Исповедальная кабинка оказалась тесной с низким потолком, видимо, специально, чтобы исповедующийся был вынужден склонить свою грешную голову и вымаливать прощение на коленях.
Гарри, проклиная матом себя и свою импульсивность, опустился на колени и сел на пятки. Жёсткий деревянный пол причинял большое неудобство коленным суставам, а джинсы адски впивались грубыми складками в самые нежные места. Он, подумав немного, разулся, и сидеть стало удобнее. Ещё удобнее было бы снять и штаны, но скорее всего святой отец не оценил бы такого стриптиза от человека, пришедшего каяться.
Ожидание было утомительным, а кабинка раздражающей. Гарри подумал, только идиот может прийти сюда, особенно, если учесть, что этот идиот — волшебник. В кого он собирался уверовать?
Ладно, успокоил себя, он пришёл просто рассказать всё человеку со стороны. Словно психологу, с которыми у Гарри общение никогда не задавалось.
После войны он проходил терапию у целителя разума, да они все проходили — Рон, Гермиона, Невилл, Джинни, Луна и остальные ребята. Но змеиные красные глаза преследовали Гарри во снах слишком долго, и даже сейчас случалось периодически, что он просыпался в холодном поту от самого страшного кошмара в его жизни — лорд Волдеморт возродился снова, остался какой-то крестраж, о котором не знали ни Гарри, ни Дамблдор. После таких снов настроение было подпорчено на целый день, и даже Джинни не решалась трогать Гарри в таком состоянии.
Что он сейчас расскажет священнику? Эта идея с каждой минутой казалась всё более глупой. Гарри уже хотел позорно сбежать, но было поздно: скрипнул пол во второй половине исповедальни и в узорном оконце мелькнула человеческая фигура. Шелест чёрной сутаны, сладкий запах ладана, смешанный с тонким ароматом парфюма — вот что коснулось органов чувств Гарри.
Он втянул носом воздух.
Dior? Почему-то это сильно удивило Гарри, хотя, кто знает пристрастия священников? Эта мысль засела в его голове занозой. Он даже хмыкнул про себя — ладан и Dior —
необыкновенное сочетание для святого отца.
Узорное окошко не позволяло разглядеть лицо и фигуру священника полностью, глаза выцепляли лишь отдельные детали — аккуратная борода, чёткая линия челюсти, родинка на щеке, крутой завиток жгуче-чёрных волос, тёмные глаза и отсутствие морщин говорили о том, что святой отец молод и, вероятно, симпатичен.
Исповедь вновь показалась Гарри глупой затеей, пожалуй, он извинится сейчас и просто свалит отсюда.
Отец Томас сел на стул, предназначенный для священника, и картинка в маленьком отверстии решётки замерла для Гарри аккурат на родинке на щеке. Он преодолел глупое желание прильнуть глазом к окошечку и дособрать пазл, узрев полностью лицо святого отца.
— Доброго дня, — поздоровался отец Томас низким бархатистым голосом, который Гарри уже слышал на проповеди. — Как тебя зовут?
— Я… — Гарри уже хотел выпалить, что он уходит, но священник словно прочитал его мысли и перебил.
— Я чувствую, ты хочешь уйти, и это твоё право. Но если ты оказался здесь, значит, в твоей душе что-то происходит. Сумбур, тревога, безысходность. Возможно, близкие люди тебя не понимают, и ты сейчас одинок. Никто не узнает, если расскажешь, что гложет твоё сердце. Мы даже не видим лиц друг друга, у какого психолога возможно подобное? Так как тебя зовут?
— Гарри, — сорвалось с губ прежде, чем он успел подумать. А этот священник хитро ввернул свой вопрос.
— А я отец Томас, как ты уже наверняка знаешь, — Гарри почувствовал в интонации священника лёгкую улыбку. Он сместился чуть правее, и пол предательски скрипнул. Зато в окошке Гарри теперь видел мягкий изгиб верхней губы и пухлую нижнюю, обрамлённые ухоженной короткой бородой. — Вероятно, ты не веришь в Бога, но, может, ты поделишься мыслями, что привели тебя к нам, Гарри?
Голос отца Томаса приятно обволакивал, расслаблял и на удивление располагал к доверительному отношению.
Что он потеряет, если откроется? Не часть души же.
— У меня проблемы в семье, — храбро выдохнул Гарри, не отрывая взгляда от губ священника. — Мы с женой удочерили семилетнюю девочку и сейчас имеем проблемы с её адаптацией. Кроме того, она не любит общаться с другими и ведёт себя асоциально. Может причинить вред животным и своим сверстникам. Мы с женой ссоримся из-за этого.
— Можно подробнее про ссоры? Жена обвиняет, что ты, Гарри, не слишком привязан к приёмной дочери?
