с поля, оставляя на нём лишь свои конусы. – Так нельзя!       – Помолчи, это была лучшая партия в моей жизни, – с детским восторгом заявляет наложница, поднимается с тахты грациозно, поправляет струящееся по бёдрам лёгкое белое платье. Совершенно неожиданно для мужчины руки девушки тянутся к платку, и, наконец, неспешно снимают плотную, слишком тёплую для египетских ночей, чёрную ткань. Только сейчас он понял, что проиграл. Не в сенет.       – Госпожа, не нужно, – охотник стремительно подскакивает, желая остановить её, но всё же не успевает. Уже второй раз они оказываются настолько близко друг к другу. Мягко обхватив запястье наложницы в неудачной попытке сохранить тайну, Амен виновато ищет её взгляд и находит его… на своих губах? Нужно немедленно разжать пальцы, отпустить её. Не выходит. Лучше бы Санере прямо сейчас закричать, как это делают девы в беде, отвесить ему отрезвляющую пощёчину, вырваться. Но она лишь смотрит, и это хуже любой известной охотнику пытки. Так близка и так далека.       Не смотря на довольно высокий рост, ей все же приходится приподняться на носочках, чтобы прошептать ему прямо в губы одно-единственное слово, на которое охотник был готов променять свою жизнь.       – Тадла.       Знал ли наставник? Ученик размышляет совсем о другом. Повелитель уже отдал приказ: задержать наёмника любой ценой, вернуть во дворец. Нет, он не был преступником или пленником Египта, напротив, уважаемый и почитаемый – Тафукт, Алое Солнце, справедливейший человек, вершитель воли несу-бити. Отчего же ни награды, ни титулы не могли заставить его остаться? Даже самый преданный из учеников – не может…       – А она согласится? Ваша дочь… Тогда, может, вы вернё… – наивные надежды рушатся с новым замахом, не позволяющим договорить, силы на исходе, а тело предательски тяжелеет под шквалом атак.       – Потешаешься над стариком? Конечно же, нет. – неуёмная энергия противоречила словам о старости. Предвидя исход поединка, мужчина отбрасывает «орудие», поворачивается спиной. Амен впервые видит обречённость и печаль в его жестах, от которых становится не по себе. – Если меня не станет… Кто защитит Тадлу здесь? А в пустыни? Отпусти меня…       – Останьтесь, я защищу её! Обещаю! – казалось, юноша смог содрогнуть небеса, и в тот момент даже Ях услышал отчаянный крик смертного, добровольно согласившегося разделить с кем-то незнакомым свою судьбу.