— Если бы! — порывисто воскликнул Гарри и почти вскочил на ноги, но больно ударился макушкой о низкий потолок. — Чёрт! Ой, извините!
Отец Томас рассмеялся низким глубоким смехом, от которого у Гарри по позвоночнику пробежали приятные мурашки.
— Не зови того, с кем не знаком, — его улыбающиеся губы обнажили ряд белых зубов с полупрозрачной кромкой. — Реальность может сильно удивить.
— Уж кто-кто, а чёрт или дьявол мне не страшен, я и похуже видел, — буркнул Гарри, но тут же прикусил язык.
— Был кто-то более неприятный, чем дьявол? Разве такое может быть? Человек всегда проиграет дьяволу.
— Я не могу назвать это чудовище человеком, ничего человеческого в нём не было, это серийный убийца и психопат, из-за которого я вырос сиротой и жил с родственниками, которые меня ненавидели! — распалялся всё больше Гарри.
Непонятно откуда взявшаяся потребность рассказать всё человеку, сидящему за тонкой перегородкой, развязала язык, вся горечь и боль, похороненные в душе, но не умершие до конца, вновь воскресли самым животворящим образом. Эта горькая кислота утраты родных и близких обжигала язык, а Гарри так хотелось поведать об этом хоть кому-то, кто не знал бы его знаменитого имени. Рассказывая всё целителям разума, его преследовала мысль, что он не имеет права жаловаться, ведь у каждого в магической Англии хоть один родственник да погиб в войне с Волдемортом. Целители понимали его боль, но носили подобную в своей душе. Они все были в одной лодке. И Гарри казалось постыдным плакаться таким же изломанным людям.
А этот маггловский священник не знал его истории, не участвовал в войне и вообще жил в другой стране, потому так притягательно и сладко было желание
пожаловаться отцу Томасу.
Чтобы получить
утешение.
Прощение, которое миррой прольётся на его голову.
— О, простите, — спохватился он. — Я хотел рассказать про дочь, но почему-то вывалил на вас целый ворох сумбурных бессвязных мыслей. Просто в моей стране была война, я участвовал в ней и потерял много родных мне людей. Этот маньяк убил не только моих родителей, но и друга, любимых преподавателей, крестного… да много кого, даже не могу перечислить, — ком в горле застрял так, что казалось Гарри умрёт от удушья прямо сейчас. — Моя жена воевала вместе со мной, мне кажется, отпечаток того, что с нами произошло, лёг и на нашу семейную жизнь. Знаете, будто нас прокляли, хотя, честно сказать, я не верю в это. Не верю в Бога, и мне даже не стыдно сейчас говорить вам об этом. Если бы Бог существовал, он не допустил бы всего этого.
— У одиноких детей есть две дороги, одна ведёт к Свету, другая ведёт во Тьму, — заговорил священник. — Но этих детей объединяет одно — рана вместо сердца. Рана, что беспрерывно кровоточит, но чем заткнут её, зависит только от выбора самого человека. Что есть Бог? Аморфный бестелесный эфир, сидящий на облаке? Нет, так думают обыватели. Бог внутри каждого из нас. Это некий Абсолют, к которому мы стремимся, и который может довести либо до пропасти, либо до Вечного царства, — проникновенный голос лился мёдом в уши. — Какой же твой абсолют,
Гарри?
— Вы необычный священник, отец Томас, — задумчиво ответил Гарри. — Разве ваши слова не являются богохульством? Кажется, я даже не знаю, в какую церковь пришёл. Что за религию здесь исповедуют? Я не слышал про бога Абсолюта ещё никогда.
Святой отец снова рассмеялся мелодичным смехом, и Гарри ненароком подумалось, а не грешно ли иметь такой смех?
— Абсолют, Гарри, это не бог. Это некая основа, на которой держится твоё личное мироздание. Знаешь, у меня складывается ощущение, что за сегодняшний час мы не найдём путь решения твоей проблемы, ибо в твоей душе слишком сложно переплетены все чувства и эмоции. Может, ты попробуешь приходить ко мне на регулярной основе?
Отец Томас говорил так, словно будущие исповеди уже решённое дело.
Впрочем, Гарри был не против. Выговорившись, стало легче, несмотря на то, что это всего лишь вершина айсберга.
— Я приду.
— Тогда жду тебя в пятницу, — губы святого отца дрогнули в улыбке. — Лучше будет, если ты наденешь более удобную для исповеди одежду.
Отец Томас зашелестел сутаной, аромат духов вновь донёсся с колебанием воздуха, а остаточные нотки ладана, когда он ушёл, всё ещё сидели на обонятельных рецепторах Гарри.
Резкий уход святого отца показался снегом в июле, Гарри словно поманили желанным утешением, но в последний момент забрали из-под носа, оставив лишь надежду на будущее.
В смятенных чувствах он покинул кабинку.
Чадили свечи, доносились величественный звук органа и пение мальчишеского хора.
— Возьмите цветок, молодой человек, — женщина с кипой белых лилий стояла на выходе и раздавала по цветку каждому прихожанину. — Засушите и положите под подушку, цветы освящены.
Гарри не смог отказаться и взял одну лилию.
На город опустились сумерки, Гарри, спотыкаясь, спустился со ступеней церкви и вдохнул свежий воздух. Неподалёку располагался заброшенный погост с кривыми чёрными деревьями. Вороны раскричались так, что почти заглушали звон колоколов, возвещающий о вечерней службе.
Наверное, отец Томас ушёл на проповедь, ведь не обязан же сидеть с Гарри всю ночь, слушая его рассказы? Возможно, на исповедь отводится час или ещё какое-то конкретное время. Первым порывом было вернуться в церковь и остаться на проповедь, чтобы разглядеть получше лицо того, кому Гарри приоткрыл кусочек своей жизни, но, подумав, что уже поздно, а дома ждут Джинни и Кей, он добрался до укромного местечка на старом кладбище под сенью скрипучего дерева и аппарировал.
На вилле было тихо, заглянув сначала в детскую и убедившись, что Кей спит крепким сном, Гарри вернулся в спальню.
Джинни тоже спала, её рыжие волосы разметались по подушке, а лицо даже во сне оставалось нахмуренным.
Снимая одежду, Гарри ещё ощущал аромат ладана и горящего воска, а фантомным воспоминанием пробирался Dior.
Данный факт почему-то не давал покоя, словно перед его лицом махнули загадкой, а Гарри всегда тянуло их разгадать. Этот контраст святости и дороговизны парфюма отца Томаса зудел в мозге. Не такого священника Гарри ожидал встретить в итальянской церкви близ Ватикана. С другой стороны, откуда он может иметь понятие, какими бывают маггловские священники? В его детстве они были старыми с большими животами, лысыми и не очень приятными. Гарри никогда не нравилось посещать церковь с тётей Петуньей. Впрочем, Дадли тоже.
Он положил лилию между страниц какой-то книги по основам зельеварения и отправился в душ.
Неизвестно, сколько времени Гарри простоял под тёплыми струями воды, думая о сегодняшней встрече, но глаза уже закрывались сами собой, подчиняясь нахлынувшей усталости.
Он, быстро вытеревшись полотенцем, дополз до кровати и брякнулся, укладываясь под тёплый бок Джинни. На какое-то мгновение ему стало казаться, что жизнь может наладиться, завтра он проснётся, а у них счастливая и полноценная семья.
***
Утром Гарри проснулся, но семья не стала счастливой по мановению волшебной палочки, даже несмотря на то, что они маги. Джинни закатила скандал, когда Кей опрокинула горячий кофе ей прямо на новое платье.
— Гарри, надо что-то делать! — выговаривала она Гарри, додумавшись делать это не при Кей. — Ты видишь, она специально меня изводит!
— Любой ребёнок может опрокинуть кофе, не преувеличивай.
— Да я ещё преуменьшаю! А ты ничего не делаешь с её поведением! Вот она и думает, что ты потворствуешь её капризам! — лицо Джинни покрылось некрасивыми красными пятнами. — Где ты вчера был вообще?
— Гулял, — уклонился от ответа Гарри. — Нужно было проветрить мозги от наших ссор.
— Проветрил? — насмешливо спросила Джинни. — Я не заметила, чтобы что-то изменилось.
— Джин, не начинай. Лучше сделаем ещё несколько шагов к семейному сближению. Давайте в зоопарк что ли сходим. Пока ездили по целителям, так и не успели толком ничего посмотреть в Италии. А то мне скоро на работу уже выходить.
Джинни горестно вздохнула.
— Ладно, пойдём.
Они долго тряслись в маггловском трамвае, прежде чем добрались до городского зоопарка. Джинни недовольно ворчала, а вот Кей, наоборот, с любопытством разглядывала сменяющиеся виды за окном, и её лицо светилось любопытством.
Кей нравилось абсолютно всё; как догадался Гарри, в зоопарке она была впервые, в приюте такими вещами детей не балуют. Кей переходила от вольера к вольеру и подолгу рассматривала разных животных. Хищниками она полюбовалась, над обезьянами посмеялась, мимо птиц равнодушно прошла, восхитилась громадой слона, а вот у террариума остановилась надолго.
Джинни ушла покупать билеты на представление дельфинов, а Гарри приблизился к Кей.
— Мужчина, не хотите приобрести питомцев для дочери, — какой-то толстяк прикатил к ним телегу, на которой стояли маленькие террариумы с ящерицами, лягушками и хамелеонами. — Вижу, девочка интересуется.
— Ой, спасибо, не нужно, — вежливо отказался Гарри, но Кей дёрнула его за рукав.
— Папа, может, купишь вон тех ящерок?
В стеклянном заточении сидели две коричневые прыткие ящерицы с пятнами на гладких спинках. Гарри хотел было отказать в просьбе, но, увидев неподдельный интерес, сдался.
— Давайте. Почём?
Расплатившись с продавцом, Гарри взял стеклянную банку с питомцами и скептично посмотрел на них.
— Папа, дай мне. Я сама буду носить банку.
Гарри отдал подарок Кей, и она крепко вцепилась в стеклянную тару.
— Мы ещё вон там не видели животных, — он увёл дочь к следующим террариумам.
К его глубокому отвращению там жили удавы, Гарри со времён войны не переносил змей, вспоминая омерзительную кровожадную Нагайну.
Он отвернулся и отвлёкся на проходящих мимо детей, которые звонко щебетали и поглощали сладкую вату, липшую к их щекам и пальцам.
—
Давно сссо мной никт-т-о не раз-з-з-говаривал.
Гарри аж подпрыгнул на месте — змея явно говорила на своём языке, но ведь он не обращался к ней. Он резко повернул голову, и его глаза чуть не вылезли на лоб.
Кей стояла вплотную к стеклянной стенке террариума, глядя прямо на змею, которая разговаривала.
Рот Кей открылся, и она прошипела:
—
Меня з-зовут Кей, а т-т-тебя?
Гарри дёрнул её за руку, обращая внимание на себя.
— Кей, детка, — начал он дрожащим голосом, — давно ты умеешь разговаривать со змеями?
— Всегда умела. Но другие дети в приюте не умели! — задрала гордо нос Кей. — Я же говорила, я — особенная. Папа, а ты умеешь?
— Д-да, — у Гарри не попадал зуб на зуб от нахлынувших флешбеков и иррационального страха.
— Значит, ты тоже особенный! — радостно возвестила Кей. — А мама может? — спросила она, уже чуть нахмурясь.
— Нет, — покачал головой Гарри. — И давай мы ей не будем ничего говорить, хорошо? Это будет наш с тобой маленький секрет. Ты же умеешь хранить секреты?
— Конечно, — важно надулась Кей. — Я ничего не скажу, папа.
Холодными негнущимися пальцами Гарри провёл по волосам Кей, силясь отогнать на время тревожные мысли, чтобы Джинни, вернувшаяся с билетами, ничего не заметила по его лицу.
Это просто язык змей, это ничего не значит, повторял он про себя, пытаясь успокоиться.
Парселтанг не делает человека тёмным и злым волшебником. Если Гарри и не повезло со знакомством с одним таким магом, это не означает, что другие тоже злые. Он и сам сохранил способность говорить со змеями.
Но он-то не по своей природе знал его.
Откуда в Кей такой дар? Целители говорили, что она пропитана тёмной магией. Может, это как-то связано с войной? Кто были её родители? Наверняка это какое-то проклятие повлияло. Гарри срочно нужно полистать древние фолианты, может, найдётся ответ на вопрос.
Но нельзя, чтобы Джинни узнала о способностях дочери. Это ещё больше убедит её сдать Кей обратно в приют, но Гарри не сможет этого сделать, так сильно уже привязался к девочке.
Он обязательно найдёт все ответы и убережёт Кей от мрачного будущего.
***
Гарри не находил себе места, Кей спала, Джинни открыла себе развлечение в виде маггловского телевизора и какой-то развлекательной программы, а он сидел на кухне, прикусывая кожу вокруг ногтя. Не было ни единой души, с кем Гарри мог поделиться наболевшим. Гермиона и Рон отпали сами собой в связи с инцидентом (надо бы послать им письмо), а Джинни он не доверял так, как раньше; он остался совершено одинок.
Вспомнился вчерашний вечер и расслабляющая атмосфера церкви. А что, если он придёт сегодня, а не в пятницу? Вроде страждущим не отказывают в исповеди?
Гарри безумно хотел исповедаться ещё, вчера было мало, слишком мало. Хотелось, чтобы его выслушали, поняли, не осуждали, не отчитывали, а просто оказали поддержку в трудную минуту жизни.
Предполагает такое исповедь? Или он должен наоборот утонуть в своих переживаниях, чтобы очистить душу?
Что там подразумевает религия?
Гарри не знал.
Но кто помешает ему узнать?
Он поспешно засобирался, натягивая чистую футболку.
— Ты куда-то уходишь? — удивилась Джинни.
— Вечерняя прогулка, — пожал плечами Гарри как можно беззаботнее. — Скоро вернусь, не скучай.
Он поспешно обулся в первые попавшиеся кроссовки, взял ключи и практически выбежал из дома.
Что заставляет людей ходить в церковь?
Кажется, у Гарри начал формироваться ответ.
